А вы когда-нибудь мечтали? Ну что за глупый вопрос! Конечно, каждый о чем-то да мечтает. Я вот всегда мечтала о собаке, но моя мама была против содержания в доме животных. Иногда на зиму папа приносил в клетке щегла или репела, а в мае-июне выпускал их, тогда целую зиму я была счастлива от общения с крошечным пернатым любимцем. Как сокровенное таинство каждый раз я принимала уход за пичугой, с удовольствием чистила её клетку, наливала воду и подсыпала семян. Мама ворчала на нас, потому что шелуха от семян и мелкие пёрышки разлетались за пределы клетки, а она очень любила чистоту. Но мы с папой завороженно смотрели на нашего любимца. Папа насвистывал, а щегол отвечал ему – так они общались. Мы наблюдали, как он клевал зёрнышки или как, держа лапками семечко, клювом проворно шелушил его и склёвывал вкусное ядрышко.
- Пап, а почему он щегол?
- Как почему? Потому что щегол.
- Почему щегол – это щегол? – не унималась я.
- Ну, вот видишь, головка у него красненькая, а на крылышках яркие жёлтые полосочки – красивая птичка. Ну, то есть он щеголяет своим нарядом, опереньем значит. Понимаешь?
- Не-а, как это щеголяет?
- Красуется, значит, - щеголяет, поэтому и щегол, ну как щёголь. Понимаешь?
- Теперь понимаю. Воображает из себя, что самый красивый!
- Хм,- улыбается отец, - можно и так сказать.
- Пап, а попроси его спеть, - пристаю я к отцу, потому что сама свистеть не умею.
Папа насвистывает какую-то незатейливую мелодию. Птица прислушивается, смотрит на нас внимательно: то на меня, то на отца. Он снова насвистывает, щегол опять внимательно слушает, потом берёт ноту, пробует и разливается трелью своей песни. Звуки в его маленьком горлышке переливаются, словно жемчужное ожерелье. Даже папе так не суметь, сколько ни старайся.
Когда щегол попривык к своей клетке, отец стал понемногу выпускать его полетать по комнате. А щегол перелетал с люстры на ковёр, с ковра на шкаф, оттуда на спинку стула, потом опять на люстру.
- Зачем это вы щегла гоняете по комнате? – сердилась на нас мама. – От него мусору будет по всей комнате, а мне потом убирай!
- Мам, ему ж скучно всё время в клетке, ему же полетать надо, - заступалась я за птицу.
- Ему сейчас, значит, весело, они тоже веселятся, а я за ними потом убирать всю квартиру буду.
- Да мы сами всё уберём!
- Вот сами и будете убирать!
Папа засвистел, и щегол ответил ему переливами своей щегловской песни.
- Мам, послушай, как красиво поёт щегол!
Она присела к столу и, улыбаясь, смотрела на устроившегося на люстре красавца, который давал концерт для благодарных слушателей. А мы любовались его нарядом и восторженно слушали птичий ноктюрн.
Папа потихонечку поднялся с пола, протянул руки к люстре и осторожно взял щегла, чтобы посадить в клетку.
- Пап, дай я его поглажу!
- Осторожно, одним пальчиком только.
Я осторожно гладила красные пёрышки на голове щегла, отчего тот жмурился.
- А можно я сама посажу его в клетку? – я протянула сложенные лодочкой ладошки.
- Ну, держи, только осторожно, не сдавливай птичку, - папа аккуратно переложил в мои ладошки щегла, и я почувствовала маленькое мягкое тельце в своих ручках. Папа взял клетку с подоконника и опустил её ниже, чтобы я не тянулась к ней и не повредила как-то птичку. Я чувствовала, как трепещется сердечко маленького певца, и успокаивала его: «Не бойся, сейчас я отпущу тебя в твой домик». Но руки мои с птицей не помещались в открытое отверстие клетки. Я попыталась убрать одну руку, щегол воспользовался этим и выпорхнул из разжатых ладошек.
- Ой! Пап, я не хотела.
- Ну вот, упустили щегла! Как теперь-то ловить будете? – смеялась над нами мама.
- Ничего, пусть ещё немножко полетает, успокоится, потом я его незаметно поймаю и посажу в клетку, - сказал папа.
А щегол опять перелетал с места на место, кружа по комнате. Мы с папой, задрав головы кверху, сидели на полу, а мама всё так же на стуле за столом, и все вместе наблюдали за птицей, стараясь не двигаться, чтобы не напугать её ещё больше. Потом мама встала и вышла из комнаты, а папа стал насвистывать, только щегол не откликался, он был напуган и не хотел петь. Но через некоторое время птица успокоилась, уселась на люстру, словно на ветку, и стала чистить пёрышки. В это время папа тихонечко встал, бесшумно приблизился и схватил щегла. Я уже стояла с клеткой, подставляя ему открытую дверцу. Поднеся руку к отверстию клетки, папа разжал пальцы, и пернатый щёголь вылетел прямо в свой домик.

