Анюта твердо решила избавиться от девственности. Как это будет, когда, с кем – она не знала, знала одно: от неё нужно избавиться, потому что эта девственность, еще её называют дурацким словом «невинность», стала мешать жить.
Ещё учась в железнодорожном техникуме, она чувствовала себя «белой вороной» среди подруг. Однокурсницы, её окружение, давно уже познали все взрослые тайны и не стеснялись делиться ими друг с другом. Они приносили какие-то таблетки, и когда Анюта наивно интересовалась, от чего они, девчонки насмешливо отвечали: «Поживёшь – узнаешь». На вечеринки подружки не приглашали – какой с неё прок? Парни с нею не заигрывали по той же причине. Её невинность стала чем - то вроде клейма, физического недостатка.
Анюта не считала себя хуже всех. Да, не красавица, но и не дурнушка. Среднего роста, худенькая, ножки стройные. Лицо, правда, неброское, зато черты правильные и очень даже милые. Хоть застенчива и скромна была девушка, но язычок имела острый и постоять за себя умела. Это тоже отпугивало от неё робких парней, а нахальные сами не зарились, находили девчонок по себе.
Так вот и двадцать стукнуло; техникум давно окончила, на работу устроилась в дистанцию сигнализации и связи – много чего изменилось, а личная жизнь девушки по-прежнему не складывалась. На станции сразу заметили новенькую, кое-кто подкатываться стал. Мишка Веселов, слесарь подвижного состава, решил за ней приударить. Анюта, как узнала, что он женат и ребёнок есть маленький, подарила ему прилюдно большой пакет детских подгузников со словами: «Тебе есть, за кем ухаживать». Его, конечно, на смех подняли, а Мишка обиду на неё затаил.
Васька – механик тоже не раз к ним в техотдел заглядывал, а потом подловил в коридоре и начал лапать. Анюта прибор механикам несла, барахлить что-то стал. Так она наглеца так им отходила, что списать пришлось прибор – не подлежит ремонту.
С этих пор за Анютой закрепилась слава недотроги и мымры, которая из – за своих принципов человека запросто покалечить может. «А раз так – пусть носится со своей девственностью, как дурень со ступой, а мы других найдём, попокладистей», — рассуждали парни. И было им невдомёк, что Анюта с радостью, с головой окунулась бы в океан любви, если бы нашёлся мужчина, за которым хотелось бы ей прыгнуть в этот самый океан.

Год шёл за годом, а девушке всё труднее было пересилить себя и вкусить запретный плод хотя бы из любопытства. Девчонки – ровесницы давно уже выскочили замуж, нарожали детей, успели разойтись с мужьями, а Аня, пряча от посторонних тоску в глазах, ждала своего суженого.
– Хорошая девка, а пропадаешь зря, — сетовала, глядя на неё, тетя Клава, сослуживица, сорокапятилетняя разбитная тётка.– Чего ждать – то? Жизнь, как вода сквозь пальцы, уходит – не удержишь. А молодость – миг! Раз – и нету! Чё беречь – то?! Это раньше мужики ценили девичью честь, стрелялись за неё на дуэлях, а сейчас …. им это мешает, им чего проще подавай! Цветы, охи – вздохи – пустая трата времени! Мельчает мужик душой – то!
Безнадежно махнув рукой, она озорно пропела:
Вечерок уж наступил,
Дело к ночи клонится,
Парень девушку целует –
Хочет познакомиться!
– Вот, как сейчас! А в том, что настоящий мужик вырождается, мы, бабы, сами виноваты. Всё от женщины идёт и в семье, и … везде! Раз мы позволяем себя не уважать, так чего ж им пыжиться? И так сойдет!
– Вы и мне советуете перестать себя уважать? – колко спросила Аня.
– Ах, ты какая! Думаешь – я глупее тебя? Я ж совсем про другое говорю! Оставайся собой, только … узел на душе не затягивай. Опусти узду – то! Жизнь веселее покатит. Чего же себя обкрадывать?
– Не так всё просто. … Ну, нужно же, чтобы хоть душа к нему лежала. А тут – ни-ко-го! Да и разговоров не оберёшься. Нет. Не хочу!
– А причём здесь – тут? Что – на нашей станции свет клином сошёлся? Мир большой! У нас на Чёрном море дом отдыха есть, «Зеленый Гай» называется. Я там была не раз. Там … – она мечтательно закрыла глаза, – воздух любовью пропитан, надышишься им, всё само собой получится. А как запрет с себя снимешь, так жизнь сама по-другому повернёт. Точно тебе говорю, – заключила тётя Клава.
Ей можно было верить: несмотря на три неудачных замужества, она не утратила оптимизма и надеялась ещё встретить любовь, которой, как известно, «все возрасты покорны».

Мысль о поездке на юг понравилась Анне. Коренная сибирячка, она ни разу за свои двадцать четыре года не видела моря, гор, не отдыхала одна так далеко от дома. Девушка не умела быстро принимать решений, сначала всё обдумывала, взвешивала, советовалась с мамой – своим единственным верным другом, а потом, «заболев идеей», претворяла её в жизнь.
Вопрос с путёвкой решился быстро, и , что необычайно обрадовало девушку – путёвка летняя! Целых четырнадцать июльских дней она проведёт на неведомо прекрасном юге.
«Зеленый Гай» встретил Анну пышной тенистой зеленью. Она смотрела на огромные деревья, на цветущие олеандры, магнолии, спускалась по узкой серпантинной дорожке к морю, и ей казалось – она в сказочном царстве или на другой планете, потому что растения, и воздух, и запахи, царившие здесь, были необычными, особенными, незнакомыми.
Море её покорило. Стоя на смотровой площадке, открывающей панораму безбрежного пространства, Аня испытывала радостное волнение, которое переполняло её. Девушка не могла сдержать детский восторг, её лицо сияло, душа пела, мелодии вырывались из груди и неслись над водой. В такие минуты Анюта ощущала себя радостным шаловливым ребёнком, которому всё позволено, и не могла понять для себя источника этой радости. Вокруг – чужие люди, в основном семейные, она по-прежнему одна, но почему ликует душа? Может, и вправду здесь воздух пропитан чем-то особенным? Молодая сибирячка, наслаждаясь отдыхом, молила об одном: пусть медленнее вращается Земля, чтобы не так быстро отщёлкивали отведённые ей дни в Раю.

Глава 2

Владимир Иванович Божко хлопотал на кухне, помогая жене, и думал о сыне, в честь которого устраивалось застолье. Повод был значительный: Олег окончил институт инженеров железнодорожного транспорта. Его ожидала блестящая карьера. Владимир Иванович, будучи начальником дороги, давно уже придерживал хорошее место для сына, который во многом повторил отца: такой же серьезный, ответственный, только ушёл дальше: компьютерщик – умница! Дело новое, перспективное. Гордость распирала душу отца – далеко пойдёт сын, глядишь – отца перескочит.
Одно только настораживало и волновало родителей – его отношение к девушкам. То есть отношения как раз никакого не было, он их не замечал. Особенно волновалась мать: ненормально это, ну, хоть какие-то приятельницы должны же быть, ну, хотя бы для обычного общения! Она осторожно заводила разговоры с сыном, но он отмалчивался или шутил.
Владимир Иванович знал, что и тут сын повторил его. Он сам в юности робел в присутствии девушек, терялся, не зная, что сказать и как вести себя с ними. Так бы и остался холостым, если б не взяла его в свои руки озорная, бойкая и красивая медсестричка Зиночка. Она женила его на себе, чему он был безмерно рад и счастливо жил с нею вот уже двадцать семь лет. Повезёт ли сыну, как ему? Сейчас девчонки – ой-ёй-ёй! Безнравственные пустышки! У него холодело внутри от ужаса, когда он видел на улице молоденьких девушек, которые, сквернословя, отхлебывали пиво прямо из бутылки, курили и громко смеялись. Не дай Бог, такая окрутит его сына! Тогда он сам заводил разговоры с женой, чем немало удивлял её.
– А что, Зиночка, раньше-то люди были не глупее нас. Невесту сыну родители находили. Семью знали – три поколения, не меньше. И здоровье, и наследственность – не только материальное положение. И браки крепкими были ….
– Ты бы ещё Домострой вспомнил! – насмешливо замечала Зиночка. – Ты много знал обо мне, когда женился? Дело ж не только в этом. Замужество, женитьба – лотерея! Кто счастливый билет вытащит, а кому-то не повезёт. Всё дело в человеке: каким он окажется в быту, как поведёт себя в «упряжке» – тянуть будет или постромки сбрасывать – не угадаешь.
– И всё же, дорогая, присмотрись к дочерям своих подруг так… на всякий случай.
– Если б дети слушали родителей, насколько легче жилось бы и им, и нам, – вздыхала Зиночка, но, внимая советам мужа, внимательно присматривалась к знакомым девушкам.

