Евгений Михайлов

Достойная жизнь

Глафира ходила по избе полусонная. Ночью зуб разболелся, не давал уснуть. Уже под утро утих, после того, как привязала она к запястью очищенный и разрезанный повдоль зубок чеснока. Только забылась, а тут уже время подошло корову в стадо выгонять. Короче говоря, не выспалась.
После завтрака Катюшка убежала с девчонками на пруд. Тут собралась Глафира прикорнуть хоть на полчасика, но в дверь резко постучали. Вошёл Егорка, старший конюх из барской усадьбы.
- Мир дому сему,- пробасил он, копируя интонацию местного дьячка, щуплого, но голосистого, - Ты, Глаша, вот что – бери девчонку, да идите в усадьбу. Барин вас к себе кличет.
- А что случилось-то? – забеспокоилось женское сердце.
- Да занемог он крепко. Простудился, видать. Ты же знаешь, после смерти барыни выпивать он стал частенько. Не поберёгся, вот и нажил себе беду. Жар у него сильный. Доктор от него не отходит, да толку не видно. Вы поторопитесь, может он сказать что-то важное хочет.
Егор многозначительно посмотрел на Глафиру и вышел. Вся деревня знала, что Катюшка у неё от барина.
- Ты Катюшку-то домой посылай, - крикнула женщина вслед Егору. Прибежала запыхавшаяся Катюшка. Как снег на голову свалилось на неё известие об отце. Глафира открыла сундук, достала фотографию барина, тайком добытую, да браслет золотой, который подарил он ей при расставании.
Барыня, как узнала, от кого её горничная беременна, взвилась на дыбы, ультиматум мужу предъявила: - Или я, или она! Третьего не дано! О возможности признания будущего ребёнка законным и слышать не хотела.
И спасовал барин. Когда зарёванная Глаша, сложив свои нехитрые пожитки в баульчик, шла к воротам усадьбы, догнал её, сунул в руку безделушку золотую и ушёл сразу.
Чуть не померла Глаша при родах. Повитуха Агафья чудо совершила. И мать, и дочурка живы остались. Долго в себя приходила роженица. Хорошо мама её была в силе ещё. Так и подняли девчонку на ноги. Вот уже пятнадцать ей недавно исполнилось. Что отцовского- то в ней больше – любому в глаза бросается.
- Счастливая будет, - толковали старухи.
- С божьей помощью! – отвечала Глафира.
Так что же им судьба уготовала? Когда пришли в барский дом, незадача вышла. Строгий седой доктор в очках неожиданно их огорошил:
- Больной уснул. Побудьте где-нибудь поблизости. Понадобитесь – позовём.
Мама с дочкой спустились на первый этаж, в людскую. Уже начало темнеть, когда за ними прибежал Егор. Оказавшись в спальне, Глафира поразилась тому, что болезнь делает с человеком. Крепкий красивый мужчина, совсем недавно казавшийся моложе своих шестидесяти двух, за несколько дней как-то осунулся, съёжился. Только взгляд ещё оставался прежним.
- А, Глашенька! – прошептал больной – Здравствуй! Подойди поближе! Ты прекрасно выглядишь. А вот я умираю, Глаша!
- Да полноте, барин! Бог даст, поправитесь. – сдержанно отвечала женщина.
- Нет, золотце, не выбраться уж мне! Я чувствую могильный холод. А позвал я тебя, чтоб повиниться перед тобой за ту обиду, что тебе причинил. Прости меня, Глашенька! – больной захрипел. Доктор, встревожась, энергично указывал посетителям на дверь.
- Пусть останутся! – неожиданно твёрдым голосом сказал барин.
- А Катенька совсем большая стала. Моя кровь, сразу видно! Подойди ко мне, доченька!
Катя, подойдя к постели, встала на колени и поцеловала руку отцу. От увиденного и услышанного глаза доктора чуть на лоб не полезли. А барин, приподнявшись, насколько мог, продолжал звеневшим от напряжения голосом: - Не хочу умирать подлецом! Моя дочь и ты, Глашенька, получите свою долю наследства по завещанию. Теперь вас ждёт достойная жизнь. Я уже вызвал нотариуса. – С этими словами больной обессилено упал на подушки.
- Идите, идите! – зашипел доктор, чуть не в спину выталкивая растерявшихся Глашу и Катю.
Вернувшись домой, мать и дочь долго не могли уснуть. Завершая непростой разговор, Глаша сказала взволнованной Кате:
- Вот видишь, доча, недаром говорят, что Бог правду видит и всё равно скажет. Ты ведь у барина нашего единственная прямая наследница. Сынок-то его погиб ещё в семьдесят седьмом году в турецкой войне.
Назавтра никаких известий из барской усадьбы не поступало. Послезавтра выяснилось, что барин умер той же ночью, не приходя в сознание и не успев переписать завещание. Теперь в роли наследников выступали двое племянников, живших в Москве и видевших последний раз своего дядюшку совсем ещё детьми.
Так и не вышло из Кати помещицы. Ей был уготован другой путь в жизни, очень непростой. Да и у кого он был простым в то время? Через четыре года после описываемых событий Катя вышла замуж за односельчанина Алексея, работавшего подмастерьем в кузнице. Впоследствии он стал кузнецом. Жили не по-барски, но дружно. Растили двух сыновей. Бабушка Глаша ещё успела их понянчить. Алексей участвовал в Первой мировой, затем вместе с подросшими сыновьями – в Гражданской войне. А она ждала своих мужчин, постепенно встраиваясь в новую жизнь. Окончила рабфак. Работала директором школы в родном селе. Бог даровал ей неслыханную милость – все трое её мужчин уцелели в кровавой мясорубке.
Начались годы мирного труда. Сыновья поразъехались: один – на Дальний Восток, другой – в Среднюю Азию. Оба избрали для себя военную стезю.
В сорок первом году Кате с мужем было уже за шестьдесят. Немцы заняли их родную Белоруссию за неделю. Алексей ушёл в партизаны. Катя осталась в новом, построенном перед самой войной доме.
Кто-то донёс, что она прятала в подполе раненого красноармейца. Фашисты поставили обоих к стенке. Она на колени не становилась, пощады не просила. Последними её словами было: - Господи! Спаси и сохрани моих мужчин!
К сожалению её мужчины не дожили до конца войны, жертвы которой неисчислимы и уточняются до сих пор.
Но об этом ей не суждено было узнать. Впрочем, это утверждение нельзя считать бесспорным.

Евгений Михайлов

Достойная жизнь

Глафира ходила по избе полусонная. Ночью зуб разболелся, не давал уснуть. Уже под утро утих, после того, как привязала она к запястью очищенный и разрезанный повдоль зубок чеснока. Только забылась, а тут уже время подошло корову в стадо выгонять. Короче говоря, не выспалась.
После завтрака Катюшка убежала с девчонками на пруд. Тут собралась Глафира прикорнуть хоть на полчасика, но в дверь резко постучали. Вошёл Егорка, старший конюх из барской усадьбы.
- Мир дому сему,- пробасил он, копируя интонацию местного дьячка, щуплого, но голосистого, - Ты, Глаша, вот что – бери девчонку, да идите в усадьбу. Барин вас к себе кличет.
- А что случилось-то? – забеспокоилось женское сердце.
- Да занемог он крепко. Простудился, видать. Ты же знаешь, после смерти барыни выпивать он стал частенько. Не поберёгся, вот и нажил себе беду. Жар у него сильный. Доктор от него не отходит, да толку не видно. Вы поторопитесь, может он сказать что-то важное хочет.
Егор многозначительно посмотрел на Глафиру и вышел. Вся деревня знала, что Катюшка у неё от барина.
- Ты Катюшку-то домой посылай, - крикнула женщина вслед Егору. Прибежала запыхавшаяся Катюшка. Как снег на голову свалилось на неё известие об отце. Глафира открыла сундук, достала фотографию барина, тайком добытую, да браслет золотой, который подарил он ей при расставании.
Барыня, как узнала, от кого её горничная беременна, взвилась на дыбы, ультиматум мужу предъявила: - Или я, или она! Третьего не дано! О возможности признания будущего ребёнка законным и слышать не хотела.
И спасовал барин. Когда зарёванная Глаша, сложив свои нехитрые пожитки в баульчик, шла к воротам усадьбы, догнал её, сунул в руку безделушку золотую и ушёл сразу.
Чуть не померла Глаша при родах. Повитуха Агафья чудо совершила. И мать, и дочурка живы остались. Долго в себя приходила роженица. Хорошо мама её была в силе ещё. Так и подняли девчонку на ноги. Вот уже пятнадцать ей недавно исполнилось. Что отцовского- то в ней больше – любому в глаза бросается.
- Счастливая будет, - толковали старухи.
- С божьей помощью! – отвечала Глафира.
Так что же им судьба уготовала? Когда пришли в барский дом, незадача вышла. Строгий седой доктор в очках неожиданно их огорошил:
- Больной уснул. Побудьте где-нибудь поблизости. Понадобитесь – позовём.
Мама с дочкой спустились на первый этаж, в людскую. Уже начало темнеть, когда за ними прибежал Егор. Оказавшись в спальне, Глафира поразилась тому, что болезнь делает с человеком. Крепкий красивый мужчина, совсем недавно казавшийся моложе своих шестидесяти двух, за несколько дней как-то осунулся, съёжился. Только взгляд ещё оставался прежним.
- А, Глашенька! – прошептал больной – Здравствуй! Подойди поближе! Ты прекрасно выглядишь. А вот я умираю, Глаша!
- Да полноте, барин! Бог даст, поправитесь. – сдержанно отвечала женщина.
- Нет, золотце, не выбраться уж мне! Я чувствую могильный холод. А позвал я тебя, чтоб повиниться перед тобой за ту обиду, что тебе причинил. Прости меня, Глашенька! – больной захрипел. Доктор, встревожась, энергично указывал посетителям на дверь.
- Пусть останутся! – неожиданно твёрдым голосом сказал барин.
- А Катенька совсем большая стала. Моя кровь, сразу видно! Подойди ко мне, доченька!
Катя, подойдя к постели, встала на колени и поцеловала руку отцу. От увиденного и услышанного глаза доктора чуть на лоб не полезли. А барин, приподнявшись, насколько мог, продолжал звеневшим от напряжения голосом: - Не хочу умирать подлецом! Моя дочь и ты, Глашенька, получите свою долю наследства по завещанию. Теперь вас ждёт достойная жизнь. Я уже вызвал нотариуса. – С этими словами больной обессилено упал на подушки.
- Идите, идите! – зашипел доктор, чуть не в спину выталкивая растерявшихся Глашу и Катю.
Вернувшись домой, мать и дочь долго не могли уснуть. Завершая непростой разговор, Глаша сказала взволнованной Кате:
- Вот видишь, доча, недаром говорят, что Бог правду видит и всё равно скажет. Ты ведь у барина нашего единственная прямая наследница. Сынок-то его погиб ещё в семьдесят седьмом году в турецкой войне.
Назавтра никаких известий из барской усадьбы не поступало. Послезавтра выяснилось, что барин умер той же ночью, не приходя в сознание и не успев переписать завещание. Теперь в роли наследников выступали двое племянников, живших в Москве и видевших последний раз своего дядюшку совсем ещё детьми.
Так и не вышло из Кати помещицы. Ей был уготован другой путь в жизни, очень непростой. Да и у кого он был простым в то время? Через четыре года после описываемых событий Катя вышла замуж за односельчанина Алексея, работавшего подмастерьем в кузнице. Впоследствии он стал кузнецом. Жили не по-барски, но дружно. Растили двух сыновей. Бабушка Глаша ещё успела их понянчить. Алексей участвовал в Первой мировой, затем вместе с подросшими сыновьями – в Гражданской войне. А она ждала своих мужчин, постепенно встраиваясь в новую жизнь. Окончила рабфак. Работала директором школы в родном селе. Бог даровал ей неслыханную милость – все трое её мужчин уцелели в кровавой мясорубке.
Начались годы мирного труда. Сыновья поразъехались: один – на Дальний Восток, другой – в Среднюю Азию. Оба избрали для себя военную стезю.
В сорок первом году Кате с мужем было уже за шестьдесят. Немцы заняли их родную Белоруссию за неделю. Алексей ушёл в партизаны. Катя осталась в новом, построенном перед самой войной доме.
Кто-то донёс, что она прятала в подполе раненого красноармейца. Фашисты поставили обоих к стенке. Она на колени не становилась, пощады не просила. Последними её словами было: - Господи! Спаси и сохрани моих мужчин!
К сожалению её мужчины не дожили до конца войны, жертвы которой неисчислимы и уточняются до сих пор.
Но об этом ей не суждено было узнать. Впрочем, это утверждение нельзя считать бесспорным.