В 15 минутах езды на электричке, сразу за городом, была наша дача – маленький домишко в окружении яблоневого сада и небольшого огорода. Возле дома находился колодец, а за ним возвышалась цистерна, в которую накачивали из колодца воду для полива, чтобы она там согрелась под солнечными лучами. Я очень любила нашу дачу, наш крошечный домик с маленькой кухонькой и одной комнатой. В домике жили мыши, но мы их не видели, они прятались от нас. А под полом жил ёжик Тишка, по ночам он бегал по саду и поедал червяков и слизней – это самая вкусная еда для ежей. Мы оставляли для него молоко в блюдце, которое ставили рядом с крылечком. Мне очень хотелось, чтобы Тишка жил у меня дома, но мама не соглашалась, она говорила, что еж – дикое животное, поэтому он должен жить в природе. Я очень-очень упрашивала, и тогда она согласилась взять Тишку в гости на пару дней.
Мы с папой подманили ежа молоком, и, когда он вылез из-под дома, папа аккуратно взял его полотенцем. В город Тишка ехал в сумке. Я всё время смотрела на него и пыталась погладить, но Тишка от каждого моего прикосновения вздрагивал и фыркал.
Клетки у нас не было, поэтому поселили ежа на кухне и держали дверь в кухню всё время закрытой. Тишка быстро освоился, нашёл себе укромный уголок и спрятался там от нас. Вечером мы больше не видели его, а на ночь оставили ему молочка в блюдце, а рядом мама поставила ещё одно блюдце, в которое положила несколько кусочков яблока и мяса. Мы выключили на кухне свет и ушли спать. Вот только выспаться нам не удалось. С наступлением темноты колючий хищник вышел на охоту. Без ложного стеснения он обследовал каждый сантиметр кухни, съел всю приготовленную для него еду и от скуки стал бегать, звонко цокая коготками по доскам пола, передвигая миски и что-то роняя. Мы несколько раз просыпались, подходили к кухонной двери, включали свет и смотрели сквозь дверное стекло. Но Тишка каждый раз прятался от нас.
Наведя утром на кухне порядок после ночного буйства колючего проказника, мама строго сказала, что второй бессонной ночи она не выдержит, к тому же она устала отдирать от пола ежиные экскременты, поэтому ежа надо вернуть в его естественную среду обитания сегодня же. Пришлось ей подчиниться. Мы отыскали ежа под шкафом, аккуратно достали его, подталкивая веником, и таким же образом – с полотенцем в сумке – отвезли дневной электричкой обратно на дачу.
Тишка был очень рад возвращению к себе домой. Сначала несколько секунд он лежал в траве, свернувшись клубочком, но потом показал свой носик, повёл им из стороны в сторону, распрямился и побежал под домик.
Пару месяцев потом мы не встречали нашего Тишку. Но как-то поздним августовским вечером из-под нашего дачного дома вышел Тишка, а за ним пять маленьких ежат, его деток. Тогда мы поняли, что Тишка была девочкой и теперь она стала мамой.
Прошло, наверное, с полгода после того, как у нас гостил ёж. Мама мыла пол и вдруг как вскрикнет – это она уколола палец обо что-то очень острое. Мы с папой прибежали на кухню узнать, что случилось. Мама потрясла тряпку, и с неё упала ежиная колючка. «Ну вот, это Тишка привет свой нам оставил», - сказал папа. Мама подняла иголку с пола и отдала мне: она была с одного конца тёмно-серая, а с другого светлая, почти белая. «Надо сохранить Тишкин привет, - сказала мама, - положи её в вазочку в серванте». Я отнесла иголку в комнату, где находился сервант, в котором за стеклянными дверцами стояли чайный сервиз и хрустальная вазочка. Эта иголка хранилась в той вазочке многие годы, пока мы не выросли и не уехали из родного дома.

Вечером после работы в гости зашли тётя Валя с Димой. Он учился в одном классе с Таней, во втором "Б". У Димы в руках была трёхлитровая банка, на дне которой лежала вата.
- Что это у вас в банке? – спросила мама.
- Это Хомка, - ответил Дима.
- Что ещё за Хомка? Да где он? Я только вату вижу.
- Да, где хомяк? – подошли Таня с Олей, её сестрёнкой, которая была младше на пять лет.
Тётя Валя с Димой разулись в прихожей и прошли в большую комнату, или залу, как её на старинный манер назвали мама и тётя Валя. Там Дима поставил банку на стол и стал рукой ковыряться в вате, затем достал какой-то бело-розовый комочек и положил его на стол. Комочек открыл красные глазки, повёл розовым носиком и пошёл изучать местность. Все стояли вокруг стола и смотрели на Хомку.
- Ой, маленький какой! – удивилась Оленька. – А что он кушает? Ему можно морковку?
