Первая атака.

В холодные ветреные дни ноября 1941года немецкие дивизии, словно крыльями хищного орла накрыли все подступы к столице. Истекая кровью, Москва защищалась своими малыми городами и сёлами. На рубежах Крюково - Красная поляна оборонялись последние стрелковые полки, которые грудью прикрывали столицу.
До подхода основных резервов, советское командование затыкало зияющие дыры в обороне необученными добровольцами, курсантами из военных училищ.
Единственная уцелевшая от батальона рота возвращалась после неудачной контратаки на прежние позиции. Усталые солдаты, потерявшие счёт во времени, уже не хотели ни есть, ни пить, а только спать.
– Ещё один бой, и мы поляжем – никто и не помянет, – с грустью в голосе проговорил один из солдат.
– Когда же, пополнение?
– Обещали. Ждём, – неуверенно ответил командир.
– Погоди-ка, глянь, навстречу, не они ли идут? – воскликнул тот же солдат.
Каково же было их удивление, когда они увидели молодых курсантов, которые шли нестройным шагом в направлении передовой. В шинелях не по росту, со свисающими вниз рукавами, выглядели они угловатыми подростками. Подошли первогодки из военных училищ.
– Неужели добрались?
– Ещё бы поесть…
– А где у вас полевой кухня? – посыпались вопросы оживлённой толпы.
Бывалые солдаты смотрели на ребят с грустью. Все понимали: пройдёт первый бой, первая атака и мало кто из них останется в живых…
– Товарищ, комот*, – обратился к командиру отделения боец, прошедший финскую войну.
– Куда юнцов-то? На экскурсию что ли привели?
– Воевать, куда же ещё? – последовал ответ.
Только единицы из прибывшего пополнения курсантов были определены в артиллерийские подразделения. Остальные – из-за нехватки артиллерийских орудий пополнили ряды стрелковой роты.
После переклички на построении командир роты назначил взводных. Обратился к личному составу:
– Бойцы Красной армии! Задача такая - задержать и не пустить врага к Москве…
Уставшие бойцы пытались подбодрить новобранцев:
– Главное первый бой отстоять!
– … ежели, что – мы вас прикроем.
– А у тебя, товарищ боец, как фамилия?
– Курсант Малец моя фамилия!
– Так вот, курсант по фамилии Малец, особо не высовывайся, – приказал командир щупленькому курсанту. Все дружно захохотали.
– А он у нас Ворошиловский стрелок! – воскликнул кто-то из курсантов.
– Тем более, будешь отстреливать особо ретивых немцев, – одобрил восклицание ротный.
– Запомните, мужики! Страх дружит со смертью.
– Научитесь держать яйца в кулаках, тогда и страх нипочём, – серьёзно подытожил разговор пожилой солдат.
Кормить новобранцев особо было нечем. Раздали сухие пайки: горстку ржаных сухарей и снеговую воду. Для согрева выдали, положенные наркомовские сто грамм. Курсанты оживились, пытаясь шутить, но от водки не отказались.

За нейтральной полосой стояла часть группы армий «Центр». Победоносное наступление в осенней кампании, настолько уверовало их в победе, что в обозах частей Вермахта вместо зимнего обмундирования лежали заветные грузы с парадными мундирами и медалями «Героям взятия Москвы».
Немцы через стереотрубу разглядывали новобранцев. Вдруг, они ударили по позициям русских одним осколочным снарядом, потом вторым, третьим…
Затем немецкие солдаты стали подниматься из окопов. При поддержке артиллерии, переступая проволочные ограждения, они встали цепью во весь рост. С автоматами наперевес пошли уверенно и нагло в атаку.
Среди курсантов послышались возгласы:
– Ух, ты! Идут!
– Откуда их столько!
Многих обуял страх. Немцев они увидели впервые. Новобранцы испуганно переглядывались. Война накрыла их вот так, сразу без подготовки. Ожесточились они, как могли, словно единственной защитой для них была злость и ненависть на врага.
