Светловолосый мальчик
(Подражание Маяковскому В.В.)

Где, тот мальчик?!
Светловолосый!
С глазами — озёрами!
Бездонными, чистыми,
Голубыми,
Искристыми!

Где тот мальчик?!
Что верил:
Дружба — вечна!
Любовь, как удар молнии!
С первого взгляда!
Навсегда! Навечно!

Нет его!
Сдуло ветром!
Как снег — под сапогами!
Как дым — в потолок!
Как душа взаперти,
Не помочь не спасти!

А кто вокруг?
«Друзья» - эгоисты!
Театр продажных артистов!
Ценности - стерли.
Понятия - выжгли.
Мир - обрушили.
Всё - разрушили!

Спасибо, люди!
Спасибо за смерть мечты!
Спасибо за то,
Что наивность убили!
Спасибо — за руины.
Спасибо — за мир без души!

Остался один.
Против жизни.
Против проблем.
Против пустоты.
Кому доверять?
Кто сможет понять?

Один - против мира,
Один - против бури!
Один - против зубастой стаи,
Что скалится,
Злится, лает!

Теперь - хаос.
Теперь - бездна.
И пустота без дна….
Нет ни покоя,
Ни места!
Ни сна!

Но там, на дне памяти,
Тлеет, как уголек:
Мальчик — с глазами озёра,
С волосами пшеницы,
С душою чистой,
С сердцем лучистым.
Еще живет!

22.08.2025

Часы.

Тик-так, тик-так идут часы
Отсчитывают дни.
Тик-так-тик-так, и год прошел
Взрослее стали мы.

Тик-так, тик-так стучат часы
Вот садик за спиной.
Тик-так, тик-так и в первый класс,
А там и во второй.

Тик-так, тик-так весны рассвет
И школьный выпускной.
Тик-так, тик-так и в новый мир
Вливаемся толпой.

Тик-так, тик-так спешат часы
И вот уже семья.
Тик-так, тик-так работа, дом
И новые друзья.

Тик-так, тик так белеет снег
У многих на висках.
И доброй юности порыв
Приходит лишь во снах.

Тик-так, тик-так осенний бал,
Круговорот листвы.
Тик-так, тик-так еще вчера
Ходить учились мы.

Тик-так, тик-так, и нас уж нет
Среди надгробных плит.
Мы стали светом и дождем
И нам простор открыт.

Тик-так, тик-так кричат часы:
-Живете вы не вечно!
Тик-так, тик-так цените дни
Ведь время скоротечно!

08.04.2010г.

Вера (2 вариант)

Христос великий и безгрешный!
Своею смертью искупил
Грехи детей своих мятежных,
И путь к спасению открыл.

Но люди Бога не признали,
Они по-своему жить хотели
И на кресте Христа распяли,
И с ненавистью на него глядели!

Над верой глупо насмехались,
Запрет на истину вводили
И над святыней потешались,
И дружбу с бесами водили.

За веру в Риме распинали,
Сжигали в пламени костров,
Но Бога мы не предавали,
неся по свету Его зов.

Сидели в тюрьмах дети Бога,
И шли в изгнание с мольбой…
Ведь свет небес всегда дороже,
Господь — наш щит и дом родной!

Молились — с верой, без упрёка.
Не ради славы, и тепла.
Сражались с ложью и пороком,
Чтоб в мире истина жила.

Христа преследовали долго,
Когда он жил, когда воскрес,
И в наше время те, кто с Богом
Защиты ждут лишь от Небес.

Мы просим помощи в молитве,
Не для себя, а для людей.
И с корнем зла все время в битве,
Чтоб Мир стал чище и добрей!

Пусть даже голову положим-
За Бога жизнь не жаль отдать!
До сердца донести поможем
Христа святую БЛАГОДАТЬ!

2008- 2025г.

Оксана

Ты входишь в свет - будто Заря,
Как роса на траве прозрачная.
Словно песня,что в поле звеня,
Согревает мне душу невзрачную.

Улыбнешься - и будто весна,
Пробежит по широким долинам.
Ты, как сон, что пророчит Луна
О любви,что в старых былинах.

Глаз твоих не сумею забыть
В них то неба синь, то метели
Как мне в сердце тебя не носить
Если чувства - не просто капели.

Не княжна ты, не злата царевна,
Просто русская, как нежность и свет!
В тебе вижу березку, деревню,
А в шагу твоем песен куплет.