- Можно. И морковку можно, и яблочки, и семечки.
- Тань, принеси Хомке морковку и яблочко, - попросила мама.
Таня сбегала на кухню, помыла и нарезала кусочками морковку и яблоко. Перед хомяком поставили тарелочку с угощением. Хомка подошёл поближе, потянул носиком, подвигал ушками, не найдя ничего опасного, он быстро подбежал к тарелочке и прямо лапками забрался в неё. Там он уселся на задние лапки, а передними стал брать кусочки и заталкивать их целиком в пасть. Кусочки быстро исчезали за щёчками, отчего они становились всё больше и больше. Хомка спрятал за щёки всё угощенье. Казалось, щёки стали больше тела хомяка.
- Ого! Вот это он даёт! Вот жадина!!! – смеялись дети. Мама с тётей тоже смеялись.
- Тёть Вер, он ещё семечки любит. У вас семечки есть? Знаете, как смешно он лапками держит и грызёт! – рассказывал Дима.
- Нет, семечек у нас сейчас нет.
- Жаль, а то бы посмотрели, как он грызёт.
Дима взял Хомку одной рукой и положил в банку, а банку приподнял над головой так, что стало видно дно. И все стали смотреть сквозь стеклянное дно банки, как Хомка, закопавшись под вату, начал все свои запасы из-за щёк доставать, выталкивая кусочки яблока и морковки лапками. Опустошив щёки, он сел на задние лапки, передними взял один кусочек, поднёс к мордочке и стал понемногу откусывать и пережёвывать угощение.
- Смотри, смотри, мам, Хомка яблоко хрупает!
- Мам, давай тоже хомячка заведём!
- Правда, мам, посмотри он в банке помещается. Мы будем сами за ним всё убирать, сами будем его кормить.
Но мама промолчала на просьбу дочек. Тётя Валя хитро смотрела на маму, на девочек и улыбалась.
- Тёть Вер, правда, он, видите, какой маленький, он больше не вырастет. И ест он немного, только в щёки сначала набьёт еды, а потом вон всё выплюнет и подъедает.
- За хомяком, если плохо следить, то знаете, какая вонь будет. У вас и так зверьё не переводится. Вон какой аквариум с рыбками стоит! Мало что ли рыбок-то? За ними тоже уход нужен, - не уступала мама.
- Ну мы же сами с папой всё делаем: и воду отстаиваем, и стёкла чистим, и кормим. И за хомяком тоже сами будем следить! – аргументировала старшая Танюша.
- Мам, правда, мы хорошо будем следить, от него не будет пахнуть нисколечко, - вытянув губки уточкой и сложив ладошки на груди выпрашивала маленькая Оленька.
- Ой, да заводите вы, кого хотите. Только где вы его возьмёте, хомяка-то?
Тётя Валя рассмеялась тому, как быстро сдалась на уговоры детей мама.
- Ну, где, где? Где вот Дима нашёл, оттуда и вам принесёт, - смеялась она.
- Димка, а где хомяка взял? – интересовалась Таня.
- Это мне друг дал. У Кольки хомячка народила шесть штук, они уже подросли, потому что быстро растут, он всех и раздал. Мам, а у Кольки больше нет.
- Пока нет, скоро опять будут, - сказала тётя.
Мама с тётей ушли на кухню чай пить и разговаривать, а дети остались в комнате. Они снова достали хомяка и позволили ему сначала побегать по креслу, потом по дивану, затем по очереди посадили хомяка себе на плечо и походили с ним по комнате, а потом Таня с Олей натащили разных кукол и медведей и устроили на полу для хомяка загон из игрушек и выпустили его туда. Хмяк осваивал местность, перебегая от куклы к медведю, пробовал их на зуб, чем очень веселил ребят, а потом выбежал на середину импровизированного загона, сел на задние лапки, а передними стал умываться, а потом чистить свою шубку. Дети визжали от удовольствия.
Когда тётя Валя с Димой ушли, забрав с собой Хомку, Оля с Таней весь вечер думали, какого хомяка они заведут и где будут его держать, чем будут кормить и как по очереди за ним ухаживать.
Оказалось, что в их доме у одной девочки, которая училась на год младше Тани, у Иринки тоже был хомяк, но другой, не такой, как у Димы. Мама Ирины с тётей Валей вместе работала, та и рассказала, что Дима завёл хомяка, вот Иринкина мама тоже решила сделать подарок дочке, купила в зоомагазине джунгарика – это маленький джунгарский хомячок, у которого пузико беленькое, а спинка тёмная от коричневого до почти чёрного. Это была милая хомячка Сонька. И дети решили подружить Соньку с Хомкой, чтоб им не скучно было. Сначала Сонька пожила в гостях у Хомки, потом Хомку принесли в гости к Соньке. Хомяки мирно уживались друг с другом, казалось, они действительно подружились. А недели через три у Соньки родились маленькие хомячата, шесть штук. Сначала они были розовые, совсем без шерсти, но через неделю они уже стали подрастать, покрываться шёрсткой, и становилось понятно, что народилось два бело-розовых, похожих на Хомку, и четыре рыженьких, похожих на Соньку, хомячка. А ещё через месяц Иринка раздала своих хомячков соседским ребятам.
