Двухвостая

Ранним утром густой лес был полон знакомых, приветливых ароматов и звуков. Каждый из них она могла различить по отдельности, но вместе они сливались в удивительную мелодию. Казалось, ощущать и слушать её можно днями, годами. Целую вечность! Благо, времени у нее было предостаточно.
Чиэ очень любила свой дом, как и своих многочисленных братьев и сестер, что населяли его. Большинство из них были юными Лисами, и имели лишь один или два хвоста, что свидетельствовало о слабо развитом даре. Но наблюдать за ними, за тем, насколько безмятежна их повседневная жизнь, было одним из её излюбленных занятий.
Она была единственной треххвостой, что спускалась сюда, к подножию горы, где обитал молодняк. Старшие Лисы относились к её поведению терпимо и снисходительно, учитывая, что свои прямые обязанности она прилежно исполняла. И все же зачастую они не понимали её. Для Чиэ же не было ничего приятнее проводить время здесь, на краю древнего леса. Ведь иногда, оборачиваясь человеком, и прохаживаясь вдоль опушки, она могла встретить людей, живущих в деревнях неподалеку. И даже заговорить с ними.
Покидать пределы леса Лисам запрещал непреложный обет. С возрастом их духовный дар креп и возрастал. И с появлением четвертого хвоста, лисицы-духи не могли больше покидать гору, отныне посвящая все свое время лишь дальнейшему самосовершенствованию и, вместе с тем, приумножению духовной силы всего леса. Но, в отличие от братьев и сестер, Чиэ это никогда не казалось интересным. Напротив, ей всегда было интересно узнать, что там - за пределами их вечнозеленого дома? Об этом она расспрашивала каждого человека, которого ей удавалось повстречать. И с каждым новым рассказом, с каждым новым днем её сердце все больше наполняло, капля за каплей, самое опасное для лисицы-духа зелье - любопытство.

В день, когда ее привычной жизни суждено было в корне измениться, она проснулась позже, чем обычно. Потянувшись и изогнув рыжую спину, Чиэ замерла, чуть поворачивая свои большие лисьи уши, вслушиваясь в песню леса. Она была, как и всегда, умиротворяющей и родной. Потоптавшись на примятой за ночь траве, она прижалась к земле и выползла из плотно сросшегося кустарника, служившего сегодня ей ночлегом. Щурясь в лучах солнечного света, лисица-дух зевнула, издав едва различимый среди мириад прочих голосов, писк, и с легкостью перепрыгнув несколько кочек и пней, вскоре оказалась на тропе, ведущей к водопою.
Путь до реки был не близок, но зато хорошо знаком. Уловив несколько знакомых запахов, она уже знала, что трое молодых Лис прошли сегодня тем же путем не раньше получаса назад. Однако надежды на то, что эти непоседы по-прежнему на водопое, было мало.
Вскоре Чиэ уже могла различить впереди тихий шум воды. Почва под лапами стала каменистой, и в воздухе витали запахи совсем других растений. В чаще они никогда не росли. Но отчего-то именно их аромат она любила более всех прочих. Место, где берег был низким и пологим, отлично подходило для питья. И хотя гора едва оставалась позади, здесь Чиэ чувствовала начало совсем иного мира. Куда более открытого и свободного чем тот, что в результате ожидал всех Лис, и ее саму.
Подобравшись к самой кромке воды, Лисица осторожно переступила с лапы на лапу. Из-за царивших здесь влажности и прохлады, они мерзли. Раздавшийся в стороне шум привлек ее внимание, и Чиэ вновь замерла, наблюдая семейство оленей, смиренно возвращающихся на пастбище тропой, что шла чуть выше и в сторону от реки. Решив, что сейчас самое время утолить жажду, она склонилась к зеркальной глади и принялась лакать прохладную воду. Однако вкус ее сразу же показался очень странным. В нем присутствовало нечто смутно знакомое, но Чиэ не могла определить наверняка. Одолеваемая любопытством, она решила все разузнать.
Направившись вдоль берега, вверх по течению, она раз за разом принюхивалась, опасаясь потерять заинтересовавший ее запах. Слева и вверх начинали проглядывать меж деревьев серые скалы, наполненные эхом лесных голосов. Справа шумела шустро бегущая вниз прозрачная вода. Остановившись возле очередного ягодного куста, Чиэ встревожено замерла. То, что она теперь почуяла там, впереди, ее насторожило. Но отступать лисица-дух не намеревалась. Бесшумно пробравшись к самому центру куста, она внимательно смотрела сквозь частую мелкую листву на того, кто был абсолютно неподвижен.