Сердце знает - средь сотен путей,
Средь тумана - житейского хлада
Лишь Оксана, как теплый апрель-
Мне надежда , любовь, и отрада!

20.07.2025

В пути

Поезд мчится со стуком колес,
Развозя пассажиров, из края в край.
За окном кудрявые пряди берез,
На столе в подстаканнике чай.

Тук-тук-тук, колеса стучат,
На перроне остались друзья,
Где под протяжный прощальный гудок
Провожали в дорогу меня.

Солнце ласково светит с небес
На поля, где колосья шумят,
За полями тянется лес,
Там вековые сосны стоят.

Красной краской разлился закат.
С горизонтом, сливаясь в одно,
Загорелась на небе звезда,
И темнеет вагона окно.

Мой сосед уж давно уснул
Ну а, мне не хочется спать
Я пишу, карандаш скрипит
И ложатся строчки в тетрадь.

Тук-тук-тук колес перестук-
Мелодия железных дорог.
Едут люди из разных краев,
Кто на запад, а кто на восток

Ночь. Луна улыбается мне,
Освещая озерную гладь,
Свежий ветер ворвался в купе
И на столе листает тетрадь.

Он читает про мать и друзей,
Про предательство и доброту
И про разные судьбы людей,
Про природу и ее красоту!

Поезд мчится со стуком колес,
Мимо станций и деревень
Мимо сел и больших городов
Ночь и день, ночь и день.

Объединяют на время всех
Рельсы, вагоны и поезда.
Каждый на станции выйдет своей,
И уйдет навсегда.
---------------------------------
Так и в жизни, мы с кем-то в пути
Кто-то рядом, а кто-то далек,
Едим с грузом и налегке,
Но выйдем все - таков наш итог.



16-17.12.2010

Владимиру
(Другу, наставнику, брату)

Мы встретились в мастерской без реклам и витрин.
Где кондиционеры лечат без ропота.
Там, где много холодильных машин.
И никто не говорит шепотом.

В сервисе, где дышит медью металл,
Где жар и холод, как дыхание бури,
Я спросил у тебя, а ты подсказал,
И в этот же день мы на встречу шагнули.

В ремонтах, на выездах - день ото дня,
Мы воздух учили дышать по винтам.
А ты за столом паял у окна,
Чтоб мир становился прохладнее там.

Ты знал, как затянуть непослушный винт,
Как не сломаться, когда перегрузка.
И, что "За внешним всегда есть внутри"
И слышать надо не голос, а чувства.

Ты больше, чем друг - ты брат без родства!
Без крови, но ближе, чем даже родные.
Без фраз ты даешь урок естества,
И в этом уроке - мгновенья живые.

Ты многое дал мне и опыт и ум,
И мужество жить не сгибаясь в ненастье.
Ты был тем, кто рядом, когда тишина.
И горе, и радость, и счастье.

Спасибо тебе за уроки без лекций.
За знание, что оставил в мозгах.
Ты стал для меня не строчкой, не текстом.
А братом по жизни.И это в сердцах!

20.07.2025

Письмо к дочери

" Ты не забыла, ты просто далеко..."


В тишине невысказанных слов,
В свете дней, что больше не вернутся.
Мой взор в тоске, мой дух – в плену оков.
Где чувства, как весной с ветрами бьются.

Ты думаешь - я холоден и строг?
В письме упрек, в молчании – пустынность?
А я, как стих, где вымер каждый слог,
Но суть жива. В ней нежность и невинность.

Я не винил, я ждал, и я не клял!
Молчал, чтоб не разрушить отношенья,
Порой и слезы сдерживал, и стал
Учиться жить с надеждой и прощеньем.

Пусть ты уйдешь, пусть отвернешься прочь,
А из молчанья вырастет стена
Ты все равно мой свет, и боль, и дочь,
Ведь я люблю тебя – ты у меня одна!

Твой взгляд, твой голос, жест, что не вернется…
Я не прошу, я только проживаю.
И все же верю: время обернется
И ты однажды скажешь «Я скучаю»!

16.07.2025

Мироновой О.А.

(Мечты — не уход от действительности, а средство приблизиться к ней.
Уильям Сомерсет Моэм)

Ты идешь - и все замирает,
Слышен тихий шорох листвы.
И душа моя вдруг понимает:
Ты - из света, ты - вне суеты.

