Начал писать рассказы еще в школе. Публиковался в литературном журнале «Нева» (с 1955 года), в журнале «Новый берег» (Копенгаген), в литературном журнале «Кольцо А» от Союза Писателей Москвы, на страницах проекта «Сетевая словесность» и т.д.
Посещал школу писательского мастерства «Пишем на крыше», организованной редакцией старейшего журнала критики и литературоведения «Вопросы литературы» (с 1957 года) совместно с Национальным фондом поддержки правообладателей (НФПП).


















В городе только что прошёл дождь, и небоскрёбы «Москва-сити» выглядели особенно ярко, словно только что сошли с футуристической фотки. Пахло сыростью. Клерки в неброских костюмах и плащах спешили на работу, демонстрируя миру свои озабоченные и недовольные лица, будто всё вокруг было виновато в их невзгодах. Кроме них самих.

Я спокойно стоял на смотровой площадке близ моста “Багратион” и молча глядел на вздымающиеся на противоположной стороне реки высоченные здания, испещрённые бесконечными сотами-офисами. Передо мной поднимались из-под земли небоскрёбы-башни: “Эволюция”, “Федерация”, Око”. Казалось, что они извиваются в пространстве.

Я не знал, что ждёт меня на этом удивительном пути. Пока была лишь осенняя прохлада, свежий ветер, река и небоскрёбы. Чтобы начать путь, нужно было сделать один шаг, нырнув с головой в неизвестность.

И я шагнул. Передо мной распахнулись автоматические двери, будто бы перенесённые в Москву из сериала «Прекрасный новый мир».

- Садитесь, прошу Вас! – ласково сказала блондинка с точёным лицом. Это была hr-директор, по имени Аксинья. Она говорила очень быстро, но на удивление правильно, словно читала текст с невидимой бумажки. Что-то в её образе было от киборга.

Я сел за стол и принялся вяло заполнять бумаги, особенно не вдаваясь в смысл написанного и всё чаще поглядывая в окно (кабинет располагался на 30 этаже). Оттуда открывался довольно неплохой вид на Москву - в то же время он вызывал разочарование. Я не увидел ни одной прекрасной старинной крыши или фактурного кирпичного здания - лишь лаконичная советская архитектура: тянущиеся вереницами унылые кирпичные коробки, офисные здания, без особых изысков.

В голове в тот момент почему-то прозвучали слова песни Фёдора Чистякова: «Снова как будто стою на улице Ленина - и у меня дежавю время от времени…»



В кабинет меня проводила начальница отдела - миловидная девушка с задумчивыми и немного грустными глазами. Звали её Настя. Вначале она показалась мне очень холодной, однако общалась девушка довольно мило и приветливо. Я ощутил к ней симпатию.

В комнате, где мне предстояло «нести труды», царил Его Величество минимализм. Только на стене висело несколько агрессивно-красных картин, заставляющих почему-то вспомнить работы Петрова-Водкина. На одной из них была запечатлена пара, предающаяся любви в замысловатых позах. Я не стал спрашивать о её смысле Настю, лишь старался особенно не смотреть в ту сторону, боясь покраснеть.

Настя сидела со мной за одним столом. Мы были лицом к лицу друг к другу. Я прятался за большим монитором, но иногда видел её глаза. От этого становилось немного не по себе. Казалось, взгляд девушки был направлен мне в самое сердце. Спелые губы Насти, к тому же накрашенные помадой, манили меня, будто бутоны созревших роз… И вообще, в ней ощущалось нечто такое, чего я раньше не находил в других девушках. Это было сложно передать.

Конечно же, я сразу влюбился.

Уже после первого ланча в местном ресторане я узнал, что Настя (также, как и я) получила историческое образование, увлекается живописью и ходит в музей “Garage” в Парке Горького. Девушка призналась в этом как-то стыдясь, шёпотом, будто это было чем-то зазорным. Я весьма удивился, хотя внешне виду не подал.

Стоит отметить, что я тогда создавал контент для компании с необыкновенной страстью, отдаваясь творческому процессу с головой. Хотелось, с одной стороны, оправдать надежды тех, кто нанял меня. С другой – я отвлекался от мыслей о Насти, о которой думал всё чаще и чаще. В свободное время я позволял себе слушать оцифрованный винил, читать газету, где публиковались рецензии на новые экспозиции современного искусства, и разные книги. Например, листал произведения Ивана Бунина.

Так мы и коротали время за работой, пока не случилось ЭТО.


В обед мне также безумно нравилось бродить по пространству «Сити», находя какие-то заповедные уголки. Один раз я набрёл на кафе, которое было прямо близ входа в метро. Оно так и называлось «V metro».

На стенах заведения висели чёрно-белые фотографии: старомодные троллейбусы, каменные вестибюли метро, снующие пассажиры. Сам интерьер был выполнен в красной гамме и чем-то напоминал образ того самого «Рабочего клуба» Родченко. Тут было приятно посидеть, выкушать стакан какао, съесть круассан и послушать мягкую музыку. А ещё помечтать о Насте… Хотя при этом и становилось грустно. В кафе слышался гул приходящих составов, навевающий романтику.