– Возьми, сынок, – говорил через неделю Владимир Иванович, вручая Олегу путёвку в «Зеленый Гай», – позагорай на море, отдохни от своего компьютера, наберись сил, а потом приступишь к работе, я тебя введу в курс дела. Но сначала – отдохни! Номер «люкс» – к твоим услугам. Мы с матерью на выходные приедем, если не возражаешь.
Олег обрадовался путёвке. Честно признаться, он за последнее время устал – привык относиться к делу серьёзно. Его обрадовало ещё и то, что жить будет один. Он чувствовал себя неуютно рядом с чужими людьми, не знал, о чём говорить с ними, а потому больше молчал, из-за чего имел репутацию высокомерного человека. Девушки, конечно же, интересовали его, он любил незаметно наблюдать за ними, но о чём с ними говорить, решительно не знал. Его интересы были далеки от обыденной жизни, простая болтовня, разговоры ни о чём приводили его в уныние, казались пустой тратой времени. Девушки, в свою очередь, недолюбливали его: ни компанию поддержать, ни танцевать, ни ухаживать – ничего не умеет! Одним словом, ни рыба, ни мясо. Чудак-человек!

Олег увидел её в первый же день на пляже. Девушка выходила из воды, поправляя мокрые волосы. Лицо светилось счастьем, словно она только что испытала невероятную радость и теперь несла её в себе, не пряча от посторонних. Она села на песок и, откинувшись назад на руки, подставила лицо солнцу.
Олег отметил, что девушка на пляже одна, без спутников. Он невольно продолжал наблюдать за нею, пытаясь понять, что же вызвало такой восторг незнакомки. Судя по загару, она здесь недавно. На какое-то время его отвлёк разговором знакомый, он потерял девушку из виду и неожиданно для себя обрадовался, увидев её в столовой дома отдыха за соседним столом. Глаза незнакомки, как и прежде, источали радость.
«Какая странная!» – подумал он и отвёл взгляд, потом почувствовал, что девушка за соседним столом притягивает его, как магнит. Молодой человек продолжал незаметно наблюдать за нею и, не закончив ужинать, встал, потому что она, пожелав соседям приятного аппетита, направилась к выходу.
Обычно после ужина отдыхающие спешили на танцплощадку, но девушка неторопливо пошла по центральной аллее, а потом свернула туда, где росло огромное дерево цветущей магнолии. Стала спиной к стволу, немного закинула назад голову и, прикрыв глаза, замерла. По всему было видно, что она испытывает блаженство.
«Очень странная!» – вновь подумал Олег, подошёл поближе и остановился, в упор разглядывая девушку. Она почувствовала присутствие постороннего и, открыв глаза, впервые обратила внимание на молодого человека.
– Скажите, – вдруг обратилась к нему, – вам не кажется, что в магнолии есть что-то … сверхъестественное?
Олег сначала растерялся – вопрос прозвучал неожиданно – потом серьёзно ответил:
– Не кажется. Хотя вы правы: в ней всё необычно: крона, кора, жёсткие листья, огромные цветы, а главное – запах, удивительно ароматный, неповторимый.
– А вот скажите, – продолжала девушка, – почему именно здесь, на юге, почти все растения источают необычно сильные запахи? У нас так деревья не пахнут. И цветы так не пахнут.
Олегу хотелось спросить: «Где это – у вас?», но вместо этого стал с серьёзным видом рассказывать об особенностях флоры субтропиков. Потом спросил:
– Вы уже побывали в Дендрарии?
– Нет, – с сожалением ответила девушка.
– А хотите – поедем завтра! – неожиданно предложил он. – Там есть, что посмотреть!
– Хочу! – обрадовалась она.
Случайно завязавшийся разговор увлёк обоих. Анюта подбрасывала ему вопросы, как дрова в топку, и разговор не затухал.
Олег чувствовал неподдельный интерес собеседницы и старался открыть ей как можно больше тайн природы и мироздания. Так, увлечённо беседуя, они гуляли целый вечер и, лишь прощаясь до завтра у корпуса Анюты, вспомнили, что не представились друг другу, посмеялись и назвали свои имена.

Глава 3

Поездка в Дендрарий помогла Олегу лучше понять новую знакомую. Нет, она оказалась не странной, а романтичной девушкой, тонко чувствующей красоту и непосредственно реагирующей на всё, что трогало её душу. Общаясь с Анютой, он не испытывал робости, может быть, потому, что с первой минуты знакомства она отдала ему роль ведущего. Он чувствовал себя радушным хозяином и старался доставить гостье максимум удовольствия.
Олег показал ей Сочи, свозил на винный завод под Туапсе, где изумлённая Анюта сделала для себя открытие. Оказывается, виноделие – это искусство, о котором можно говорить стихами и складывать легенды; искусство, таящее в себе специфические тайны и требующее высокого мастерства.
Они поднимались в горы, ночной катер уносил их в открытое море. Анюта так глубоко воспринимала увиденное, что на смуглых щеках появлялся румянец, а глаза, казалось, застывали в немом восторге. Они много говорили, но ни разу не опускались до бытовых тем: как-то недосуг было спрашивать о семье, о работе – словом, вели себя так, будто им отпущена вечность. Прошло всего три дня, а обоим казалось, что они знакомы очень давно.
Олег чувствовал себя счастливым: судьба так легко и просто подарила ему любовь. В том, что его чувство взаимно, он не сомневался и был совершенно прав.
Для Анюты Олег стал частью волшебного мира и так естественно вошёл в её жизнь, что она даже не удивилась.
Молодые люди возвращались с прогулки, когда неожиданно и грозно зашумели кроны деревьев. Анюта испуганно прижалась к Олегу:
– Как страшно! Это ураган? – ей ещё не были знакомы субтропические ливни.
– Не бойся. Не ураган, но давай поспешим – сейчас хлынет дождь.
Взявшись за руки, они побежали к воротам дома отдыха. Здесь и настиг их бешеный ливень. Потоки воды беспощадно обрушивались на головы, тугие струи били по спине, ноги тонули в мутных ручьях, стремительно смывающих с асфальта пыль и мусор.
Убегая от ливня, Анюта всё же пыталась рассмотреть его:
– Смотри, смотри – всё плывёт!
– Держись крепче, а то и тебя смоет, – пошутил Олег.
Промокшие до костей, они вбежали в его номер. Дрожа от холода, Анюта рассматривала помещение:
– Слу-у-шай! А ничего апартаменты! Ты один здесь живешь?
– Ну, в общем, да. Родители на выходные приедут.
– Наверное, твой папа – большой начальник.
– Угадала. Возьми вот сухую одежду и бегом в ванную, иначе простудишься.
Когда Анюта вышла из ванной, Олег, уже переодевшись, изучал содержимое бара, соображая, чем угощать гостью. Остановились на шампанском.
На всю жизнь Анюта запомнила этот вечер. Ей казалось, что всё происходило не с нею. Она видела, словно со стороны, как девушка сама протянула руки, обняла ладонями голову парня и осторожно целовала глаза, нос, щеки, не решаясь припасть к губам. Она видела, как он сначала нежно обнял её плечи, а потом неожиданно привлёк к себе с такою силой, что ей стало больно.
Всё произошло само собой и было прекрасно, только беспокоило ощущение раны внизу живота. Она лежала на спине, а он, склонившись над нею, нежно убирал пряди волос с её лица и осторожно целовал глаза, нос, щеки….
Ливень отшумел, стояла тишина за окном, и здесь, в комнате, было так же тихо.
– Выходи за меня замуж, – сказал он так, чтобы не вспугнуть тишину.
– Смешной. Я даже фамилии твоей не знаю. Ничего не знаю, как и ты обо мне, – улыбнулась она.
– Я знаю главное: я люблю тебя … на всю жизнь. А фамилия моя – Божко.
– И я люблю тебя, – серьёзно сказала Анюта, а потом улыбнулась снова: Божко – от слова Бог? Святая фамилия … И ты, должно быть, необычный человек.
Они замолчали, прислушиваясь к тому, что происходило внутри каждого из них.

Глава 4

Утром, несмотря на уговоры, Аня свернула простынь и положила в пакет.
– Ну, как же! … Нет-нет, я сама постираю, – она стыдливо спрятала и унесла с собой следы их первой ночи.
Проводив любимую и простившись до завтрака, Олег вернулся в номер. Не успел привести себя в порядок, как к нему постучали. На пороге стоял директор дома отдыха Тарас Иванович, седовласый колоритный мужчина. Олега не удивил его приход, так как Тарас Иванович всегда приходил, когда отдыхал сам «шеф» или его сын, и, используя дружеское расположение начальника, постоянно обращался с разными просьбами.
На этот раз пришла разнарядка установить в учреждении компьютеры. Дело новое, вопросов – уйма, а посоветоваться не с кем. Можно было съездить в Туапсе к начальству, но зачем, когда под боком «свежеиспечённый» специалист, безотказный молодой человек.
Узнав причину визита директора, Олег быстро собрался, и они пошли в административный корпус.

