Каждый раз, выходя из вагона,
Ищу глазами тебя.
Будто не мёртв этот город,
Будто оборвалась петля,
Что душила молитвою и постами,
Будто было не всё равно.
Из вагона - вперёд ногами.
И как это было давно,
Когда нарушая границы,
Раздвигая сознания края,
Мы до хруста ломали ключицы,
Рисовали на простынях.
Голым в поле однажды выбежав,
Прокричав себя синеве,
Ты отныне не можешь выдержать
И минуты без грёз о весне.
Каждый раз выходя из вагона
Ищу глазами тебя.
Ты успеешь покинуть город,
Но уже не отпустит петля.

Суетливый кусок суб-продукта,
Заброшенный в жизни суп,
Взбаламутил всю воду вокруг,
Разбурлил берега кастрюли.

Всё было тихо секунду "до"
Лошадь медленно ела сено,
Карась мерно плескался волной,
И ворона остереглась насмехаться.

Но запустил свои щупальца в суп
Жирнолапый венец творения:
И лошади в бешеном танце несутся,
И карась задыхается, и ворона
хрипло зашлась.

Сжаты челюсти
Сняты стремена
Выть по-волчьи
А бежать некуда

Ты зачем скажи
Вихрем носишься
Конопатишь печь
Бежать некуда

Выцвели цветы на посуде
Все соседи как царапины на блюде
- Ты скажи мне, как помочь самой себе?
А в ответ лишь - тишь...

Помню первый снег
Пели вороны
За седой горой
Домик ветхонький

Ну а в доме том
Свет уж не горит
И старуха кряхтит
неприветливо

Выцвела душа в клетке рёбер
Давай с тобой плясать пока не помер
- Ты скажи мне, в чем же смысл бытия?
А в ответ лишь: ну опять ты бля...

Беспрепятственно обнимать
Прижимать к груди когда хочется
На носках босиком танцевать
На росе недовыпитой ночью

Бескорыстно распять своё сердце -
Просто так захотелось в миг
Собирать на ладошки терции
Чистых нот, что извлёк родник

Беззаветно выкричать голос
И остаться немой навеки
Разве можно ли? Душит полоз
Ослеплённый грешник забвенья

Душит, но одного он хочет:
Ноги - чтобы со мной танцевать
Да уж видно, ему, слепому
Настоящей любви не познать

Как ты, весною опьянённый,
Под Ней цветущею лежал,
И шорохи дневных творений
Всем естеством осознавал,
Так же решили эти трое
Внезапному порыву мечт
Отдаться, прыгнув в чисто поле,
В колосья ржи, где пел им шмель.
Забыв все правила приличия
И наплевав на возраст свой велик
И соответствующие ему обычаи,
Упали и лежали в травах, проживая Миг.
Такие миги всех дороже и важнее
Событий жизни скучной иль шальной.
Так и в моей душе заполненные щели
Явились зайцем, ёжиком, лисой.
Ходи почаще в лес, в степь, на поляну,
Ложись в траву и падай на стога
И осязай течение жизни, слушай её песни, пьяный
От захвативших чувств и лёгкого касания ветерка.

Рассказ банален с самого начала,
Всё просто здесь: со мною ты,
вокруг - лишь мокрые кусты,
да поле - выяснилось, что горох.

Ворох вещей, закинутых в палатку,
предусмотрительно - ночью был дождь.
И дрожь по телу, следствием бессилья
пред холодом, что на заре
толкает прочь с постели выйти
к костру, к кочующей толпе.

Не Валаам, но тоже свято.
Коровы - млечные друзья -
гуляют там и тут. Не стадо,
а просто - жвачная семья.

Мы побежали по полям,
нас окропило божьей вотой.
Моих - четыре корабля остались,
твоя сегодня власть пехотой.

И пусть, пробитые крыла,
и возвращаться надо кругом,
под тентом сухо и тепло,
не грустно - есть мы друг у друга.

Марина и Даня стоят на мосту.
Внизу протекает река.
Глаза, отражающие пустоту,
И руку греет рука.

Мысли обоих несутся на юг,
Где в немыслимом зное полей
Начертанный высшими силами круг
Был лезвием вспорот страстей.

Туда, где зимой под покровом небес
Два духа обмëрзлые спят.
На этом мосту им не благоволят -
Меч в сердце по самый эфес.

И бледных касаясь пальцами губ,
Марина уйдëт в темноту.
Даниил, запахнувши облезлый тулуп,
Спрячет души наготу.

Никто не стоит на вечернем мосту.
Пересохла давно река.
И ангел с небес падает в пустоту.
Беспощадно бегут облака...

Звезда моя, веди меня сквозь все невзгоды.
Пожарищ глаз твоих я не забуду впредь.
И если суждено мне пережить бури и годы,
Я счастлив буду на твоих ладонях умереть.

Сияй, моя звезда, в тумана толщах,
Я обещаю спеть тебе прощальный вальс.
А ты же - обещай вести, да не наощупь,
А так, чтобы душе напиться всласть

Тех розовых, гранатовых и вечных
Твоих в любви признаний из-за облаков,
Что делают меня во снах всё менее беспечным,
Ради которых наяву - тащусь без дураков.

Пускай, скрипя зубами, напрягая жилы,
За призрачным твоим подарком уст
Несусь. Моя звезда, пока мы живы...
Сияешь для меня ты в небе. А тебе - я снюсь.

­­­И снова в кожу, как в доспехи, наряжаюсь.
Забыла сколько лет уже не улыбаюсь.
В тебя бросаю ядовито сюрикены слов
И в новом дне я констатирую победу снов.
Сотня вопросов в голове, и на них нет ответа.
Я вновь бегу, меня поймают и клеймят: "с приветом"
И вновь жестокий мир удержит в своих объятиях,
И я проснусь весенним утром в белой палате.
Как перестать доказывать слепым, что это сон?
В ушах стоит давным-давно кандальный звон.
И по ночам его вой только нарастает,
А тело щупальцами и тенями обрастает.
А мне бы крылья распахнуть, забыться.
Над бездной воспарить, очиститься и раствориться
В водах священной Ганги, только вот
Опять какой-то еретик в неё плюёт.
Сотня вопросов давит на затылок, обвивает шею.
Есть только ненависть к себе и нет прощения
Разбитым зеркалам, реальность искажающим стократно.
Туже стянув доспехи, продолжаю путь обратно.
Ищу себя во снах, в тенях и звоне,
Интерпретирую сказания, что спеты троллем.
Ведь менестрель во мне давно закончил харакири,
И давят на доспехи две свинцовых гири.

­­Дождливый город,
Ду́хами пропитанный насквозь,
Ласкает леденящими руками
Душу мою, раздвоенную врозь.
А небо пахнет кирзовыми сапогами.

Мне сфинксы улыбались под луной,
Руки русалок нежных небосвод держали,
Я умирала солнечной зимой,
И под ногой испуганно мосты дрожали.

Торосы ледяные на Неве
Мне исполняли таинства забвения,
И нёс железный конь сквозь сон к тебе,
Топча копытами все предрассудки и сомнения.

Я забралась на обмороженную твердь
Одной из монастырских колоколен
И в небо выкрикнула всё, о чëм мне впредь
Не высказаться и на смертном óдре.

Бог рассмеялся мне в лицо весенним ливнем,
Две радуги на небе разведя
Мостами через вечность, а под ними
Сияла, чистая, смотрела на меня душа моя.