Для них жить означало идти
Вперёд!
Даже ночью в землянках
Они
Шли.
А когда они всё же ложились,
Означало – своё отжили.

Если воздух свинцовый был твёрже земли,
Они рыли окопов могильную сеть.
И в земле шли,
Под землёй –
Шли!
Чтобы ближе к победе на шаг умереть.

Что мы помним сейчас?
Ленинград да Брест,
Деревню Прохоровку да Берлин.
А сколько ещё безымянных мест:
И лесов, и степей, и болот, и долин?

Они шли, они шли…
А сейчас стоят:
Кто-то держит ребёнка,
А кто-то – меч.
И как будто с усмешкою нам говорят:
– Мы сейчас из бронзы и нам полегче,

Сейчас из гранита – совсем не трудно
Стоять девятого мая утром…

В мишуре суеты,
Посреди
Гомонящего вороха дел,
Тишиною скользя меж машинных гудков за окном,
Детских криков с площадки, назойливой дрели соседа,
Вырываю листы:
Каждый лист - это день:
И летит
Этот день прямиком
В переполненный мусором прошлого чёрный пакет
Из ночной темноты
Беспросветной.
Эта тьма,
Что, как мама с прогулки домой - ожидает меня,
После каждого дня,
Терпеливо.
Дождётся – куда же я денусь?
Вот и ужин уже на столе
И, взлохма-
тив мне волос рукою усталой, маман,
Скорей
Для порядка ворчливым,
Но столь неизменно
Заботливым, любящим тоном,
На кухню меня отправляет: – Налей-ка
Компота, и хлеба бери, и подливу.
Жую монотонно.
Я дома.

1.

Утро. Осень. И мамой наполнен стакан
Кипятком и бурдою под кофе.
Робертино Лоретти по радио мне
Про Ямайку дискантом вопит.

На дворе Перестройка. И башенный кран
Что-то строит. Постой-ка? Голгофу?
Что ж, навалом Христов в почти бывшей стране
Развелось. А крестов — дефицит.

Я пока про Христа не особо секу:
Мне бы в школу, а там не до Бога.
Вместо неба там цель — аттестат в два листа,
А потом — поступить в институт.

До звонка три минуты — сквозь осень бегу
По привычной за годы дороге.
Слишком мал, чтоб свернуть, но попозже — о да! —
Я сверну! Большинство — не свернут.

Кто-то, впрочем, свернёт и покруче меня,
Получив на погосте прописку:
Расписавшись в ней шприцем, да кровью в Чечне,
Или пулей в разборках лихих.

Лица их молодые на чёрных камнях,
Деревянных крестах, обелисках
Недвижимы. А взгляд, устремлённый вовне —
Понимающ, загадочен, тих.

Основная толпа, разбредясь по тылам,
Как во все времена — выживала.
Не себя и не Бога искали, а мест,
Где жирнее оклад: там и цель.

Я же, с троп их свернув, шёл по русским полям,
Где Голгоф можно встретить немало...
Даже спьяну казалось, что там кто-то есть
На кресте, во терновом венце...

Здесь Россия, а значит, эпоха одна
Постоянно сменяет другую.
И кого-то вот только что сняли с креста,
А кого-то — ведут на кресты.

Кто-то спит или пьет от темна до темна,
А другой Царство Божье взыскует.
Впрочем, ждёт нас одно: пустота, пустота...
Много вечностей той пустоты.

Вот и снег поселился уже в волосах,
И девчонки, как дочки, паскуды...
А кефир с варенцом, или даже айран
Предпочту каберне с божоле.

Но всё так же бреду в неизвестных горах,
И всё так же надеюсь на чудо,
И всё так же люблю, и ищу, и упрям.
И ни дня ни о чем не жалел.

2.

Счастлив я, что дожил, додышал до сейчас,
Но когда-нибудь станет иначе.
Может быть, что никто не заплачет,
Вслед любому, любому из нас...

И в секунду последнюю, в самом конце,
Будто бы забирая с собою,
Вспомню мамы лицо молодое.
И себя – в её рук кольце.

Потоки тряпья, новостей, ежедневных забот,
Меня омывали, стремясь поглотить,
И залить по макушку,
Чтоб жил я на дне
Своих дней,
Чтоб стал я равнинной речушкой.
Чтоб илом из праведных мнений
Забило мне рот.
И воды,
Что душу мою омывают,
Когда не смотрю я вокруг, и забот не имею,
Заснули,
Утихнув послушно.
Борьбы
Было много вокруг,
За право бурлить, быть слегка
Или даже совсем не в себе. Воевавших
За душу —
Хватало.
Но юность прошла.
И как-то их быстро не стало.
Не то, что погибли
В борьбе,
А просто —
Все рано стареют.
Оглобли
Судьба завернула им круто.
Вечор ещё прыгал —
А утром —
За роги! К сараю — и в стойло!
И страсть ей теперь непристойна,
Корове,
И он не похож на героя:
Уже до зари не орёт
Свои песни былые,
Любовные и боевые
Кошачьи —
А осликом нудно ишачит.
Продел свою выю
В хомут.
Удобно удобство.
Уютен уютный уют.
А песню, что он не допел —
Допоют его дети.
И эта надежда им светит,
Их всех согревает
Как в доме
Очаг.
И так — доживут, домычат,
Почти не страдая,
Почти не заметив
Своей изменившейся доли
До самой до бойни.
Теперь между нами — стена.
Пришлось расплатиться
За небо,
Без дна,
Высокое,
Над головой,
Голубое —
Любовью.
Сполна ли?
Не знаю.
Сполна.
За ветреный дикий простор
Необъятною болью…
Но солнышко вечно со мною.

