Последний Четверг Ноября – Дела семейные

Она сидела на какой-то драной картонке уже второй час, замёрзла так, что босыми ногами скоро перестанет что-либо ощущать. На лестнице между седьмым и восьмым этажом. В одной футболке и нижнем белье. Слёзы давно высохли. Девятилетняя Диана уже не первый раз переживает подобное, только сейчас, в последний четверг ноября, когда на улице мерзкая сырая погода с мокрым снегом, ей тоже холодно. Во многих смыслах. На этой лестнице редко кто-то ходит. Двое взрослых только косились, но зашли в лифт. Девушка из квартиры напротив с жалостью посмотрела на маленькую соседку, но не стала подходить – в прошлый раз её помощь закончилась скандалом с матерью. И с тех пор девушка связываться с этой женщиной больше не хотела. Лучше уж оставить этого несчастного ребёнка в покое.
В этот раз наказание длилось дольше обычного. Одно дело – двадцать минут потерпеть, другое – второй час просидеть на холодном бетонном полу. Картонка не особо-то и помогает. Но всё же лучше, чем ничего. Чем её жизнь. Что могла сделать девятилетняя девочка? Сбежать? Не лучший выход. Пожаловаться? На что? И кто ей поверит? Сделают мамке выговор, может, побеседуют. Какое-то время она будет строить из себя примерную маманю. Потом всё вернётся обратно. Потому что в этой семье есть одна проблема – Диана никогда не была любимой дочерью. Забитая, неуверенная в себе, ощущающая постоянное чувство вины. За что – неясно. За всё подряд, например, за свою жизнь. Она ненавидит себя и не знает, что с этим делать. Она бы очень хотела поговорить по душам и рассказать, какой она сегодня нарисовала классный дом, в котором тепло и уютно. Но не может. Перед матерью лучше не отсвечивать, заниматься тихо своими делами и не попадаться на глаза. Дома нет какого-то личного уголка, собственной кровати. Собственного комода. И ящика для игрушек. Для Дианы нет места, она это видит и чувствует каждую минуту своего жалкого существования.
Девочка обняла коленки и закрыла глаза. И снова представила, что существуют же семьи, в которых любят. Что придёт какой-нибудь старший брат, обнимет, утешит, скажет такое простое «всё будет хорошо». Что в семье есть папа. Который приходит с работы и принесёт шоколадку. Погладит по голове и обязательно скажет, что гордится дочерью. Что мама может просто любить за то, что ты есть. За то, что ты - её ребёнок. От таких мыслей Диана снова плачет. Неужели в её жизни такие простые моменты – это лишь несбыточная мечта? Похоже, что так. Ведь она никогда не слышала от матери доброго слова. Даже в школе к ней ребята относятся с много большим уважением. Учителя хвалят за успехи в учёбе. Но матери не нужен повод для ненависти. Получила четвёрку – в угол. Получила тройку – на горох. Сделала что-то более страшное – в подъезд. Как сейчас. Она всего лишь хотела досмотреть интересную передачу про животных и сразу не помыла посуду. Что случится, если помыть посуду на пять минут позже? Оказывается, в такой семье любое недовольство – это трагедия вселенского масштаба для матери.
- Эй, а ты чего тут сидишь?! – Спросил чей-то голос. Мальчик. Примерно её возраста.
Диана ничего не ответила. Лучше пусть он идёт своей дорогой и не трогает её, а то ворвётся мамка ещё в такой момент, увидит, что он тут стоит, и ему прилетит, и ей.
- Тебе же холодно! – Только сейчас Диана подняла голову и разглядела его. Красивый, ухоженный мальчик. С модной причёской. И странными светящимися оранжевыми глазами. В толстовке и домашних штанах. И домашних же тапочках. Откуда он здесь? Что-то девочка не могла припомнить такого соседа. И снова промолчала.