Войдя к себе, Аня почувствовала неладное. Соседка с печальным лицом протянула ей телеграмму:
– Вчера пришла. Ты … сядь.
«Срочно приезжай. С мамой несчастье. Клава», – прочитала она и на миг онемела. Потом, не веря глазам, прочитала ещё и ещё раз и спросила:
– Вчера, говорите?
– Вчера после обеда. Я искала тебя, а ты и на ужин не пришла …
Аня дрожащими руками собирала сумку. Не собирала – нервно запихивала то, что попадалось на глаза. Её испепеляло чувство вины. Если бы не ЭТО, она была бы уже в пути, мчалась к маме, а может, была бы уже дома и не мучилась неизвестностью. Что случилось? Какое несчастье? Жива ли она?
– Рая, пожалуйста, вызови мне такси. Я – мигом!
– Я уже вызвала, сейчас уезжаю на вокзал.
– Умоляю – подожди меня! Пять минут!
Она побежала к корпусу Олега, постучала в номер – закрыто! Где же он? Помчалась в столовую – нет! Ушёл на пляж? Без неё? Она металась по территории, ища его. Не нашла и заплакала – сдерживать душевное напряжение не было сил. Вернулась к себе, сумбурно написала на листочке: «Олег, где ты?! Срочно улетаю домой. С мамой несчастье. Напиши мне! Я буду ждать тебя!», указала адрес, свернула записку, сунула в дверь Олега и помчалась к воротам, потому что там ожидало такси.

Горничная, придя убираться в «Люкс», отперла дверь своим ключом и оставила открытой на время уборки. Записка упала к её ногам. Прочитав, она снова свернула записку и положила на стол, чтобы не потерялась. Протерев пыль и вымыв полы, она открыла окно, чтобы проветрить помещение. Сквозной ветер неслышно снёс записку, она упала за стол и осталась там, никем не замеченная.
Вернувшись из административного корпуса, Олег сразу направился к Ане. Закрыто. Странно, где она? Он опоздал на завтрак. Обиделась? Ушла на пляж? Теперь он метался в поисках девушки, строя самые нелепые предположения. Испугалась – чего? Не поверила ему? Сыграла с ним злую шутку? Не похоже. Он терялся в догадках и мучился оттого, что раньше не придавал значения важным вещам: он не знал её фамилии, отчества, места работы – ничего о ней не знал! Да и когда было узнать – три дня их знакомства были заполнены до отказа эмоциями и впечатлениями. Он не воспринимал девушку умом, был безмерно счастлив ощущением её присутствия, а потому беспечен.
Вечером его осенило: карточка отдыхающего! В ней указаны все данные. Утром помчался к администратору, получил необходимую информацию, поспешил на телеграф, отправил телеграмму, полную тревоги и недоумения, и указал свой адрес и телефон.
На следующий день, убедившись, что она уехала, Олег тоже собрал вещи – оставаться здесь без неё не имело смысла.
Он каждый день слал ей письма, стараясь сказать недосказанное, но ни на одно из них ответа не получил. Искал, используя возможности компьютера. Напрасно. Девушка, которой он навсегда отдал своё сердце, канула без следа. Он мучился неизвестностью и не мог знать, что администратор, заполняя карточку, ошибся, написав вместо дом 15, кв. 5 – наоборот. Одинокая старушка, жившая в 15 квартире, получая письма, читала и перечитывала их, как роман, и плакала, промокая глаза скомканным платочком.

Смерть мамы, похороны, поминки, суд над водителем, сбившим её на дороге – все эти события на долгое время захватили все мысли и чувства бедной Анюты. Были моменты, когда она вспоминала о поездке на юг, о первом сильном чувстве к мужчине, но теперь всё это казалось ей сном или чем-то давним и далёким. Время шло, боль утраты не притуплялась, появился страх перед жизнью. Вместе с мамой ушло что-то очень важное, и пустоту, образовавшуюся вокруг, нечем было заполнить. Она осталась совсем одна среди людей, и нужно было научиться жить без мамы.
День, когда Аня почувствовала, что беременна, стал днём её возрождения. Теперь она постоянно думала об отце ребенка, до мельчайших деталей вспоминая три дня и одну ночь, проведённые с ним. За всё время она не получила ни одного письма от него, но, несмотря на это, верила, что любима и что какая-то нелепая случайность разлучила их. Очень сожалела, что не осталось фотографии. Со временем черты любимого стирались в памяти, лишь сердце хранило ощущение пережитого счастья. Она не раз строила планы, как отыскать его, но слишком мало знала о нём, чтобы начинать серьёзные поиски. Аня уволилась с работы – не хотела давать повода сослуживцам для пересудов и насмешек. Устроилась продавщицей в киоск. Больше всего в новой работе её устраивало то, что она в киоске – одна, никто не лезет в душу.
Иногда в тяжёлые минуты её давила мысль, что их короткий курортный роман – всего лишь эпизод, проба сил, но тотчас гнала её – ведь Олег сделал ей предложение! Этим не шутят. Она – его жена, а значит,…значит, ребёнок должен носить фамилию отца! Он вырастет, так им легче будет найти друг друга. Ну, конечно! Она обязана это сделать!
Анна обратилась в ЗАГС с просьбой изменить фамилию. Заведующая, приняв к сердцу историю бедной одинокой девушки, поддержала её решение. В положенный срок Анна Божко родила сына, которого назвала в честь отца Олегом. Так появился на свет ещё один Олег Божко.

Глава 6

Прошло шесть лет. Олежка вырос разумным, коммуникабельным мальчиком, серьёзным и критичным. Он очень любил мать и ревниво оберегал её от внимания мужчин. «Этот дядька, мамочка, на цаплю похож. Неужели ты не видишь?» – говорил он о долговязом поклоннике матери.
Если раньше Аня страдала от недостатка внимания мужчин, то теперь, – от его избытка. «Что случилось? – недоумевала она. – Что они увидели во мне теперь, чего не видели раньше? Ничего же не изменилось!»
На самом деле, став матерью, Анна очень изменилась. Её формы приобрели округлость, движения утратили порывистость, взгляд стал спокойнее, улыбка – мягче, голос теплее. В ней проснулась женственность, а присущая ей скромность только усиливала обаяние. Она казалась вполне самодостаточной, глубоко спрятав от посторонних свою печаль.
Анна деликатно отклоняла ухаживания мужчин, потому что, надеясь на чудо, ждала Олега. Но год шёл за годом, и надежда вновь встретиться с любимым стала призрачной мечтой. Жизнь требовала своё и постоянно возвращала с небес на землю, по которой всё увереннее топал подрастающий сын. И настал день, когда он задал вопрос, на который она не знала, как ответить.
– Где мой папа? – спросил он, провожая глазами мальчика, которого вёл за руку отец.
Анна ждала этого вопроса, но всё равно растерялась и ответила машинально:
– Не знаю.
– Как? – удивился рассудительный карапуз. – Ты не знала, что встретишь папу? Ты не знала, что женишься на нём? Ты не знала, что родюсь я, вырасту и спрошу тебя об этом? Странная ты, мамочка!
– Ну, хорошо. Я скажу тебе правду: наш папа … – потерялся.
– Как это? – не понял малыш. – Разве взрослые могут теряться? Они же – взрослые! – он развел в сторону ручки, выворачивая наверх ладошки.
– Могут, детка, – грустно сказала мать и, как сказку, поведала сыну историю встречи и разлуки с его отцом.
Олежка долго молчал, потом заплакал:
– Бедненький папочка! Он там совсем один без нас … плачет, наверное….
Анна пожалела, что сказала сыну правду, лучше б соврала что – нибудь.
– Не плачь, сынок. Он обязательно найдётся, обязательно! Надо только подождать. И слушаться маму.
С этого дня папа поселился в их семье и жил, невидимый, неосязаемый, но любимый и долгожданный. Всё, что делал Олежка, сводилось к одному: похвалил бы или нет за это его папа.
Анна понимала, что эта игра может плохо закончиться, если папа, наконец, не объявится в семье. Романтические мечты о чудесной встрече с Олегом постоянно вытеснялась заботой: кого из реальных мужчин она решится представить сыну в качестве его родного отца.
Претендент на эту роль вскоре нашёлся. Им стал новый начальник Дистанции сигнализации и связи Иван Евсеевич, симпатичный мужчина, лет тридцати пяти. Зашла как-то Анна тётю Клаву проведать, тогда он увидел её. Иван Евсеевич жил одиноко и трезво, любил читать книги, в выходные частенько засиживался перед телевизором, особенно если транслировали футбол. Однако с тех пор, как увидел Анну, его жизнь стала более насыщенной и живой.
Иван Евсеевич ухаживал красиво, был щедр, и Анна впервые за много лет обратила внимание на мужчину. Узнав его поближе, она не разочаровалась, а наоборот, утвердилась в мнении, что именно он подойдет на роль отца Олежки, если, конечно, согласится на эту роль. Анна не спешила показывать сына, понимала – не имеет права на ошибку.
Отношения Анны и Ивана Евсеевича принимали всё более серьезный характер, и наступил день, когда он признался ей в любви, сказал, что станет счастливейшим из мужчин, если она выйдет за него замуж.
Анну глубоко тронуло это признание, она ответила, что примет его предложение при одном условии, и рассказала Ивану Евсеевичу о своей утраченной первой любви, об Олежке и его святой вере, что папа найдется.
И тут важно – не разочаровать его, быть естественным, а главное – суметь полюбить сына так, как любил бы его родной отец. Задача нелёгкая, но это единственное условие, при котором она примет его предложение.
Иван Евсеевич, движимый большим чувством, готов был на всё. Оставалось главное – увидеться с «сыном» и понравиться ему. Договорились, что в субботу он придёт к ним домой под видом электрика и поменяет люстру в большой комнате. Олежка, конечно же, будет крутиться рядом, «помогать», потом они сядут пить чай. Таким образом состоится знакомство, от результатов которого будет зависеть их дальнейшая жизнь.
Всё прошло так, как было задумано. Смышленый мальчик буквально покорил сердце старого холостяка, и он, как юнец, волновался, понравился ли сам ребенку. Когда «электрик» ушёл, Олежка заговорил первый:
– Мамочка, этот дядя Ваня вовсе не электрик.
– А кто же он? – растерялась мать.
– Не знаю, – признался сын.
– Смотри, как здорово он сделал нам люстру, а ты говоришь – не электрик!
– Ты не понимаешь …. Он как будто бы не чужой, как будто бы любит нас ….
– Он тебе понравился? – осторожно спросила Анна.
– Не очень.
– Почему?
– Он какой-то ржавый, – задумчиво ответил сын.
– Господи, что ты говоришь! – воскликнула Анна, у которой упало сердце, – человек ведь не железка!
Но сын уже сидел перед телевизором, сосредоточенно наблюдая за тем, что происходило в мире животных.