И в камере
Вечно
Весна.

- Я тя лю!
- И я тя лю!
…как же я тебя люблю!

- Я тя цу…
- И я тя цу!
…ты и я лицом к лицу…

- …я…
- …и я!..
- …тебя…
- …тебя..!
…каждый вдооох - любя…

1.

Небо осиреневело
Чёрною смородиной,
Облака сметанные,
Маслом блин Луны.

Ночь накрыла, наконец,
Всё, что Богом зданное,
Чашей перевёрнутою:
Звёзды не видны.

Тьма толкает пузом в грудь,
Ветром забеременев;
На плотине я стою
Между тьмой и тьмой.

Между Обью и Обским,
Этой тьмы во власти я
Зачарован, онемлён
Тёмною водой.

2.

От безумия ума
Ум освобождается:
Становлюсь безумнее -
То есть «без ума».

Гладь земная подо мной,
Растворяясь в сумерках,
В ноги мне толкается,
Став волной сама.

Всё качается слегка,
Морю соответствуя.
Бликов тропки тянутся
К дальним фонарям.

Исчезает всё во тьме
Маслянисто-глянцевой...
Что за ночь чудесную
Бог сподобил нам!

Белое белое.
Чёрное чёрное.

А посередине...

На изумрудно-зелёных мхах лжи - красные ягодки неправды.
Синее вблизи, с голубеющей далью небо лжи - и, прямо на нём -
Обжигающее, солнечное, ярко-жёлтое пятно неправды.
Серость умолчания, розовеет враньё, лиловым отливает обман.
Бордовая недосказанность. Алый обман.
Враньё коричневое, враньё охряное. Оливковая неправда.
Ложь цвета панг.
Фиолетовая ложь, ложь оранжевая, ложь маджентовая,
Лазоревая ложь и циановая ложь, бирюзовая неправда.
Переливами, полутонами, оттенками, равенством, множеством,
Эквивалентом, возможностью, плюрализмом, допустимостью.
Ложь, ложь, ложь.
И ложь.
Где-то между.
Посередине.

А:

Чёрное чёрное.
Белое белое.

Закройте!
Вы все —
Чересчур.
Вас громко.
Вы слишком.
Сейчас —
Замолчите.

Здесь Смерть.
Здесь Учитель.

Всё ваше
Весьма
(Исключительно,
Ценно) —
Ненужно.
Не нужно
И даром.
Пожаром
В груди
Не горит.

Молчите.
Здесь —
Смерть говорит.

Не будет.
Не вспомнят.
Не важно.
Не ценно
Ни капельки
Ваше.

И, кстати,
Не ваше.

«Лишь точно измерь» —
Советует
Каждому
Смерть.

Если ты ты
То тебя поймали
Стопкой листы
До Луны и дале
Кто ты на них
Список шрифтом мелким
Так ты возник

И стал смертным

Всё что ты есть
И чего ты хочешь
Души болезнь
Влита в эти строчки
Нет ничего
За стопки пределом
А её нет

В этом-то всё и дело

Нет боли
Смерти нет
Только строчки
Строчки
Строчки
Нет Родины
Семьи
Папы мамы
Дочки
Сына
Любви
Совести и чести

Весь ты в эти строчки
Собран случайно вместе

Все твои беды
Победы
Не происходили
День-след
За днём-следом
На песке иль в иле
Времяводаветер
Всё уносит
Стирая
Стопка листов меняется

Умирает

Нет Земли
Нет Солнца
Космоса
Суши
Моря
Нет никой радости
Нет и горя
Нет запахов прикосновений
Зрения нет
И слуха

Останови!

Увидишь —

Есть лишь течение Духа.

Не слушайся меня,
Не надо.
Если не хочешь, если
Над тобой
Так властно это

«Я хочу».

Немым три дня
Могу быть,
Да хоть век, и песни
Не петь свои,
И не будить трубой,
Гнусаво не гундеть
Гобоем,
Слоном
Над ухом не реветь.

Молчу, молчу.

Пусть ветер скажет за меня,
И сосны,
И прогудят упруго провода,
И птицы за меня
Тебе
Всё прощебечут,
Прожурчит вода,
Прогавкают небесные собаки,
И промурлыкают коты.

Такие же
Прекрасные
Как ты.