- Я услышал, как ты плачешь. – На этих словах её аж передёрнуло. Снова громко плакала? Хорошо, что мать не заметила! – Я тут рядом живу, этажом ниже. Ты выглядишь такой несчастной. – Он приседает рядом с ней. – Как тебя зовут?
Девочка качает головой и не хочет даже называть своего имени.
- Тебя так… мама?..
Молчит.
- Она наказала тебя?..
Кивает.
- Ты замёрзла. У тебя ноги бледные. И губы синеватые уже от холода.
- Диана… - Девочка выдавливает из себя имя. Неравнодушный мальчик услышал её плач и подошёл. Только что он может сделать?
- Пойдём ко мне. Я твоей мамы не боюсь. – В его словах было столько искренности, столько даже какой-то внутренней силы, что верилось. Он и правда не боится её мамы. – Ты заболеешь. Возьми мои тапочки, в них тепло.
- А ты?..
- А я так дойду, тут идти немножко совсем. Возьми меня за руку, Диана.
Она хотела верить ему. Сейчас как никогда нуждалась в руке помощи, и Судьба, похоже, оказалась благосклонна к ней. И девочка взяла этого мальчика за руку. Что было самым верным решением в её жизни. Такая тёплая рука, приятная. И такие же тёплые домашние тапочки, будто содержащие в себе уют. Даже коленки от холода перестают дрожать. Диане стыдно за свой внешний вид. За растрёпанные длинные светлые волосы, за то, что она только в белой футболке с мультяшками и трусиках. Прячет взгляд. И пытается не плакать ещё больше от внезапно свалившейся на неё доброты. Если от обиды она плакала тихо, то от тепла и заботы готова была разреветься.
Мальчик ведёт её по лестнице на этаж ниже. Вроде, здесь живёт кто-то другой…, но, может, Диана ошибается? Это не так важно. В светлой квартире, где пахнет домашними пирожками с луком и яйцом, она несколько теряется. Но мальчик со сверкающими глазами сначала ведёт её в ванную – мыть руки. И пока она приходит в себя, ополаскивает лицо и моет покрасневшие глаза, мальчик принёс ей голубой домашний халат. Такой мягкий, хочется утонуть в нём, зарыться и заснуть сладким сном. Было так необычно и странно, что незнакомый ей человек отдаёт столько тепла. И она уже почти забыла, каково это – приходить домой и чувствовать себя в безопасности.
- Как тебя зовут? Прости, я сразу не спросила…
- Допустим, Саша. – Он так мило улыбается. – Пойдём. Ты же хочешь кушать, я знаю. Как насчёт домашних пирожков? С луком и яйцом. Как ты любишь.
- Но откуда ты знаешь?! – Она будто пыталась разглядеть в нём, откуда он это понял.
- Да так. Знаю. Хочешь кофе? – Саша и об этом догадался каким-то образом. Ведь Диана всегда любила вкусный кофе, её угощала одноклассница. Как-то на перемене девчонки сбежали в кафе и принести оттуда стаканчик и для неё. Даже если она не просила, девчонки подумали о ней. Что ей тоже захочется. Вот же странная ситуация – даже одноклассницы заботились о ней больше.
- Хочу. Спасибо тебе. – Диана не могла поверить своему счастью.
На небольшой кухне, типичной для советских многоэтажек улучшенной планировки, Диана села за стол поближе к батарее. Её всё ещё немного знобило, но она приходила в себя, отогревалась и переставала чувствовать себя самым несчастным человеком на планете. Дома у Саши так хорошо, уютно. Главное – безопасно.
- Саша, спасибо. Очень-очень большое.
- Пустяки. Ди, как ты оказалась в подъезде? Я тут недавно, ещё не знаю соседей. Поэтому и с мамой твоей не знаком.
- Меня наказали. За то, что я не помыла посуду вовремя. Обычно это не больше получаса, но в этот раз что-то случилось. И мама… не забрала меня домой. Она ушла и долго не возвращается.