– Не стрелять! Подпустим их поближе, – послышались приказы командира роты.
– Рассредоточились! Оружие к бою!
– Занять позиции!
– Артиллерийские расчёты, опустить стволы!
– Открыть огонь обстрела флангов прямой наводкой! – по цепочке передавались приказы, отзываясь эхом в неразберихе перестрелок.
Немцы не ожидали массированного огневого отпора. Вражеская пехота залегла.
– Главное, не упустить момент, - злобно выкрикнул ротный.
– Первый взвод! В атаку! За мной!..
– А, а, а!.. – орали все до хрипоты. Курсанты, под прикрытием артиллеристов, скинули шинели и, стреляя невпопад, бежали вперёд. Немцы стреляли по ногам. Бойцы падали, в порыве ярости пытаясь подняться, получали смертельные выстрелы автоматной очередью. Перекрёстный огонь был такой силы, что новобранцы терялись на поле боя. Кто-то сползал в воронку от снарядов, чтобы как-то защитить себя и вести бой с укрытия. Кто-то, падая лицом в грязь, притворялся мёртвым и продолжал лежать до тех пор, пока страх, на грани со смертью, не преодолеет в самом себе. Смертельно - раненые пытались звать на помощь своих мам, но вскоре замолкали…
С воплями ужаса, перешагивая убитых, новобранцы сами ложились, сражённые пулями. Стреляли, как могли, как умели. Среди ребят оказались на удивление и меткие стрелки. Нашлись бойцы, думающие не только защитить самого себя, но вести бой осознанно: без суеты, хладнокровно попадая по целям противника. Один боец, отползая в сторону, пристреливался к огневой точке немцев. Он попал в поле зрения командира, что даже тот подумал: а не дезертир ли? Вскоре, хорошо замаскированная, огневая точка замолкла. Наступление немцев захлебнулось от разъярённого сопротивления русских в атаке боя. Немецкие вояки вынуждены были отступить на исходные позиции.
Не получилось наскоком одолеть русских солдат. Но и курсанты получили своё первое боевое крещение. Удержали рубежи! Первая атака проверила их на прочность в обороне. Все, кто остался в живых, поверили в надежду победы. Возбуждённые курсанты ещё долго не могли затихнуть от пережитого боя. Среди них кто-то беззвучно плакал, кто-то сидел отрешённо в углублении траншеи. Курсант по фамилии Малец хотел, было ринуться на зов друга. Раненый на поле боя скулил от боли и звал на помощь.
– Куда! Отставить! – командир роты стянул его за ремень обратно в окоп.
Немецкие снайперы добивали всех, кто подавал признаки жизни на поле боя.
– Твой друг сам виноват. Лежал бы молча, притворившись убитым.
– А ночью вытянули бы его живым.
– Но ему же больно? – растирая глаза от слёз, жалостливо проскулил курсант Малец.
– Запомни! На войне больно не бывает. Либо ты убит – либо жив, даже если ранен.
– Уяснил? То-то же, радуйся, что жив. Рядовой на передовой живёт одно наступление…
Один солдатик – подросток боязливо озирался вокруг и шептал что-то. Рыженький, с угрястым лицом, почти мальчишка, усердно молился. Вдруг, неожиданно для всех, он встал, перевалился через бруствер и пополз к нейтральной полосе, где лежали убитые вперемежку: и русские, и немцы. Все насторожились. Курсант оказался среди трупов, лежавших на поле боя. Странные действия безоружного бойца удивляли всех. Теперь за ним наблюдали и немцы. Солдат переворачивал убитых немцев. Разглядывая их лица, крестил нательным крестиком, переползая от одного убитого немца к другому.
