Пыль. Серой пылью от прожитых лет, засыпает опять города.
Быль. Где-то грянет ружейный дуплет и закатится чья-то звезда.
Шаг. По ночному проспекту идут потерявшие разум в бою.
Враг. Им всегда снится враг, наступающий молча в бескрайнем строю.
Щит. Кто-то с ним, кто на нём. И во взглядах по разному: свет или мрак.
Вид. Вид неважный. Потрёпанный песнями скорых смертей. Для вояк.
Рог. Рог трубит о победах в войне и о чьих-то похоронах.
Бог. Бога нам не понять. Для него всё равно кто твой друг, где твой враг.

Обернись Боже, к нам, этот мир пожалей.
Да прости наших старых врагов.
Молодые не помнят о царстве теней.
Сыновья - отголоски отцов.
Посмотри-ка на нас, все с твоей стороны.
Звёзды сброшены, души в пыли.
Ты ведь знаешь, как было, о чём наши сны.
Ты же Бог, мы лишь дети твои.

Бой. Кто поёт о войне? Разве тот, что с мечом погибает в траве?
Зной. Пересохло во рту у него. Он лежит на промокшем щите.
Ночь. Избавляет певцов от истерзанных тел для далёких миров.
Дочь. В темноте затухает звезда. Дочь небес и суровых богов.
Рок. Рок летит над полями безбрежных жестоких боёв и лишь там
Срок. Срок для песен и плача отмерен и, каждому воину дан.
Стук. Сердце бьётся по разному ритму. В бою. Во вселенской любви.
Внук. Внук за деда заплачет. У памяти песни свои.

Ты ведь тоже любил... Благодатным огнём
Не убий. Наши души с тобой.
Ты прости нас за то, что воюя поём,
А от радости плачем порой….
Не покаешься, коли не согрешишь.
Если в Зло не стрелять, с кем Добро?
Если ползать червём, просто не полетишь.
Кто же будет? Там, в небе твоём…

Попрошу я у Бога дорог.
Пусть отсыплет мне щедрой рукой,
Полустанков и станций мешок.
Гор тропинки и тракт полевой.
Мне предложит в пути разузнать
Пыль пустынь и снегов белизну.
Крылья даст, чтобы с ветром летать.
Даст глаза, чтобы видеть волну.
Поброжу по дорожкам лесным,
Похожу у истоков в полях.
Коль идёшь, то всегда молодым
Будешь жить в этих бешеных днях.
Попрошу я у Бога дорог...

Попрошу я у Бога мечту.
Пусть, смеясь надо мной, даст мне дом.
На горе, чтоб видать за версту
Реку, степь... И раздолье кругом...
Белоснежная церковь в садах.
Колокольня, малиновый звон...
Добрый взгляд от икон... При свечах
Легче думать о чём-то своём.
Позову внуков юных к себе.
Буду хвастаться жизнью своей.
Если есть чего вспомнить в судьбе,
То и жизнь доживать веселей.
Попрошу я у Бога мечту...

Попрошу я у Бога любовь.
Пусть найдёт меня Солнце моё.
Обогреет средь вечных снегов...
И разгонит в душе вороньё.
Кровь моя будет долго кипеть,
Под лучами неистовых глаз,
А душа песней сможет взлететь...
Песня только для нас... И про нас...
Если любишь, то зло не придёт
В мир, который любовью рождён.
Вечной будет звезда, не умрёт...
Каждый будет любовью спасён.
Попрошу я у Бога любовь.

Ночь.
Как-то вдруг, невзначай, ночь опустится тихо на землю.
Сном закроет глаза, на луне нарисует лицо.
Изумруд на траве, чёрным станет гранатом, да песню
Я вдруг вспомню, как был босоногим простым пацаном.

Смех.
Руки любящей мамы, возьмут меня снова за плечи.
А глаза заискрятся: “Ну здравствуй, Ванюшка. Сынок.”
И отец улыбнётся, шагая с работы навстречу:
“От Лисички иду. Отдала тебе рыжая, хлеба кусок.”

Вкус.
Я возьму этот хлеб. Странный запах, отцовской работы.
Странный сон. Будто детства звонок. А в груди, как кинжал.
Там, в груди, заметается жаркое-жаркое что-то.
Это сердце вдруг вспомнит забытую мамину шаль.

Блеск.
Мишура от регалий, навешанных жизнью растает,
Если ночью приснится опять этот радостный сон.
Тот, где мать закрывает тебя своей старенькой шалью,
А отец тянет руку к тебе, подавая “лисичкин” батон.

Грусть.
Не тоска, а раскаяний груз тянет старые плечи.
Сколько времени я своим близким тогда недодал?
Сколько хлеба не съел, забывая отца каждый вечер?
Сколько радостных маминых слёз я в себя не впитал?