- И ты что-то не горишь желанием возвращаться домой, я угадал? – Мальчик повернулся к кофемашине и принялся закладывать молотый кофе в рожок.
- Да. Всё так. Потому что…, потому что она меня не любит. Она мне так об этом и говорила. – Диана вздыхает, в груди снова давящее ощущение.
- Какая у тебя ужасная мамка. Она опять, поди, умотала в магазины.
- Да она постоянно это делает! – В голосе послышалось раздражение. – У неё все шкафы забиты шмотками! Постоянно печётся о том, что там модно в этом сезоне! А мне так хренушки!
- Тише, Ди. Не переживай. – Он запускает кофемашину, берёт со столешницы большую тарелку ещё тёплых пирожков. – Лучше поешь, пока тёплые.
- Спасибо. – Она аккуратно берёт пирожок, надкусывает. – Боже, они такие вкусные!
- Мама готовила.
- Передай ей от меня большое спасибо. Знаешь, я тебя раньше не видела ни разу. А ты в какую школу ходишь?
- В ту же, что и ты. Я только пришёл. У нас даже часть вещей ещё не распакована.
- А откуда вы приехали?
- Маленький северный городок. Ты вряд ли знаешь, закрытый город, и лучше о нём особо не говорить. Секретность, все дела. – Он ей улыбнулся, девочка ответила тем же.
- Круто. А я всю жизнь тут жила. С мамой.
- А где папа?
- Он сбежал от мамы ещё до того, как я родилась. Но мама… - Перешла на шёпот. – Назвала его пидорасом.
- Можешь материться вслух, я не буду воротить нос и делать вид, что никто не матерится. – Саша смотрел на то, как колба наполняется кофе.
- Только не папа, а мама…
- Понимаю, что ты хочешь сказать. А бабушка, дедушка? Может, уехать к ним? – Мальчик выключает кофеварку и достаёт колбу. – Тебе разбавить же? С молоком?
- Ой, спасибо, с молоком, если можно. Бабушка с дедушкой далеко живут, и я даже не знаю, живы ли они. Мама успела со всеми перессориться. У неё такой характер…
- Дурной? Как у бешеной собаки, да? – Посмеивается. Но как-то хитро, будто что-то затевает.
- Да. Вот сказал так, как я бы сама хотела.
- Сколько тебе сахара, две ложки? – Он уже кладёт две ложки. Потому что он знает.
- Ты что, мысли читаешь? – Диана посмеивается. Думает, что это шутка.
- Допустим. – А мальчик только загадочно улыбнулся. – Держи. И про пирожки не забывай.
И даже кружка ей понравилась. Вроде, простая, белая с цветочком. Наверное, ей бы сейчас понравилось всё, что угодно, если бы это было связано с теплом и добротой. Посторонний мальчик заботился о ней, как о родной сестрёнке, будто он – старший брат. Как воображаемый старший брат, который всегда скажет ту фразу «всё будет хорошо».
Диана начала рассказывать о себе. Встретила такого отзывчивого парня, которому хотелось поведать о делах семейных. Умная девочка, сама по себе добрая и отзывчивая. Незаслуженно нелюбимый ребёнок. Многие матери бы мечтали о такой девочке. Да, проблемы в семье уже сказываются на ней, на самооценке, на отношении к самой себе. Она всё меньше верит с успех, ещё меньше думает о том, что может когда-нибудь стать по-настоящему счастливой. Что многие неудачи, даже чужие – это из-за неё. Чувство вины преследует Диану который год.
- Саша, представляешь, она сидит рядом со мной и смотрит, как я делаю домашку. Малейшая помарка – вырывает лист! И заставляет меня переписывать! А потом орёт, что это не ей, а мне надо!
- Ох. Она гулять тебя тоже не отпускает?!