Евгений Михайлов

Достойная жизнь

Глафира ходила по избе полусонная. Ночью зуб разболелся, не давал уснуть. Уже под утро утих, после того, как привязала она к запястью очищенный и разрезанный повдоль зубок чеснока. Только забылась, а тут уже время подошло корову в стадо выгонять. Короче говоря, не выспалась.
После завтрака Катюшка убежала с девчонками на пруд. Тут собралась Глафира прикорнуть хоть на полчасика, но в дверь резко постучали. Вошёл Егорка, старший конюх из барской усадьбы.
- Мир дому сему,- пробасил он, копируя интонацию местного дьячка, щуплого, но голосистого, - Ты, Глаша, вот что – бери девчонку, да идите в усадьбу. Барин вас к себе кличет.
- А что случилось-то? – забеспокоилось женское сердце.
- Да занемог он крепко. Простудился, видать. Ты же знаешь, после смерти барыни выпивать он стал частенько. Не поберёгся, вот и нажил себе беду. Жар у него сильный. Доктор от него не отходит, да толку не видно. Вы поторопитесь, может он сказать что-то важное хочет.
Егор многозначительно посмотрел на Глафиру и вышел. Вся деревня знала, что Катюшка у неё от барина.
- Ты Катюшку-то домой посылай, - крикнула женщина вслед Егору. Прибежала запыхавшаяся Катюшка. Как снег на голову свалилось на неё известие об отце. Глафира открыла сундук, достала фотографию барина, тайком добытую, да браслет золотой, который подарил он ей при расставании.
Барыня, как узнала, от кого её горничная беременна, взвилась на дыбы, ультиматум мужу предъявила: - Или я, или она! Третьего не дано! О возможности признания будущего ребёнка законным и слышать не хотела.
И спасовал барин. Когда зарёванная Глаша, сложив свои нехитрые пожитки в баульчик, шла к воротам усадьбы, догнал её, сунул в руку безделушку золотую и ушёл сразу.
Чуть не померла Глаша при родах. Повитуха Агафья чудо совершила. И мать, и дочурка живы остались. Долго в себя приходила роженица. Хорошо мама её была в силе ещё. Так и подняли девчонку на ноги. Вот уже пятнадцать ей недавно исполнилось. Что отцовского- то в ней больше – любому в глаза бросается.
- Счастливая будет, - толковали старухи.
- С божьей помощью! – отвечала Глафира.
Так что же им судьба уготовала? Когда пришли в барский дом, незадача вышла. Строгий седой доктор в очках неожиданно их огорошил:
- Больной уснул. Побудьте где-нибудь поблизости. Понадобитесь – позовём.
Мама с дочкой спустились на первый этаж, в людскую. Уже начало темнеть, когда за ними прибежал Егор. Оказавшись в спальне, Глафира поразилась тому, что болезнь делает с человеком. Крепкий красивый мужчина, совсем недавно казавшийся моложе своих шестидесяти двух, за несколько дней как-то осунулся, съёжился. Только взгляд ещё оставался прежним.
- А, Глашенька! – прошептал больной – Здравствуй! Подойди поближе! Ты прекрасно выглядишь. А вот я умираю, Глаша!
- Да полноте, барин! Бог даст, поправитесь. – сдержанно отвечала женщина.
- Нет, золотце, не выбраться уж мне! Я чувствую могильный холод. А позвал я тебя, чтоб повиниться перед тобой за ту обиду, что тебе причинил. Прости меня, Глашенька! – больной захрипел. Доктор, встревожась, энергично указывал посетителям на дверь.
- Пусть останутся! – неожиданно твёрдым голосом сказал барин.
- А Катенька совсем большая стала. Моя кровь, сразу видно! Подойди ко мне, доченька!
Катя, подойдя к постели, встала на колени и поцеловала руку отцу. От увиденного и услышанного глаза доктора чуть на лоб не полезли. А барин, приподнявшись, насколько мог, продолжал звеневшим от напряжения голосом: - Не хочу умирать подлецом! Моя дочь и ты, Глашенька, получите свою долю наследства по завещанию. Теперь вас ждёт достойная жизнь. Я уже вызвал нотариуса. – С этими словами больной обессилено упал на подушки.
- Идите, идите! – зашипел доктор, чуть не в спину выталкивая растерявшихся Глашу и Катю.
Вернувшись домой, мать и дочь долго не могли уснуть. Завершая непростой разговор, Глаша сказала взволнованной Кате:
- Вот видишь, доча, недаром говорят, что Бог правду видит и всё равно скажет. Ты ведь у барина нашего единственная прямая наследница. Сынок-то его погиб ещё в семьдесят седьмом году в турецкой войне.
Назавтра никаких известий из барской усадьбы не поступало. Послезавтра выяснилось, что барин умер той же ночью, не приходя в сознание и не успев переписать завещание. Теперь в роли наследников выступали двое племянников, живших в Москве и видевших последний раз своего дядюшку совсем ещё детьми.
Так и не вышло из Кати помещицы. Ей был уготован другой путь в жизни, очень непростой. Да и у кого он был простым в то время? Через четыре года после описываемых событий Катя вышла замуж за односельчанина Алексея, работавшего подмастерьем в кузнице. Впоследствии он стал кузнецом. Жили не по-барски, но дружно. Растили двух сыновей. Бабушка Глаша ещё успела их понянчить. Алексей участвовал в Первой мировой, затем вместе с подросшими сыновьями – в Гражданской войне. А она ждала своих мужчин, постепенно встраиваясь в новую жизнь. Окончила рабфак. Работала директором школы в родном селе. Бог даровал ей неслыханную милость – все трое её мужчин уцелели в кровавой мясорубке.
Начались годы мирного труда. Сыновья поразъехались: один – на Дальний Восток, другой – в Среднюю Азию. Оба избрали для себя военную стезю.
В сорок первом году Кате с мужем было уже за шестьдесят. Немцы заняли их родную Белоруссию за неделю. Алексей ушёл в партизаны. Катя осталась в новом, построенном перед самой войной доме.
Кто-то донёс, что она прятала в подполе раненого красноармейца. Фашисты поставили обоих к стенке. Она на колени не становилась, пощады не просила. Последними её словами было: - Господи! Спаси и сохрани моих мужчин!
К сожалению её мужчины не дожили до конца войны, жертвы которой неисчислимы и уточняются до сих пор.
Но об этом ей не суждено было узнать. Впрочем, это утверждение нельзя считать бесспорным.