Это было какое-то хомяковое поветрие, потому что у всех детей появились дома банки, аквариумы, клетки с хомяками. Дети теперь не просто выходили гулять, а выгуливали в траве своих джунгариков и альбиносов. Жаль, не разрешали приходить в школу с хомяками, а то, смотришь, у нас были бы учёные хомяки.

Папа купил ружьё, подержанное, двуствольное, чтобы ходить на охоту. Оно было украшено чеканной накладкой, хранилось в плотном кожаном чехле. В подготовке к охоте папа разрешал участвовать своей старшей дочке, которой уже исполнилось десять лет. Танюша мерными приспособлениями начиняла патроны порохом и дробью, перекладывая их картонными кружочками, которые заранее сама вырезала, затем свечным парафином запечатывала начинку патрона. Всё это она делала вместе с папой. Он научил её чистить дула ружья, а однажды за городом один раз даже разрешил ей выстрелить из ружья. Это было очень сложно: ружьё было велико и тяжело, поэтому Тане неловко было удерживать его, плотно прижимая к плечу, не опуская дула вниз, отчего ноги её согнулись в коленях. При этом надо было ещё держать мишень на мушке, что было почти нереально. Но когда Танюша спустила курок, прогремел оглушающий выстрел, отдачей от выстрела ей больно ударило в плечо, которое потом долго ныло. Дома после охоты, когда папа доверял дочери чистить дула, она незаряженное ружьё старалась удержать навесу, крепко прижимая приклад к плечу, но это было сложно для её слабых ручек.
На охоту папа ходил с другими мужчинами-охотниками, детей не брали. У некоторых охотников были собаки. Папа тоже мечтал об охотничьей собаке. И вот как-то зимним утром, в один из выходных дней папа задержался после ночной смены, а работал он машинистом. Таня с сестрёнкой уже проснулись и позавтракали, и тут раздался дверной звонок. Девочки вскочили из-за стола и побежали наперегонки открывать дверь папе. Входя в квартиру, папа как-то странно сутулился, придерживая свою рабочую куртку у груди, которая сильно топорщилась.
- Знакомьтесь, это наша Тайга! – сказал он, вытащив из-за пазухи щенка русской гончей.
Девочки завизжали от восторга, даже расплакались. Перед ними, виляя рыжим хвостиком, на длинных лапах, немного приседая, обнюхивая новую обстановку, переминался четырехмесячный щенок. Девочки протягивали к нему руки, гладили ушки, спинку, хвостик, а щенок тыкался в них мордой и повизгивал, а потом сделал лужу. Мама принесла тряпку и вытерла лужу, а девочки пригласили собаку в комнату и стали играть с ней.
- Пап, а почему ты её Тайгой зовёшь?
- А что, хорошая собачья кличка – звучная и короткая.
- Тайга! Тайгуша! Иди ко мне, Тайга!
- Нет, ко мне иди, Тайга!
- Мама, Тайгу надо покормить!
- Вера, налей ей молока пока что, и надо поставить кашу с мясом сварить, - попросил папа маму.
Мама достала глубокую тарелку, подогрела молоко, чтоб собака не заболела, и угостила молоком Тайгушу.
- Пап, смотри, она лакает!
- И сколько ж ты за неё отдал? – спросила мама потихоньку.
- Так отдали.
- Как это так? Она беспородная что ли? Зачем она тебе?
- Не беспородная. Русская гончая, только выродок. Видишь, у неё нет тёмных подпалин, она вся рыжая, как лиса. Значит, выродок из помёта. Таких сразу убирают, а её пожалели, оставили, а теперь по случаю мне предложили. Ну, я, значит, того, взял. Всё равно для охоты собака нужна. Она на зайца, уток там поднять, самое то.
- А жить она где будет?
- Пока зима, холодно, значит, дома. Потом конуру для неё в сарае сделаю.
- Не дом, а зверинец. То щеглы, то ёжики, то приблудных котов домой тащите, у вас ещё на сто литров аквариум полный рыб, а теперь ещё и собака. Убирать за ней будете сами, - ворчала мама, но ворчала по-доброму, с улыбкой.
- Кормить-то её будешь? – усмехнулся папа.
- Кормить буду. Глянь, игручая какая, ласковая. Тайгуша, говоришь? Тайга, Тайга, иди ко мне, хорошая моя, дай я тебя поглажу, - собака подбежала к маме, виляя хвостом, поднимая сои вислые ушки. Мама погладила собаку, подняла её на руки, а та облизала ей щёку и нос. - Ну тебя, ласкушка, не облизывай меня! – мама ласково трепала мягкие ушки Тайги, чесала ей животик, потом опустила её на пол, ещё посмеялась неуклюжести длинноногого щенка и пошла на кухню варить кашу.
