­­Город дождя растворяется в сумерках,
Капли стекают по лицам домов.
Слепо фонари прикасаются к лужам,
Словно ищут заблудших сынов.

Тишина словно сердце вокзала,
Что бьётся в груди у стальных поездов.
Где-то в окне кто-то шепчет устало:
«Жду» — и не знает, кого ожидать.

Ночь осторожно шагает по крышам,
Лёгкими лапами капель и снов.
Сны забывают, кто их услышит,
Свет оставляя на стёклах веков.

И растворяется город дождя,
В утренней дымке, в прохладной воде.
Кто я в нём — капля, прохожий,
Безликая тень на асфальте в хмельном свете дня?

­­­Зовущий Свет отступится пред тьмой,
Мы мертвецы, мы скованы цепями,
Пусть ангелы свистят над головой,
Касаясь нас холодными руками.

Так хочется остаться не у дел,
Но не любить никак не научиться,
Когда вокруг так много новых тел,
Что трудно нам найти родные лица.

­­Поговори со мной, Мальбонте,
О печалях расскажи,
Расскажи причины злости,
Что рвется из твоей груди.
Поведай мне, Мальбонте,
Как Маль блуждал во тьме,
Ища лишь путь, дорогу к свету,
Ища спасение себе.
Мальбонте, расскажи мне,
Как Бонт искал опору,
Плененный в башне вековой,
И он нашел ее, когда настало утро.
Побудь со мной всего секунду,
Всего один короткий миг,
Который будет дорог сердцу,
Грея душу нам двоим.

­­­­Бывает ангел с темною душой,
Бывает демон с ангельским лицом,
Их сложно различить порой,
Как встретятся они, запахнет вдруг концом.
Как театральные актёры они скрестят свои мечи,
И будет сеча, будет бойня,
Но не умрут они в ночи,
И небо будет не спокойно.
Настал рассвет и пал один из них,
Грома рокот и победный смех
Ангела, что стал теперь как псих.

­­В мире, где радость убита,
Где солнце не светит порой,
Вращалась души орбита,
И все ей казалось игрой.

Попыталась она улыбнуться,
Но попытку вмиг пресекли,
И она перестала, боясь обмануться,
А чувства ее на дно залегли.

Прошло много лет, и уже нет добра,
Там где раньше сияла искра,
Печаль показала силу и мощь,
И душа поняла, что все в мире - ложь.

­­Потёртое, старое пианино,
Мелодии тихая поступь,
Запах свежего апельсина,
И звёзд чарующая россыпь.

­­Твой слог как музыка,
Что вознесясь на небеса,
Пленила всех богов от мала до велика
И ей вторили голоса...
А ты сама прекрасна так,
Что Пушкину бы не хватило слов,
Сказать о том как ты прекрасна
Не хватит и пяти томов
Поэты все, признав бездарность,
Падут пред ликом красоты,
Уняв пустую фамильярность,
Ради тебя сожгут мосты.
И молвят все пустые речи,
Плененные твоей красой,
Любовь порой как поле брани
Их головы летят долой....

­­­Мне жизнь казалась сном,
Порой кошмар, порой до одури приятный,
Бывала в нем шутом,
Порой эмоций не было совсем.
Там появлялись люди,
Дарующие сил сиять,
Порой там появлялись идиоты,
От которых мне хотелось убежать.
Там был и ты...
Хоть появился ненадолго, но спасибо
За слезы счастья и цветы,
Прости мне множество ошибок.
Появлялись и друзья,
Но также быстро уходили,
Ну что ж, не я для них судья,
Плевать, куда они спешили.
Жизнь так похожа на мираж,
Такой сладостный, манящий,
На деле лишь обманчивый монтаж,
Словно вулкан бурлящий.

­­Хотя... на самом деле, я скучаю,
Я помню блеск в твоих глазах
И сотни книг порой читаю,
Пытаясь отыскать тебя в листах.