В мае Олежка заболел – воспалились бронхи, потом – лёгкие. Анна с ума сходила в тревоге за сына, всё забросила: работу, дом, личную жизнь. На минуту боялась отойти от сына, ей казалось, что именно в эту минуту может случиться непоправимое, и только её неотступное внимание спасёт сына от роковых случайностей.
Врачи, выхаживавшие ребёнка, всерьёз обеспокоились состоянием Анны – с такой материнской самоотверженностью они встречались нечасто. Всё обошлось благополучно, но встал вопрос о необходимости закрепить успех лечения – свозить ребёнка на море, а заодно поддержать здоровье матери.
Иван Евсеевич купил им путёвки в «Зеленый Гай». У Анны часто-часто забилось сердце, когда она дрожащими пальцами прятала путёвки в сумочку. Она выглядела совершенно измученной, и Иван Евсеевич, отвозивший их с Олежкой в аэропорт, несмотря на горечь разлуки, был доволен, что сумел помочь любимой женщине в таком важном деле.

Глава 7

В «Зелёном Гае» почти ничего не изменилось: та же серпантинная дорожка к морю в четыреста ступенек, те же аллеи, та же смотровая площадка над обрывом, те же ажурные беседки, те же олеандры и магнолии. Всё оставалось прежним, только не было восторженной девушки, опьянённой ароматами юга и предвкушением любви.
Анна, зная свой уравновешенный характер, не ожидала, что её захлестнёт буря эмоций. Прошлое настойчиво напоминало о себе: оживали звуки, голоса, Анна боялась, что у неё начнутся галлюцинации. Её изводила тоска, она не знала, куда деваться от неё. Всё вокруг кричало о нём, она уехала бы, если б не Олежка.
Ему тут всё нравилось. Он был счастлив, как она когда-то и, казалось, не замечал подавленного состояния матери. У них было «своё» место на пляже, но однажды, задержавшись после завтрака, они обнаружили его занятым и пошли искать другое. Нашли. Правда, не такое удобное, но ничего, пойдёт на денёк. Разложили подстилку, погрелись, поплавали и вернулись на место. Анна, прикрыв голову шляпой, легла загорать, а Олежка рядом строил пирамиды из песка, потом заскучал и стал оглядывать окружающих, подбирая себе компанию.
– Мама, – вдруг сказал он, – мне нравится вон тот дядя.
– Какой? – удивилась Анна.
– Тот. В белой кепке.
Анна увидела невдалеке мужчину в белой кепке, который сидел вполоборота к ним и, надвинув на нос тёмные очки, читал книгу. Ничего особенного, единственное, что отметила она, – наметившийся животик и грозившая в скором времени полнота.
– Чем же он тебе понравился? – улыбнулась мать.
– Не знаю. Можно я с ним познакомлюсь?
– Сынок, это неудобно. Человек читает, а ты ему помешаешь. Нехорошо.
– Я не буду мешать. Я только поиграю рядом. Я никуда – никуда не уйду! Можно?
– Ну, хорошо. Только не приставай к людям. Яблоко хочешь? – она достала из сумки два яблока – ему и себе.
– Хочу! – сын выхватил из рук матери оба яблока и направился в сторону незнакомца.
Анна, улыбаясь, следила, как он сначала с независимым видом ходил вокруг мужчины, потом присел рядом, потом протянул ему яблоко, а потом с серьёзным видом рассказывал о чём-то. Мужчина, отложив книгу, с интересом слушал, потом говорил что-то сам. По всему было видно, что они нашли общий язык.
Мать испытывала чувство неловкости, боясь, что ребёнок может надоесть чужому человеку, а тот из деликатности будет терпеть детскую болтовню, поэтому через полчаса позвала сына.
На следующий день их прежнее место оказалось свободным, но Олежка упрямо тянул мать туда, где они были вчера. Анна неохотно уступила и поняла каприз сына, увидев на прежнем месте вчерашнего мужчину в белой кепке. Олежка настаивал, чтобы она положила подстилку рядом с ним, но мать облюбовала место немного в сторонке.
Сын не сводил глаз с нового знакомого и, улучшив момент, снова подошёл к нему. Мужчина тотчас отложил книгу и заговорил первый. Он внимательно слушал ребенка, иногда на его губах появлялась улыбка, лицо светлело, потом опять становилось серьёзным и немного грустным.
– Надо же! Как похожи! – сказала женщина, сидевшая неподалеку на песке.
– Кто? – не поняла Анна.
– Да вон – мужчина сидит с сыном, – она указала на Олежку. – Вылитый отец! Надо же! Мы, бабы, мучаемся, а мужикам всё достаётся.
Анна растерялась, потом возразила:
– С чего вы взяли? И вовсе не похож. Это мой сын, прилип к чужому мужчине.
– Надо же! – снова всплеснула руками словоохотливая женщина. – Бывают же чудеса на свете!
Анна, поднявшись, подошла к ним и, извинившись, увела сына.
– Нельзя так надоедать людям. Нужно знать меру, сынок.
– Мамочка, ну я же нисколечко не надоел! Я же знаю! – чуть не плакал Олежка, – ему со мной интересно! Он хороший. Он всё-всё на свете знает. И даже какая температура на Марсе!
– Ну, хорошо, хорошо! Завтра вы снова поговорите, а сегодня – нам пора. Олежка подчинился матери, но насупился и, уходя с пляжа, всё время оглядывался на своего нового друга.

Молодой мужчина в тёмных очках, белой кепке и с наметившимся животиком был не кто иной, как Олег Божко. Каждый год он приезжал в «Зелёный Гай» с надеждой вновь встретить там свою любовь. Не получив ответа ни на одно письмо, он сначала страшно переживал, а потом решил, что у Анюты, видимо, была веская причина не отвечать на них. Он перебрал в уме несколько вариантов, объясняющих её нежелание поддерживать с ним отношения, но когда вспоминал её ясные глаза, милую застенчивую улыбку, что-то в душе подсказывало ему, что все его логические умозаключения ложны. Каждый год он ехал в «Зелёный Гай», уже не веря в возможность встречи, просто сердце настойчиво стучало: «А вдруг? А вдруг?».
Мать одолевала его настойчивыми просьбами завести семью, он отмалчивался, а для себя решил, что не женится никогда, а если женится, то только на девушке, похожей на Аню.
Мальчик на пляже ему понравился. Он почувствовал в ребенке что – то знакомое, даже попытался вспомнить, где он мог его видеть. Когда малыш сообщил, что они с мамой живут в «Зелёном Гае», успокоился. Конечно, там и видел, но не обратил внимания. Рассеянным взглядом отметил, что мать малыша симпатичная женщина, наверное, и отец ей под стать. Вечером, лёжа у себя в «люксе», он почему-то возвращался мыслями к малышу и, желая поощрить его любознательность, решил научить его работать на компьютере. Ноутбук был всегда при нём. Правда, не было детских игр, но это не проблема. Утром Олег задержался, подбирая наиболее интересные детские программы.

