Для них жить означало идти
Вперёд!
Даже ночью в землянках
Они
Шли.
А когда они всё же ложились,
Означало – своё отжили.

Если воздух свинцовый был твёрже земли,
Они рыли окопов могильную сеть.
И в земле шли,
Под землёй –
Шли!
Чтобы ближе к победе на шаг умереть.

Что мы помним сейчас?
Ленинград да Брест,
Деревню Прохоровку да Берлин.
А сколько ещё безымянных мест:
И лесов, и степей, и болот, и долин?

Они шли, они шли…
А сейчас стоят:
Кто-то держит ребёнка,
А кто-то – меч.
И как будто с усмешкою нам говорят:
– Мы сейчас из бронзы и нам полегче,

Сейчас из гранита – совсем не трудно
Стоять девятого мая утром…

В мишуре суеты,
Посреди
Гомонящего вороха дел,
Тишиною скользя меж машинных гудков за окном,
Детских криков с площадки, назойливой дрели соседа,
Вырываю листы:
Каждый лист - это день:
И летит
Этот день прямиком
В переполненный мусором прошлого чёрный пакет
Из ночной темноты
Беспросветной.
Эта тьма,
Что, как мама с прогулки домой - ожидает меня,
После каждого дня,
Терпеливо.
Дождётся – куда же я денусь?
Вот и ужин уже на столе
И, взлохма-
тив мне волос рукою усталой, маман,
Скорей
Для порядка ворчливым,
Но столь неизменно
Заботливым, любящим тоном,
На кухню меня отправляет: – Налей-ка
Компота, и хлеба бери, и подливу.
Жую монотонно.
Я дома.

1.

Утро. Осень. И мамой наполнен стакан
Кипятком и бурдою под кофе.
Робертино Лоретти по радио мне
Про Ямайку дискантом вопит.

На дворе Перестройка. И башенный кран
Что-то строит. Постой-ка? Голгофу?
Что ж, навалом Христов в почти бывшей стране
Развелось. А крестов — дефицит.

Я пока про Христа не особо секу:
Мне бы в школу, а там не до Бога.
Вместо неба там цель — аттестат в два листа,
А потом — поступить в институт.

До звонка три минуты — сквозь осень бегу
По привычной за годы дороге.
Слишком мал, чтоб свернуть, но попозже — о да! —
Я сверну! Большинство — не свернут.

Кто-то, впрочем, свернёт и покруче меня,
Получив на погосте прописку:
Расписавшись в ней шприцем, да кровью в Чечне,
Или пулей в разборках лихих.

Лица их молодые на чёрных камнях,
Деревянных крестах, обелисках
Недвижимы. А взгляд, устремлённый вовне —
Понимающ, загадочен, тих.

Основная толпа, разбредясь по тылам,
Как во все времена — выживала.
Не себя и не Бога искали, а мест,
Где жирнее оклад: там и цель.

Я же, с троп их свернув, шёл по русским полям,
Где Голгоф можно встретить немало...
Даже спьяну казалось, что там кто-то есть
На кресте, во терновом венце...

Здесь Россия, а значит, эпоха одна
Постоянно сменяет другую.
И кого-то вот только что сняли с креста,
А кого-то — ведут на кресты.

Кто-то спит или пьет от темна до темна,
А другой Царство Божье взыскует.
Впрочем, ждёт нас одно: пустота, пустота...
Много вечностей той пустоты.

Вот и снег поселился уже в волосах,
И девчонки, как дочки, паскуды...
А кефир с варенцом, или даже айран
Предпочту каберне с божоле.

Но всё так же бреду в неизвестных горах,
И всё так же надеюсь на чудо,
И всё так же люблю, и ищу, и упрям.
И ни дня ни о чем не жалел.

2.

Счастлив я, что дожил, додышал до сейчас,
Но когда-нибудь станет иначе.
Может быть, что никто не заплачет,
Вслед любому, любому из нас...

И в секунду последнюю, в самом конце,
Будто бы забирая с собою,
Вспомню мамы лицо молодое.
И себя – в её рук кольце.

Потоки тряпья, новостей, ежедневных забот,
Меня омывали, стремясь поглотить,
И залить по макушку,
Чтоб жил я на дне
Своих дней,
Чтоб стал я равнинной речушкой.
Чтоб илом из праведных мнений
Забило мне рот.
И воды,
Что душу мою омывают,
Когда не смотрю я вокруг, и забот не имею,
Заснули,
Утихнув послушно.
Борьбы
Было много вокруг,
За право бурлить, быть слегка
Или даже совсем не в себе. Воевавших
За душу —
Хватало.
Но юность прошла.
И как-то их быстро не стало.
Не то, что погибли
В борьбе,
А просто —
Все рано стареют.
Оглобли
Судьба завернула им круто.
Вечор ещё прыгал —
А утром —
За роги! К сараю — и в стойло!
И страсть ей теперь непристойна,
Корове,
И он не похож на героя:
Уже до зари не орёт
Свои песни былые,
Любовные и боевые
Кошачьи —
А осликом нудно ишачит.
Продел свою выю
В хомут.
Удобно удобство.
Уютен уютный уют.
А песню, что он не допел —
Допоют его дети.
И эта надежда им светит,
Их всех согревает
Как в доме
Очаг.
И так — доживут, домычат,
Почти не страдая,
Почти не заметив
Своей изменившейся доли
До самой до бойни.
Теперь между нами — стена.
Пришлось расплатиться
За небо,
Без дна,
Высокое,
Над головой,
Голубое —
Любовью.
Сполна ли?
Не знаю.
Сполна.
За ветреный дикий простор
Необъятною болью…
Но солнышко вечно со мною.

И в камере
Вечно
Весна.

- Я тя лю!
- И я тя лю!
…как же я тебя люблю!

- Я тя цу…
- И я тя цу!
…ты и я лицом к лицу…

- …я…
- …и я!..
- …тебя…
- …тебя..!
…каждый вдооох - любя…