Я мог думать о Насте часами. Однажды даже напрочь забыл о времени, сидя в кафе. Очнувшись от забытья, я заметил, что уже довольно долго смотрю в упор на вывеску: «Сделай своё дело - и уходи!»

С Настей мы беседовали мало. Но от этого влечение не становилось слабее. Именно поэтому мне не хотелось уходить по вечерам. Наверное, окончание рабочего дня было для меня тогда самым грустным моментом. При этом я не мог разобраться в своих чувствах и толком понять, что же со мной на самом деле происходит.

Порой гуляя близ набережной, я напряжённо всматривался в мутную воду. Не знаю, что я хотел там увидеть. Может, пытался найти ответы на свои вопросы. Но река неслась куда-то вдаль и молчала, предоставляя мне возможность самому отыскать ответы на эти бесконечные загадки.

***
В офисе было все больнее выносить критично-рассудительный взор Насти в офисе. Она была невероятно далеко, но в тоже время очень-очень близко. Рядом с ней я специально прятал голову в плечи, придавая своему лицу выражение полного безразличия. Однако душа моя в этот момент была переполнена какими-то невероятными переживаниями.

Ещё я украдкой любовался Настей. Она казалось мне удивительно прекрасной: чувственные губы, скромность, мягкий блейзер из монгольского кашемира, узкие джинсы “Brooks Brothers”. Перед девушка стояла в рамке фотография работы Луиз Буржуа, изображающая нечто похожее на паука. Я часто заглядывался на фото, ощущая в нём таинственность.

Почему же я не мог тогда признаться? Дело в том, что Настя была замужем. Кроме этого, она воспитывала двух детей. И всё это мгновенно обрывало все мои ожидания.

Во время работы мы чаще всего молчали, хотя иногда говорили о каких-нибудь милых пустяках. Однако долго продолжать беседу я не мог: что-то будто хватало меня за горло и разговоры получались какие-то напряжённые.

Иногда к нам заходил руководитель Игорь. Это был высокий мужчина в неброском костюме. На пальцах у него блестели золотые перстни. Говорил он всегда быстро и по существу, несколько отстранённо, но коллеги рассказывали, что это вполне адекватный человек.

На работе тоже всё шло не так гладко. Настя часто критиковала меня за мои статьи - и даже ругала. Это было поистине невыносимо, словно тысячи игл вонзались мне в душу.

***

После одного такого случая я долго гулял по переулкам Сретенки, стараясь унять внутреннюю боль. Захотелось выпить, просто чтобы забыться и абстрагироваться от грустных мыслей.

Я зашёл в какой-то ирландский бар: там было крайне шумно. Бармен близ стойки нетерпеливо пощёлкивал пальцами, а потом сообщил, что алкоголь можно купить со скидкой, только имея специальную дисконтную карту.

Карты у меня не было. Я отправился домой, захватив по пути в магазине бутылку бренди. Не дождавшись, откупорил её в троллейбусе и влил в себя обжигающую жидкость. Мысли разлетелись в разные стороны, но стало легче.

Внезапно мне захотелось во всём признаться Насте. Я шёл, любуясь россыпью городских огней, спорил сам с собой, а желание всё разгоралось и разгоралось...

Дома я долго слушал “Beach Boys”, а потом включил фильм «Казино» Мартина Скорсезе. Тут внезапно накатили слезы. Ночью я звонил в Службу психологической поддержки и плакал в трубку.

На следующий день всё было точно так же, как и вчера. Настя с головой ушла в свои дела, практически не обращая на меня внимания и лишь изредка бросая неодобрительные взгляды сквозь свои умопомрачительные ресницы. Я, разумеется, никоим образом не выдал своего вчерашнего состояния.

Через пару дней мы как обычно, сидели в офисе друг напротив друга. Насте что-то не понравилось, и она начала отчитывать меня, состроив при этом недовольную мину. Я уже просто не мог слушать. Это был предел.

Внезапно поддавшись порыву, я вскочил с кресла, кинулся к Насте и, упав перед ней на колени, прильнул губами к её рукам. Я понял, что плачу, лишь тогда, когда ощутил привкус соли во рту.

- Не надо, Егор, не надо... – дрожа говорила Настя. Я обнимал её - и не мог остановиться .

- Я люблю тебя! – шептал я сквозь слезы, не веря, что всё это происходит по-настоящему.

В какой-то момент я вдруг увидел её лицо: оно было бледно как мел.

Сзади кто-то кашлянул - я резко повернулся. В дверном проёме стоял генеральный директор Игорь. Он смотрел на нас в упор, и его ноздри раздувались.

Внезапно моё сердце стало маленьким, словно каштан. Одновременно я понял, что с Настей мы больше никогда не увидимся.

- Так вот значит как! Вот чем вы тут занимаетесь… — насмешливо сказал директор.

В этот момент со стены сорвалась картина, на которой были изображены предающиеся любви фигуры, и упала на пол. Стекло с неприятным звоном разбилось вдребезги.

— Вот как… - повторил Игорь и, не окончив фразу, быстрым шагом вышел в коридор.

Настя оттолкнула меня.

— Держи себя в руках! Я замужняя женщина! - выпалила она, утирая слезы.

***

Оставаться на работе после случившегося не было смысла. Уже на следующий день я подписывал договор и забирал трудовую книжку. На Настю мне было стыдно смотреть. Она тоже была сильно расстроена.