Ты - как знание, тихое, древнее,
То, что спрятано в глади зеркал.
С красотою не обыкновенною,
Ты, как будто сама идеал.

В каждом жесте - духовная сила,
В каждом слове - буянит весна.
Ты, как осень, что тихо просила
Не рвать лист из последнего сна.

Я бы мог, если б сердце не дрогло
Бросить все: город и суету...
Стать дорогой, где будет не много
Одинокого света во тьму.

Я бы мог, если был бы другим,
Сбросить груз всех сомнений и меры,
Я бы стал для тебя мостовым:
Между страхом и светом, и верой.

Но меж нами минутою поздней
Пролетает бесстрастный покой.
Я, как путник, в дороге морозной,
Ты, как дом, где не быть мне весной.

Ты - свеча, что горит у окна,
Не зовет за собой, без упрека...
И в моей тишине - нет вина,
А в надежде, лишь капля изока.*

Мне бы рядом...Но нет у нас срока.
Не назначен для встреч благовест.
Ты, как песня, где строчка далека,
Хоть звучит, но не сходит с небес.

Ты прости, что сердце тревожу,
И, что шепотом в душу вхожу...
Просто ты - это то, что не можно,
Но о чем я всегда напишу.

18-19.07.2025

(*"Изока"- архаичное слово.
Редкое и поэтичное: У славян слово "Изок" обозначало кузнечика и месяц июнь.В данном произведении является поэтическим неологизмом.Употреблено нарочно. Значение автора: Переливающийся спектр цветов в капле росы в июне)

Вавилон: Падение Империи.

(По книге пророка Даниила. Библия, книга 27, 1-5 главы)

Данное произведение является адаптацией современного перевода с литературным художественным пересказом. Может отличаться от оригинального текста.

Глава первая

В которой мы, оказавшись среди пылающих башен Иерусалима, следуем в Вавилон и встречаем юных князей с необычайной судьбой.

Это случилось в третий год правления царя Иоакима, когда город Иерусалим, сияющий под зноем иудейского солнца, был внезапно окутан дымом пожаров и треском ассирийских колесниц.
Не оказав достойного сопротивления город пал. Сам я стоял тогда на, некогда неприступной, крепостной стене, и видел, как медленно, и неотвратимо войско Навуходоносора — молодого
вавилонского царя, чьё имя уже гремело далеко за пределами Месопотамии, входило в город. Не было грандиозного сражения. Эта война была делом холодным, расчетливым, как шаги опытного
шахматиста. Вавилонский Царь не просто завоевывал - он забирал лучшее. Все сокровища из дворца и Храма Соломона - золото и освящённые сосуды, были тщательно упакованы, описаны и
отправлены в языческий храм Эсагила в Вавилоне. А вместе с этим Навуходоносор повелел отобрать, из княжеских сыновей, лучших из лучших юношей. Я видел, как их выбирали: стройных,
красивых, умных. Без единого порока, с глазами полными ума и неукротимого духа. Запомнились четыре молодых человека. Их звали Даниил, Анания, Мисаил и Азария. Тогда еще никто не знал,
что эти имена войдут в века. А сейчас, они просто стояли перед царскими надсмотрщиками изможденные, но гордые.
- Эти подойдут, — молвил начальник евнухов Асфеназ, широкоплечий вавилонянин с лицом, как из черного гранита.
- Прекрасны, как юные орлы. Их мы научим языку халдеев и науке наших звездочётов.
Три года — срок, на который их отдали в руки ассирийских наставников. Им сменили имена: Даниил стал Валтасаром, Анания — Седрахом, Мисаил — Мисахом, Азария — Авденаго. Такова была
политика и воля царя — стереть память, вложить новое, словно они были мягкой глиной. Но вот что запомнилось мне больше всего. Когда наставник подал им царскую пищу: мясо, вино, яства,
Даниил с невозмутимым спокойствием покачал головой.
- Мы не будем оскверняться этим. Дайте нам простую пищу — овощи и воду. И сравните нас с прочими через десять дней.
Асфеназ усмехнулся.
- А ты дерзок, Иудей!- сказал он.
- За это можно лишиться головы!
- Ну, хорошо,- смягчившись, сказал Асфеназ.
- Десять дней! Если за этот срок результаты будут плохие, я скормлю вас львам!
Десять дней прошли и, к удивлению всех, юные иудеи выглядели крепче, румянее, чем те, кто пировал за царским столом... Я наблюдал за юношами и видел, как они учились. Как разбирали
древние таблички, слушали халдейских мудрецов, но сохраняли свою веру, каждый в своём сердце нёс свет, от которого дрожали даже идолы. Через три года, когда их привели к Навуходоносору.
Царь смотрел на них долго и сказал:
- Вижу в вас мудрость, которой нет ни у одного из моих советников. Вы, как свет среди тьмы!
Так началась история. История, которую я, как очевидец, должен поведать до конца. Ибо то, что случилось с этими юношами, превзойдёт самые дерзкие легенды Востока.