- Пока я домашку всю не сделаю! А зачем всю?! Зачем мне делать на вторник?! Завтра же пятница! – Диана готова взорваться со злости. – А потом ещё звонит своим подружкам и жалуется, какая у неё дочь бестолковая! Она как будто специально это делает, чтобы отрываться!
- Похоже на то, Ди. Правда. И это так дико. Я не представляю, чтобы моя мама такое сделала. Это ужасно. Какая-то невыносимая херь. – Он заметил, что кружка пуста, а девочка больше не притронулась к пирожкам. – Пойдём в комнату.
- Сейчас только руки помою, чтобы жирных пятен не оставить.
- Так халат же постирать можно, что тут такого? – Он задаёт этот вопрос потому, что снова выведет девочку на нужный ответ.
- Меня бы в угол поставили…
- Не переживай.
Уже в комнате девочка сняла тапочки и села на диван с ногами. Саша дал ей возможность опереться на своё плечо.
- Так у вас классно. А это…
- Гостиная. А там дальше – моя комната.
- Твоя?! То есть, твоя личная?! – Она хоть и знала, что так бывает, но каждый раз удивлялась.
- Да. А у тебя не так?
- Конечно нет! Я сплю с мамой!! Сначала не могу нормально заснуть, а потом мне никак не проснуться. И вообще сон плохой.
- Это потому, что ты не чувствуешь себя в безопасности. Я не психолог, конечно, но это же очевидно. – Саша берёт девочку за руку. – Не волнуйся. Здесь ты в полном порядке. И всё будет хорошо.
От такого проявления доброты Диана начала плакать. В его прикосновении столько приятных ощущений. А когда Саша обнял девочку, она разрыдалась, положила голову ему на плечо. Посторонний мальчик подарил ей столько заботы, сколько она не видела от родной матери за всю жизнь. Сколько же она так проплакала? Кто знает. Но вечер длился столько, сколько было нужно. Почему-то один час до прихода матери растянулся на половину дня. Ведь в последний четверг ноября иногда случается то, что в другие дни произойти не может ни при каких обстоятельствах.
- Я поговорю с твоей мамой. Ди, я смогу её убедить. – Саша гладил девочку по волосам.
- Хорошо…
Девочка заснула у него на плече. Она устала. Утомилась от всего этого урагана эмоций, от сегодняшнего дня. В этом халате так тепло. В этих объятьях так приятно. Саша уложил девочку на диван, подложил мягкую подушку под голову и накрыл тяжёлым пледом, под которым спать – одно удовольствие. И только сейчас на лице мальчика заиграла хитрая злая улыбка, а глаза засияли ещё ярче. И теперь это уже был не мальчик Саша. Теперь возле спящей девочки стояла её точная копия, в той же футболке. С одним отличием – светящимися оранжевыми глазами. Пора идти домой.
На лестничной клетке и правда холодно, особенно для девочки почти без одежды. Но это существо не чувствовало никакого дискомфорта. Босыми ногами оно пришло к той картонке и село на неё в той же позе. Пора поговорить с мамой. Кое-что объяснить.
Непутёвая мать заявилась ещё через час ожидания. Выходит, ребёнок должен был проторчать на холоде в подъезде около двух с половиной часов. С этим нужно что-то сделать.
- Уселась тут, иди домой. – Ни вам здравствуйте, ни как дела.
- Да, мам… - Девочка шла, опустив голову.
В одежде у этой женщины вкус тоже был на большого любителя. Кожаная куртка с кожаными штанами в обтяжку, необъятная задница и малюсенькие кеды. Макияж чуть-чуть не дотягивал до посредственной проститутки. Прямая чёлка, крашеные в чёрный светлые волосы. И уже не выветривающийся запах дешёвых сигарет. Отвратный парфюм. Приторный. В лифте с такой дамой можно задохнуться, что намного лучше, чем терпеть этот аромат. Пожалуй, такое выражение, как «собралась на блядки», ей подходило лучше всего.