Олежка, едва позавтракав, помчался на пляж. Анна по пути хотела зайти на рынок, купить фруктов, но мальчик торопил её, словно опаздывал куда-то. Придя на место, он осмотрелся и поник, Анна поняла, почему – мужчины в белой кепке на обычном месте не было.
– Не расстраивайся, сынок. Придёт твой друг попозже. Мало ли, какие дела у него. Зря ты меня торопил, вот – без фруктов остались.
– А ты сама сходи. Рынок же близко.
– Нет уж, пойдём вместе, я тебя одного тут не оставлю.
Олежка, надув губки, поплёлся за матерью. Она пыталась взять его за руку, он отводил её, всем видом давая понять, что обижен.
Малыш был страшно расстроен, не увидев на месте дядю Олега. Никогда ещё он не испытывал такого притяжения к незнакомому человеку, никогда и никто не воспринимал его так тепло и так серьёзно, как он. Они были тёзки, и это обстоятельство тоже радовало его. Дядя Олег обещал научить его играть на компьютере, как раз сегодня он собирался пригласить его к себе в гости, если, конечно, мама разрешит. Малыш был уверен, что уговорит маму. И вдруг – он не пришел. Почему? Нет, он совсем не похож на обманщика!
«А вдруг он уже пришёл, а нас нет! Подумает, что это мы не пришли и уйдёт куда-нибудь. А вдруг он пойдёт купаться, заплывёт далеко-далеко и утонет». – Эта мысль полоснула ребёнка по сердцу. Нужно скорее вернуться на пляж! Что же мама так долго выбирает персики? Вот, теперь стала в очередь. Нетерпение и тревога охватывали ребенка всё сильнее, наконец, улучшив момент, он ускользнул от матери и помчался на пляж. Сын знал, что мама испугается, не найдя его рядом. Но ведь она найдёт его очень быстро, потому что он будет сидеть на прежнем месте. Ничего же не случится!
Олежке казалось, он хорошо запомнил место, но, к удивлению, не мог найти его. Он остановился и, сощурившись, внимательно осматривался. Скоро у него зарябило в глазах от солнца и обилия сидящих, стоящих и лежащих людей в купальниках. Все они были какие-то одинаковые. Он стал искать белую кепку, но это не помогло: шляпы, панамы, кепки сливались в нескончаемую полосу. Малыш растерялся.
Анна, купив персики, повернулась, ища глазами сына. Только что стоял рядом! Внутри всё похолодело. Громко звать сына она постеснялась, только спрашивала прохожих, не видели они мальчика пяти лет в голубой кепочке? Кто-то сказал, что он бежал в сторону пляжа. Мать ринулась туда. К ужасу, сына на месте не оказалось. Никто из сидящих рядом отдыхающих его не видел. В состоянии, близком к обмороку, она побежала к берегу: может, сидит у края моря и играет с мокрым песком? Вытирая трясущимися руками тихие слезы, Анна не знала, в какую сторону идти. Кто-то подсказал, что нужно объявить по радио, дети часто теряются на пляже – найдётся! Она ринулась к радиорубке и, заикаясь от волнения, еле выговорила имя и фамилию сына.

Олег неторопливо расположился на привычном месте на пляже и огляделся по сторонам. Не увидев Олежку, неожиданно огорчился. Он быстро окунулся в море и вышел, невольно озираясь вокруг. Вдруг услышал свою фамилию, прислушался: на весь пляж звучали его имя и фамилия, но в каком-то необычном сочетании слов: «Олег Божко пяти лет из города Красноярска, тебя ждёт мама у радиорубки. Граждане, нашедшие ребенка, приведите, пожалуйста, Олега Божко пяти лет к радиорубке».
Сначала Олег удивился: надо же, такое совпадение! Потом подумал, а не тот ли это мальчик, который общался с ним. Тоже Олег, пяти лет …
Вдруг его словно молнией ударило, он даже вздрогнул, вспомнив слова: «из города Красноярска». Анюта ведь тоже из Красноярска! Но она – Михайлова. Да при чём тут это! Она давно поменяла фамилию! Вышла замуж за Божко?! Не бывает таких совпадений! Мысли роились, в душе росла тревога, которая заставила его прочесывать пляж, потом бежать краем берега, потому что отсюда лучше просматривалось пространство воды и суши. Никого не стесняясь, он громко звал мальчика.
Услышав голос Олега, мальчик обернулся на зов, увидел его, невероятно обрадовался и, заверещав пронзительно: «Я нашёлся, нашёлся!» – кинулся к нему.
Олег подхватил мальчика на руки и, глядя в радостное личико, спросил:
– Что ж ты, тёзка, людей пугаешь? Куда ты шёл?
– Вас искал. Мы с мамой пришли, а вас нет. Я думал, вы куда-то пропали …. Вы же обещали ….
– Так я потому и задержался, что обещание свое исполнял. Такие игры достал – сам увидишь!
Они шли через пляж к радиорубке. Олег крепко держал малыша за руку, а тот, глядя на него снизу вверх, счастливо улыбался. Мужчина, вытирая кепкой пот с лица, тоже имел вид вполне счастливого человека. Они шли, одинаково наклоняясь вперед, оставляя немного в сторону коленки, одинаково улыбались, сияя похожими глазами.
– Г-о-о-о-с-поди! – прошептала Анна, увидев их, и в изнеможении села на песок.
– Мамочка, родненькая, прости меня, пожалуйста! – умолял сын, утирая ладошками слёзы матери. – Не плачь, мамочка, я же нашёлся! Меня дядя Олег нашёл!
– Это ты его нашёл, – пробормотала сквозь слёзы мать.
– Мамочка, ну почему ты плачешь! Радоваться же надо!
– Я и радуюсь, сынок, – наш папка нашёлся.
Мальчик широко открыл глаза, несколько секунд смотрел на мать, потом спросил растерянно:
– Где он? – огляделся вокруг, увидел стоящего за ним Олега и кинулся к нему с воплем, – па-по-чка-а-а!
Олег поймал на руки сына, крепко прижал к себе. Пытаясь подавить комок в горле, подошёл к Анне, которая по-прежнему сидела на песке. Не выпуская из рук сына, опустился рядом с нею, крепко обнял свободной рукой и, уткнув лицо в её плечо, сказал, как тяжкий груз свалил: «Наконец - то!».

Зиночка и Владимир Иванович сидели во дворе собственного дома под виноградом и пили охлаждённый компот из вишен. К вечеру жара спала, и можно было в полной мере насладиться прохладой. Они сидели за столом и неторопливо обсуждали семейные дела. Как всегда, говорили о сыне.
– Да-а-а, – печально вздыхала Зиночка, – наверное, и правда Бог ничего не даёт людям сполна. Взять хотя бы Олежку: ну, всё ему дано: и ум, и талант, и красота, и здоровье, и деньги – всё есть! А вот судьбы – нет! Да неужели ж не найдётся на него хорошей женщины! Да неужели ж мы с тобой, отец, внуков не понянчим! Да за что ж ему такая доля! – сокрушалась она.
Владимир Иванович молча внимал жене и полностью разделял её переживания.
– Может, порча на нём? Может, к гадалке сходить? Ну, надо же что-то делать! Ты бы как мужчина с мужчиной с ним поговорил. Может, у него что не так, да стесняется сказать ….
Погружённые в свои невесёлые думы, они не услышали шума подъехавшей автомашины, не услышали, как открылась железная калитка, а отреагировали только на голос сына:
– Добрый вечер!
Всполошились, побежали навстречу и оторопели, увидев незнакомую женщину с ребенком и чемоданы в руках сына. Остановились в растерянности, наконец, воскликнули разом:
– Сынок! Как неожиданно ….
Олег прошёл во двор, поставил чемоданы и, выдвинув вперёд Анну и Олежку, сказал:
– Знакомьтесь, родители! Это – моя жена Анна, а это – мой сын Олег. Прошу любить и жаловать!
Возникла немая сцена. Из оцепенения вывел всех звонкий детский голос:
– Дедушка! Бабушка! На самом деле всё случилось очень просто: сначала мы с папой потерялись, а потом все нашлись. Бывает!