­­­­­­Кто уходит не зная зачем,
Кто без цели идёт сквозь века?
Не герой, не мудрец, не совсем человек —
Лишь вопрос в начале конца.
–––
Он вышел в рассвет не прощаясь ни с кем,
В доспехах, как звуки ушедших легенд.
За спиной — лишь огонь, впереди — горизонт,
Он шёл по дороге, где встречен был сон.
В конюшне осталась уздечка старая,
И храм — без молитвы, но с тенью пророка.
Он больше не верил ни в долг, ни в закон —
Лишь в пыль под ногами, в холодный звон.
В груди — не мечта, а забвение стали,
В глазах — отраженье погибших флотилий.
В пути — ни имени, ни цели прямой,
Лишь клятва без слов: не вернусь я домой.
Шли годы, и в бронзе темнела заря,
Он стал для легенд безымянных тенями.
Но каждый закат, каждый грозный привал
В нём будил зов — будто кто-то позвал.
–––
Он брёл по равнине, где ветер — как плеть,
И каждый утёс мог разбиться в ответ.
Где крик птицей замирал на скале,
А травы шептали о гибельной мгле.
Он встретил там нищего с белым лицом,
Тот пел про короля с железным венцом.
И про трон из костей, и про книги в огне,
Про время, что сгнило в кромешной тьме.
«Ты ищешь чего-то, чего нет в веках», —
Сказал тот старик, исчезая в туман.
Но рыцарь молчал, и шагал, как по льду,
Словно в нём не осталось живого нутра.
Дорога всё вилась, как клинок у врага,
И ночь наступала безсильно страдая.
А в небе клубились не звёзды, а шрамы,
И шелест листов — словно плач старой дамы.
–––
На третьем году он достиг бастиона,
Что чернел на холме, как гниение трона.
Ни стражи, ни двери — лишь стены в ответ,
И мрак, что сжимался, давая обет.
Внутри — тишина и ступени вглубь сна,
Где камень хранил крики, ставшие мглой.
Там шепчут страшные древние лица,
И цепи качаются, словно молитва.
Он прошёл, не дрожа, через зал ледяной,
Где трон был пустым, но пах болью.
И в нём он увидел, как собственный лик
Тонул в зеркалах, молчалив и велик.
«Ты ищешь конец — ты сам и есть он», —
Раздался там голос, как треск полуснов.
Но рыцарь молчал и направил шаги
В сухую пустыню без неба, зари.
–––
Он шёл через дюны, где мёртвый песок
Летал, как израненных голосов ток.
Там звёзды горели, как слёзы слепых,
А время связало года без швов.
Он видел оазис — мираж на крови,
Где дети играли с сердцем любви.
Но только коснулся — и всё рассыпалось,
И лишь один камень в ладони остался.
На нём было имя, которое знал,
Но стёрлось — как пыль, как исписанный граль.
Он понял: не ищет ни славы, ни мести —
А только забвенья, простого, как песни.
В пещере уснул он средь ветра ночного,
Где снилось — не смерть, а лицо незнакомое.
И в шепоте сна прозвучал нежный стих:
«Ты всё потерял, чтоб найти себя в них».
–––
Он встал — и пред ним простирался покой:
Долина, где звёзды лежали рекой.
Небо там пело, как древний орга́н,
А каждая звезда — это чей-то обман.
Он шёл между ними, ступая как аббат,
Среди вспышек, в которых и свет, и распад.
Там каждое имя, забытое здесь,
Горело на небе, как вечная плеть.
Он понял, что память — не груз, а причал,
И слёзы — не слабость, а тихий кинжал.
Он плакал впервые за сотни дорог,
И слёзы сливались с бессмертной пургой.
И голос звучал: «Ты — не слуга, не герой,
Ты — путь, что не кончится смертью земной».
И он продолжал — в тени, без венца,
Сжимая в ладони рукоятку меча.
–––