Квартира одинокой непритязательной дамы с низкой социальной ответственностью. Посторонние мужчины здесь бывали чаще, чем сладости для дочери. При беглом осмотре так и не понять, что здесь вообще живёт ребёнок. Правда, развешенное на балконе бельё выдавало, что ребёнок здесь всё-таки есть. Завалялся где-то.
- Штаны надень. – Говорит эта мать. – А то ходишь, как чмо.
- Да, мам. – Девочка соглашается, а что ещё ей остаётся?
- Не мамкай мне.
И так всегда. А если не «помамкаешь», то всё равно будешь неправа. Потому что нелюбимые дети мешают жить. Трудно ходить по клубам, когда ребёнка нужно кормить и одевать. Сложно трахаться с мужиками и искать того самого, когда на этом же диване будет спать дочь. До этой женщины всё никак не доходило, что всем своим внешним видом она говорила «зато я дёшево стою, угости меня коктейлем». И только для этого оно и годилось – использовать на разок и уйти по своим делам. Вместо того, чтобы задуматься, эта дама предпочитала искать своих принцев методом проб и ошибок.
Посуда ведь так и осталась грязной в раковине. Слипшиеся макароны никуда не делись. И следы кетчупа не испарились.
- Эй, иди посуду мой, чё встала. – Мать раскладывала пакеты с одеждой.
- Не пойду. – Тон девочки немного изменился.
- Чё сказала?! – Она аж вещи свои оставила на кресле. – Снова в подъезд, да? Только я тебе ремня дам сначала.
- Дай. – Диана подняла глаза. И мгновенно просверлила дыру в душе у мамаши.
Не дав той опомниться, девочка лёгким щелбаном по носу отправила женщину в свободный полёт на пару метров, жертва приземлилась на спину и взвыла от боли.
- Какого хера?! – Она хотела что-то ещё сказать, но девочка в одно мгновение оказалась рядом и наступила на горло босой ногой. И освободиться от этой ноги никак не представлялось возможным.
- Ой, а что случилось? Откуда у нас синяки? А, сама упала… на работе… ну бывает, бывает. – Хихикает. Убирает ногу и резко поднимает мать так, чтобы глядеть на неё со своего роста. – В глаза мне смотри! С кем я разговариваю!
- Я не… я не…
- Всё ты понимаешь! Прикидываешься дурочкой только! Всё ты понимаешь! – Хватает мать за одежду и ведёт за собой к кухонному столу. На котором уже лежат тетрадь в клеточку и ручка. – Ну ничего, пора делать домашнее задание. Оно у нас простое. Даже такая дура, как ты, справится. – Усаживает её на табуретку, а затем даёт оплеуху, от которой у матери темнеет в глазах. – Пиши давай! Пиши, как я говорю, поняла?! Я – плохая мать! Пиши давай! Так и пиши, да! – Лупит её ещё раз по голове.
И эта мать боится. Потому что вместо дочери сейчас здесь какое-то чудовище. Страшно до безумия даже взглянуть на неё, поднять глаза. Сказать лишнее слово. Ведь если она скажет – снова получит по шее за свой грязный рот. Который надо с мылом мыть. Слеза падает на тетрадный лист.
- Это что такое?! – Девочка бьёт женщину головой об стол. – Это что такое?! – Вырывает тетрадный лист и швыряет его в раковину. – Переписывай, я сказала!
- Но я же…
- Рот закрыла! – Снова бьёт головой об стол, что из носа начинает идти кровь. – Кусок ты бестолкового говна! Что ты мне тут слёзки льёшь?! Давай пиши!
Эта пытка длилась вечно. Потому что с каждым вырванным листом их почему-то не становилось меньше. Если написала семь и капнула кровью на бумагу – вырывалось всё, нужно писать заново. Всю тетрадь. И когда двенадцать листов всё-таки подошли к концу, легче от такого всё равно не стало.