Этот год у меня не задался. Большие и малые беды сыпались на голову, как из дырявого решета. А началось всё с развода. Ни подруги, ни родные меня не поняли. Как можно развестись с мужем, который не пьёт, не гуляет и деньги домой приносит!
Можно. Ещё и как можно! И другой мужчина тут не при чём. Попробуйте, поживите человеком, который не способен принимать решения, который абсолютно уверен в собственной непогрешимости, который живёт в семье своей отдельной жизнью и вспоминает о жене, лишь когда засвербит у него в одном месте.
Сына Саньку любит, но какой-то непонятной любовью. Не поговорит, ничему не научит, с уроками не поможет. Санька от рук отбиваться стал, не слушается, за уроки не усадишь. Просила: «Поговори с ним как отец, приструни хоть немного.»
« Хорошо»,- говорит и с важным видом в комнату сына входит. Я притаилась под дверью – послушать их разговор:
– Как дела, сын?
– Нормально, папа.
– Как учёба?
– Нормально.
- Вот и хорошо, что нормально, – и выходит из комнаты с выражением исполненного долга. Берёт в руки книжку, закрывает поплотнее дверь спальни и… всё. Нет его дома. Ни для кого нет.
Это так, штрих к портрету, а если обо всём рассказать – эпопея получится. Развелись. Ей – Богу, легче стало. Все душевные силы, что на мужа тратила, на сына обратила – и сынок податливей стал, не грубит, заботится обо мне. С отцом встречается, я не возражаю, даже наоборот.
3имой Санька руку сломал. Не успели с рукой управиться – труба в ванной лопнула, соседку внизу залило. Соседка злющая оказалась, даже обрадовалась: есть, чем заняться. Жалобы в разные инстанции строчила, комиссиями замучила.
Не успела от соседки отбиться – замок во входной двери сломался, в квартиру попасть не могли. Пришлось службу спасения вызывать. И так всё время. Недели не проходит, чтобы у нас ЧП не случилось.
Со всеми этими бедами я сон потеряла, головные боли замучили. О себе забыла совсем. Не помню, когда в последний раз в зеркало смотрелась. А ведь когда-то у меня прозвище было «Верка – красавица» – тётки во дворе дали. Уж если без ложной скромности говорить, видная я была: и фигурой, и лицом вышла. Сказала сейчас «была» – и горько стало – ведь мне немного за тридцать всего.
Как-то поздно вечером не спалось, решила ванну принять, говорят, успокаивает. Разделась и стала рассматривать себя в большое зеркало.
Фигура мало изменилась, а вот лицо... Нет, не постарело, а поблёкло, словно выцвело. Десять лет в замужестве ходила колесом, чистоту и порядок в доме блюла, всем старалась угодить, работала, конечно, – не до себя было. Уголки глаз и губ опустились, как у театральной маски. Грустное зрелище...
Сняла я резиночку с волос, они рассыпались по плечам, густые, тяжёлые. «Бедные мои, сиротинушки неухоженные...». А ведь с этих самых волос мой роман с мужем начался.
Возвращалась я как-то с занятий из техникума, подошёл ко мне незнакомый парень, протягивает конверт со словами: «Это вам просили передать». Открыла конверт, а там фотография: я, сижу у окна в автобусе, волосы, как всегда, водопадом. Удивилась очень, хотела расспросить, кто снимал, но парня и след простыл. Потом он объявился, другие фотографии принёс – и везде мои волосы крупным планом. Через два года мы с этим самым «фотографом» поженились. Муж так любил мои волосы гладить, перебирать пальцами, а в минуты особого настроения зароется в них лицом и целует... Куда что делось!
Когда Санечка родился, убрала я волосы, затянула резинкой потуже, чтобы не мешали. С тех пор менялись только резиночки да заколки. Так мне стало жалко себя! Неужели нельзя ничего вернуть?
Села в ванну, нежилась, плескалась, волосы намывала шампунем да бальзамом. Потом высушила их феном, подкрутила концы, рассыпались они по голым плечам, как когда – то...
Волосы ожили, а лицо... Словно роскошный парик на выгоревший манекен надели. Порылась в ящичке туалетного стола, нашла чёрный карандашик, подвела брови, глаза подрисовала. Губы подкрасила. И улыбнулась, потому что женщина в зеркале мне понравилась. Стала улыбаться — взгляд ожил. Нет, не всё потеряно! Нужно встряхнуться и делать всё так, чтобы самой себе нравиться.
Утром, собираясь на работу, привычным движением волосы резинкой стянула. Потом, подумав, сняла её.
– Мама, ты какая-то не такая, - неожиданно сказал сын за завтраком.
– Да чем же не такая? Голову вечером вымыла и всё.
– Ты покрасивела... – сын коснулся моих волос так, как это делал когда-то его отец.
– Вымылась, выспалась - вот и покрасивела. Поторопись, сынок, а то опоздаешь в школу.

На работе тоже, конечно, все обратили внимание на мои волосы распущенные, удивились. Странные люди! Лето на пороге, тепло стоит, молодая женщина причёску изменила. Чему удивляться? Я сидела за кульманом, половинкой сознания отслеживая движение своих рук, а другой половинкой решала, как отпуск проведу. В июне он по графику. По правде говоря, и решать нечего было: каждый год одно и то же: забирала Саньку и ехала к маме в деревню. Помогала ей по хозяйству, в огороде, на речку ходила.
Саньке в деревне нравилось, а я скучала. Жила во мне хрустальная мечта: оставить сына у мамы и поехать с мужем на море хоть на недельку. Беззаботно лежать на пляже, взявшись за руки, входить в волны, позволять себе невинные прихоти, а вечером надеть красивое открытое платье и гулять вдвоём под руку по приморскому бульвару... Но... мечта оставалась мечтой, и не потому что денег не было. Были! Просто муж считал такой отдых «неумным», от солнечных ожогов боялся получить рак кожи и предпочитал свой отпуск на охоте с друзьями проводить. К тому же, мама так любила внука, так нуждалась в моей помощи и всегда с нетерпением ждала нас к себе! Какие уж там наряды! Халат да сарафан, да брючный костюм «на выход» - на рынок съездить в райцентр.
Мои размышления прервала Галя из месткома. Путёвку «горящую» предложила в санаторий неврологический. Я сначала обрадовалась, думала – к морю, а оказалось – на север, в Вологодскую область. Опять невезение.
- Поезжай,- говорит,- подлечишься, отдохнёшь, новые места посмотришь, вологодские кружева купишь!
Захотелось мне поехать! Обстановку сменить, отдохнуть от всех бед и забот, но... куда я Саньку дену?
Мама поддержала идею поездки:
– Тебе полечиться надо, живёшь на нервах. А за Санечку не волнуйся, он уже большой, бабушкин помощник будет. Поезжай!
Страшно было сына оставлять, непривычно, но – решилась!

Лето в этом году на удивление раннее было. Вологда поразила меня: до сих пор там дух старины живёт, сколько церквей, домов старинных! Деревеньки – в три двора! А какие люди добрые и открытые!
Санаторий в тридцати километрах от города в живописнейшем месте стоит. С одной стороны – лес еловый дремучий, с другой – поля игрушечные, поляны все в цветах. Как мне нравилось гулять одной по утрам, слушать соловьиное пение, шорох листьев осины!
Но недолго я одна гуляла. Познакомилась с мужчиной, Михаилом зовут. Я его сразу приметила: высокий, статный, лицом не очень красивый, но глаза – синие – пресиние! И так его эти глаза красили – невозможно было не смотреть на него! Местным он оказался. Вологжанин.
Пригласил меня танцевать да больше не отошёл. Все дни вместе проводили. Сдержан был мой ухажёр, скромен, рукам волю не давал. Много разговаривали, словно давно знали друг друга. Смотрел он на меня своими синими глазами так, что и слов не нужно. А когда танцевали, вмещал всю в свои объятия, я чувствовала себя маленькой, хрупкой – так хорошо и надёжно было с ним! Он умело водил в танце, я легко следовала за ним и ловила себя на мысли, что готова следовать, куда угодно. Когда он поцеловал меня впервые, земля ушла из-под ног. Ох, как давно я не испытывала этого сладкого томления внизу живота, страстного трепета! Сравнивала ли я его со своим бывшим мужем? Нет, было ощущение, что у меня всё впервые. Я даже представить не могла, что сумею вызвать к себе такое восторженное чувство, а самое главное – способна сама так безудержно кинуться в объятия чужого мужчины.
Я не узнавала себя. Куда подевались сдержанность, застенчивость, стыд наконец?! Мы уже много знали друг о друге. В наших вкусах, интересах, даже привычках нашлось много общего. Я уже порой думала о нём, как о кандидате в новые мужья. А почему бы и нет? Мужчина положительный, вдовец, сына растит. Сын у него постарше моего Санечки. Вот и хорошо, был один сын, станет два. Да с таким мужем можно и третьего родить.
Как выяснилось, и мыслили мы с ним в одном направлении. Недели через три мы поехали к нему домой. Вот тут – то Миша и признался, что любит меня, что не представляет дальнейшей жизни без меня, что готов моего сына полюбить, как своего, предложил выйти замуж и переехать к нему. У меня сердце едва не выпрыгнуло от волнения и радости. Я согласилась, хотя для себя ещё не решила, к нему переехать или его перетянуть к себе. Это всё потом, а сейчас мы решили отметить обручение. Миша купил дорогущий коньяк по этому случаю. Пили мы этот коньяк и дурели от счастья. Он включил магнитофон, Ободзинский пел про «эти глаза напротив». Мы упивались старой песней, потому что каждое слово в ней было о нас, а то, что мы не могли выразить словами, передавала изумительная мелодия. «Вот и свела судьба, вот и свела судьба, вот и свела судьба на-а-а-с…»
Миша схватил меня на руки и вальсировал, а потом, закружившись, мы упали, хохоча, на диван. А потом... потом... Моё тело утратило земную оболочку, стало невесомым и медленно поднималось над постелью, зависало под потолком, потом так же медленно опускалось. Это движение вызывало ощущение неземного блаженства. То, что происходило со мной, могло быть только в фантастическом сне. Сон был долгим, сладким, опустошающим...
Даже уснув, он не выпускал меня из своих объятий. Я лежала тихонечко и думала, почему этот малознакомый мужчина стал так близок мне? Почему с ним, а не с мужем открылись мои уму непостижимые способности? Он лежал рядом, большой, горячий, а мне казалось, что всё, что сейчас происходит со мной, нереально. Ну, не может быть, чтобы мне так повезло! Неужели повторится ещё и ещё сегодняшняя ночь? Неужели и вправду моя жизнь круто изменится?