В руинах стоял он, где стены как прах,
И башни, как пальцы, тянулись в размах.
Где жили забытые, стертые души,
Где эхо — не звук, а движение стужи.
Он встретил там девушку с лицом, но без черт,
Что знала все песни, но голос был мертв.
Она рассказала, как мир умер дважды —
Сначала в огне, потом в старой бумаге.
«Мы были богами, но забыли себя,
Теперь лишь туманы, и вечная мгла».
Он слушал — и плакал, не чувствуя нутра,
И понял, что в ней — отраженье урагана.
Он дал ей ладонь, и прошёл сквозь неё —
Как сквозь рассыпающееся былое.
А в сердце — не боль, не печаль, не весна,
А лёгкость забвения, будто волна.
–––
В лесу, где деревья шептали: «останься»,
Он встретил зверя — не плоть, а страданье.
Огромный, как горе, с глазами огня,
Он смотрел — и в глазах была тень бытия.
«Ты пришёл, чтоб забыть, или помнить?»
Спросил зверь, обходя близ его.
«Я пришёл, потому что остался один» —
Ответил рыцарь и склонился над ним.
Они сражались весь день, до зари,
Где меч — это совесть, а шкура — стихи.
И в самом конце, под рубиновым светом,
Он понял: враг был лишь отраженьем где-то.
Он вышел из леса без крови и ран,
Но старше на сотню звенящих годов.
И лес за спиной замолчал, как скала,
Оставив в его сердце тишину небытия.
–––
Он дошёл до скалы, где в начале был,
Где стоял, как в детстве, под ветром чужим.
Вода там текла вспять, как слова
Из уст той, кого не вернуть никогда.
Там встретил он юношу — светлых доспехах,
В глазах — только вера, и слава, и смех.
То был он сам, до похода и битв —
С надеждой, которой не вынес бы стих.
Они говорили — без звука, но ясно.
И старший сказал: «Ты забудешь опасность,
Но знай: ты не жил бы, не пройдя путь
Там, где забывают и кровь, и всю суть».
Молодой повернулся — и стал исчезать.
А старый остался — и стал вспоминать.
И понял: не смерть ждала на тропе —
А шанс быть собой, не героем в броне.
–––
Мост простирался сквозь бездну времён,
Над ним — ни зари, ни ветров, ни имён.
Под ним — тьма, где теряются сны,
И каждый шаг — как конец жизни.
Он шёл по нему, одинок и упрям,
Как мысль, что уходит в бессмертный храм.
И видел: с краёв опадают мечты —
Те, что не сбылись, но были чисты.
В середине моста — его мать и отец,
Слова без уст, но с любовью сердец.
Он прошёл сквозь них, не смея дышать,
И сердце стучало, как прежде — не отступать.
И там, на краю, где тьма как ладонь,
Он встал, и не дрогнул, и кинул в огонь —
Свой меч, своё имя, все титулы, боль —
И пошёл дальше. Лёг, но не как король.
–––
Последняя тропа — не в земле и не в звёздах,
Она — в его взоре, в дыханье, в вопросах.
Он шёл в старых доспехах, но без страха и ран,
Где мир был — не ужас, а дикий туман.
И встретил он деву, с венком из травы,
Она улыбнулась: «Ты стал частью главы».
«Какой?» — спросил он.
Она — «Жизни самой.
Ты был тем, кто идёт — не за славой, герой».
И там, на рассвете, где небо дрожит,
Он лёг на траву, и закрыл глаза.
И небо запело, и зверь улегся,
И меч из-под сердца исчез навсегда.
И голос небес: «Ты теперь — лишь рассказ,
Но в каждом, кто ищет, ты будешь хоть раз».
И рыцарь исчез. Осталась тропа.
И песня. И слово. И вечность. Судьба.
–––
Что не видно, но шепчет внутри,
Что ведёт, хоть и не под рукой?
Это ты — когда смел и живой,
На дороге, ставшей судьбой.