Евгений Михайлов

Достойная жизнь

Глафира ходила по избе полусонная. Ночью зуб разболелся, не давал уснуть. Уже под утро утих, после того, как привязала она к запястью очищенный и разрезанный повдоль зубок чеснока. Только забылась, а тут уже время подошло корову в стадо выгонять. Короче говоря, не выспалась.
После завтрака Катюшка убежала с девчонками на пруд. Тут собралась Глафира прикорнуть хоть на полчасика, но в дверь резко постучали. Вошёл Егорка, старший конюх из барской усадьбы.
- Мир дому сему,- пробасил он, копируя интонацию местного дьячка, щуплого, но голосистого, - Ты, Глаша, вот что – бери девчонку, да идите в усадьбу. Барин вас к себе кличет.
- А что случилось-то? – забеспокоилось женское сердце.
- Да занемог он крепко. Простудился, видать. Ты же знаешь, после смерти барыни выпивать он стал частенько. Не поберёгся, вот и нажил себе беду. Жар у него сильный. Доктор от него не отходит, да толку не видно. Вы поторопитесь, может он сказать что-то важное хочет.
Егор многозначительно посмотрел на Глафиру и вышел. Вся деревня знала, что Катюшка у неё от барина.
- Ты Катюшку-то домой посылай, - крикнула женщина вслед Егору. Прибежала запыхавшаяся Катюшка. Как снег на голову свалилось на неё известие об отце. Глафира открыла сундук, достала фотографию барина, тайком добытую, да браслет золотой, который подарил он ей при расставании.
Барыня, как узнала, от кого её горничная беременна, взвилась на дыбы, ультиматум мужу предъявила: - Или я, или она! Третьего не дано! О возможности признания будущего ребёнка законным и слышать не хотела.
И спасовал барин. Когда зарёванная Глаша, сложив свои нехитрые пожитки в баульчик, шла к воротам усадьбы, догнал её, сунул в руку безделушку золотую и ушёл сразу.
Чуть не померла Глаша при родах. Повитуха Агафья чудо совершила. И мать, и дочурка живы остались. Долго в себя приходила роженица. Хорошо мама её была в силе ещё. Так и подняли девчонку на ноги. Вот уже пятнадцать ей недавно исполнилось. Что отцовского- то в ней больше – любому в глаза бросается.
- Счастливая будет, - толковали старухи.
- С божьей помощью! – отвечала Глафира.
Так что же им судьба уготовала? Когда пришли в барский дом, незадача вышла. Строгий седой доктор в очках неожиданно их огорошил:
- Больной уснул. Побудьте где-нибудь поблизости. Понадобитесь – позовём.
Мама с дочкой спустились на первый этаж, в людскую. Уже начало темнеть, когда за ними прибежал Егор. Оказавшись в спальне, Глафира поразилась тому, что болезнь делает с человеком. Крепкий красивый мужчина, совсем недавно казавшийся моложе своих шестидесяти двух, за несколько дней как-то осунулся, съёжился. Только взгляд ещё оставался прежним.
- А, Глашенька! – прошептал больной – Здравствуй! Подойди поближе! Ты прекрасно выглядишь. А вот я умираю, Глаша!
- Да полноте, барин! Бог даст, поправитесь. – сдержанно отвечала женщина.
- Нет, золотце, не выбраться уж мне! Я чувствую могильный холод. А позвал я тебя, чтоб повиниться перед тобой за ту обиду, что тебе причинил. Прости меня, Глашенька! – больной захрипел. Доктор, встревожась, энергично указывал посетителям на дверь.
- Пусть останутся! – неожиданно твёрдым голосом сказал барин.
- А Катенька совсем большая стала. Моя кровь, сразу видно! Подойди ко мне, доченька!
Катя, подойдя к постели, встала на колени и поцеловала руку отцу. От увиденного и услышанного глаза доктора чуть на лоб не полезли. А барин, приподнявшись, насколько мог, продолжал звеневшим от напряжения голосом: - Не хочу умирать подлецом! Моя дочь и ты, Глашенька, получите свою долю наследства по завещанию. Теперь вас ждёт достойная жизнь. Я уже вызвал нотариуса. – С этими словами больной обессилено упал на подушки.
- Идите, идите! – зашипел доктор, чуть не в спину выталкивая растерявшихся Глашу и Катю.
Вернувшись домой, мать и дочь долго не могли уснуть. Завершая непростой разговор, Глаша сказала взволнованной Кате:
- Вот видишь, доча, недаром говорят, что Бог правду видит и всё равно скажет. Ты ведь у барина нашего единственная прямая наследница. Сынок-то его погиб ещё в семьдесят седьмом году в турецкой войне.
Назавтра никаких известий из барской усадьбы не поступало. Послезавтра выяснилось, что барин умер той же ночью, не приходя в сознание и не успев переписать завещание. Теперь в роли наследников выступали двое племянников, живших в Москве и видевших последний раз своего дядюшку совсем ещё детьми.
Так и не вышло из Кати помещицы. Ей был уготован другой путь в жизни, очень непростой. Да и у кого он был простым в то время? Через четыре года после описываемых событий Катя вышла замуж за односельчанина Алексея, работавшего подмастерьем в кузнице. Впоследствии он стал кузнецом. Жили не по-барски, но дружно. Растили двух сыновей. Бабушка Глаша ещё успела их понянчить. Алексей участвовал в Первой мировой, затем вместе с подросшими сыновьями – в Гражданской войне. А она ждала своих мужчин, постепенно встраиваясь в новую жизнь. Окончила рабфак. Работала директором школы в родном селе. Бог даровал ей неслыханную милость – все трое её мужчин уцелели в кровавой мясорубке.
Начались годы мирного труда. Сыновья поразъехались: один – на Дальний Восток, другой – в Среднюю Азию. Оба избрали для себя военную стезю.
В сорок первом году Кате с мужем было уже за шестьдесят. Немцы заняли их родную Белоруссию за неделю. Алексей ушёл в партизаны. Катя осталась в новом, построенном перед самой войной доме.
Кто-то донёс, что она прятала в подполе раненого красноармейца. Фашисты поставили обоих к стенке. Она на колени не становилась, пощады не просила. Последними её словами было: - Господи! Спаси и сохрани моих мужчин!
К сожалению её мужчины не дожили до конца войны, жертвы которой неисчислимы и уточняются до сих пор.
Но об этом ей не суждено было узнать. Впрочем, это утверждение нельзя считать бесспорным.

Евгений Михайлов

Достойная жизнь

Глафира ходила по избе полусонная. Ночью зуб разболелся, не давал уснуть. Уже под утро утих, после того, как привязала она к запястью очищенный и разрезанный повдоль зубок чеснока. Только забылась, а тут уже время подошло корову в стадо выгонять. Короче говоря, не выспалась.
После завтрака Катюшка убежала с девчонками на пруд. Тут собралась Глафира прикорнуть хоть на полчасика, но в дверь резко постучали. Вошёл Егорка, старший конюх из барской усадьбы.
- Мир дому сему,- пробасил он, копируя интонацию местного дьячка, щуплого, но голосистого, - Ты, Глаша, вот что – бери девчонку, да идите в усадьбу. Барин вас к себе кличет.
- А что случилось-то? – забеспокоилось женское сердце.
- Да занемог он крепко. Простудился, видать. Ты же знаешь, после смерти барыни выпивать он стал частенько. Не поберёгся, вот и нажил себе беду. Жар у него сильный. Доктор от него не отходит, да толку не видно. Вы поторопитесь, может он сказать что-то важное хочет.
Егор многозначительно посмотрел на Глафиру и вышел. Вся деревня знала, что Катюшка у неё от барина.
- Ты Катюшку-то домой посылай, - крикнула женщина вслед Егору. Прибежала запыхавшаяся Катюшка. Как снег на голову свалилось на неё известие об отце. Глафира открыла сундук, достала фотографию барина, тайком добытую, да браслет золотой, который подарил он ей при расставании.
Барыня, как узнала, от кого её горничная беременна, взвилась на дыбы, ультиматум мужу предъявила: - Или я, или она! Третьего не дано! О возможности признания будущего ребёнка законным и слышать не хотела.
И спасовал барин. Когда зарёванная Глаша, сложив свои нехитрые пожитки в баульчик, шла к воротам усадьбы, догнал её, сунул в руку безделушку золотую и ушёл сразу.
Чуть не померла Глаша при родах. Повитуха Агафья чудо совершила. И мать, и дочурка живы остались. Долго в себя приходила роженица. Хорошо мама её была в силе ещё. Так и подняли девчонку на ноги. Вот уже пятнадцать ей недавно исполнилось. Что отцовского- то в ней больше – любому в глаза бросается.
- Счастливая будет, - толковали старухи.
- С божьей помощью! – отвечала Глафира.
Так что же им судьба уготовала? Когда пришли в барский дом, незадача вышла. Строгий седой доктор в очках неожиданно их огорошил:
- Больной уснул. Побудьте где-нибудь поблизости. Понадобитесь – позовём.
Мама с дочкой спустились на первый этаж, в людскую. Уже начало темнеть, когда за ними прибежал Егор. Оказавшись в спальне, Глафира поразилась тому, что болезнь делает с человеком. Крепкий красивый мужчина, совсем недавно казавшийся моложе своих шестидесяти двух, за несколько дней как-то осунулся, съёжился. Только взгляд ещё оставался прежним.
- А, Глашенька! – прошептал больной – Здравствуй! Подойди поближе! Ты прекрасно выглядишь. А вот я умираю, Глаша!
- Да полноте, барин! Бог даст, поправитесь. – сдержанно отвечала женщина.
- Нет, золотце, не выбраться уж мне! Я чувствую могильный холод. А позвал я тебя, чтоб повиниться перед тобой за ту обиду, что тебе причинил. Прости меня, Глашенька! – больной захрипел. Доктор, встревожась, энергично указывал посетителям на дверь.
- Пусть останутся! – неожиданно твёрдым голосом сказал барин.
- А Катенька совсем большая стала. Моя кровь, сразу видно! Подойди ко мне, доченька!
Катя, подойдя к постели, встала на колени и поцеловала руку отцу. От увиденного и услышанного глаза доктора чуть на лоб не полезли. А барин, приподнявшись, насколько мог, продолжал звеневшим от напряжения голосом: - Не хочу умирать подлецом! Моя дочь и ты, Глашенька, получите свою долю наследства по завещанию. Теперь вас ждёт достойная жизнь. Я уже вызвал нотариуса. – С этими словами больной обессилено упал на подушки.
- Идите, идите! – зашипел доктор, чуть не в спину выталкивая растерявшихся Глашу и Катю.
Вернувшись домой, мать и дочь долго не могли уснуть. Завершая непростой разговор, Глаша сказала взволнованной Кате:
- Вот видишь, доча, недаром говорят, что Бог правду видит и всё равно скажет. Ты ведь у барина нашего единственная прямая наследница. Сынок-то его погиб ещё в семьдесят седьмом году в турецкой войне.
Назавтра никаких известий из барской усадьбы не поступало. Послезавтра выяснилось, что барин умер той же ночью, не приходя в сознание и не успев переписать завещание. Теперь в роли наследников выступали двое племянников, живших в Москве и видевших последний раз своего дядюшку совсем ещё детьми.
Так и не вышло из Кати помещицы. Ей был уготован другой путь в жизни, очень непростой. Да и у кого он был простым в то время? Через четыре года после описываемых событий Катя вышла замуж за односельчанина Алексея, работавшего подмастерьем в кузнице. Впоследствии он стал кузнецом. Жили не по-барски, но дружно. Растили двух сыновей. Бабушка Глаша ещё успела их понянчить. Алексей участвовал в Первой мировой, затем вместе с подросшими сыновьями – в Гражданской войне. А она ждала своих мужчин, постепенно встраиваясь в новую жизнь. Окончила рабфак. Работала директором школы в родном селе. Бог даровал ей неслыханную милость – все трое её мужчин уцелели в кровавой мясорубке.
Начались годы мирного труда. Сыновья поразъехались: один – на Дальний Восток, другой – в Среднюю Азию. Оба избрали для себя военную стезю.
В сорок первом году Кате с мужем было уже за шестьдесят. Немцы заняли их родную Белоруссию за неделю. Алексей ушёл в партизаны. Катя осталась в новом, построенном перед самой войной доме.
Кто-то донёс, что она прятала в подполе раненого красноармейца. Фашисты поставили обоих к стенке. Она на колени не становилась, пощады не просила. Последними её словами было: - Господи! Спаси и сохрани моих мужчин!
К сожалению её мужчины не дожили до конца войны, жертвы которой неисчислимы и уточняются до сих пор.
Но об этом ей не суждено было узнать. Впрочем, это утверждение нельзя считать бесспорным.