В голове крутилась композиция группы “Воскресение”. Особенно строчки: «Что задумано, сделано, пройдено, бросишь всё, ни о чем не скорбя…»

Забрав бумаги и что-то промямлив Насте, которая по-прежнему прятала глаза, я вышел на улицу. Свежий воздух сразу ударил мне в лицо, мгновенно опьянив.

***

Я быстро шёл по Кутузовскому. Было необыкновенно тепло, несмотря на позднюю осень, и ветер приятно играл с моими волосами. Так же, как и в тот первый раз, я словно оставлял за собой смутное прошлое и шёл мерными шагами в неизвестность. Однако теперь было совсем не страшно.

Возле витрины книжного магазина я надолго задержался. Там, за стеклом, лежали раскрытые книги с красивыми иллюстрациями. Мой взгляд случайно упал на «Ешь, молись, люби». Я долго любовался роскошным переплетом книги, а потом быстро зашёл в магазин…

Дверь за моей спиной с легким стуком затворилась.

Вечером я вышел из небольшого пивного ресторанчика «Писающий мальчик» в Столешниковом. Дул сильный, но довольно тёплый ветерок. Пасмурное небо нависло над головой, словно громадный матрас под тяжестью исполинских тел.

Из небольшой кофейни неслась песня Нэнси Синатры «Sugar Town». Возле cверкающих витрин “Hermes” сновали люди, размахивая руками, споря и что-то спешно убирая. На город надвигалась эпидемия вируса. Нужно было поскорее свернуть всё что можно.

Почему-то я ощущал запахи особенно остро. В нос сразу ударил аромат дорогого, судя по гамме, парфюма, а потом терпкого кофе с корицей и свежей выпечки. “Вероятно, в кафе у Каценельсона пекли что-то аппетитное”, – подумал я.

Внезапно откуда ни возьмись передо мной появилась девушка в красном плаще. Лица я не смог увидеть. Лишь тёмные волосы, украшения, ярко-красный цвет одежды, потрясающую фигуру и поистине шикарные туфли на высоком каблуке. Мне захотелось подойти и познакомиться, но я как будто окаменел. В незнакомке ощущалась особенная энергетика и шарм.

Между тем девушка прошла мимо, едва на меня взглянув. Кончик плаща коснулся моих брюк… Это было невероятно! Я бы ещё долго стоял и смотрел ей вслед, но что-то внутри заставило ринуться вперёд, за ней.

Я быстрыми шагами двинулся за девушкой по мощёной булыжниками мостовой. Мне не хотелось резко догонять ее. Я опасался отпугнуть невидимых мотыльков, которые появились в этот момент в воздухе...
***

Мы шли по Петровке. Улица была почти пустынна. Затихли банки и различные государственные конторы, остановился в задумчивости Высоко-Петровский монастырь. Перестал работать “La Maree” в красивом угловом здании.

В витрине маленькой галереи была выставлена большая картина. На ней неизвестный живописец запечатлел трамвайную остановку и влюбленную пару. Она одиноко застыла в вечернем сумраке, ожидая своего номера.

Я быстро шёл, сохраняя дистанцию, но «держась взглядом» за красный плащ. Девушка двигалась далеко впереди. Таким образом мы миновали Петровку, вышли на бульвар, прошли по нему вплоть до Тверской. Затем незнакомка нырнула в подземный переход - я последовал за ней.
Вскоре мы оказались на Большой Бронной, неподалеку от старинной Синагоги. Я почти догнал девушку и только было открыл рот, как вдруг... Внезапно сумочка выскользнула из её рук и упала на мостовую, прямо мне под ноги! Я нагнулся, поднял этот прекрасный предмет и протянул незнакомке. На секунду наши взгляды встретились. Я замер от восторга, настолько они были непередаваемо чувственны! Девушка лучезарно улыбнулась мне.

- Спасибо вам большое, - искренне сказала она.
- Не за что… А как Вас зовут? – пролепетал я.
- Лика - ответила она, вновь улыбнувшись.

Больше я ничего не мог молвить: слова как ком застряли в горле.
Машинально я продолжал идти за девушкой ещё пару перекрёстков, сохраняя на лице ненужную улыбку.

Не помню, где я потерял её из виду. Казалось, что незнакомка просто растворилась в лёгком весеннем тумане, который подобно пелене надвигался на город. Подумалось, что девушка зашла в одно из кафе. Но в какое именно?..
Потом я ещё долго гулял по старинным переулкам, прошёлся близ пруда. А перед моим взором всё ещё стояла эта прекрасная незнакомка, окутанная тайной и чем-то донельзя восхитительным.

Я часто вспоминал эту сказочную встречу, и сердце так отчаянно билось в груди, что казалось, будто я вновь переживал эти волнительные мгновения.

***

Два года спустя на работе я листал ленту “Инстаграма”. Вдруг что-то знакомое приковало моё внимание среди сотен моделей, блогеров и пёстрых рекламных объявлений.

Это были те самые тёмные волосы, украшения. Те же удивительные глаза... В голове щёлкнуло. Я вдруг отчётливо понял, что передо мной Она. Это была Лика!