– Рехнулся! – сказал командир с нескрываемой иронией. Наступила тишина…
Казалось, слышны были: и дыхание странного бойца, и шуршание его по земле, и даже некоторые обрывки слов, которые он нашёптывал. В очередной раз, разглядывая убитого немца, боец что-то воскликнул и заплакал. Отчётливо слышны были его слова:
– Прости, прости, прости…
Закрыв глаза немцу, курсант встал на колени, оглянулся вокруг и потащил его в овражек. Все любопытствующие наблюдали: что же будет дальше? В овраге оказалась расщелина после ливневых дождей. Боец аккуратно стащил немца в расщелину. Встал подле него на колени и снова, помолившись, начал засыпать землёй тело убиенного. Для него это был первый немец, первый человек, которого он лишил жизни. Со стороны немецких траншей послышались возгласы:
– Рус! Рус! Бог с нами!
Немцы тоже с удивлением наблюдали за происходящим на нейтральной полосе. После оформления бугорка над могилой убитого немца курсант перекрестился и уже безбоязненно вернулся в траншею к своим бойцам. Никто над ним не смеялся. Все понимали: первый бой, первые убитые – у каждого своя реакция. Не только звучная фамилия Бондарь, но и ярко-рыжая голова - чем-то отличала его от других.
Вчерашние курсанты – сегодня уже бойцы переднего края обороны, взбудораженные, после атаки ещё долго не могли прийти в себя.
– Кто видел друга моего Лёху? – спросил громкоголосый курсант.
– Сразило его наповал, – откликнулся кто-то…
– Что я скажу маме Лёхи?
– Ничего не скажешь, если завтра убьют тебя, так что успокойся и жди приказа в атаку…
– Зачем же так? Я жить хочу!
– Никто не пришёл умирать, а пришли Родину защищать!
– Видимо, такая участь нам выпала, - успокаивающим тоном проговорил, сидящий рядом с ним боец.
– Ты, что политзанятия с нами проводишь? Нашёл время…
– Они, сволочи! Убили моего друга! – вдруг закричал истошным голосом, тот, кто спрашивал про Лёху. Торопливо стал перезаряжать автомат ППШа и хотел, было ринуться через бруствер, но его остановил командир роты. Резким движением рванул у него автомат и двинул прикладом курсанту по правой щеке. Да так сильно, что у того ручьём потекла кровь. Все сидящие вздрогнули и со страхом посмотрели на своего командира.
– Так будет с каждым! Запомните! Война - здесь свои законы. Без приказа в бой не вступать!
– Товарищ командир! – обратился не по уставу взводный, указывая на раненого курсанта.
– Ему нужна помощь: из ушей кровь течёт, заикается, не поймём, о чём говорит.
– Контузило его. Отвоевался.
– В госпиталь надо отправить, – сухо ответил командир.
Двое бойцов – курсантов, обнявшись, протяжно скулили:
– Прямым попаданием снаряда разнесло нашего Стёпку в пыль с грязью…
– Да – да, я сам выдел, – захлёбываясь в слезах, шептал он другу.
Долго не могли успокоиться от пережитого боя наши курсанты. Только запоздалая кухня с вкусной едой утихомирила и свалила их в сон.
На другой день, все кто остался в живых, подсмеивались друг над другом…
– Ну, что братишки! Посмотрели в глаза смерти? Счастливчики! Миновала она вас и научила чему-то, – подбадривал сержант молодых бойцов.
– А тебя, теперича, немецкий Бог сбережёт.
– Благое дело сделал! – похлопал по плечу вчерашнего чудака по фамилии Бондарь пожилой солдат, что с финской войны.
– Перед Богом все едины, – подытожил командир роты.

Примечание автора:


Комот* – командир отделения. Если между подчинёнными отношения были чуточку неуставными, так и звучало: товарищ – комот, то есть, как слышалось – комод. Комоды относились к такому обращению спокойно. Но подчинённые обращались так к своим комодам в случае, если не было рядом вышестоящего начальства по званию.