Евгений Михайлов

Достойная жизнь

Глафира ходила по избе полусонная. Ночью зуб разболелся, не давал уснуть. Уже под утро утих, после того, как привязала она к запястью очищенный и разрезанный повдоль зубок чеснока. Только забылась, а тут уже время подошло корову в стадо выгонять. Короче говоря, не выспалась.
После завтрака Катюшка убежала с девчонками на пруд. Тут собралась Глафира прикорнуть хоть на полчасика, но в дверь резко постучали. Вошёл Егорка, старший конюх из барской усадьбы.
- Мир дому сему,- пробасил он, копируя интонацию местного дьячка, щуплого, но голосистого, - Ты, Глаша, вот что – бери девчонку, да идите в усадьбу. Барин вас к себе кличет.
- А что случилось-то? – забеспокоилось женское сердце.
- Да занемог он крепко. Простудился, видать. Ты же знаешь, после смерти барыни выпивать он стал частенько. Не поберёгся, вот и нажил себе беду. Жар у него сильный. Доктор от него не отходит, да толку не видно. Вы поторопитесь, может он сказать что-то важное хочет.
Егор многозначительно посмотрел на Глафиру и вышел. Вся деревня знала, что Катюшка у неё от барина.
- Ты Катюшку-то домой посылай, - крикнула женщина вслед Егору. Прибежала запыхавшаяся Катюшка. Как снег на голову свалилось на неё известие об отце. Глафира открыла сундук, достала фотографию барина, тайком добытую, да браслет золотой, который подарил он ей при расставании.
Барыня, как узнала, от кого её горничная беременна, взвилась на дыбы, ультиматум мужу предъявила: - Или я, или она! Третьего не дано! О возможности признания будущего ребёнка законным и слышать не хотела.
И спасовал барин. Когда зарёванная Глаша, сложив свои нехитрые пожитки в баульчик, шла к воротам усадьбы, догнал её, сунул в руку безделушку золотую и ушёл сразу.
Чуть не померла Глаша при родах. Повитуха Агафья чудо совершила. И мать, и дочурка живы остались. Долго в себя приходила роженица. Хорошо мама её была в силе ещё. Так и подняли девчонку на ноги. Вот уже пятнадцать ей недавно исполнилось. Что отцовского- то в ней больше – любому в глаза бросается.
- Счастливая будет, - толковали старухи.
- С божьей помощью! – отвечала Глафира.
Так что же им судьба уготовала? Когда пришли в барский дом, незадача вышла. Строгий седой доктор в очках неожиданно их огорошил:
- Больной уснул. Побудьте где-нибудь поблизости. Понадобитесь – позовём.
Мама с дочкой спустились на первый этаж, в людскую. Уже начало темнеть, когда за ними прибежал Егор. Оказавшись в спальне, Глафира поразилась тому, что болезнь делает с человеком. Крепкий красивый мужчина, совсем недавно казавшийся моложе своих шестидесяти двух, за несколько дней как-то осунулся, съёжился. Только взгляд ещё оставался прежним.
- А, Глашенька! – прошептал больной – Здравствуй! Подойди поближе! Ты прекрасно выглядишь. А вот я умираю, Глаша!
- Да полноте, барин! Бог даст, поправитесь. – сдержанно отвечала женщина.
- Нет, золотце, не выбраться уж мне! Я чувствую могильный холод. А позвал я тебя, чтоб повиниться перед тобой за ту обиду, что тебе причинил. Прости меня, Глашенька! – больной захрипел. Доктор, встревожась, энергично указывал посетителям на дверь.
- Пусть останутся! – неожиданно твёрдым голосом сказал барин.
- А Катенька совсем большая стала. Моя кровь, сразу видно! Подойди ко мне, доченька!
Катя, подойдя к постели, встала на колени и поцеловала руку отцу. От увиденного и услышанного глаза доктора чуть на лоб не полезли. А барин, приподнявшись, насколько мог, продолжал звеневшим от напряжения голосом: - Не хочу умирать подлецом! Моя дочь и ты, Глашенька, получите свою долю наследства по завещанию. Теперь вас ждёт достойная жизнь. Я уже вызвал нотариуса. – С этими словами больной обессилено упал на подушки.
- Идите, идите! – зашипел доктор, чуть не в спину выталкивая растерявшихся Глашу и Катю.
Вернувшись домой, мать и дочь долго не могли уснуть. Завершая непростой разговор, Глаша сказала взволнованной Кате:
- Вот видишь, доча, недаром говорят, что Бог правду видит и всё равно скажет. Ты ведь у барина нашего единственная прямая наследница. Сынок-то его погиб ещё в семьдесят седьмом году в турецкой войне.
Назавтра никаких известий из барской усадьбы не поступало. Послезавтра выяснилось, что барин умер той же ночью, не приходя в сознание и не успев переписать завещание. Теперь в роли наследников выступали двое племянников, живших в Москве и видевших последний раз своего дядюшку совсем ещё детьми.
Так и не вышло из Кати помещицы. Ей был уготован другой путь в жизни, очень непростой. Да и у кого он был простым в то время? Через четыре года после описываемых событий Катя вышла замуж за односельчанина Алексея, работавшего подмастерьем в кузнице. Впоследствии он стал кузнецом. Жили не по-барски, но дружно. Растили двух сыновей. Бабушка Глаша ещё успела их понянчить. Алексей участвовал в Первой мировой, затем вместе с подросшими сыновьями – в Гражданской войне. А она ждала своих мужчин, постепенно встраиваясь в новую жизнь. Окончила рабфак. Работала директором школы в родном селе. Бог даровал ей неслыханную милость – все трое её мужчин уцелели в кровавой мясорубке.
Начались годы мирного труда. Сыновья поразъехались: один – на Дальний Восток, другой – в Среднюю Азию. Оба избрали для себя военную стезю.
В сорок первом году Кате с мужем было уже за шестьдесят. Немцы заняли их родную Белоруссию за неделю. Алексей ушёл в партизаны. Катя осталась в новом, построенном перед самой войной доме.
Кто-то донёс, что она прятала в подполе раненого красноармейца. Фашисты поставили обоих к стенке. Она на колени не становилась, пощады не просила. Последними её словами было: - Господи! Спаси и сохрани моих мужчин!
К сожалению её мужчины не дожили до конца войны, жертвы которой неисчислимы и уточняются до сих пор.
Но об этом ей не суждено было узнать. Впрочем, это утверждение нельзя считать бесспорным.