«Человек? Что он здесь делает?» - подумала она, присев на землю. Перед ней определенно был один из них. Человек. Но этот отличался ото всех прочих, которых ей доводилось встречать в лесу прежде. Лицо, одежда, телосложение, и даже дыхание его были буквально преисполнены опасностью. Чиэ невольно прижала уши к голове – только теперь она поняла, что за странный запах ощущался все это время.
Человек был серьезно ранен. Привалившись спиной к стволу дерева, он сидел как-то криво. Его левая рука, по которой от самого плеча сочилась кровь, едва касалась воды. Алые разводы, расплывающиеся по ее поверхности, быстро растворялись в бегущем потоке.
Лисица знала, что это плохо. Но покинуть укрытие не решалась. Еще какое-то время она так и сидела, наблюдая за бледным, полным боли человеческим лицом. От ее взгляда не скрылось и то, что незнакомец сжимал в правой руке. Чиэ знала, люди называли это оружием. А у раненого человека их было даже два. Что вовсе не внушало доверия.
Когда же тишину нарушил его судорожный кашель, и запах крови стал более ощутим, она, не раздумывая более ни мгновенья, поспешила вперед. Вцепилась острыми зубами в один из пальцев на левой руке и, что было сил, потянула к берегу, прочь от воды. Но ничего не вышло. Похоже, мышцы в его ослабевшем теле слегка задеревенели. Но этого было достаточно, чтобы сделать ее простой план практически невыполнимым. Немного покрутившись возле раненого, суетливо и опасливо приближаясь к неподвижному телу,Чиэ убедилась, что глаза человека плотно закрыты, а дыхание очень слабо. И поняла: сейчас самое время, если она действительно хочет чем-то помочь.
Чиэ припала к земле, затаив дыхание и прислушиваясь к звукам ударов собственного сердца. «Ту-тум, ту-тум, ту-тум» торопливо отзывалось оно. Успокоившись и стараясь не думать ни о чем постороннем, она представила его - образ, который с таким трудом, так долго и кропотливо воссоздавала из частиц безликого множества других, встреченных ею прежде.
Разумеется, лисица-дух, более умело владеющая своим даром, может принять, пожалуй, любой образ. Или точь-в-точь скопировать чей-либо. Но способности молодой Чиэ ограничивались лишь силой трех хвостов, и подобного она еще попросту не умела.
А потому собравшись, Лисица дождалась, пока ее охватит легкий ветерок, отзывающийся теплом во всем теле, и стала медленно увеличиваться в размерах. А вместе с тем приподнимаясь, вставая на задние лапы, форма и строение которых плавно, легко и безболезненно менялись. Шерсть таяла на глазах, и из-под нее проступала светлая кожа. Каждая из четырех лап разделилась на пять пальцев, а острые когти чуть втянулись, приняв форму аккуратных розоватых ногтей. Уши же, напротив, уменьшались, пока совсем не скрылись под копной рыжих, как и ее шкура, волос. Правда, пушистый хвост, как она ни старалась успокоиться, хотя и один, но все же остался, что выглядело, пожалуй, несколько несуразно.
Дальнейшие тонкости превращения сама Чиэ считала излишними, но старшие всегда настаивали на том, что чем вернее передан задуманный образ, чем правдоподобнее он смотрится, тем достойнее выглядит умение лисицы пользоваться своей силой. А потому она все же придала телу формы, отдаленно напоминающие фигуру человеческой женщины, и лишь после этого принялась за работу.
Первым делом Чиэ поспешила убрать руку раненного человека подальше от воды, чтобы кровь не загрязняла водопой. Затем, приложив немало усилий, Лисица, ухватив его за ноги, потащила на удивление тяжелое тело ближе к зарослям, на траву. Отдышавшись, она огляделась и прислушалась.
Лес вдруг стал на удивление тих, будто насторожился, замер в ожидании чего-то. Но не похоже было, что кто-то таился поблизости – даже в этом облике лисица-дух непременно почуяла бы присутствие других существ. Решив, что об этом можно будет подумать и позже, она опустилась на землю рядом с человеком, осторожно приложила мохнатое ухо к его груди. И убедилась, что ее догадки верны – сердце едва билось. Рана, пришедшаяся лишь немногим ниже и левее, все же стала смертельной. Но сейчас, прижившись к по-прежнему теплому телу, и слушая это мерное сердцебиение, Чиэ ощущала нечто странное.