День.
Дверь сегодня открыта для них и распахнуто небо.
Непременно, к ушедшим, сегодня хоть кто-то придёт.
Может быть принесёт им краюху солёного хлеба
И воды, вместо слёз, на могилу, в стаканчик нальёт.

Где-то там высоко, там, где звёзды целуются с небом.
Где-то там далеко, где кончаются нити дорог,
Кто-то выстроил дом, из холодного белого снега.
Дом последний для душ. Нашей жизни земной эпилог.
Неприкаянный свет одиночества, для испытаний.
Или тьма вдруг запляшет, бросая обиды свои.
На ладонях у Бога грехи чьих-то тайных желаний,
Могут быть отраженьем разбитых душою святынь.

Кем ты будешь там? Скажи. Может белым лебедем?
Может вороном взлетишь? Со стальными перьями.
Или ты в себе убил воина-заступника?
А чужой душе родил старика-отступника?
Ждал с утра мечту свою? Звёздочку заветную….
Только в лоб себе пустил пулю пистолетную?
Бога полюбил душой? На его глазах ты жил.
Или с Бесом за спиной ты всю жизнь грешил?

Вор, поэт и хирург. Лишь один пережил твоё детство.
Невозможно узнать, кто в душе твоей жизнь потерял.
Ведь важнее понять, что не зря ты спасён наконец-то,
А твоя доброта, это просто от злости сигнал.
Между светом и тьмой. В этом царстве последних иллюзий,
В окружении раньше ушедших друзей и родных,
Будем вновь собирать мир, от нас, от людей, отдохнувший….
Ну и чистить себя от грехов в наших душах живых.

Может сына вырастил, для людей Спасителя?
Может Бога не понял, на свою беду?
Или в душу запустил беса-искусителя?
Да в обнимку с ним плясал. В церкви, на виду.
Между небом и землёй времени немерено,
Сможет кто-то разглядеть? Тьма в нас или свет?
Кто же будет чистить нас до звезды серебряной?
Или нас нельзя отмыть на исходе лет?

Без присмотра алмаз украдут,
Без ухода засохнет роза.
И любовь, раз ничья - отдадут...
Продадут. А меня и не спросят.
Одинокий ручей не река...
А поэт? Он немного болен:
У поэта в душе тоска.
Он любви не нашёл на воле.
Не тюрьма, но не рвётся цепь,
Окружившая целый мир.
Без любви я совсем ослеп.
Ты мой ангел? Мой конвоир?
Приходи. Пригляди за мной.
Мне, без глаз твоих, свет - не свет.
Обнажённой своей душой
Не живу, а плыву во сне.
Ошибусь ли и не пойму,
Как и все, помоги мне Боже,
Но любовь, будто жизнь, приму.
Небом буду я потревожен.
Чтобы Землю, вдруг полюбить,
Надо просто подняться в небо.
Я влюблюсь. Вновь, в тебя, как тогда влюблюсь.
Будто раньше я в небе не был.
Елене Родиной

Мы знаем о чём плачет ветер
На стыке пустынь и степей.
У тонкой границы рассвета
И тьмы равнодушных ночей.

Он плачет о тесных долинах,
Зажатых меж призрачных гор
И городов сердцевинах,
Теснящихся между домов.

Ну, что ты? Простор необъятный.
Хвалёная голубизна.
Песков, убивающих, жадность
И моря стальная волна.

Мне скучно у вас на просторе.
Я, в вашем просторе один.
На что нужна вольному воля?
Среди пустоты и руин.

Мне лучше влюбиться в осинку,
Дубок попытаться сломать
У речки потрогать слезинку,
Чтоб искорку солнца поймать.

А искорку бросить в окошко,
Где люди живут или ждут.
Ведь мне, для общения, крошки
Хоть сколько, но перепадут.

Я буду тереться о стены,
Гонять по дворам голубей
И платья, девчонкам с коленей,
Снимать, без разбора, смелей.

Хоть кто-то, но скажет мне слово.
Пусть кто-то ругнётся чуть-чуть,
Зачем мне просторная воля?
Раз в ней меня словом не ждут.

Мы знаем о чём поёт ветер,
В трущобах больших городов,
Он хочет простого привета.
Он хочет простых наших слов.
Он хочет простых наших слов.

Мой странный город. Ветер во дворах
Гадает листьями, как картами таро.
Пророчества рисует на домах.
В пророчествах опять всё суждено:
За осенью зима. А вслед застывших дней,
Придут оттаявшие. Ровно станут, в ряд.
И сотни пережитых лет…. Обряд
Не изменился за века.
Как водится, лишь времени река
Течёт от осени к зиме, а за зимой, вновь перелёт до лета.
Вот только осень не проходит светом,
Приходят слёзы, а за ними, глядь — зима.