Евгений Михайлов

Достойная жизнь

Глафира ходила по избе полусонная. Ночью зуб разболелся, не давал уснуть. Уже под утро утих, после того, как привязала она к запястью очищенный и разрезанный повдоль зубок чеснока. Только забылась, а тут уже время подошло корову в стадо выгонять. Короче говоря, не выспалась.
После завтрака Катюшка убежала с девчонками на пруд. Тут собралась Глафира прикорнуть хоть на полчасика, но в дверь резко постучали. Вошёл Егорка, старший конюх из барской усадьбы.
- Мир дому сему,- пробасил он, копируя интонацию местного дьячка, щуплого, но голосистого, - Ты, Глаша, вот что – бери девчонку, да идите в усадьбу. Барин вас к себе кличет.
- А что случилось-то? – забеспокоилось женское сердце.
- Да занемог он крепко. Простудился, видать. Ты же знаешь, после смерти барыни выпивать он стал частенько. Не поберёгся, вот и нажил себе беду. Жар у него сильный. Доктор от него не отходит, да толку не видно. Вы поторопитесь, может он сказать что-то важное хочет.
Егор многозначительно посмотрел на Глафиру и вышел. Вся деревня знала, что Катюшка у неё от барина.
- Ты Катюшку-то домой посылай, - крикнула женщина вслед Егору. Прибежала запыхавшаяся Катюшка. Как снег на голову свалилось на неё известие об отце. Глафира открыла сундук, достала фотографию барина, тайком добытую, да браслет золотой, который подарил он ей при расставании.
Барыня, как узнала, от кого её горничная беременна, взвилась на дыбы, ультиматум мужу предъявила: - Или я, или она! Третьего не дано! О возможности признания будущего ребёнка законным и слышать не хотела.
И спасовал барин. Когда зарёванная Глаша, сложив свои нехитрые пожитки в баульчик, шла к воротам усадьбы, догнал её, сунул в руку безделушку золотую и ушёл сразу.
Чуть не померла Глаша при родах. Повитуха Агафья чудо совершила. И мать, и дочурка живы остались. Долго в себя приходила роженица. Хорошо мама её была в силе ещё. Так и подняли девчонку на ноги. Вот уже пятнадцать ей недавно исполнилось. Что отцовского- то в ней больше – любому в глаза бросается.
- Счастливая будет, - толковали старухи.
- С божьей помощью! – отвечала Глафира.
Так что же им судьба уготовала? Когда пришли в барский дом, незадача вышла. Строгий седой доктор в очках неожиданно их огорошил:
- Больной уснул. Побудьте где-нибудь поблизости. Понадобитесь – позовём.
Мама с дочкой спустились на первый этаж, в людскую. Уже начало темнеть, когда за ними прибежал Егор. Оказавшись в спальне, Глафира поразилась тому, что болезнь делает с человеком. Крепкий красивый мужчина, совсем недавно казавшийся моложе своих шестидесяти двух, за несколько дней как-то осунулся, съёжился. Только взгляд ещё оставался прежним.
- А, Глашенька! – прошептал больной – Здравствуй! Подойди поближе! Ты прекрасно выглядишь. А вот я умираю, Глаша!
- Да полноте, барин! Бог даст, поправитесь. – сдержанно отвечала женщина.
- Нет, золотце, не выбраться уж мне! Я чувствую могильный холод. А позвал я тебя, чтоб повиниться перед тобой за ту обиду, что тебе причинил. Прости меня, Глашенька! – больной захрипел. Доктор, встревожась, энергично указывал посетителям на дверь.
- Пусть останутся! – неожиданно твёрдым голосом сказал барин.
- А Катенька совсем большая стала. Моя кровь, сразу видно! Подойди ко мне, доченька!
Катя, подойдя к постели, встала на колени и поцеловала руку отцу. От увиденного и услышанного глаза доктора чуть на лоб не полезли. А барин, приподнявшись, насколько мог, продолжал звеневшим от напряжения голосом: - Не хочу умирать подлецом! Моя дочь и ты, Глашенька, получите свою долю наследства по завещанию. Теперь вас ждёт достойная жизнь. Я уже вызвал нотариуса. – С этими словами больной обессилено упал на подушки.
- Идите, идите! – зашипел доктор, чуть не в спину выталкивая растерявшихся Глашу и Катю.
Вернувшись домой, мать и дочь долго не могли уснуть. Завершая непростой разговор, Глаша сказала взволнованной Кате:
- Вот видишь, доча, недаром говорят, что Бог правду видит и всё равно скажет. Ты ведь у барина нашего единственная прямая наследница. Сынок-то его погиб ещё в семьдесят седьмом году в турецкой войне.
Назавтра никаких известий из барской усадьбы не поступало. Послезавтра выяснилось, что барин умер той же ночью, не приходя в сознание и не успев переписать завещание. Теперь в роли наследников выступали двое племянников, живших в Москве и видевших последний раз своего дядюшку совсем ещё детьми.
Так и не вышло из Кати помещицы. Ей был уготован другой путь в жизни, очень непростой. Да и у кого он был простым в то время? Через четыре года после описываемых событий Катя вышла замуж за односельчанина Алексея, работавшего подмастерьем в кузнице. Впоследствии он стал кузнецом. Жили не по-барски, но дружно. Растили двух сыновей. Бабушка Глаша ещё успела их понянчить. Алексей участвовал в Первой мировой, затем вместе с подросшими сыновьями – в Гражданской войне. А она ждала своих мужчин, постепенно встраиваясь в новую жизнь. Окончила рабфак. Работала директором школы в родном селе. Бог даровал ей неслыханную милость – все трое её мужчин уцелели в кровавой мясорубке.
Начались годы мирного труда. Сыновья поразъехались: один – на Дальний Восток, другой – в Среднюю Азию. Оба избрали для себя военную стезю.
В сорок первом году Кате с мужем было уже за шестьдесят. Немцы заняли их родную Белоруссию за неделю. Алексей ушёл в партизаны. Катя осталась в новом, построенном перед самой войной доме.
Кто-то донёс, что она прятала в подполе раненого красноармейца. Фашисты поставили обоих к стенке. Она на колени не становилась, пощады не просила. Последними её словами было: - Господи! Спаси и сохрани моих мужчин!
К сожалению её мужчины не дожили до конца войны, жертвы которой неисчислимы и уточняются до сих пор.
Но об этом ей не суждено было узнать. Впрочем, это утверждение нельзя считать бесспорным.

Похождения «Беса»