Глава вторая

В которой царь терзаем ужасом, мудрецы не дают ответа, а юный пророк открывает то, что было сокрыто от человеческих глаз.

Прошла ещё одна душная ночь. Одна из тех знойных и душных вавилонских ночей, когда воздух плотен, как воск, и звезды, будто капли расплавленного золота, дрожат над башнями.
Вдруг, как гром среди ясного неба, дворец содрогнулся от крика. Это кричал царь Навуходоносор. Проснувшись в поту, с диким взором, он едва мог стоять. Но не удушливая жара была тому причиной.
Сон посетил его. Сон не простой, а посланный свыше. И душа его не знала покоя.
- Подайте мне толкователей! Призовите всех магов, гадателей, чародеев! Немедленно!
Я видел, как вельможи сбежались, как во дворцовом зале столпились лучшие умы Вавилона: халдейские жрецы, книжники, бородатые маги, звёздочёты, даже некроманты с глазами цвета ночи.
- Слушайте меня, прокричал царь.
- Я видел сон. Сон велик. Но я не помню его. Вы скажите мне, что я видел, и истолкуйте! Иначе... Клянусь перед Мардуком и Адатом, вы будете изрублены на куски и скормлены диким зверям, а дома
ваши будут разрушены!
Гробовое молчание воцарилось во дворце. Только тяжелое дыхание да треск факелов.
- Царь, рискнул ответить один старый мудрец.
- Нет на земле человека, кто мог бы сказать, что ты видел. Расскажи хотя бы сам сон, и мы истолкуем его значение….
- Да вы лгуны! – закричал в ярости Навуходоносор.
- Я знаю, вы тянете время. Если вы не скажете мне тайное, вы все отправитесь к Нергалу!
И было велено: казнить всех мудрецов Вавилона. Казнить без суда. Одним разом. И вот тут, друзья мои, судьба вновь свела меня с Даниилом — тем самым юношей, что когда-то просил овощей вместо вина.
Он узнал о приговоре и не испугался. Нет. Он, напротив, попросил у царя времени получить ответ от своего Бога.
- Дай мне ночь, о царь, и Бог Небесный откроет мне то, что ты видел, сказал Даниил.
В ту ночь мы были вместе. Я помню, как он молился, не шепотом, а голосом, словно говорил с живым Собеседником.
- Открой тайное, Владыка времён. Бог единый, Бог всемогущий! Да не погибнем мы с остальными.
И вдруг лицо его изменилось. Взор вспыхнул, как пламя. Он вскочил.
- Я видел. Я знаю! Закричал Даниил, и упал на колени в благодарственной молитве.
Утром он предстал перед царём.
- Царь, произнёс он.
- Во сне ты видел огромную человеческую статую. Ноги её стояли на земле, а голова упиралась в облака. Голова статуи была из чистого золота, грудь и руки из серебра, чрево и бедра из меди,
ноги из железа, а стопы из смеси железа и глины. И вдруг, откуда-то с неба, без помощи рук человеческих, откололся камень и ударил по ногам. Статуя рухнула. Всё обратилось в прах. А камень
стал горой, и заполнил всю землю. Навуходоносор побледнел. Его дыхание застыло.
- Это... это оно... это и был мой сон….
- Ты — золотая голова, продолжил Даниил.
- После тебя будут царства слабее. Но в конце времён восстанет Царство Божие, нерукотворное, и оно разрушит все земные империи. И будет вечно.
И вот, о, чудо! Могущественный царь пал ниц перед юным пророком. Да, он поклонился!
- Истинно Бог твой — Бог богов и Владыка царей!
И Даниил был вознаграждён. Ему дали богатства, власть, и он стал владыкой всей халдейской области. А его друзьям: Седраху, Мисаху и Авденаго вручили ключи от всех городов Вавилона.
И с того дня, когда звёзды вставали над дворцом, я видел, как юный пророк взирал на них не с тщеславием, но с глубоким уважением и тревогой, будто знал, это только начало. И дальше будет великое испытание.