Бегло просмотрев профиль, я дрожащими руками написал сообщение. На удивление девушка не замедлила ответить. Оказалось, что она работает модном салоне красоты неподалёку. После разговора - пусть и виртуального! - я ощутил огромную радость. Всё стало легко и просто, как в детстве!

Мы условились встретиться в небольшом кафе «Аист» на Патриарших, которое работало на этот самом месте ещё при царе-горохе. Там была создана небольшая скульптурная композиция, изображающая аистов. В народе её прозвали “Три ноги”. Говорят, раньше поблизости рост щавель. Он высоко ценился местными ребятами из-за своего кисловатого привкуса.

Я пришёл чуточку раньше, заказал чашку латте, взял глянцевый журнал и уставился в окно. Из Синагоги на Бронной выходили израильтяне, вероятно приехавшие в город на праздник. Всё это напоминало мне улицы Иерусалима...

Через 5 минут пришла и Лика. Девушка была весьма приветлива. Её глаза излучали настоящее, неподдельное счастье. Мы, казалось, говорили бесконечно, и наши слова лились подобно бурной реке. Мир вокруг чудесным образом преобразился, наполнившись сочными красками.

Всё в этот момент смешалось в моем сознании: кафе на Бронной, Столешников переулок и та картина с изображением влюбленной пары на трамвайной остановке… Был лишь этот сказочный миг, удивительное ощущение безграничного счастья и гармонии!

Париж, 2018

Коля только что окончил колледж. Он подал документы в несколько институтов, но так никуда и не поступил. Работа также не хотела находиться. Впереди была новая жизнь, подернутая налетом таинственности… Думать об этом не хотелось.

Заняться летом было нечем. Оставалось гулять по городу, любуясь красивыми витринами и посещать разные злачные места.

Тогда все “прогрессивные люди” увлекались скейтбордингом. В моде были широкие расслабленные джинсы, растянутые футболки, ветровки, огромные скейтерские кеды и взъерошенные прически. Кое-кто еще носил клеши, напоминая битника.

Большой театр закрылся на длительную реконструкцию, и на Театральную площадь прибегали ребята с “досками”: катались, тусовались, общались, - словом, отдыхали. Окружающие кусты превратились в настоящий «сексодром». Называлось место «Ковбойка». Почему именно «Ковбойка» - никто не помнил.

Коля часто приходил сюда, чтобы убить время. В магазине поблизости пожилой знакомый армянин отпускал ему напитки «в кредит». Там же можно было взять итальянские колбаски и сыр, от которого пахло “ногами”. Охранник люто ненавидел скейтеров и иногда выкидывал их за шкирку, провожая бранью. Бывало, что они подворовывали.

На “Ковбойке” Коля познакомился со многими интересными персонажами. Один из них – местный музыкант Сенчук. Он играл «Всё идет по плану» и «Урал байкер блюз» на Петровке в рваной косухе. Конечно, его никто не слушал. Но с музыкой гулять приятнее, чем без нее.

Сенчук часто напивался и начинал приставать к прохожим - между тем он был довольно образованным человеком. С ним можно было поговорить о греческой философии, поэзии Бродского, живописи, музыке и вообще много о чём полезном.

Коля катался на скейте и слушал Blink-182 на Ковбойке почти каждый день. Один раз с Сенчуком они дико надрались, а затем пошли в метро, чтобы для каких-то невнятных целей отправиться на Воробьёвы. У Коли не было денег, и он попытался было перепрыгнуть через турникет. Однако в этот момент его за куртку схватила чья-то волевая рука: перед ним во весь рост стоял здоровенный милиционер.

В следующий момент он уже оказался в грязной клетке. Милиционер смотрел на Колю и злорадно посмеивался, недвусмысленно намекая что того сейчас повезут в медвытрезвитель.

- А ты мне нравишься, - вдруг сказал он.
- Так если нравлюсь, выпусти меня, - находчиво ответил Коля.

Милиционер действительно отпер клетку - и Коля вновь оказался перед турникетами. Люди в форме стояли в двух шагах. Несмотря на это, он опять начал настойчиво перелезать через дверцы, будто бы ничего и не случилось. На этот раз его никто не стал хватать за одежду.

Одуревший от выпитого Коля несся вниз по экскаватору, тупо разглядывая рекламные плакаты, на которых были нарисованы «море, солнце, пляж» и полуголая женщина, приглашающая взять новый кредит, очевидно для нее же.

Ещё он пытался поймать глазами Сенчука, который, как ему показалось, должен был непременно спускаться. Когда Коле мерещилось что-то знакомое, он кричал: “Сенчук! Сенчук!” - но всё время ошибался.

Потом Коля всё же спустился вниз и нашёл совершенно “убитого” Сенчука, сидящим на скамейке на платформе. На Воробьёвы, конечно, не поехали, а добирались домой несколько часов и оказались там лишь поздним вечером.

Коля получил нагоняй от мамы. Потом он заперся у себя в комнате, встал у окна и прильнул к биноклю. Ему казалось, что как в полузабытом фильме, в окне хрущёвки напротив будет переодеваться шикарная красотка. Однако окна были неумолимо плотно зашторены. Через занавески можно было увидеть лишь слабые очертания люстр.