Впервые, находясь так близко к человеку, она была абсолютно спокойна. Это истерзанное, местами явно обожженное тело и его слабое дыхание каким-то чудесным образом подарили ее душе умиротворение, которого та, казалось, просто не знала прежде. Приподняв голову, Лисица склонилась к перемазанному в грязи и крови лицу человека. Разумеется, она поняла, что перед ней мужчина. Но, не смотря на спутанные, черные, как смоль, волосы, хмурые брови и скривленные в гримасе боли скулы, он показался ей совершенно не страшным. Даже напротив, было в его образе что-то, что в одно лишь мгновение заняло все её мысли.
«Кто он? Откуда? Где получил эти раны? Как и чем жил? Где бывал? Что видел?» - бесконечной вереницей закрутились в голове бесчисленные вопросы. Вопросы, которые она уже никогда не задаст, ответы на которые никогда не получит.
Внезапно осознание этого болезненно кольнуло сердце. Чиэ невольно сжала прохладную руку незнакомца в своих ладонях, и прижала к груди. Едва ли это могло заглушить боль, терзающую сейчас их обоих, но ей так хотелось, чтобы хоть немногим дольше этот странный человек остался с нею рядом.
По щекам Лисицы, никогда не знавшей горя, печали и сожаления, одна за другой покатились горячие слезинки, и закапали на темное изодранное одеяние мужчины. Разумеется, он, в его-то состоянии, едва ли мог хоть что-то осознавать. Возможно, это был лишь рефлекс, реакция, спящая где-то глубоко в сознании. Но рука человека дрогнула и из последних сил, еле-еле, сжала небольшую ладонь Чиэ.
Теперь уже лисица-дух не могла сдержаться. Она зарыдала в голос и, хотя человеческая речь была ей знакома, звуки, что рождались где-то в глубине её души, были скорее бессвязным воем, лишь изредка переходившим в крик. Растирая свободной рукой по лицу слезы и кровь с землей, Чиэ поняла, что теряет над собой контроль. Форма её тела медленно стала меняться, вновь уменьшаясь в размерах.
«Нет. Нет, не сейчас! Подержать его за руку, еще хоть немного. Пожалуйста!..» - умоляла она про себя, но мысли путались, а сердце навечно потеряло покой.
А уже в следующую минуту ее голову наполнили голоса. Грозные и заботливые, напуганные и сдержанные. Многие из них она уже слышала прежде – они принадлежали старшим, что давно не покидали гору; некоторые же не узнавала совсем. И все, как один, наперебой убеждали ее, чтобы она остановилась, одумалась!.. Что неразумно и неправильно жертвовать собою ради того, кто этого никогда не оценит – ради самого жестокого существа из всех, ради человека... Но прежде, чем Чиэ смогла это осознать, она уже нарушила обет.

Проснулась Лисица оттого, что стала замерзать. Открыв глаза, Чиэ поняла, что день сменила ночь, и лес наполнили иные, более шумные и смелые голоса его жителей. Лисица приподнялась, разминая затекшие мышцы, и зевнула. Под лапами не ощущался холод земли, не было под ними и мягкого ковра из трав. Принюхавшись, она сразу же узнала запах – это была одежда человека. Того самого человека. Но самого его нигде не наблюдалось. Покрутившись возле аккуратно сложенных ткани и двух мечей, все, что она смогла понять – он ушел в сторону реки.
Приблизившись к воде, Чиэ принюхалась. Но тщетно, здесь след обрывался. Побродив немного вдоль реки, Лисица боязливо прижала уши и опустилась на землю, свернувшись в клубочек на каменистом берегу, дрожа от прохлады и сырости.
Когда послышался плеск воды, и над ее поверхностью показалось что-то, медленно приближающееся к берегу, лисица приподнялась и прислушалась, стараясь как можно точнее определить, что это может быть. Однако, чем ближе это «нечто» приближалось, тем громче и отчетливее она различала его – звук, который услышав однажды, уже никогда не забудет, и ни с чем не спутает. Это было биение сердца. Его сердца. Но не слабое, а уверенное и ровное. Так, словно боль и раны этого человека больше не тревожили. Так, словно если бы он...
Чуть попятившись от медленно выбирающейся на берег фигуры, Чиэ, оглянулась. И лишь убедилась в том, что совершила нечто ужасное. Нечто, что было строжайше запрещено. И подтверждением тому были два пушистых рыжих хвоста. Только два.

