Это удивительное множественное число

…В редакцию газеты пришли два африканца – студента журфака. Для прохождения практики им были нужны публикации в местной прессе. Ребята кладут на стол свои заметки, молодая симпатичная девушка их читает и… роняет голову на стол, заливаясь смехом. Долго не может успокоиться — ей дают воды, и она с трудом приходит в себя. Читают другие — и тоже хохочут, не в силах сдержать смех. Африканцы в замешательстве: что такого сверхсмешного сотрудники редакции увидели в их работах? Увидели… Это оказалась строка, с которой начиналась одна из работ: «Природа воронежского края полна удивительных чертей…»

Да, действительно смешно: вместо «черт» — по стилистике было бы верно: «особенностей, примет», — иностранные студенты использовали форму «чертей». Но и повод задуматься: в самом деле, а как возникла эта форма? Почему – не «чертов», как того требует для имён существительных множественного числа родительный падеж мужского рода? Вопрос. Попробуем найти похожий случай и… понимаем, что он не единственный, хотя и очень редкий в своём роде. Похожей выходкой нас удивит разве что слово «друг».

Да, есть для многих таких существительных чудные лексические выверты: вместо ожидаемых «грузинов» и «армянов», «сапогов» и «чулков», мы говорим и пишем слова без окончания -ов.

Есть другой любопытный ряд слов: «сын», «кол», «брат», «муж», «друг», «лист» (дерева), «сук», «клок», а также слово интересное слово среднего рода «дно». Иностранцу мы расскажем, что множественное число в русском языке образуют такие окончания, как -и, -ы (наиболее древние) и -а, -я. И вот начнёт иностранец производить множественное число от перечисленных выше слов – что получится? «Сынов», «братов»… Да он просто выпадет в осадок, когда вместо ожидаемых форм, услышит: «сыновья», «колья», «стулья», «перья», «крылья», «братья», «мужья», «друзья», «клочья», «сучья», «донья». Казалось бы, основы этих слов оканчиваются не на мягкий согласный и вполне ожидаемы: «сыны» (кстати, есть такая просторечная форма), невообразимое «дны», «колы», «стулы», «перы», «крылы» или «крыла»… Правда, последняя форма используется в поэзии. Ну, это просто слова-исключения, скажем мы. И это будет полуправдой, то есть, в конечном счёте, неправдой, ведь полуправды не бывает, как и полулжи. Хоть и слово такое есть, но слова далеко не всегда отражают истинную суть вещей.

Скорее всего, это от древнеславянской формы множественного числа с окончанием -ие: "мужие", "доние", "перие", «стулие», "колие", "крылие", "сыновие" и "братие"; вспомним, как во многих источниках древнерусской письменности написано современное слово "люди" — "людие". Последние два слова — особая статья: они содержат некие дополнительные включения в виде утраченного суффикса -тер-, который содержится, например, в существительных родительного падежа "матери" и "дочери". В русском языке это окончание преобразовалось в -ьё, которое сегодня обнаруживаем в словах с собирательным значением – часто с негативным оттенком: "корьё", "дубьё", "ворьё", "жульё" и др.

Но на словах, обозначающих родство, остановимся подробнее. В главе «Матерь корней и суффиксов» мы уже обращались к теме родства и творчества, признав право на таковые у имён существительных «мать», «дочь», «брат», «батя», «сестра». Условно говоря, все они обозначают, по сути, родство и «сотворённых» неким общим предком – людей из одного родового гнезда. Сравним: в косвенных падежах вместо них мы получим целый список тех же, но видоизменённых слов – с добавлением этого творческого суффикса -тер- (-ер-), по своему происхождению прямо связанным с корнем -твор- и глаголом «творить»: «матери», «дочери», «сест(е)ры»; слова же «брат» и «батя» имеют отдельную историю, связанную с их первоначальными формами, которые позднее были утрачены. Это формы «батерь» и «братерь». Именно поэтому не случайны в немецком и английском языках такие совпадения, как father, mother, sister, brother; в немецком – die Mutter, die Tochter, der Bruder, der Vater, die Schwester. Эти буквосочетания сохранились во всех языках романо-германской группы, начиная от латыни. Но вот что произошло со словом «сын»? Как из него возникла форма «сыновья»? Наше предположение: такое вполне могло случиться по аналогии с другими словами этого «родственного» ряда, то есть слово "сын" некогда звучало как «сынерь» (или: «сынорь»), которая позднее во множественном числе трансформировалась в «сыновья» (от утраченного «сынорие» и позднее – «сыновие»).