Глава третья

Где звучит труба, встаёт истукан, и вера трёх юношей проходит сквозь пламя.

Город был на пределе славы. Вавилон, сердце империи, пульс царств. Он жил, как будто вечен, и никто не смел сомневаться в его величии. Я стоял у подножия холма, когда начали возводить ту
статую — исполинскую, золотую, пугающе безмолвную. Высотой с башню, она вздымалась в небо, как вызов самому Богу. Царь Навуходоносор, который в те дни был как солнце для всех народов: приказывающий,
яркий, неоспоримый, возжелал одного: чтобы весь мир склонился перед этим истуканом, как перед ним самим. И вот пришёл день. На рассвете я стоял в толпе среди знати: чиновников, полководцев, жрецов,
послов. Земля гудела от звуков труб и тимпанов, гуслей и флейт. Вавилонская музыка звучала не для радости, но для команды опуститься на колени. Я видел, как первый ряд пал ниц. За ним второй, потом
третий. Тысячи людей ложились лицами в пыль. Я, как и многие, опустился на колени, но краем глаза увидел трёх, что остались стоять. Седрах. Мисах. Авденаго. Я знал их — юноши иудейские, служащие
при дворе, скромные, молчаливые, но в них было что-то несломленное. Не гордость — твёрдость. И как водится в таких делах, Навуходоносору донесли. Царь был в ярости. Я был при нём, когда ему передали,
и видел, как его лицо исказилось. Он потребовал их привести немедленно. В зале было тихо, казалось, даже мраморная плитка не решалась скрипнуть под ногой.
- Это правда? — спросил он.
Они не спорили. Не оправдывались. Я слышал, как Седрах спокойно сказал:
- Бог наш силен избавить нас от смерти в печи. Но даже если не избавит — знай, царь, мы не поклонимся!
И тогда я увидел, как гнев стал плотью. Печь — громадную, древнюю, как сама земля, велено было растопить в семь раз сильнее. Я видел, как её топили. Огонь хлестал наружу, и даже воздух вокруг дрожал.
Её раскрытая огромная пасть светилась как жерло разъяренного вулкана. Стражи, бросавшие юношей, сгорели на месте, таким был жар этой печи. Но когда их бросили в огонь, произошло нечто...
Царь вскочил со своего трона. Глаза его были как у человека, увидевшего сон наяву. Я стоял ближе, чем полагалось. Я видел все.
- Сколько мы бросили туда? — спросил он.
- Троих, господин мой — ответил я.
- А я вижу четверых… — прошептал он.
- И четвёртый — словно Сын Божий...
Мы наблюдали, как они ходили в пламени, словно гуляли в кедровом лесу. Их не касался огонь. Он будто отступал перед ними. Царь подошёл к устью печи, и я услышал дрожь в его голосе.
- Седрах! Мисах! Авденаго! Слуги Бога Всевышнего! Выйдите!
И они вышли. Я поклялся бы на чем угодно, что запаха дыма на них не было. Их волосы, одежды, лица — всё было таким же, как до пламени. Только взгляд их стал глубже. Наступила тишина. Я услышал,
как Навуходоносор произнёс:
- Благословен Бог Иудеев. Он спас их, потому что они не покорились мне. И теперь... никто не смеет хулить этого Бога!
Их возвысили. Им дали власть над городами.
А я долго не мог уснуть той ночью. В голове звучал только один вопрос: что это за Бог, который спасает от огня, и выводит без ожога? Я думал о том, если бы стоял рядом с этими юношами — смог бы
я тоже не поклонился золотому идолу?

Глава четвёртая

(Рассказ Даниила)
Где сама ночь склоняется над Вавилоном, а Навуходоносор во сне видит срубленное дерево.