От переизбытка ощущений и чувств я не могла уснуть. А ещё у меня занемела правая рука, я пошевелилась, намереваясь повернуться на другой бок. Миша, не просыпаясь, пробормотал: «Сашенька, не уходи», – сквозь сон поцеловал меня в щёку, ещё крепче прижал к себе и продолжал спать.
Уже светало. Сумерки в комнате рассеивались, как мои радужные мечты. «Кто такая Сашенька? Покойная жена? Скорее всего, да. Миша говорил, что после неё не было крепких привязанностей».
«Ничего же не случилось! – убеждала я себя. – Перепутал имя во сне. Нельзя ревновать к мёртвым! Не будь смешной»!
Самоубеждение не помогало. Внутри зародилось неприятное чувство. Если бы он сейчас проснулся, что – то сказал, уверена, – оно отошло бы. Но он спал. Разбудить его? Жалко. Я осторожно выбралась из его объятий, он почувствовал это, сжал руку. «Мне нужно», – сказала негромко. Он отпустил руку. Я встала, привела себя в порядок, убрала со стола, вымыла посуду. Потом села у окна и наблюдала, как занимается рассвет.
– Знаешь что? — сказал Миша, проснувшись, — я чувствую себя пацаном. Я счастлив.
Он притянул меня к себе и крепко обнял. Очень хотелось спросить его о Сашеньке, но... мой любимый был так ласков и нежен, чувствовала сама: нет места в его душе другой женщине!
Когда вернулись в санаторий, я сразу пошла к себе, несмотря на настойчивое приглашение Миши провести вечер вместе в его одноместном номере. Нужно было немного остыть от любовного огня, трезво посмотреть на предстоящее замужество и обдумать бытовые детали, которые в постели вдвоём обсуждать невозможно.
Встретились за завтраком. Он был оживлён, синие глаза полыхали счастьем, и мой вопрос о Сашеньке снова застыл на устах.

Мы сидели на любимой скамейке под берёзкой и строили планы на будущее.
– Верунчик, а давай устроим свадебный вечер, ты наденешь белое платье...
– Не смеши! В моём возрасте! С взрослым сыном! Белое платье – символ чистоты и непорочности. Не смеши!
– А мне бы хотелось... – он мечтательно посмотрел куда-то вверх, потом добавил: первый раз женился – свадьбу не играли. Просто расписались с Сашкой, и всё.
Я внутренне сжалась. Саша! Значит, все-таки жена его покойная. «Сашенька, не уходи!» – прозвучало в мозгу.- Любил, наверное, очень. Интересно, отчего она умерла? Молодая же ещё... Спросить неудобно...» Начала издалека:
– Сколько вы прожили вместе?
– Шесть лет.
Удивлённо посмотрела на него: сын – то уже большой...
– Так она давно умерла?
– Да.
Ему явно не хотелось говорить об этом. Но мне нужно было поговорить! Жены давно нет, а он всё ещё бредит ею...
– Она красивая была?
– Красивая. Вы с ней чем-то похожи.
– Ты очень любил её?
– Да.
– И она тебя?
– Наверное, любила.
– Почему – наверное? Ты прожил с нею шесть лет и не понял, любила она тебя или нет? Так не бывает.
– Бывает. Всё в жизни бывает.
– Прости, пожалуйста, что касаюсь этой темы... Отчего она умерла? Несчастный случай?
– Нет. Она... повесилась.
Ох! У меня перехватило дыхание. Что могло заставить молодую красивую женщину, имеющую любящего мужа и ребенка, лезть в петлю?
– О Господи … Почему?!
Он нахмурился, вздохнул, синие глаза потемнели.
– Неприятная история.
– Извини, но, мне кажется, Саша всегда будет стоять между нами.
– Не будет! Я люблю тебя!
– Прошлой ночью ты назвал меня её именем.
Он растерянно посмотрел на меня, потом, хлопнув ладонью по коленке, воскликнул:
– Так вот в чём дело! Я почувствовал, сразу почувствовал..., но не мог понять, чем обидел тебя. Прости, пожалуйста, прости!
– За что?
– Я искренен с тобой. Верь мне!
Он помолчал, собираясь с мыслями, потом горько усмехнулся.
– Помнишь, песня такая есть: он был старше и любил её, а она любила летать по ночам …. А поутру клялась, что вчера – это был последний раз... Это про нас песня. Слово в слово.
– Она … изменяла тебе? – я не верила своим ушам, – но почему?
– Ума не приложу, чего ей не хватало! Секса? Вряд ли! Я всегда желал ее. Много работал, все делал для семьи. – Он не смотрел на меня. По мере рассказа его лицо медленно заливалось краской. – Измучился я страшно. И бросить не могу, и жить невозможно. Стыдоба! После очередного её загула категорически заявил, что разведусь с ней и заберу сына. Она стала плакать, просить, чтобы снова простил. Клялась, что одного меня любит. Но я-то знал цену её клятвам и обещаниям. Всё! – сказал резко и впервые ушёл спать в другую комнату. Тогда жена заявила: «Если не простишь – повешусь!» Не придал я значения этим словам. Пугает! Что ей ещё остается? Не могу больше! Хоть сам в петлю лезь! Закрыл поплотнее дверь и уснул. Проснулся ночью от звуков каких-то странных. Прислушался – из туалета звуки доносятся. Хотел встать, посмотреть, что там такое, а потом... догадался... догадался, что там происходит.
– Догадался – и не встал? Не остановил?! Не помешал?!
– Не помешал.
Во мне всё замерло.
– Как же... у тебя... хватило на это сил?
– Не было у меня никаких сил, в этом всё дело.
Мы долго сидели молча, не глядя друг на друга, потом он посмотрел на часы и сказал бесцветным голосом:
– Пойдём. Пора на обед.

* * *

Ночью я не могла уснуть. Как только закрывала глаза, сразу возникала картина трагедии. Я видела её в деталях, словно находилась там в роковую ночь. Конечно, она не хотела умирать и нарочно шумела, чтобы разбудить его, чтобы он почувствовал степень её отчаяния и раскаяния и снова простил. А он... Как он мог! Любила ли она его? Наверное, любила. Смертью своей доказала это. А почему изменяла? Чего-то не хватало ей …. Чужая душа — потёмки.
Впервые за прошедший месяц вспомнила о муже. Интересно, а он смог бы так поступить – дать мне умереть? Клубок размышлений привёл к мысли о нашем разводе. Инициатором была я, но ведь он согласился! Не боролся за меня, не сказал – умру, если оставишь. Значит, не любил, а точнее – разлюбил давно. Выходит, правильно я сделала. Другие мужчины вон, что женам ради любви прощают. Прощают ли?!
Всё перепуталось в моём сознании. Я чувствовала себя одинокой и несчастной. Стала думать о сыне, о маме – полегчало. Господи! Да что же я за мать! Предаюсь тут низменным страстям, а сынок там соскучился, да и мамочка, наверное, устала с ним. Такая острая тоска пронзила меня, что, едва рассвело, собрала вещи, на тетрадном листочке написала размашисто: «Миша, прости, прости, прости!», схватила чемодан, пешком добралась до автотрассы, остановила попутку и помчалась на вокзал.