Мой старый город. Тусклый свет окон.
Покорность жёлтых фонарей своей судьбе.
Таро, как прежде, предвещает сон
И, город засыпает в тишине.
Туманною порой рассыплются года,
Листвой упавшей притворившись. В этот миг
Им, равнодушным, всё равно. Старик
Растерзан временем давно.
Мой город спит. Так суждено.
До снежной белизны летит слеза,
Но, как предсказано, вдруг новый ряд часов вернётся в строй.
И старый город, разродившись новизной,
Проснётся утром, фонари свои гася.

На нехоженых тропах трава не примятая
И у песен не спетых, слова непонятные.
Как по осени, часто погода дождливая,
Так и к старости люди всё чаще болтливые.
При грозе в небесах, льются слёзы холодные,
Звёзды прячут в песок красоту самородную.
Не стареет душа, как была так останется,
Не пугает гроза, медью гром рассыпается.
Ходят люди босые, с глазами закрытыми,
Счастье ищут своё под камнями, зарытое.
Ноги стёртые в кровь, по камням оступаются.
“Бог подаст” — им судьба говорит, ухмыляется.

Подойду к реке, да напьюсь воды.
Обману судьбу, украду пятак.
Ангелу отдам, чтобы Поводырь,
Вёл меня к звезде не за так.
Смерть придет ко мне - не найдет путей:
Много троп моих не исхожены.
Да в душе ещё не видать дождей:
Слёзы мне пока не положены.

На незрелой душе, кровь с креста, не задержится.
Кровь в лозу перейдет, кровь вину не соперница.
Добрым людям — добро, ну а злым — не расти трава.
Им бы манну с небес, да не слышать слова.
Много звёзд по песку, все в камнях не попрячутся,
А дожди в небесах каждой осени плачутся.
Так и лезут слова, от любви не испытанной:
Души в старости грехом, как молью побитые….
Кровь течёт по камням, не вино виноградное.
Грех бы свой отмолить, молодость кровожадную.
Старость бродит в камнях, к Богу в церковь бросается
И чем старше душа, тем сильней моложавится.

Что-то долго нет в небесах звезды.
Ночь пришла вчера да осталась тут.
По углам лежат тьмы густой пласты:
Грусть-печаль мою тихо стерегут.
Не горит огонь в облаках опять.
Солнце спряталось. Позабыло мир.
Я налью в стакан призрачный мускат,
Посижу во тьме: белый свет не мил.


Было не было? Грусть в глазах.
Как упомнить мне все грехи?
Сколько было ночей в мечтах?
Знают ангелы. Пастухи...
И расскажет мне ночь моя,
Кто, меня любя, пострадал.
Кто мою звезду, среди дня,
По углам во тьму загонял.

Не пьянит вино: будто горький мёд.
Соловьи в саду песни не поют.
Кто-то жизнь мою на часы кладёт:
Сколько добрых дел, столько и минут.
А за зло - часы. Берега пусты.
Там, во тьме густой, не горят огни.
Меж добром и злом хлипкие мосты.
Если нет Добра, Зла в том нет вины.

И глядит печаль из углов.
Забубённая жизнь моя.
Что же я не считал мостов?
Не копил в душе серебра.
Попрошу-ка я пастуха:
Пусть возьмёт меня под крыло.
Я б грехи свои услыхал.
Мне уже пора пить кагор.

Бывал я в горах, но боюсь высоты.
Мне ближе Земля и степные цветы.
Горы люблю, но вершины меня не манят.
Тот, кто в горах на вершину взошёл,
Может быть смысл в этой жизни нашёл.
Я же без цели. Я просто пою про ребят.

Про тех, кто над миром когда-то взлетел
И Эдельвейсы на склонах смотрел.
Он, ни на шаг, не отступит в тяжёлой борьбе.
Горные ветры ему суждены.
И, как наркотик, останутся сны
О высоте, что навеки застряла в судьбе.

Снег, синева, кислорода чуть-чуть….
Вот он упал. Что, закончился путь???
Нет! Слава Богу! Не плачет и молча встаёт.
Выше и выше, хоть надо назад,
Ведь до вершины один только взгляд,
Только один…. И опять что-то тащит вперёд!

Слёзы текут? Не от слабости? Нет!
Это от прожитых яростных лет.
На побеждённых вершинах, как вешки, года.
Там, возле неба Победа блестит.
К каждой есть путь, что ещё не открыт.
И вниз. А туда тяжелее дорога всегда.

Здесь, на вершине, лишь малость до звёзд.
Только взмахни и в руке сразу горсть,
Но не считает богатством материю он.
Дружба и связка, свобода и высь,
И небеса, что в камнях родились -
Он это ценит и в это, до смерти влюблён.

Те, кто остался на грешной земле,
(Много нас здесь, тут и я в том числе),
Хочется нам иногда дотянуться до звёзд.
Знать не судьба: не умеем летать….
Но кто-то же должен стихи сочинять….
Про Тех, у которых не выпросишь слёз….