- Вот, можешь же, когда захочешь! – Чудовище с внешностью дочери снова дало оплеуху. – Молодец! Что сказать! В глаза мне смотри! – Хватает мать за лицо и направляет к себе. – Пришла пора поговорить по душам.
Яркая оранжевая вспышка озарила кухню. Лиза ощутила за одну секунду всё, что её дочь ощущала в течение девяти лет. Все унижения, наказания, моральные терзания. Чувство вины и ненужности. Это проникло в душу и взорвалось так сильно, что Лизе срочно захотелось умереть. Но такое было бы слишком гуманно. Она за секунду выстояла все те часы в подъезде, часы в углу и на горохе. Оплеухи. Ночи напролёт за этими долбаными тетрадями. Лишение сна, лишение сладостей, лишение просто радостей жизни. Ежедневное напоминание того, что самый родной человек ненавидит. Что мама, которая должна дарить свою любовь и оберегать, считает тебя куском говна, отбросом, мешающим жить. Лиза всё получила обратно в том же объёме. И не могла даже представить себе, что накопилось уже так много.
Из носа капала кровь. На кожаные штаны. Из глаз льются слёзы. И падают на кожаную куртку. Она – плохая мать. И это нужно исправить. Лизе ужасно стыдно за себя. За все эти годы. Невыносимо даже думать о том, что она так относилась к собственной дочери. И никакие слёзы здесь не помогут. И никогда бы не помогли.
Существо, похожее на дочь, берёт её за руку. Не слишком нежно, но уже гораздо мягче, чем удар головой об стол, это точно можно сказать. И ведёт в квартиру этажом ниже. Там, куда недавно заехала какая-то семья с мальчиком десяти лет. На пороге этого дома совсем другие ощущения. Приятно даже находиться в этой светлой, просторной квартире, в которой у каждого члена семьи есть своё место. Где каждый чувствует себя нужным. Диана уже проснулась. Она услышала, что кто-то пришёл, сначала даже испугалась – она в чужом доме! Но когда увидела Сашу, который держал маму за руку, то успокоилась.
- Я поговорил с твоей мамой.
- И теперь… - Диана с надеждой смотрит на неё.
- Теперь она всё поняла. И она больше так не будет. – Крепко сжимает ладонь Лизы, женщина кивает, всхлипывает.
Пожалуй, девочка впервые видит маму в таком виде. Без дурацкого выражения лица, где вечное недовольство смешалось с отвращением. Сейчас перед ней стоял несчастный человечек. Такой же маленький и забитый.
- Мама?
- Да. Прости меня. Пойдём домой, хорошо?
- Сейчас. Только узнаю, что…
Саша подходит к ним, обеих берёт за руки. Говорит девочке «оставь халат и тапки себе, дарю от чистого сердца», а затем провожает девчонок к выходу. На прощание Диана обнимает мальчика и благодарит его от всей души.
В квартире, где раньше любовью и не пахло, что-то изменилось. Глазами этого никак не увидеть. А вот ощущение стало другим. Ощущение дома. Что здесь можно чувствовать себя в безопасности. Здесь рады тебя видеть.
- Мам? – Диана всё же немного боится по старой привычке.
- Прости меня, пожалуйста. – Лиза опускается на колени, чтобы стать одного с ней роста. – Если ты сможешь простить меня после всего, что я тебе сделала. – В этих глазах даже не узнать тех эмоций, что были раньше. – Я люблю тебя. Правда, я люблю тебя. И пойму, если ты не захочешь прощать.
- И я тебя люблю, мамочка. – Диана обнимает её.
Гладит по голове так, будто успокаивает такую же маленькую девочку, только уже девятилетнюю Лизу. Которой тоже не хватает любви и внимания. Которая в своей жизни практически не видела отца, а от матери не получала заботы. Она – такой же несчастный ребёнок. И теперь у них всё будет хорошо.