Больше всего с Тайгой занимался папа. Он её дрессировал, выгуливал, ходил с ней на охоту. Но Таня тоже выгуливала собаку, ходила с ней на стадион и по микрорайону. Оля иногда присоединялась к такой прогулке, но одна Оля не могла гулять с собакой, потому что была ещё маленькой, ей было всего пять лет.
Тайга прожила два года, а потом пропала. Папа как-то долго не возвращался с охоты, а когда вернулся, не принёс никакой добычи, был очень усталый и огорчённый и без Тайги. Это было странно, потому что после охоты он возвращался домой всегда с собакой. Мама сытно её кормила, а девочки с ней играли, потом она отдыхала в детской на коврике между кроватями девочек. Так вот Тайги с папой не было.
- Где собака? – первой спросила мама.
- Пап, где Тайга? – испугались девочки.
- Не знаю. Я несколько часов колесил по лесу, вокруг озера, вышел на поляну, опять всё обошёл, а её нигде нет. Сначала зайца повела, а потом скрылась, исчезла, пропала. Нет нигде. Думал, она вперёд меня домой вернулась. А её и здесь нет. Не знаю я, где она. Может, побродит и вернётся.
Оля расплакалась, мама ушла в комнату успокаивать её. Татьяна была взрослой, ей неприлично было реветь при всех, поэтому она закрылась в ванной и плакала там одна.
Утром следующего дня Таня проснулась от хлопнувшей входной двери – вернулся папа, он выходил во двор к сараю посмотреть, не вернулась ли Тайга – её там не было. Тогда он обошёл весь микрорайон, но её нигде не было. Папа ушёл на работу на весь день, а девочки ещё раз обошли все места, где гуляли с Тайгой, присматривались к каждой пробегавшей бездомной собаке, но Тайги не видели.
Так прошла неделя, другая, месяц, целый год. Дети каждый день обходили округу в поисках собаки. Отец стал реже ходить на охоту. Надежды на возвращение собаки уже не было. Дома решили, что собака могла забрести в какую-нибудь из ближних деревень, а там её могли посадить на цепь, ведь хорошая собака всегда нужна в деревенском доме. А Тайга была хорошая: умная, добрая, ласковая и очень красивая – мех у неё был рыжий-рыжий, как у лисы, а на грудке белый галстучек. И вот, когда её уже совсем не ждали, субботним вечером, когда девочки смотрели по телевизору передачу «Спокойной ночи, малыши!», дверь распахнулась и в квартиру вбежала Тайга, а за ней вошёл счастливый и очень взволнованный папа.
- Тайга! Ура! Тайгуша, милая, где ты пропадала?!
- Тайга, Тайгуша, где ты была?! – бросились к ней с объятьями девочки. Собака взвизгивала, припадала на передние лапы, подпрыгивала, беспрерывно махала хвостом, ложилась на спину, вскакивала, облизывала солёные от слёз щёки и носы девочек, припадала к ногам мамы, словно прося прощения, металась от девочек к маме, папе и наконец устала, успокоилась в объятиях родных людей.
- Господи, где ж ты её нашёл? – спросила мама, смахивая слёзы. – Глянь какая исхудавшая, грязная. На шее–то что у неё, верёвка что ли?
- Верёвка. Видишь, видно, перегрызла, убежала. Год не была, а дорогу домой вспомнила, нашла. Наверное, долго по лесам-болотом шаталась, вишь, как исхудала.
Так, обнявшись, они просидели какое-то время. Но было уже поздно, поэтому мама сначала быстро выкупала девочек, затем родители искупали собаку и оставили её ночевать дома.
Нет счастливее минуты, чем та, когда вся семья собирается вместе. Это был тот самый счастливый вечер.

История эта произошла в конце пятидесятых – начале шестидесятых годов прошлого века, мне её рассказала моя мама. Жили они в небольшом провинциальном городке Саратовской области, возле железной дороги и железнодорожной станции водоснабжения, в деревянном доме. При входе через сени сразу располагалась кухня, где стояла печь, тыльной стороной, выходившая в большую комнату, из которой шли ещё две маленькие комнатки. Обстановка в доме была простая, небогатая, как во всех семьях в послевоенное время. Мой дедушка, мамин папа, тогда работал начальником железнодорожной станции водоснабжения и как-то раз принёс с работы маленького беленького котёнка. Котёнок подрос и превратился в прекрасного большого пушистого кота, за что и был прозван Пушком. С мышами у него был короткий разговор, он им спуску не давал, они же старались на глаза ему не попадаться. Это был очень умный и добрый кот, даже, можно сказать, воспитанный. Только один недостаток был в его характере, который, впрочем, никак не проявлялся с домашними.