***

На следующий день Коля сидел в небольшой блинной напротив отеля “Ritz”. Во рту стоял отвратительный вкус. «Не буду больше пить», - думал, отхлебывая чай с жасмином из керамической чашки. Рядом сидели какие-то девушки. Одна из них рассказывала про свою «университетскую долю» жалостливым голосом.

- Когда мне задали написать курсовую - это ещё ладно. Но посмотреть три (!!!) фильма…

Играли “The Five Satins”.

Коля вдруг ощутил, что на самом деле очень хочет поступить куда-то. Ему мучительно захотелось сидеть как эти студентки, жаловаться на сессию, бегать с зачёткой по коридорам универа, собираться на днях рождения у одногруппников - одиночество, подобно незримому незнакомцу, подкралось и схватило его за самое сердце ледяными руками.

Взгляд Коли упал на пентхаус, который располагался на самой крыше отеля. Там стоял человек. Феде казалось, что тот смотрит прямо на него. Он внутренне сжался от этого испепеляющего взгляда, буквально вдавив себя в кресло. Но человек, словно угадав его желание, шагнул назад и растворился в бесконечном пространстве позади.

Коля на секунду задумался. Тем временем воздух становился теплее. Погода улучшилась… Мир вокруг преображался!

Выла сирена. Нервно крутилась лампочка мигалки. Во двор офисного центра неловко въехала машина “Скорой помощи”. Несколько человек в халатах уже бежали по брусчатке двора с носилками. В холле их встретила группа тревожных людей. Они что-то судорожно обсуждали и суетились.

Одной из сотрудниц неожиданно стало плохо прямо на работе.

Девушка лежала на полу, широко раскинув руки, словно мученица с иконы. На её лице было запечатлено неземное выражение, которое стремились показать на своих картинах гениальные итальянские художники. Что случилось - никто не знал.

Врач быстро подошел к пострадавшей и уверенным движением проверил пульс.
– Жива! – вырывается стон облегчения у окружающих.
***

И вот незнакомку несут на улицу. На её лице застыла всё та же задумчивая улыбка. Глаза приоткрыты, но замутнены. Где же находится её сознание в эти мгновения?


Кажется, что мысли девушки очень далеки. Они там, куда ещё никто не ступал. В своём прошлом.

В такие моменты, когда сознание вот-вот навсегда покинет тело, что-то перещёлкивается в голове и мы понимаем невероятно важные вещи. Это именно то, что мы хотели понять всю свою жизнь… Невидимая пелена уходит с рассудка, и мы осознаем, где допустили роковой промах, что сделали не так. Исправлять содеянное уже поздно - остаётся лишь вспоминать, вспоминать... Чувствовать, как фантомы исчезают, уступая место яркому свету.

Возможно, когда умирают миллиардеры, им наконец приходит мысль, что деньги нельзя забрать с собой, а всё, чем они занимались, была лишь игра…

перед девушкой появляется картина той самой осени. Холодные капли дождя разлетаются вдребезги о мостовую. Деревья, подёрнуты красно-жёлтым заревом. На асфальте беспорядочно раскиданы мокрые листья. Ветер играет ими так, как ему взбредёт в голову. Люди сутулятся от холода и ускоряют шаги, пытаясь спрятаться от пронизывающего ветра.

Они познакомились с Фридрихом в небольшой чайной.

Она бесцельно гуляла по городу, любуясь старинной архитектурой. Чтобы согреться, девушка зашла в маленькое кафе выпить чашку ароматного чая.

Это была кофейня на первом этаже дореволюционного дома с большими окнами. Она никогда не бывала здесь раньше, но ей нравились незнакомые места, незнакомые люди: ты можешь сказать всё что угодно, быть самой собой и не опасаться за последствия сказанного.

Женщина за барной стойкой равнодушно отпустила чашку кипятка с чайным пакетиком внутри. За окном куда-то бежали полурасплывчатые силуэты, старинные фасады домов, готические арки врезались в небо, подобно мифическим созданиям из старинных новелл.

Девушка подсела к высокому человеку, с интеллигентным лицом, так как другие столики были заняты. Села и засмотрелась в окно на пробегающих пешеходов, на небо, капли дождя. Сидящий напротив мужчина задумчиво пил чай. Он посмотрел на девушку. Затем еле заметно улыбнулся.

- Вы пьёте чай с травами?

Она робко улыбнулась.

- Я всегда пью травяной чай, - смущённо ответила девушка.



Разговор полился довольно быстро, сам по себе, наращивая обороты. Иногда мы встречаем тех, кто просто продолжает наш собственный внутренний диалог. Дополняет его.

Вначале это была “Исчезнувшая империя” Шахназарова, затем творчество обэриутов, Климт, Шагал и его местечко. Собеседник был наполовину испанцем. Он жил на Арбате и казался беззаботным и беззастенчивым, как, собственно, и многие архитекторы.

Фридрих был высоким элегантным брюнетом. В нём ощущалась небольшая доля снобизма. Одновременно он казался довольно свободным и раскрепощенным. Фридрих говорил очень размеренно, неспешно, напоминая тем самым парижского бульвардье.

Сара словно проснулась. Она была в машине “Скорой”. Кафе растворилось в фиолетовой дымк - исчез и Фридрих. Вместо его добрых глаз на Сару смотрел циферблат огромных часов. Секундная стрелка судорожно бежала вперед. Было слышно громкое тиканье, которое доносилось будто прямо из головы.