Юрка Бескровный в армии имел прозвище Бес (по-нынешнему говоря, позывной). Просто-напросто первый слог фамилии. И ему оно даже нравилось. Потому, что вместе с ним служили, например, Жабин и Баранов. Вот им, действительно, с прозвищами не повезло. Поначалу ребята даже обижались немного, но потом поняли, что против «обчества» не попрёшь и внимания на формальности уже не обращали.
Но это «дела давно минувших дней». О них речь могла зайти лишь на Дне защитника Отечества, который земляки обычно старались отмечать совместно. Вот и в это 23 февраля хорошо посидели, «приняв на грудь», повспоминали, потом разговор сам собой переместился на сегодняшние темы.
- Ну, что, мужики, полезут хохлы на Донбасс или нет? – спросил Володька Курков, по прозвищу Окурок.
- Да куда им! Кишка тонка!- кипятился Генка Баранов.
- Не скажи! Им оружие америкосы постоянно подбрасывают, а дури собственной хватает – заметил Юрка, - Ополченцев могут смять. Как бы нас на поддержку не бросили, чего доброго. Помните, как пели перед дембелем:
Мы по военной двинемся тропе,
Решительно и зло смотря вперёд,
Когда приказ подпишет ВВП
И Табуреткин* в бой нас поведёт.
- Это ж мы понарошку пели. Да и Табуреткина давно уж нет - возразил Серёга Жабин, - А для всяких неожиданностей контрактники есть.
- Смотря, какая буча заварится. И для нас работа найдётся. Ракетчики всегда на особом счету – не успокаивался Юрка.
- Да брось ты, Бес – загалдели все, - Давай наливай лучше!
Разошлись далеко за полночь. На другой день вся Россия с удивлением узнала о начале Специальной Военной Операции. Президент уверял, что проводится она силами контрактников во имя защиты мирного населения Донецкой и Луганской областей от нацистов.
Вечером того же дня между супругами Бескровными состоялся откровенный разговор.
- Ну что, Аника-воин, на войну пойдёшь? - спрашивала жена Юрку.
- Что ты, Люся! Через пару недель максимум всё будет кончено!
- Помяни моё слово, всё это надолго. Я сердцем чую – вздыхала женщина. Юра пыжился перед женой, ссылаясь на свой армейский опыт, но в глубине души чувствовал то же, что и она.
Прошло две недели, затем три. Блицкриг не состоялся, несмотря на все усилия. А население областей, не захваченных оккупантами, не спешило поднимать восстание против легитимных властей. Когда же потрясённая Россия узнала о гибели на фронте уже трёх своих генералов, Верховный главнокомандующий запретил министерству обороны сообщать в сми о российских потерях. Чекист, он и в Африке чекист. Ну, что ж! Отсутствие информации ничем не хуже дезинформации.
Теперь уже Юра сам старался передать жене свою озабоченность происходящим. Люся, выслушав его, сказала:- Не надо ждать, пока «загремишь под фанфары». А мне гораздо приятнее быть твоей женой, а не вдовой. Думаю, тебе надо срочно выехать в Казахстан к дяде Пете с тётей Галей. Ты же, наверное, помнишь, что они отмазали своего сына Витальку, твоего двоюродного брата, от армии. Тётя Галя же рассказывала. Дали ему какое-то снадобье, и его падучая стала бить. Такой вариант и для тебя подойдёт. К здешним лекарям обращаться опасно, могут властям настучать. А тут всё - таки родственники, да и другое государство, не признавшее, кстати, независимость Донецка и Луганска.
- Но ведь Виталька потом умер!
- А не надо было этому дурачку зелье с наркотой мешать. Вот и доигрался.
- А сколько длится действие препарата?
- С месячишко помучаешься, потом пройдёт. Если даже захотят проверить, то никто не станет за тобой месяц наблюдать. Подержат в стационаре недельку, да и гуляй, Вася!
- Над твоим предложением стоит подумать.
- Думать некогда, поторопись, пока граница открыта. Там без визы можно находиться три месяца, так, что времени у тебя достаточно.
- А с работой что же?
- Если не дадут без содержания, увольняйся.
Через неделю Юра вылетел в Алма- Ату, оттуда путь его лежал в Талды-Курган. После шумной, наглой и грязной Алма-Аты чистенький и тихий Талды-Курган показался Юрию земным раем. Когда он постучал в калитку невысокой ограды, за которой среди цветущих абрикосовых деревьев виднелся аккуратный беленький домик, вернее типичная украинская хатка, от неё к калитке заспешили мужчина и женщина. Стариками их язык не повернулся бы назвать, такие они были крепенькие, пригожие, несмотря на возраст. Седина не старила, а украшала обоих. Лица сверкали добродушной улыбкой. - Юрочка, Юрочка! – скандировали хозяева, - Как мы рады! Проходи скорей! - Тётя Галя даже говорила нараспев, как настоящая хохлушка. Но родилась-то она уже после войны здесь, в Талды-Кургане. Однако генетика сказывалась. Мама её была сослана сюда из Западной Украины в тридцать девятом году. А дядя Петя был эвакуирован сюда в пятилетнем возрасте вместе с другими детдомовцами из блокадного Ленинграда.
Вот так здесь и выросли, повстречались, поженились и живут в мире и согласии. Уже и золотую свадьбу отметили. Одна только незаживающая боль у них – Виталька. Но тут уж ничего не поделаешь. Как говорится «мертвец во гробе мирно спи, а жизни радуйся живущий»(с)
Привезённые Юрой гостинцы – дагестанский коньяк, зернистая икра и финский сыр тут же были водружены в центр праздничного стола, который и без того ломился от всяких разносолов.
Через пару часов неспешного разговора, сопровождаемого дегустацией всяких вкусностей, включая запечённого молочного поросёнка и знаменитые тёти Галины вареники с вишней, Юра попросил передышки. Но десерт удивил даже его, столичного жителя. Бланманже со сливовым джемом и абрикосово-творожный пудинг сделали бы честь любому кулинару экстра-класса. А чай – ну это вообще сказка! Дядя Петя пообещал дать пошаговый рецепт его приготовления.
А когда Юра сообщил цель своего приезда, дядя Петя обнял племянника, прослезившись. – Молодец! – сказал он,- Ты не должен участвовать в этой бойне. Проклятые англосаксы стравили между собой славян и рады, что они уничтожают друг друга. Вот только как помочь тебе, не знаю. Знахаря, у которого мы брали микстуру для Виталика, уже нет в живых. Попробуем что-то выяснить у его жены.
На второй день Юра вместе с дядей Петей навестили старушку, которую смело можно было назвать «ветхая», да ещё и глухая. Но память она пока что не потеряла и сказала абсолютно точно, что её старик брал компоненты для микстуры у своего знакомого в Киргизии, в городе Ош.
Звали его вроде бы Абыш, а узнать о нём можно на базаре, спросить у стариков, которые там кучкуются. А вот жив он или нет – ей того не ведомо.
И поехал Юра поездом в киргизскую столицу Бишкек, а оттуда автобусом в Ош. Пересекая казахстанско-киргизскую границу, с восхищением наблюдал из окна вагона целые поля цветущих тюльпанов. А вот ошский автобус, дряхлый и дребезжащий, запомнился совсем другим. В ходе поездки кто-то основательно испортил воздух. Юра сначала разозлился, а потом его разобрал смех. - Ну, надо же! Прямо, как в Германии, - тихонько хихикал он.
Устроившись в Оше в гостиницу «Молодёжная», наш путешественник сразу отправился на рынок. Абыша, действительно, там знали. Сразу несколько знатоков, перебивая друг друга, пытались объяснить приезжему, как разыскать целителя. Юра отметил, что все старики хорошо говорили по-русски. Не то, что молодёжь!
Сразу за рынком начинался старый город, представлявший собой скопище саманных избушек, слепленных между собой наподобие пчелиных сот. Узкая улочка причудливо изгибалась, чем-то напоминая змею. Юра шёл по ней уже полчаса, не видя никакого холма, названного ему в качестве ориентира. Решил спросить дорогу у мальчишек, игравших в асыки** посреди выщербленной улицы. Те, радостно галдя, протащили его метров двести к подножию довольно высокого холма, в который упиралась улица.
Глинистая поверхность холма была испещрена уступами, чтобы легче было подниматься. – Абыш там?- спросил Юра.
- Ооба! Ооба!*** – закричали ребятишки.
Но в самом начале подъёма начался дождь. Поверхность стала скользкой. Как ни осторожничал Юра, но сорвался и скатился метров на пятнадцать ниже, к самому подножию холма, испачкав свой джинсовый костюм и сильно ударившись правым боком. Проклиная всё на свете, он заковылял прочь. Вскоре он наткнулся на широкий арык, в котором с шумом неслась вода с гор. Несколько женщин стирали здесь бельё. Юркин костюм тоже выстирали и долго с удивлением рассматривали полученные за это российские рубли.
Хоть вечер приближался, но жара не отступала. Костюм высох за какие-нибудь полчаса. Значит, нужно продолжать поиски. Но как?
Пока Юра над этим раздумывал, из проулка вынырнул очень необычный четырёхколёсный механизм. Вместо бензобака у него имелся газогенератор, работавший на дровах. Это было гениальное решение, поскольку заросли саксаула подступали к самому городу.
- Эй, жолдош!**** Тебе куда ? Садись, подвезу! – вскричал улыбчивый абориген лет тридцати. Абыша он, конечно же, знал. Поэтому Юра мигом взобрался на заднее сиденье драндулета.
- Моё изобретение – гордо сказал абориген, - А меня можешь называть Жора.
- Моя сестра Жылдыз*****» - кивнул он на девушку, сидевшую на переднем сидении.
Когда машина тронулась с места, девушка затянула нечто заунывное.
- Поедем быстро и с песней – пояснил Жора.
Но с самого начала что-то не заладилось. Агрегат чихнул и остановился.
- Твою мать! – выразился Жора по-русски, - трубка газопровода лопнула.
Извини братан, но поездка отменяется. А ты пойдёшь по этой улице, никуда не сворачивай. Думаю, что дотемна доберёшься.
И снова Юра потопал пешком. Смеркалось. Но дом с флюгером на крыше всё ещё не появлялся. Он снова спросил дорогу. Спрошенный ответил: - Нам по пути. Пойдём вместе.
Теперь уж совсем стемнело. Попутчик сказал вдруг: - Ну, вот я и дома. А тебе ещё с полчаса идти. Может, зайдёшь чайку выпьешь?
После чая хозяин сказал: - Зачем тебе торопиться? Ты же не здешний. Ещё ограбит кто-нибудь. Вон у тебя сумочка какая привлекательная. Заночуешь у меня, а утром по холодку быстро дойдёшь.
Юра посчитал это предложение разумным. Но сон не шёл. Всего лишь лёгкая дрёма. Насторожили слова о сумочке. А шорох заставил подскочить. Невдалеке от своей постели он увидел хозяина с ножом в руке. Лунный свет играл на широком лезвии. Юра бросился в сторону и уже оттуда пинком сшиб злоумышленника с ног. Слыша проклятия, бросился к открытому окну, резонно полагая, что входная дверь может быть заперта. Уже на улице он осознал, что кроссовки и сумочка с деньгами и документами достались мошеннику. Что же делать? Его раздумья прервал голос хозяина: - Эй, русский, подожди! Ты сумочку забыл.
Юра обернулся. Хозяин приближался к нему без ножа и с сумочкой в руках. – Ты чего пинаешься?- сердито спросил он..
- А ты чего с ножом разгуливаешь?
- Да я же хотел тарантула убить, который в дом заполз. Они весной ядовитые, да и вид отвратный. Думал, что напугаешься.
Мужчины уставились друг на друга, потом рассмеялись.
- Ладно! Пошли в дом! Обмоем это дело, - предложил хозяин. Но Юра осторожничал: - Нет времени. Выбрось кроссовки в окно, в дом я не пойду.
На том и расстались. Юра держался середины дороги, прекрасно понимая, что в случае нападения шансов на спасение у него мало. Если только тарантулом прикинуться…
Дом с флюгером возник перед ним неожиданно, выплыв из предутреннего тумана. В отличие от жалких саманушек, он был срублен из ошкуренных сосновых брёвен и накрыт оцинкованным железом. Чувствовалось, что хозяин – человек влиятельный. Юра уселся на лавочку перед домом и преспокойно заснул. Проснулся, когда первые солнечные лучи принялись гладить ему лицо.
Через несколько минут он уже сидел перед целителем. Абыш любил и умел производить впечатление на клиентов. Он сидел в красивом резном кресле, кутаясь в атласный с драконами халат. А голова с крупным крючковатым носом делала его похожим на хищную птицу . Выслушав Юру, Абыш заметил:- Всё понятно! От армии собираешься откосить?
Наш путешественник смущённо кивнул. Абыш продолжал: - Микстуру сделать можно, но применять её запрещено, особенно в военное время. В случае чего отвечать придётся тебе. Я же далеко.
Юра снова кивнул. Помолчав, целитель добавил: - И вот ещё что. В состав входит свежая младенческая кровь, поэтому даю тебе два-три дня, чтобы изыскал и доставил мне новорожденного.
- Да вы что? Шутите что ли. Почему я?
- Да потому, что ты не один у меня такой. И если я буду каждый раз светиться с младенцами, меня быстро за одно место возьмут, даже в такой благословенной стране, как наша. Но ты не переживай. Для тебя это проблем не составит. У нас недалеко от роддома есть полуразрушенное здание. Туда некоторые мамочки - отказницы подбрасывают своих детей. Понаблюдаешь за этим строением – без улова не останешься. Смотри только, чтоб живой был.
Юре всё это совсем не понравилось. Однако делать нечего. Отправился на дежурство. Первый день ничего не дал. На второй день одна мамочка, вся в чёрном, как монашка, выпорхнула из дверей роддома со свёртком в руках и направилась в развалины. Юра - за ней. Увиденное потрясло его. Мамочка небрежно положила пискнувший свёрток на бетонный пол и, подняв валявшийся рядом кирпич, собралась обрушить его на младенца. – Что Вы делаете? – закричал Юра.
Мамочка вздрогнула, выронила кирпич и бросилась бежать. Юра поднял младенца. Черноглазый малыш улыбнулся ему. И тут Бес понял, что никогда не сможет принести ребёнка знахарю на заклание – ни этого, ни другого. И он отправился с ребёнком в полицию, в заявлении указав, что обнаружил его на скамейке в парке. Менты проверили Юркины документы, заполнили соответствующий протокол и, пожав ему руку, сообщили, что ребёнок будет определён в Дом Малютки.
Вернувшись в «Молодёжную», Юра основательно напился, и камень, висевший у него на сердце, исчез.
Назавтра Юра всё без утайки рассказал знахарю. Тот помолчал, потом сказал: - Вот теперь ты мне нравишься за то, что не стал для своей выгоды уничтожать новую жизнь, за то, что избежал дьявольского искушения. Возвращайся домой и Бог тебе поможет. Твоя жизнь будет вне опасности, даже если на войну отправят.
В тот же день Юра сообщил домой, что у него всё в порядке, но денег на обратную дорогу у него не хватает, поскольку поездка в Киргизию изначально не планировалась. Люся деньги пообещала, но предупредила, что в военкомате уже интересовались, куда он уехал, зачем и когда вернётся.
- Ты уж не вздумай пить эту отраву, а то они мне напомнили, что доказанный умышленный вред здоровью военнообязанного преследуется по законам военного времени.
Слушая её причитания, Юра вспоминал улыбку черноглазого малыша и улыбался ему в ответ.