Сосед Василий работал на мясокомбинате, поэтому с мясными изделиями в его доме не было недостатка. Его супруга Тамара иногда по-свойски предлагала бабушке купить к празднику колбаски или вырезки, а мясо, тем более колбаса в те временя были дефицитным товаром, сложно было достать. Василий подворовывал – так делали все, кто работал на мясокомбинате. На кухоньке у них колбаса висела связками, а колбасный дух проходил сквозь открытую форточку и предательски манил к себе Пушка. Не раз Пушок прогуливался под заветным окошком в надежде, что и ему перепадёт колбасных обрезков. Уж как он обхаживал тётку Тамару, как ластился к её ногам, тоже пахнущим копчёной колбасой, только тётка Тамара Пушка не привечала, гнала, приговаривая: «Геть отсюда! Геть к себе домой! Ишь, колбаски захотелось? Колбаску заработать нужно! Ступай себе ловить мышей!» А у тётки Тамары был Рыжик, толстый рыжий кот, который каждый день лопал копчёную колбасу и вырезку просто так, без всяких там мышей. Несправедливо это казалось Пушку. Подкараулил раз Пушок Рыжика и устроил ему трёпку, чтоб не важничал. Разодрал ему ухо, шерсть клочьями летела. Вечером пришла тётка Тамара с работы, увидела возле крыльца белую и рыжую шерсть, своего раненого Рыжика, поняла, что это он с Пушком подрался. Пришла она к бабушке и дедушке и стала жаловаться на Пушка, чтоб держали его дома, а то он никому прохода не даёт, Рыжика покалечил. Пушок всё это слышал, всё он понимал, внимательно смотрел на хозяина, будто говорил: «Мол, Рыжик сам виноват – нечего каждый день задарма колбасу есть. А что ухо ему разодрал, так то в честной драке было, что ему, Пушку, тоже досталось, вон сколько шерсти Рыжик из него выдрал!» Слушали дедушка и бабушка, качали головами, посматривали на Пушка, а тётка Тамара не унималась: «Пусть лучше мышей ловит, а не по чужим дворам шастает! Следите за своим котом лучше, а то распустили!» «Тамара, но это ж кот, как ты ему объяснишь, чтоб он к вам не ходил и с Рыжиком твоим не дрался? Неужто он поймёт? Да и на работе мы целыми днями, как и ты с Василием, а девчонки в школе. Кто ж за ним следить-то будет?» - пыталась образумить Тамару бабушка. «Вот и держите его дома!» - не унималась соседка. «Ладно, Тамара, чего из мухи слона раздуваешь? Ну, подрались коты – дело обычное. На то они и коты, жизнь у них такая. Не будем же мы из-за скотины ссориться. И нашему от Рыжика досталось, вон, бок себе зализывает. Будет тебе шуметь-то. А на привязь его не посадишь, всё одно не усидит. Иди, Тамара, не шуми. Если опять к вам наведается, так гони его, а жаловаться не ходи. Ну что я могу с котом сделать?» - вмешался дедушка.
С тех пор соседи перестали предлагать бабушке колбасу и вырезку, оттого Пушок ещё больше рассердился на Тамару и Рыжика и решил не мытьём, так катаньем заполучить кусок заветной колбасы.
Раз приходит бабушка с работы, а на пороге лежит кольцо «Краковской» колбасы. Откуда вязалась колбаса на крыльце? Девочек не было дома, они после школы сделали уроки и ушли гулять с подружками. Бабушка занесла колбасу в дом и стала её рассматривать. Видит, будто колбаса прикусана, только прикус не человечий, будто след от острого клыка, наподобие как у Пушка. Ну, если это Пушок стащил колбасу у соседей, то надо молчать, а то Тамара и так злая на него. А тут и Пушок лёгок на помине, вот он – явился не запылился. Смотрит на бабушку, ждёт благодарности, аж прогнулся весь, замурлыкал и довольный такой! Бабушка взяла колбасу и к носу Пушка поднесла: «Говори, гадёныш, ты это у Тамары колбасу стащил? Твои это клыки?» А Пушок сыто облизнулся и отворотил морду: «Мол, ешьте сами, я больше не хочу.» «Ах ты ж бандюга! Ты же всех нас под монастырь подведёшь! Да если Тамара или Василий узнают, то не знаю, что и будет тогда! Да как ты посмел? Да что ж тебя дома не кормят что ли? Ведь ешь, хоть лопни! И то верно Тамара скажет: мышей иди ловить! Что ж мне тебя бить что ли теперь? И как я в глаза Тамаре и Василию смотреть-то буду, а?» - не унималась бабушка. Но Пушок не понимал, чего это хозяйка кипятится, он же ей копчёную колбасу принёс, «Краковскую», а она сердится. Ну не хочет, пусть не ест.