* * *

Дома бросила чемодан, переоделась, взяла самое необходимое и тотчас умчалась снова – ещё успевала на свою электричку.
В деревне меня ожидал сюрприз. Подходя к маминому двору, увидела через забор в огороде мужчину. Он держал в руках шланг и поливал грядки. Я не сразу узнала бывшего мужа. «Сына приехал повидать. Похвально». Вошла во двор и очень удивилась: везде чувствовалась рука мужчины – хозяина. Мама и Санька, сияющие, радостные, повисли на мне.
– Мама, мы с папой на рыбалку ходили, вот такого щурёнка поймали! – первое, что сообщил сын. – А ещё мы с папой будку Тузику новую сделали...
– А ещё забор починили, – вставила мама.
–И когда это вы всё успели?
– Так ведь он давно тут. Как ты уехала, дня через три объявился. Мужчины твои – молодцы, настоящие хозяева!
Мама нахваливала зятя и внука, а я понимала подтекст – ей всей душой хотелось восстановить нашу семью.
– Привет, Соколова! – сказал муж издали, не выпуская шланга из рук. Сказал весело и просто, назвав мою девичью фамилию. Я снова удивилась – привыкла видеть его насупленным и серьёзным.
– Привет, Володин! – сказала в ответ и ехидно спросила, – с каких это пор тебя на сельхозработы потянуло?
Он не обиделся и с улыбкой ответил:
– Да вот ... потянуло, – и, глядя на меня с восторженным удивлением, добавил, – прекрасно выглядишь!
– Спа-си-бо...
Нет, ей – Богу, не узнаю человека. Что это с ним? До развода он в упор меня не замечал. Помню, купила новое платье, решила его мнением поинтересоваться. Оделась и стала перед ним в позу манекена:
– Ну, как?
Муж тупо смотрел на меня.
– Тебе нравится?
Он мучительно соображал, о чём его спрашивают, наконец, выдал:
– Подстриглась, что ли?
Он так и не узнал размера моей одежды и обуви, моих вкусов и пристрастий, моих мечтаний …

Стряхнув горькие воспоминания, вошла в дом. Мы говорили с мамой, сынок не отходил ни на шаг, тычась мне в бок, как телёночек. Было так хорошо и радостно, что старые обиды ушли куда - то, и присутствие бывшего мужа нисколько не сковывало. Тем более, что на нём не висело страшных грехов: не оскорблял, не изменял, не... убивал. Я содрогнулась, отгоняя прочь воспоминания, и вернулась к маме и сыну:
– Что ты сказал, сынок?
– Не слышишь, что ли? Папа обещал завтра свозить меня в райцентр, в парк... Там машинки электрические – покатаемся. Поехали с нами! Поедешь?
– Конечно, поеду, сынок. Я тоже люблю на таких машинках кататься.
Сын, счастливый моим согласием, побежал делиться новостью с отцом.

Признаться, раньше я не любила прогулок с мужем, потому что он всегда шёл впереди, а мы с Санькой – метрах в трёх сзади. Он шёл, не оглядываясь, даже если мы переходили оживленный перекрёсток. Останавливался, покупал мороженое, вместе сидели за столиком в кафе, а потом опять: он – впереди, а мы – сзади.
Самое смешное, что и вдвоём мы гуляли точно так же. Я обижалась: «Ты что, стыдишься меня?» Муж спохватывался, метров десять шёл рядом, а потом опять уходил вперёд. Обиженная, я останавливалась, а он, не замечая этого, шёл дальше и при этом разговаривал со мной! Наконец, замечал моё отсутствие, оглядывался и страшно злился. Глотая слезы, я возвращалась домой, а он плёлся сзади. Так вот гуляли. Потом я вовсе отказалась от прогулок с ним – ради покоя в семье.

Через два дня муж притянул к себе сына, похлопал по спине, поцеловал в макушку, позволил поцеловать себя тёще, посмотрел на меня долгим грустным взглядом и уехал...
У меня тоже заканчивался отпуск, назавтра отчалили и мы с сыном.

* * *

Лето набирало высоту, все разъехались кто куда в погоне за призрачным счастьем, никто не вспомнил про мой день рождения. Да я и сама едва не забыла о нём, если бы не визит мужа. Он пришёл вечером с цветами, принёс шампанское и большую коробку конфет. Мы посидели на кухне, выпили шампанского за моё здоровье. Разговор не клеился, а когда сын пошёл спать, гость заторопился уходить. Уже в дверях протянул мне аудиокассету, пробормотав:
– Чуть не забыл, это взамен той, что ты потеряла. Завтра зайду, Саньке обещал.
Я взглянула на кассету: старые песни Пугачёвой. Надо же! Как трогательно! Я давно ещё потеряла такую кассету и очень горевала, а он подшучивал надо мной, над моими «совковыми» вкусами и музыкальными пристрастиями. Сам не слушал ничего, не помнил имён исполнителей, тем не менее, всегда иронизировал по поводу нашей эстрады.
Спать не хотелось, телевизор смотреть – тоже, решила сделать себе подарок: послушать сильный, страстный голос любимой певицы. Я поставила кассету, налила в бокал шампанского и уселась в кресло в предвкушении удовольствия.
Прозвучала первая песня, и вдруг... наступила пауза. Что такое?! Хотела уже встать, но услышала незнакомый глуховатый голос: «Вера, дорогая... извини, что прерываю. Но, пожалуйста, послушай и меня тоже. Я долго шёл к этому разговору, наберись терпения – выслушай!»
Удивление сменилось волнением, у меня задрожали руки, словно услышала голос человека, которого давно похоронила. Я уселась на место, сердце гулко стучало, мешая слушать.
«В первые месяцы после развода я был взбешён – почему ты так поступила со мной? Что за идиотский каприз?! Бросить меня – за что?! В собственных глазах я был идеальным мужем: хорошо зарабатывал, вы с сыном ни в чём не нуждались, я никогда грубого слова тебе не сказал, не изменял. Был уверен, что и ты счастлива. Ведь у тебя было всё: хороший муж, сын, семья, дом, достаток – всё!»
На этой фразе его голос зазвенел, как натянутая струна. Потом пауза , и снова голос, горький, ироничный:
«Я был счастлив и гордился тем, что всё, что имею, заработано моими трудами, моим умом. Я гордился собой: и жену – то выбрал на зависть другим, красивую и хозяйственную. Я сотворил микромир, в котором жилось комфортно, и ничего лучшего не желал... И вдруг! Ты посягнула… ты всё разрушила! Как же я ненавидел тебя!
Голос надолго пропал, слышался только шелест пленки. Я ждала.
«Извини, говорю не по- написанному. Я попытался посмотреть на нашу жизнь твоими глазами. Не получилось… Оказалось, я совсем не знаю тебя… Просто «потреблял» и не удосужился заглянуть поглубже. Я придавал значение только тому, что делал сам, но никогда даже не задумывался, а что даёшь ты? То есть внешние проявления я ценил: обеды там… чистота… а кроме этого, ничего не видел. Дальше – хуже. Я вынужден был признать, что мой мир рухнул в одночасье, потому что в нём не стало тебя... Я виноват перед тобой. Очень виноват. Прости! Спасибо, что набралась смелости «стукнуть меня по башке», иначе и состарился бы таким вот… индюком».
Я не вытирала слёз и чувствовала, что ко мне возвращается что-то утраченное, с чем давно простилась, но не смирилась с потерей. Голос на плёнке заставил разреветься ещё сильнее: «Вера, я люблю тебя, я не могу без тебя жить, я просто … умру без тебя, понимаешь?! Возьми меня назад в мужья...»
Пауза. «Не отрекаются любя, ведь жизнь кончается не завтра», – сочувствуя мне, запела Пугачёва.
Я сидела в кресле, скрестив руки, покачиваясь в такт мелодии, и была благодарна певице, как доброй подруге, за соучастие и сопереживание.

Утром позвонили в дверь. Кто бы это в такую рань? Муж стоял на пороге, неестественно спокойный.
– Заходи, – пригласила я.
Он молча отрицательно покачал головой и смотрел мне в лицо, пытаясь по глазам понять, услышан ли он.
– Да заходи же, чудо моё! — сказала я, улыбаясь.
Он вздрогнул, а потом, схватив меня в охапку, внёс в квартиру и, не отпуская, стал осыпать поцелуями.
– Пусти, сумасшедший, задушишь... – я шутливо отбивалась от его ласк.
– Ма...а...а… Ты чего...? – сонный Санька тревожно выглядывал из своей комнаты, а увидев отца, всё понял, с разгона прыгнул на нас, уцепился, мы втроём упали на пол в прихожей, получилась куча – мала.
– Доброе утро, друзья! – громко донёсся бодрый голос из радиоприемника.
Эти слова неожиданно вызвали бурю хохота. Сидя на полу, мы смеялись до коликов в животе, а, отсмеявшись, я сказала нарочито строго:
– Мужчины! Кто у нас сегодня дежурный по кухне? На пост, шагом марш!