Это было лишь секундное отрезвление. Воспоминания вновь поволокли Сару куда-то невероятно далеко...

Вечера они коротали в мастерской Фридриха. Здесь было темновато, всюду стояли статуи и недоделанные гипсовые головы. Сара всё время зябла в этом огромном зале, но зато можно было залезть под одеяло и согреваться раскалёнными телами друг друга. В эти моменты девушка остро чувствовала какое-то донельзя пьянящее ощущение. Она была не одинока именно в эти моменты, вопреки тому что привыкла к постоянному чувству одиночества.

Сара ненавидела долгие разговоры. Даже в обед уходила из шумного буфета, где коллеги любили свои грёзы и громыхали проблемами, но забывали о девушке, словно она была живым придатком интерьера. Сара шла в знакомый тихий сквер: её тянуло к этому месту, и она могла подолгу сидеть на скамейке, задумчиво кроша в руках горбушку и радуя местных птиц.

Отношения с Фридрихом длились несколько месяцев, а возможно, несколько дней или даже минут.… Но однажды тот перестал звонить. Всё оборвалось, словно из смартфона резко выдернули питание и устройство начало терять энергию. Сара теряла что-то внутри себя и таяла подобно свече.

Почему это произошло? Сара металась на носилках в машине, пытаясь вспомнить. Ей было очень больно.

Она писала письмо. С Фридрихом они не встречались уже много времени. Сара не хотела писать ему по “Вотсапу”, решив набросать письмо от руки. Казалось, что так будет элегантнее.

Девушка отправила свое письмо. Однако ответа не последовало.



***

Сара погоревала некоторое время. Но потом случайно познакомилась с другим молодым человеком в Тиндере. Его звали Данила.

С Данилой они могли говорить круглые сутки напролет. Он был очень умным, образованным, весёлым. Им было приятно вместе ходить в галереи, арт-кафе, в музеи. Что-то общее вновь вспыхнуло между молодыми людьми, и Сара вновь ощутила, что кому-то нужна.

Девушка на мгновение очнулась в машине “Скорой”. Рядом были врачи, но они также внезапно растворились. Она оказалась в японском саду, где уже писала новое письмо, сидя в живописной беседке для медитаций. Это был то ли сон, то явь.

Дорогой Фридрих!

Я пишу тебе это письмо в дивном саду. Возле меня журчат фонтаны. Недалеко растут деревья бонсай. Я прочитала, что эти деревья – миниатюрные копии дерева Бодхи, под которым Будда достиг просветления.
Я очень скучаю по тебе. С Даней мы вскоре расстались: он ударил меня. Ему что-то постоянно не нравилось. Я сказала ему, что больше не могу это выслушивать. Тогда он разозлился и кинулся на меня с кулаками. Я не хочу винить его… Просто мучительно больно.

Сару окликает какой-то человек. Это пожилой интеллигентный мужчина. На нём надета длинная индийская рубашка. Мужчина смотрит куда-то вдаль, словно сквозь девушку. У него добрые глаза и приветливая улыбка.

- Ты говорила вслух… – улыбаясь, повторил мужчина.

Сара смутилась.

- Часто сюда приходишь? - и, не дожидаясь ответа, добавил: я видел тебя...

Саре не хотелось говорить. Её связки будто не слушались.

- Знаешь, я не хочу выглядеть нравоучительно… - говорил мужчина, - но мне кажется, стоит просто жить настоящим. Всех нас обманывают, предают наши чувства… Но такова жизнь - от этого не убежать. Важно лишь одно. Как ты проходишь всё это… В этом главный секрет.

Сара замолчала. Слова задели в ней какую-то невидимую струну. И что-то давно знакомое стало выстраиваться в самой глубине её сердца. Это нечто переполняло душу и готово было вырваться наружу. Мир вокруг преобразился, неожиданно наполнившись смыслом!

Тогда она впервые подняла голову и увидела бескрайнее небо, поражающее своей безмятежностью, покоем, лёгкие облака, которые, будто случайные мысли, пересекали его в разных участках. Сара растворялась в этом небе, наслаждаясь, любуясь тем, как солнце нежно ласкает кроны деревьев.

Именно тогда она заметила художницу, сидевшую на берегу озера. С помощью кисти и красок та стремилась передать красоту природы на небольшом холсте. Девушка была задумчива. Кажется, для неё в этот момент не существовало ничего кроме озера, отражения в нём раскидистых крон деревьев и своей кисти. Сара засмотрелась и ощутила лёгкость.

- Ведь можно просто жить! – думала она, – жить, чувствовать, любить, возноситься и падать. Может быть, это и есть жизнь, её основная суть?

Девушку везли на карете “Скорой помощи” по Маросейке… Её губы застыли в безмятежной улыбке…

Где-то глубоко внутри себя она идёт по древней улице. Усадьбы, скверы, очаровательные московские дворики. Спустя мгновение перед ней открывается старинная площадь трёх вокзалов. В центре – Казанский вокзал, обширный, словно целый квартал. Напротив - Ярославский с геральдическими курочками и аристократичный Ленинградский.