Примечания:
*Табуреткин –прозвище министра обороны России А. Сердюкова
(2007 – 2011г.г)
** Асыки – аналог русской игре в бабки.
***Ооба, Ооба! - Ну да!(кирг.)
**** Жолдош - товарищ(кирг.)
***** Жылдыз – звезда (кирг.)

В поисках Выхода

Первые мои смутные воспоминания детства связаны с движением. Я иду, крепко уцепившись за мамину руку. Отец идёт чуть впереди. Я чувствую усталость, начинаю хныкать. Мама сердито дёргает меня за руку.
Следующее воспоминание: я иду один. Родителей не видно и это меня очень пугает. Я заливаюсь слезами, но всё-таки двигаюсь вперёд.
Через некоторое время мой мозг уже фиксирует события в строгой последовательности, а я осознаю, что движение характерно для всех представителей человеческого рода. Мне становится понятно, что даже когда я лежу, сижу или стою, я все равно куда-то двигаюсь.
- Куда мы идём? – спрашиваю я родителей. Мама сердится: - Не задавай глупых вопросов, Артур. А отец усмехается: - В поисках Выхода, философ ты наш малолетний!
Я не понимаю его ответа, но почему-то боюсь уточнять. Ощущаю себя идущим в толпе через бесконечную анфиладу проходных помещений какого-то циклопического сооружения. В этой толпе незаметно теряются следы моих родителей.
Постепенно я окончательно убеждаюсь в бесцельности нашего движения. «Куда и зачем мы идём?» - спрашиваю я себя и не нахожу ответа.
Когда же я решаюсь задать тот же вопрос хромому мужчине, ковыляющему рядом, он удивляет меня ответом: - Это знают только избранные.
- А Вы знаете?
- Нет, не удостоился, - сокрушается хромой.
- Мне обязательно нужно это узнать,- заявляю я.
- Вот когда Жареный Петух в задницу клюнет, -хихикает попутчик, - вот тогда и получишь Озарение.
- А где найти этого Петуха?
- Он сам тебя найдёт.
Вскоре после этого разговора я замечаю в нашем монотонном движении разительные перемены. Люди крайне возбуждены. «Упреждающий удар! Началось!» - эти слова пронизывают и электризуют толпу, недавно ещё уныло ползущую в никуда. Движение ускоряется.
Мне не сразу удаётся осмыслить происходящее, поскольку давно уже не смотрю телевизор, устав воспринимать дезинформацию, выдаваемую этим зловредным устройством. Попутчики охотно просвещают меня. Оказывается, свершилось то, о чём наш Лидер нации неоднократно предупреждал не только свой народ, но и все прочие.
Прозорливо видя опасность, исходящую от соседнего государства, он решает по всем канонам военной науки ночью двинуть туда войска, дабы искоренить угрозу иноземного вторжения. А народ поначалу верит утверждениям, что предпринимаемая «операция» - дело нескольких дней или, в крайнем случае, - пары недель. Братский народ, страдающий под властью диктатуры, перейдёт на сторону освободителей. А вражеская армия, состоящая в основном из представителей того же народа, не станет сопротивляться.
Но всё получается с точностью до наоборот. Проходит весна, лето, наступает осень. Расходы растут, потери – тоже. Радостного энтузиазма в движущейся толпе всё меньше. Люди мечутся в поисках выхода.
Вместе со всеми я куда-то стремлюсь и вскоре попадаю в огромный круглый зал, вдоль стен которого стоят люди обоего пола лицом к стене, обнажив свои филейные части.
- Что здесь происходит? – спрашиваю я одного из стоящих.
- Ждём Петуха, - отвечает он нехотя. Я пытаюсь пристроиться с ним рядом, но он начинает пихаться, возмущённо бормоча, что здесь и без меня тесно. Я в отчаянии дёргаю его за спущенные штаны, и он валится, основательно приложившись головой об пол. Похоже, что он без сознания. Тут же появляются двое в чёрных комбинезонах с носилками. Они уносят потерпевшего, подозрительно поглядывая вокруг.
Но я уже стою на его месте, спустив штаны. Надо сказать, что выгляжу вполне благопристойно. Немного отдышавшись, замечаю оживление в зале. Запах жареного всё усиливается. Вот уже слышится шлёпанье огромных лап по полу. Я осмеливаюсь обернуться и вижу огромного Петуха в двух шагах от себя. С громким клёкотом он ударяет меня своим клювом. Вместе с болью, пронизавшей тело насквозь, на меня нисходит Озарение. Я уже знаю куда идти и зачем. - На Кудыкину Гору! – отвечаю я на многочисленные вопросы.
Люди безоговорочно признают мой приоритет, поэтому по ходу движения ведут себя дисциплинированно. На второй день пути стены, окружающие нас, убегают до самого горизонта. Перед нами возникает та самая Кудыкина Гора.
- Движение продолжится, когда на Горе Рак свистнет, - объявляю я народу, ощутив очередное Озарение. Но тут что-то складывается не так. Стоим, ждём день другой - нет рачьего свиста. Народ начинает волноваться.
Неожиданно над Горой появляется военный вертолёт, транспортирующий огромный экран, с которого Лидер нации в прямом эфире сообщает народу, что Рак признан иноагентом и его деятельность запрещена, поэтому собравшимся предлагается сохранять спокойствие. Меня он называет самозванцем, приведшим легковерных в тупик. Нет ничего хуже бесцельного движения. А главная цель каждого гражданина в данной ситуации – это всемерная помощь нашей армии, ведущей героическую борьбу с коварным и безжалостным врагом на его территории.
Поэтому все мужчины в возрасте от 18 до 55лет, не имеющие противопоказаний по здоровью, объявляются мобилизованными. В ближайшие часы они будут полностью обеспечены всем необходимым для ведения боевых действий и переброшены для защиты нашей Родины от вражеских происков. Снова звучат слова о помощи угнетённому братскому народу.
Люди, ошеломлённые услышанным, начинают потихоньку расползаться в стороны. Однако далеко уползти не получается. Пространство перед Горой оцеплено. А с экрана приходит уведомление, что отказ от мобилизации преследуется в уголовном порядке.
По периметру оцепления появляется несколько передвижных КПП. Сразу становится ясно, что миновать их никому не удастся. Мужчин призывного возраста, с документами и без них, подошедшими автобусами отправляют на сборные пункты. Лиц без документов проверяют по отпечаткам пальцев, имеющихся в общегосударственной базе данных.
Женщин и пожилых мужчин пока отпускают. А вот со мной вообще интересно получается. Сотрудники КПП всматриваются в меня, куда-то перезванивают и почему-то препровождают «в тесный бокс». Сижу уже второй день. Начинаю возмущаться. А как же иначе? Кормёжка плохая. Информации никакой.
Вскоре появляются двое в штатском, но с военной выправкой. Внимательно разглядывают меня, фотографируют, как водится - фас, профиль. Потом уходят.
На следующий день те же двое в штатском куда-то везут меня в машине с затемненными стёклами. Потом вводят в невысокое здание, в котором ещё два этажа ниже уровня земли. Хорошо, что есть лифт.
Затем я вместе с сопровождающими оказываюсь в уютной комнате с видеонаблюдением. Неприметная дверь в боковой стене открывается и стремительно входит Лидер нации. Он вежливо здоровается со всеми, приглашая присесть.
- Догадываетесь, зачем Вы здесь? – спрашивает он меня.
- Нет, - честно отвечаю я.
- Ну, во-первых, выражаю Вам свое неодобрение вашей общественной деятельностью. Вы своей вознёй попросту мешаете народу сделать правильный выбор. Надеюсь, теперь это в прошлом. Но сегодня речь пойдёт о другом. Мы предлагаем Вам сотрудничество в интересах нашей Родины. Что скажете?
Я интересуюсь подробностями. При этом один из пришедших со мной раскрывает папку, в которой я вижу две фотографии. Лидер нации поясняет:
- Слева фотография «Комедианта», справа – Ваша с небольшой компьютерной доработкой. Улавливаете сходство?
-Да, что-то есть. А что за «Комедиант»?
- Извините! Случайно вырвалось, - улыбается Лидер, - Короче говоря – это бывший шоумен, а теперь волею случая президент недогосударства, угрожавшего безопасности нашей Родины и спровоцировавшего тем самым вооруженный конфликт. Получив вразумление, ему бы сесть за стол переговоров на наших условиях. Но он, закусив удила, требует вывода наших миротворцев, называя их оккупантами и возврата уже освобождённых нами территорий. Утверждает, что будет разговаривать только с новым главой государства ( Лидер усмехается).