Но откуда это неожиданное смягчение основы в слове «чёрт»? Почему много не «чертов», а именно «чертей»? Если бы тут действовала форма древнеславянского языка, о которой мы недавно упомянули, то было бы, вероятно, – «чертьев» или «чертьёв». А слово «друг» – каких-нибудь «друзьёв». Но слова образует форму на -ей, по аналогии с существительными «конь» – «коней», «меч – мечей» (где , кстати, используется форма женского рода; сравните: статья - статей, бадья - бадей). С «другом» всё вроде бы ясно: в нём возобладала украинская форма – «друзь», есть также южнорусское диалектное слово «друзя» — «спокойный, хороший и уживчивый человек». Но вот с этими чертями явная филологическая проблема. В связи с ним нам остаётся вспомнить судьбу слова «путь», который ранее, в допетровские времена, относился к… женскому роду, то есть говорили и писали: «путью», а не «путём», в остальных же падежах слово «сохранило верность» женскому роду: «нет пути», а не «путя» (хотя в диалектах присутствует эта форма: «С него путя не будет»), «верен избранному пути», а не «путю». У «чёрта» таких выкрутасов нет, поэтому стоило бы воздержаться от подобрной аналогии, если бы… не само положение об исторической сменяемости родов в русском языке. «Hо метро сверкнул перилами дубовыми», — пел Леонид Утёсов в «Песне старого извозчика». «Зала» превратилась в «зал», «ботинка» — в «ботинок», «фильма» — в «фильм»; женского рода были слова «госпиталь» (первоначально, пришедшее в петровскую эпоху, — «гошпиталь», «портфель»), «тополь», «рояль», «тень» в именительном падеже не изменилась, но требовали к себе другого отношения, и если бы сохранился исконный грамматический род, например, последнего слова, то сегодня мы бы писали: «От дома падал длинный тень».

Так и со словом «чёрт»: наличие мягкости основы в родительном падеже множественного числа подвигает нас к единственно возможному выводу: некогда оно звучало как «черть», с утраченным значением "гадость", как от "смерть" — "смертей". И обозначало не современное мифологическое существо, а то же, что сегодня мы называем, используя слово «мразь», сходное с современным русским «мороз», произошедшее от корня -мор- / -мер- и связанное со словом «смерть», — первоначально «падаль», «что-то мёртвое — не живое». Этимологи утверждают, что в основе существительного «чёрт» лежит глагол «срать», причём не только и не столько в буквальном смысле, а в значении «гадить», «совершать отвратительные и вредные людям поступки». Что на «чёрта» похоже – недаром его все ругают, хотя он, может быть, и не во всём виноват… Кстати, родственниками этого слова являются и современные русские прилагательные "серый" и "чёрный". Так разошлись не только в грамматическом роде, но и в лексическом значении другие аналогичные по форме слова — «мороз» и «мразь». Если бы у последней сохралилась та же форма для имён существительных единственного числа, что и у слова «чёрт», то мы получили что-то вроде (один) «мраз», но много мразей в родительном падеже множественного числа. Также с изменением мягкости / твёрдости основы. Связь же со словом "чур" — "предок", которую предлагают некоторые этимологи, мы отметаем, так как оно имеет отношение к слову "черта", с нашим "чёртом" никак по смыслу не связанным.

(Продолжение следует.)