Она знает, что это развилка: три вокзала - три пути. Но какой же выбрать? Это сложно. Также как выбрать чувства: одиночество, спокойствие, пылкую любовь.


***


Машина не успела добраться до больницы - Сара улетала подобно струйке дыма. Она медленно растворялась, и вместе с ней таяли в серебристом тумане отражения Фридриха, Данилы, арбатских переулков, людей на кухне в офисе, которые обсуждали свои проблемы и не думали о других. Они были всегда, и была она, были эти крыши…

Теперь она знала, что всё вокруг было лишь сном. Туманной картиной, которую мальчик рисовал на окнах кафе, где они пили чай с Фридрихом…

Андрей долго смотрел на капли дождя, которые оставляли на стеклах длинные следы, словно водянистые слизни. Здания напротив заволокло туманом и от них остались лишь смутные силуэты. С неба мелкие частицы. От них асфальт внизу становился темным. Андрею хотелось плакать.

Из распахнутого окна почему-то пахнуло морем. Стояла поздняя осень. С деревьев почти облетела листва.

Андрею было больно, но в то же время легко. Внутри он рыдал вместе с небесами и в тоже самое время ощущал как тоска медленно покидает его вместе с каждой слезинкой. Оставалось лишь небо, капли дождя и бесконечные крыши домов.

***

Андрей любил бывать в небольшом кафе, которое работало на первом этаже старинного, некогда доходного, дома. Здесь продавались, наверное, лучшие Невские булочки, которые только можно было сыскать в городе. Большие, посыпанные сахарной пудрой, густо пропитанные сиропом.

Обычно крепкая дама почтенного возраста брала их специальными щипцами и отточенным движением опускала в заранее заготавливаемый коричневый пакет. Или на белоснежную тарелку.

Вкус у булочек был умо-по-мрачительный! Нежно-сливочный и сладкий-сладкий. Они буквально таяли во рту.

Когда денег не было Андрей любил подолгу простаивать близ витрины. Там за стеклом лежали аккуратно нарезанные ломти торта, вились кремовые пирожные самых разнообразных цветов. В глубине темнели шоколадные эклеры. Да и чего только там не было!

Однажды в минуты счастья он сидел в кафе и вдруг заметил миловидную девушку, которая пришла сюда с веселым псом на поводке. Он робко подошел. Девушка в ответ обернулась и кокетливо улыбнулась. Молодые люди разговорились. Оказывается, девушку звали Ева, и она частенько забегала сюда за горячими булочками.

Андрей не долго думая предложил как-нибудь встретиться. Ева тоже была не против. Она сообщила, что идет с друзьями на джазовый концерт и предложила отправиться туда вместе.

***

Андрей готовился весь вечер. Он нервно причесывался у громоздкого зеркала, укладывая каждый волосок.

- Еще брови выщипай – крикнула издалека сестра, которая в этот момент яростно терла посуду на кухне.

Андрей сжался. Сестра оказывается обо всем знала. А он хотел сохранить свои приготовления в тайне, специально прячась ото всех.

Наконец непослушные волосы удалось уложить в аккуратную прическу. Андрей надел чистую рубашку, постиранную накануне. Заправил ее в твидовые брюки. Сверху Андрей накинул мягкий шерстяной пиджак.

- Как Денди лондонский одет – вертелось почему-то в голове.

Критичным взглядом он оглядел себя, поправил ладонью виски и начал затягивать узкий галстук, прямо как у битлов. Это было непростой задачей. Узел все время получался несколько кривоватый. Андрей покраснел от натуги, но затем неожиданно все получилось.

***

Он прибыл на место заблаговременно. В концертном зале было немного «некошнерно». Его окружали облезлые стены, старые вывески. Какие-то неопрятные люди мельтешили по залу, перетаскивая музыкальные инструменты.

Пахло пылью и чем-то до боли отвратительным. Андрей зашел было в клозет, не желания ради, а исключительно ради того, чтобы убить время. Но там не оказалось туалетной бумаги, а местные джентльмены видимо не утруждали себя поднимать круг, когда спешили освежиться.

- Неприятное место, - думал Андрей. Ему страшно хотелось уйти.

Он подошел к бару, посмотрел мутными глазами на бесконечную череду бутылок и потом просто облокотился о стойку локтем. Бармен почему-то сердито взглянул на Андрея. Однако ничего не сказал.

Андрей смотрел на посетителей. Люди были разные. Девушка хиповатого вида. Мужчина с косичкой, который ежеминутно фоткал все что его окружало. Парень в очках.

Вдруг в дверях появилась. Девушка в сером платье. Это было Ева. Сердце в груди Андрея стремительно застучало. Рядом с девушкой были две подруги, которые постоянно хохотали. А еще несколько парней.

Андрей ощутил укол ревности. Тем не менее, перешагнув себя, он сделал робкий шаг на встречу. Ева посмотрела на него как-то невнимательно.

- Как дела? - спросила она веселым голосом. Однако он звучал так, будто девушка думала о чем-то другом.

Андрей замялся. Он долго готовился, но сейчас волнение охватило его всего вплоть до кончиков пальцев. Казалось, что слова сами останавливаются в горле.

Ева критично окинула его веселым взглядом.

- Ну мы пойдем, пройдемся, а ты потом присоединяйся к нам, - быстро сказала она.