Вечером, когда вся семья была в сборе, бабушка за ужином рассказала про колбасу и про Пушка. Решено было закрывать кота в доме, пока все на работе или в школе. Скоро с улицы донёсся крик Тамары. Она кричала на Рыжика: «Ах ты тварь ненасытная! Вон жиром весь заплыл, а всё ему мало! Тебя не кормят что ли? Мало тебе обрезков дают? Морда ты наглая, сожрал целых две коляски колбасы! Один только хвостик и оставил!» Видимо, Рыжику крепко досталось от Тамары, потому что бежал он, не чуя под собой ног, удирая подальше от гневной хозяйки. А Тамара уже рассказывала соседке напротив, что, придя с работы, обнаружила пропажу колбасы, висевшей на дверце шкафчика, чтобы немного подвялиться. Василий говорит, что не убирал колбасу, а на полу валялся только хвостик от неё. Старуха тоже не брала, да ей и жевать-то эту колбасу нечем. А этот рыжий ходит довольный, облизывается! Тамара и поняла, что это он, её Рыжик слопал колбасу. «И как его морда не треснет?!» - заключила она.
На следующий день Рыжик ходил какой-то понурый, с поджатыми ушами, временами оглядываясь, как бы ему опять не прилетело от Тамары. А главное – за что? Он, честный, благородный кот, преданный своей хозяйке, был ни за что избит ею кухонным полотенцем вдоль спины и лишён колбасных обрезков. А ведь он ни в чём не виноват, не ел он той колбасы. Забыв про обиду на Пушка, Рыжик и ему пожаловался. Хитрый Пушок и виду не подал, что знает, из-за кого влетело Рыжику. Сидел смирно, внимательно выслушивая жалобы соседа и вылизывая шёрстку.
Прошло время, история уже и забылась, карательные меры по закрыванию Пушка в доме были сняты, он опять стал прогуливаться под заветным окошком, но с Рыжиком больше не дрался, наоборот, дипломатию развёл, какие-то общие интересы у них появились. Наверно, прошёл месяц, как опять бабушка нашла на крыльце наполовину съеденное кольцо колбасы, той же самой «Краковской». Оглядевшись по сторонам, чтоб никто не заметил, бабушка подняла колбасу и зашла в дом. Вечером она отругала Пушка и даже ударила его полотенцем. Огрызнувшись, Пушок спрятался под диван и не вылезал, пока не пришли с прогулки девочки, чтобы найти защиту у них. Вера и Валя любили своего кота, баловали его и всегда защищали, если родители его ругали. Вот и теперь он прошмыгнул к ним в комнату и запрыгнул к Вере на кровать. С работы вернулся дедушка, их отец, и бабушка рассказала о новой неприятности с колбасой. Ничего не поделаешь, пришлось возобновить домашний арест Пушка.
А у соседей опять разгорелся скандал из-за пропавшей колбасы и надкусанных ещё двух колец. Тётка Тамара по чём зря ругала Рыжика, старуху свекровь и Василия. Признаться ей теперь, что это проделки Пушка, было совсем невозможно, потому что она догадалась бы, что и в первый раз не Рыжик, а Пушок стащил у неё колбасу, тогда она на всю улицу, да что там улицу, на весь город ославила бы бабушку и дедушку, очернив их самыми ужасными словами, а дедушка занимал высокую должность, и ему это было совсем ни к чему.
Девочки теперь выгуливали Пушка на поводке, что ему очень не нравилось, но приходилось терпеть. Сидеть всё время дома и гулять на поводке через неделю Пушку очень надоело. Он стал какой-то беспокойный, стал безобразничать: разбил бабушкину любимую чашку, сорвал занавески, гоняясь за мухами, загнал под диван дедушкины тапки… Из воспитанного кота Пушок превращался в бандюгу.
Однажды, выходя в сад, бабушка неплотно прикрыла дверь в комнаты. Пушок протиснулся в кухню, а оттуда беспрепятственно вышел на крыльцо и убежал, пока его никто не видел, со двора. Его пропажу заметили только вечером, девочки пошли по улице искать Пушка, звали, но он не откликался.
Через день во время ужина в гости зашла тётка Тамара.
- Здравствуйте, соседи, - сказала она как-то сквозь зубы. – И где это ваш Пушок-то будет? – поинтересовалась она как-то ехидно.
- Здравствуй, проходи, соседка, садись к столу. Ой, Тамар, пропал Пушок-то наш, третий день домой не приходит, видно, загулял, - толковала ничего не подозревавшая бабушка.
- А знаете, ведь это ваш Пушок у нас колбасу-то воровал, это он, гадина, жизнь нам портил! – сообщила Тамара.
- Ну что ты, Тамара, как же это возможно? – остолбенела побелевшая бабушка, осознавая, что обман раскрылся.
- Вот же паскуда! Даром что начальственный кот! – не унималась Тамара.
- При чём здесь начальственный? Просто кот! – вмешался дедушка. – Если надо, мы возместим тебе за колбасу.