- А нельзя ли его нейтрализовать?- как бы невзначай говорю я.
- И это будет сделано с Вашей помощью! – с пафосом заключает Лидер, - Вы станете двойником этого безответственного типа, благодаря своей схожести с ним. Пластическая хирургия усилит это сходство. В том числе и обрезание. (Мои сопровождающие хихикают). Зарвавшийся выскочка будет нейтрализован, а Вы под его именем займёте его место. Подмена произойдёт быстро и незаметно для окружающих. Затем Вы подписываете «Акт безоговорочной капитуляции». Бессмысленное кровопролитие на этой многострадальной территории прекращается. Время и место подписания мирного договора сообщим дополнительно.
Услышав от меня слова согласия, Лидер смотрит на меня, как бы говоря: «Да куда ты денешься!», но вслух замечает: - Вот и прекрасно! Далее я узнаю, что подмена должна произойти во время празднования Нового Года.
- Да, вот ещё что, - добавляет Лидер, - в дальнейшем всё общение с командой Шоумена ведите только на русском. Чтобы сразу было понятно, на чьей Вы стороне. На любые языковые провокации не отвечайте. А для контактов с иностранцами внедрим Вам микрочип в голову. Проблем с английским не будет. Координировать Вас будет полковник Петров из службы внешней разведки.
На этом Лидер нации заканчивает инструктаж и стремительно удаляется, пожав мне руку. Петровым оказывается один из моих сопровождающих. Получаю от него рукопожатие и наставление: - Пока поживёте у нас. Скоро выезжаем на место.
И действительно через неделю нас уже любезно встречают в особняке местного олигарха, завербованного нашей внешней разведкой. Петров и его помощники изображают ( и неплохо) Службу Безопасности. Невдалеке - резиденция Шоумена (так будем его называть), где намечается Новогодний бал с его участием. Все тащатся от того, что резиденция почти не пострадала от ракетных обстрелов, и сохраняет автономное электропитание и водообеспечение. Не понимают, дурачьё, что это неспроста, иначе птичка не полезет в клетку.
Вечером радостный Петров приходит ко мне с коньяком и сообщает, что бал состоится, как намечено, в новогоднюю ночь с большим количеством приглашённых. Видимо Шоумен понимает, что до следующего Нового года может и не дожить, поэтому хочет отвязаться на всю катушку.
- Так что, будь готов!- напутствует он меня.
- Всегда готов! – отвечаю с пионерским задором.
Когда он собирается уходить, я всё же интересуюсь, почему мне никакого личного оружия не дают.
- А зачем? – недоумевает Петров.- Ты же у нас под охраной, а в случае чего пристрелить и сами сможем (Тут же ржёт над своей дебильной шуткой, козёл). Потом добродушно добавляет: - Впрочем, ладно! Дам я тебе какой-нибудь пугач с холостыми патронами.
Я маюсь в ожидании действий почти двое суток, но вот уже Новогодняя ночь на пороге. Шоумен, отличающийся пристрастием к допингу, сегодня вообще себя не контролирует. В сочетании с алкоголем получается убойная смесь. Ещё и 23 часов нет, а он уже передвигается по залу, как ёжик в тумане. Двое разведчиков в карнавальных костюмах притаскивают его в полной отключке в одну из комнат цокольного этажа, где уже нахожусь я, соответственно загримированный и экипированный.
- До утра не очнётся, - говорят они. Действуйте спокойно. Ухожу вместе с ними, заперев Шоумена на ключ. В зале ко мне бросаются телевизионщики с намерением сделать запись новогоднего поздравления народу. – Всё это отменяется, - спокойно говорю я, - готовьте прямой эфир для экстренного сообщения.
Слыша мою русскую речь, удивлённо таращат глаза, но приступают к работе. И вот через несколько минут, смотря прямо в зрачок телевизионной камеры, стараюсь найти правильные слова и интонации:
- Уважаемые соотечественники! Друзья мои! Сегодня я принимаю тяжёлое, но единственно верное решение о прекращении боевых действий, длящихся уже почти год на нашей земле. Их продолжение не даст нам Победы ввиду явного превосходства противника, но приведёт к ещё более многочисленным жертвам в армии и в народе. А люди всегда были и остаются самым ценным ресурсом, способным к восстановлению тех страшных разрушений в энергетике, промышленности, сельском хозяйстве, которые мы имеем на сегодня. Если же говорить о долгосрочном аспекте принятого мною решения, то следует вспомнить, что когда- то Монголия завоёвывала Китай. Ну и что? Где сейчас Китай и где Монголия? Подписание Акта безоговорочной капитуляции даст нам возможность сохранения жизненного фундамента и создания каких-то перспектив на будущее. Стороны конфликта в ближайшее время начинают работу над заключением мирного договора. С 0 часов 1 января смерть больше не висит над Вами. С чем Вас и поздравляю. С Новым Годом!
Что тут началось?! Телефон правительственной связи раскалился добела, фигурально выражаясь. Поздравления чередовались с проклятиями.
Я отвечал коротко, то благодаря, то возражая. Часа через три Петров пришел в президентский кабинет с коньяком. Обнимая и целуя меня, заметил уважительно: - А ты силён, бродяга! Лидер нации в восторге! Я тоже не ожидал, Так, глядишь, и Героя получишь.
В это время в приёмной послышался какой- то подозрительный шум. Петров быстро юркнул за портьеру. Оттолкнув секретаря, в кабинет ворвался взлохмаченный и поцарапанный Шоумен. Его просто трясло от ярости.
- Ты кто такой?!- заорал он.
- Я – президент. А ты кто?
- Сейчас ты узнаешь, кто я такой! – Шоумен сунул руку в карман. Петров выстрелил первым. Шоумен охнул и присел на пол. В кабинет заглянул встревоженный секретарь.
- Заходи, Алексей! – заулыбался Петров, - Тут прибраться немного надо.
- Без проблем, товарищ полковник!
- Бронежилет с него сними. Пригодится - деловито заметил Петров.
- Да это китайская дешёвка! – отмахнулся Алексей, - Видите же, что пистолетную пулю не держит.
- Ну, так патроны-то у меня о-го-го! По спецзаказу.
С помощью пульта в правой тумбе президентского стола Алексей вдруг открыл люк колодца, заканчивающегося аж в подвале. Шоумен отправился в своё последнее путешествие. Люк закрылся. Я смотрел на это широко раскрытыми глазами.
- Алексей - наш человек! – пояснил полковник Петров.
- Что же дальше с телом будет? – не успокаивался я.
- Сожгут его, да и всё. Там в котельной печь специальная есть, как раз на одного человека. Не он первый, не он последний! Правильно, Алексей?
- Так точно, товарищ полковник!
Петров пригубил немного коньяку, потом сказал: - Ну что, мужики, не пора ли на боковую? Уже семь утра. Ты, Алексей, останешься тут, пожалуй. А вот президента мы заберём, чтобы дела не испортить. После обеда встретимся. Может быть и Лидер подъедет.
Но Лидер сообщил, что приедет 2 января с проектом мирного договора. Нам же было разрешено отдыхать до утра. Однако мы всё же заехали в резиденцию посмотреть обстановку. Перед этим Петров заставил меня надеть бронежилет.
Работники службы безопасности, дежурившие на воротах, смотрели заискивающе. Поняли, что наступает время перемен. И тут мы почему-то разделились. Петров направился в котельную, а я - в административное крыло, где стояла какая-то гнетущая тишина. Приемная открыта, Алексея не видать. Дверь в Президентский кабинет тоже открыта. Когда я заглянул туда, то встретился взглядом с женщиной, сидевшей лицом к двери.
- Здравствуйте! – вежливо сказал я.
- Где мой муж? – хрипло спросила женщина.
- Какой муж? - не понял я.
- Ты, уродец, перестань дурака валять. Говори, где мой муж?
- И тут я понял, что это – провал моей миссии.
- Не знаю…- пробормотал я.
- Я так и думала! – с этими словами женщина мгновенно выхватила из сумочки пистолет и выстрелила мне в лицо, умудрившись не промахнуться. Лёжа на полу, я успел подумать: «Неужели это и есть Выход?». Но тут прозвучал второй выстрел.