Андрей вдруг весь сжался и стал каким-то маленьким и совершенно никому не нужным. Еву окружали красавцы мужчины с белоснежными улыбками. На фоне них он был какой-то тенью.

Парни наперебой ухаживали за Евой и на это было просто невыносимо смотреть. Андрей в своих серо-коричневых доспехах выглядел каким-то ретроградом. Они пили вино, а в отместку заказал себе чаю и повернулся задом, чтобы было не так больно.

***
Концерт начался. Звучал саксофон. Под его мелодию, казалось, весь зал воспарил над заплеванным полом. Все прежние мысли стали неважными.

Андрей слушал музыку затаив дыхание. Его глаза увлажнились.
Ему казалось, что Ева непременно увидит его и подойдет. Но этого не происходило. Она куда-то попала. Казалось, толпа поглотила ее силуэт, вобрав в свое невидимое чрево.

Минуты ожидания тянулись бесконечно.

***
Он шел домой медленной походкой. Хотелось напиться, но было мало денег. Уже дома Андрей кинулся на на колени и в первый раз молился Богу с особой искренностью.

Позже он боялся написать Еве. Больше они не общались.

***

На следующий день Андрей пришел в кофейню и сразу заказал несколько невских булочек с горячим шоколадом. Продавщица, казалось, понимающе посмотрела на него и заплаканные глаза, когда клала щипцами булочки на тарелочку.

Андрей откусил сладкое пирожное, почувствовал на языке сливочный вкус и сразу же будто оказался в Петербурге, на Невском. Перед ним лежал заснеженный гостиный двор, старинные фасады домов напротив так и манили к себе. Пахло дождем… А где-то вдали билась о берег морская волна.

Все пройдет, - подумал он.

И вдруг стало легче, будто солнце вдруг показалось из-за туч после долгого проливного дождя.

***

А вскоре наступила весна, воздух прогрелся и запахло чем-то донельзя удивительным и самым главным. Позже весну сменило жаркое лето. Затем пришла осень и раскрасила кроны желтым, красным и коричневым.
И так было снова и снова. Год за годом. Но еще раньше боль отступила, и Андрей устремился к новым берегам мечты. Там, конечно же, он встретил свою любовь! Настоящую искреннюю. Ту, которую он заслужил.

Заспанный охранник, матюгнувшись про себя, открыл кованую дверь в пушкинскую квартиру, и мы подобно Кусто погрузились в творческий быт поэта. Так все началось.

Днем после лекции в университете мы решили сходить с Иваном в музей Андрея Белого. Он находился на Арбате близ МИДа. Напротив, работал МакДональдс, а также высился творческий центр Павла Слободкина, создателя коллектива «Веселые ребята».

Билеты в музей предлагалось прикупить заранее, в онлайн. Однако оказавшись внутри симпатичного старинного особнячка, мы увидели, что экспозиция была на самом деле на замке.

На наше счастье работал музей Пушкина. В него нужно было пройти через подземную каменную кишку, находящуюся в этом же здании.

- Ну двинемся тогда в гости к Александру Сергеевичу, - улыбнувшись сказал я.

Иван бегло осматривал всевозможные веера, мушницы, мебель из красного дерева, французские часы изящной работы. А я тем временем мечтал, медитативно переходя от одного экспоната к другому.

- Здесь раньше коммуналки были – учтиво рассказывала о музее сотрудница – жило 70 с гаком человек. Вот, где вы стоите, начиналась очередь в зубоврачебный кабинет. А в стене напротив была прорублена дверь на Арбат. Потом ее замуровали. Сложно поверить правда?

Я посмотрел на стену, украшенную лепниной. И не поверил.

***
Вскоре позвонил мой друг Костя, заядлый натурист. По иронии судьбы вечером мы решили встретиться вновь близ музея-квартиры Андрея Белого.

Взяв, пару жестяных банок “колы”, мы, недолго думая устремились в знакомую до боли подворотню.

Когда мы проходили мимо МакДональдса, из дверей показалась престарелая прошмандовка. Она вприпрыжку догнала нас и начала что-то бренчать своим скрипучим голосом.

- Давай отстанем – шепнул я Федору – а то она разгадает секрет нашей подворотни.

Тетка медленно исчезала вдали, а мы притихли близ витрины Hard Rock Cafe.

- Пойдем – дернул меня за рукав Федя – теперь ей нас не догнать.

Он указал на женщину, которая стремительно удалялась неровной походкой, похотливо покачивая бедрами в свете фонарей.

В подворотне было вполне спокойно. Пахло экскрементами. Мы «удачно» расположились на подоконнике около помойных баков, подложив под себя пакеты.

Из-за крыш виднелся шпиль МИДа, подсвеченный яркими огнями. Недалеко от него вился бабочкой неопознанный летающий объект.

- Самолет или дрон – предположил Федор.

Но я знал, что он просто не хочет верить в чудеса…

Отхлебнули кока-калы. Я приветливо помахал предполагаемому НЛО. Кот на крыше исполнял Армстронга. Из дома напротив выскочил мужчина и долго подозрительно смотрел на нас сквозь строительную сеть.

Было тихо и одиноко. Стояла поздняя осень. Душа хотела самого главного.