- Не надо мне ваших денег! Как же, возместят они! А я из-за вашего бандюги Рыжика своего зазря отлупила полотенцем, я с мужем и свекровью переругалась зазря! Кто мне это возместит?
Бабушка бросилась к серванту, там в большом заварочном чайнике от сервиза лежала последняя трёшка.
- Вот, Тамар, возьми! Сколь мы тебе должны? Хватит? Остальное с зарплаты отдам!
- Ладно, давай хоть трёшку, хоть чем-то покрыть убытки. А Пушка своего не ищите больше. Сегодня Василий застукал его с поличным, видел, как Пушок ваш с куском колбасы в зубах в нашей кухне на полу сидел. Как увидел Василия, так колбасу-то бросил, а что там от колбасы уже маленький хвостик только и остался, - и прыг на стол к окошку. Ну, Вася мой тоже шустрый, изловил он, значит, Пушка вашего. Тот его даже поцарапал, вот как выдёргивался из рук, но Вася его в мешок - и в машину. Ищи-свищи теперь Пушка, почти до Москвы увёз и в лес выпустил. Так что будем жить теперь спокойно. Ну, до свиданьица, соседи, видит Бог, плохого не хотели, - так сказала Тамара и ушла. Еще некоторое время все молчали, потом Вера заревела, потому что была младшая, всхлипнула и Валя – им жалко было своего любимого кота. Дедушка только и сказал: «Что уж, дело сделано».
Шло время, Рыжик опять зажил по-барски, ему вновь перепадали колбасные обрезки. Обида стала заглаживаться, но жалость к своему любимцу никуда не уходила. Никто не ласкался, не играл теперь с девочками, некого было обнять, потискать, уткнувшись в мягкую пушистую шёрстку. Да и как он, где он, Пушок-то? Жив ли, здоров ли? Хорошо, если его добрые люди к себе в дом взяли.
Прошёл месяц, другой, может, больше. На дворе стояла непроглядная осенняя ночь, накрапывал мелкий нудный дождик, мерно отстукивая по крыше и окошкам. Вдруг под окнами раздалось мяуканье. Валя разбудила Веру: «Слышишь, это Пушок вернулся!» Девочки вскочили из своих кроватей и побежали будить родителей: «Мама, папа, вставайте, надо дверь открыть, там Пушок вернулся!» - «Приснилось вам что ли?! Какой ещё Пушок?!» - ворчал спросонья дедушка. «Да наш Пушок! Папа, открой ему дверь!» «Может, и в самом деле наш Пушок? - сомневалась бабушка. – Но столько времени прошло, потом, как он дорогу-то к дому нашёл, ведь его на машине аж почти до Москвы увезли?» На улице кто-то слабо мяукал. «Ладно, мать, пойду посмотрю, может, правда, наш это Пушок,» - ответил дедушка, взял ключ и пошёл во двор.
В дом вошёл мокрый, грязный, тощий кот, шерсть на нём свисала клочьями. «Мя-мя-мяу,» - жалобно простонал он.
- Кто это? – удивилась увиденному бабушка.
- Пушок! Пушочек, бедненький, это ты?! – присев перед котом на корточки, навзрыд спрашивали Вера и Валя.
Кот шатался от голода и усталости, он упал к ногам девочек и закрыл глаза. Вера и Валя гладили мокрого облезлого Пушка, растирали кулачками слёзы по щекам и причитали: «Пушочек, хороший, бедненький наш! Ты молодец, ты нашёл нас, ты вернулся!» Бабушка достала из старого комода полотенце, передала девочкам, чтобы укрыли кота, налила в миску молока, накрошила немного булки и поставила у самой мордочки Пушка. Кот приподнялся, сначала легонечко, а потом с жадностью начал лакать молоко и заглатывать мягкий хлеб.
На следующий день девочки искупали Пушка и вычесали колтуны из его шерсти. Неделю кот отъедался и дальше двора никуда не уходил. Но постепенно освоился, пришёл в норму и вышел на прогулку, конечно же, сразу отправился навестить своего старого боевого приятеля Рыжика. По-свойски они поприветствовали друг друга ещё издалека, уловив в воздухе только им понятные сигналы запахов, из чего Пушок заключил, что Рыжика простили и его опять кормят колбасными обрезками. А Рыжик узнал, что Пушок много где побывал, много трудностей выпало на его долю, но теперь всё наладилось и он уже поправляется. Встретил Пушок и Тамару с Василием.
«Вась, глянь, не Пушок ли это? Ты ж его к Москве возил, неужели он дорогу домой нашёл? Вот бандюга!» - удивлялась тётка Тамара.
Нет, не было у этой истории трагического конца. Окно соседи стали закрывать на защёлку, поэтому Пушок больше не воровал у них колбасу. С Рыжиком дрались иногда, но только за право обладания сердцем очередной дамы-кошки. Прожил он довольно долгую счастливую кошачью жизнь и доставил немало радости своим хозяевам.