Я был тогда молодым, но уже понимал — не всегда опасность кричит. Иногда она приходит во сне. И если вы думаете, что сны — просто трепет человеческого ума, вам никогда не снилось то, что видел
Навуходоносор. Я помню ту ночь. Вавилон был спокоен, как дремлющий зверь. Воздух висел, как дым, а звезды, казалось, смотрели вниз внимательнее обычного. Вдруг меня разбудил гонец:
- Царь велел собрать мудрецов. Он видел сон. И боится.
Навуходоносор был один. Он не был напуган, скорее встревожен. Как человек, который уже видел вещий сон, он понимал: ему явилось нечто неизбежное. Он рассказал:
- Мне снился кедр. Великий, необъятный. Высотой до неба. Он укрывал своими ветвями весь мир. Под его тенью отдыхали звери, на ветвях гнездились птицы. Ветви простирались от востока до запада.
И вдруг — с неба сошёл Страж. Ангел, но не светлый. Его голос был, как металл. Он закричал: «Срубите дерево. Срежьте ветви. Сбросьте листву. Пусть звери убегут, и птицы улетят. Но корень оставьте,
закуйте в кольца из железа и меди. И пусть сердце его станет звериным. Семь лет пройдут над ним, пока не узнает: Всевышний владеет царством человеческим и даёт его, кому пожелает»!
Царь умолк. Его голос дрожал не от страха — от предчувствия. А я, Даниил, стоял перед ним. И молчал. Этот сон был не как прежде — не образ, не тайна. Это был приговор. Я чувствовал, как что-то
незримое проходит рядом, не дух, не ангел, но само Божье присутствие.
- Говори, сказал царь.
- Я знаю, ты знаешь ответ. Твой Бог открыл тебе истину!
Я сказал:
- Дерево — это ты, царь. Ты возвысился, и твоя власть простирается до краёв земли. Но над тобой изречён суд. Тебя изгонят из общества людей. Ты станешь жить среди зверей, питаться травой, как вол.
Роса будет твоей одеждой. Так будет семь лет, пока ты не признаешь: есть, Тот, кто выше тебя. Царь внимательно слушал, не проронив ни слова. В его глазах блеснуло что-то далёкое. Страх?
Или хуже — гордость и величие?
А я добавил:
- Послушай! Удали грехи. Прояви милость к бедным. Быть может, твоя власть ещё продлится...
Он кивнул, но я знал, что сердце его осталось прежним.
Прошёл год. Ничего не происходило. Как будто небо давало Навуходоносору ещё шанс. Казалось, что Бог долго терпит. В поведении Навуходоносора ничего не изменилось. Но, в одно прекрасное утро....
Я увидел его тогда, стоящего на балконе своего дворца, смотрящего на просыпающийся Вавилон. Солнечные лучи переливались всеми цветами радуги, отражаясь от золотых крыш храмов. Его глаза сияли,
как огонь.
- Не моя ли это великая держава? — сказал он.
- Не мною ли она построена? Не с моей ли руки всё это великолепие?
И в этот миг неземной голос раздался с неба: «Навуходоносор! От тебя отнято царство. Отныне ты не человек. Семь лет ты будешь жить с полевыми зверями, пока не признаешь: Вседержитель один
управляет судьбами мира». Я был там. Я видел, как великий царь рухнул. Как будто из него вынули душу, оставив только тело. Он сбросил одежду, выбежал из дворца и скрылся. Никто не мог остановить его.
Он ушёл в лес, в траву, в забвение. Семь лет он не говорил, не носил одежды. Ногти его отросли, как когти у птиц. Волосы спутались, как мокрое перо. Он ел траву, бегал среди деревьев,
но иногда замирал, поднимал голову и смотрел в небо, будто ждал разговора. А небо молчало.
Я не знаю, как это случилось, но на седьмую весну, он поднял глаза. Просто поднял, и заплакал. И его лицо изменилось. Оно прояснилось. На лице снова был разум. В глазах блестели слёзы. Он вернулся.
Он пришёл во дворец. Босой, обросший, но в глазах был свет и покой. Я никогда не видел таких сияющих глаз!
Навуходоносор сказал:
-Теперь я знаю, что Бог Всевышний, Царь небес смиряет тех, кто ходит в гордости. А слава — не моя. Она — Его.
Народ увидел, как человек, потерявший себя, обрёл большее.
А я, бывший свидетелем, говорю тебе: не строй башен в небо, если не склоняешь головы к земле перед Творцом.

Глава пятая

Где стена начинает говорить, и Вавилон — исчезает навсегда.

Я был там. Я видел всё своими глазами. 12 архасамна. Ночь была душная, предгрозовая. Ветер приносил странный запах, не дыма, не ладана — запах конца. Никто ещё не знал, что Бог отмерял для великого
государства последние часы. Никто… кроме стены. Царь Валтасар устроил пир. Не просто пир — демонстрацию. На столах были кубки из золота и серебра, те самые сосуды, которые когда-то Навуходоносор,
его отец, взял из Храма в Иерусалиме. Их хранили долго. Но Валтасар решил, что страх давно умер. Он велел вынести их, и пить из них вино, смеясь над Богом покоренного народа.
Был ли он пьян? Да. Но не вином — властью и вседозволенностью. А это дурман хуже любого вина. Мой стол стоял в зале у входа. Он стоял на возвышении, и я мог наблюдать за всем залом. Я был писцом,
по долгу службы, долженствующий вести перечень гостей и писать историю. Но в ту ночь я ничего не записал. Сотни огней отражались в золоте. Женщины — наложницы, певицы. Танцоры танцевали между столами.
Великие мужи Вавилона пировали. Громко кричали, перебивая друг друга, чокались и насмехались над всем, что ещё напоминало о чужом Боге. И тут... Сначала стало слишком тихо. Как будто звук покинул зал.
Будто пришла беда. Было слышно, как потрескивают свечи, да огонь в очаге. Казалось, музыка застыла в воздухе, как натянутая струна.
А потом все увидели это.
Рука.
Без тела. Без лица. Без дыхания. Просто рука — белая, сухая, как вырезанная из мрамора появилась из воздуха и начала писать на стене. Писала не чернилами, а светом. Я слышал, как скрипел камень
под её прикосновением. Строка за строкой, оставляя в камне глубоко высеченные буквы. И тогда… Ох, тогда весь зал захлебнулся в молчании. Музыка окончательно умерла, бокалы упали. Один из сановников
сбил подсвечник, и свечи посыпались на мрамор, как звёзды с обрушенного неба. А Валтасар… Валтасар побелел как пепел. Колени его задрожали. Из сильного смелого мужчины он превратился в подростка,
которого ждёт наказание. Я видел, как он схватился за трон, но тот будто оттолкнул его. Царь не мог говорить.
- Призовите гадателей! Магов! Колдунов! — прохрипел он.
Они пришли. Ученые мужи смотрели на надпись, и — о, как я помню их лица! Они один за другим отводили взгляд. Никто не понимал. Никто не знал. Никто не мог ничего сказать. И тогда я вспомнил о Данииле.
Ему было уже много лет. Он давно не бывал при дворе. Его почти забыли. Но когда Даниил вошёл в зал, казалось, все узнали его. Он подошёл к стене. Надпись всё ещё горела, зловещая играя огненными бликами.
Я видел, как он смотрел на неё. Как будто читал не слова, а приговор. Он повернулся к царю. И заговорил: не как придворный, не как толкователь, а как посланник.
- Царь, ты знал, что произошло с твоим отцом, Навуходоносором. Как он пал из-за гордости, и был отдан в руки безумия, пока не признал Владычество Божье. Но ты, Валтасар, зная это, вознёс себя выше Бога!
Ты пил из сосудов Господних, ты прославлял богов из дерева и металла, но не прославил Истинного. Потому и послана эта рука.
Он повернулся к надписи и произнёс:
- Менe, менe, текeл, упарсин.
И объяснил:
- Менe — исчисленны дни твоего правления. Оно закончено. Текeл — ты взвешен на весах и найден слишком лёгким. Упарсин — твоё царство разделено и отдано мидянам и персам.
Я помню, как он это сказал. Без крика. Без угроз. Как судья, выносящий не подлежащий обжалованию приговор — холодно, честно, навсегда. Царь попытался наградить его. Надел цепь, дал пурпурную мантию.
Но было поздно. Той же ночью разразился дождь. Молнии сверкали над величайшим городом мира. Вода ушла из Евфрата. Вино ещё не нагрелась в кубках пирующих, а город еще не погрузился в сон — мидяне
вошли в город. Без штурма. Без боя. Ворота оказались открытыми. По слухам — изнутри. Валтасара убили. Его кровь не долетела до земли — её впитало золото.

__________________________________________

Так пал Вавилон! Царство — построенное на века. А я, записавший те слова на свитке и сохранивший их, пишу тебе: «Пусть эта история послужит тебе уроком и наставлением.
Запомни: гордое сердце забывает уроки, но Бог — не забывает. И расставляет всё на свои места. И нет стены, на которой Он не может написать».

Июль 2025 г