Старшие никогда не говорили об этом, но однажды ей довелось услышать, что в действительности значит для Лис нарушение любого из трех строжайших правил, что содержал в себе непреложный обет. Первым был запрет покидать лес. Вторым – запрет раскрывать свою истинную сущность людям. Третьим же, и самым строгим, был запрет делиться своим даром с другими существами. И наказание за его нарушение было самым ужасным и позорным из всех возможных – вечное изгнание. Изгоняемый дух терял большую часть своего дара, и не имел больше права ступать на священные земли, ведь одним лишь своим присутствием он осквернял их. Предав своих собратьев, их постулаты и веру, изгнанник становился демоном. И с этих пор, и до скончания времен обрекался на вечные скитания, презираемый и гонимый прежними сородичами отовсюду.

С трудом осознавая, что все это не сон, а самая, что ни на есть, ужасная реальность, Чиэ вновь свернулась клубочком. Она не чувствовала сожаления, не была разочарована, признаваясь себе, что ради этого человека никогда и ничего бы не пожалела. Лишь печаль, будто прожигающая насквозь, никак не покидала ее.
Тем временем мужчина, что по-прежнему был неподалеку, вновь облачался в свои обноски, крепил к поясу оружие, туже затягивал ремни на обуви. Следы ожогов и ран остались едва заметными шрамами на его спине и руках, как пугающее напоминание о том, чего забывать не следует.
Медленно шагая, он приблизился к Чиэ и опустился на землю, сев совсем рядом с лисицей. Этот человек, и вправду, отличался от прочих. Хотя бы потому, что лиса с двумя хвостами не вызвала у него явного интереса. Он был на удивление молчалив и спокоен.
— Не знаю, кто ты, дух или демон, но я обязан тебе жизнью, - заговорил мужчина, по-прежнему глядя прямо перед собой, на реку.
Лисица приподняла голову и посмотрела на профиль лица этого человека. В лунном свете оно казалось еще более бледным, но очень серьезным и сосредоточенным. Похоже, он о многом размышлял, как и она. Осторожно, почти бесшумно поднявшись, она подошла ближе и прижалась к его теплому боку. Отсюда звук живого, бьющегося сердца был слышен особенно отчетливо, и обретал какое-то необычное, умиротворяющее эхо. Мужчина же не двигался, и не отстранялся.
— Теперь... я больше не могу оставаться здесь, - тихо, немного несвязно произнесла Лисица, с любопытством заглядывая в лицо человеку. Тот склонил голову, и их взгляды впервые встретились. Чиэ изумилась тому, что эти черные, словно угли, глаза, смотрящие с холодом и безразличием, ее совсем не пугали. Напротив, в них удалось различить приглушенную боль, печаль и сожаление.
— Уже давно я ищу, - мужчина тяжело втянул носом ночной воздух, и его сердце забилось чуть быстрее, – того, кто убил мою семью. Но это не под силу простому смертному вроде меня. Обещай помочь мне, дух. И взамен получишь все, что пожелаешь.
Чиэ нервно повела двумя хвостами и, опершись передними лапами о ногу человека, вытянула мордочку вперед, принюхиваясь. Чего Лиса могла желать от человека, которому подарила новую, более чем просто долгую жизнь, заплатив за это столь высокую цену?
— Когда мы найдем того человека... – начала она, неуверенно.
Но мужчина ответил, даже не дослушав, коротко и ясно:
— Он умрет.
То, с какой легкостью и уверенностью прозвучали эти слова, произнесенные хрипловатым голосом, Чиэ беспокоило. Но как ни печально было это признавать, она понимала – теперь, что бы он ни делал, куда бы ни шел, чего бы ни желал сам, единственное ее желание оставалось неизменно.
— Хорошо, я помогу тебе, - ответила лисица, присаживаясь рядом, - Взамен... обещай, что никогда меня не оставишь.
Удивление на лице этого человека смотрелось до того нелепо, что, будь это возможно в лисьем теле, Лисица непременно бы улыбнулась.
— Что же. Если таково твое условие, - он кивнул. - Я согласен. Своего имени не назову, но можешь звать меня Ворон.
— Чиэ, - ответила она, зевнув. – Это мое имя.

Лисица не помнила, как уснула, и сколько времени прошло с тех пор – все же утраченный хвост значительно сказывался не только на ее даре, но и на ее жизненных силах. Но следующим, что она увидела, открыв глаза, было яркое солнце, бескрайнее, безоблачное голубое небо. И нигде не видно ни одной древесной кроны.
Человек, бережно несущий ее на руках, двигался размеренным шагом по широкой пыльной дороге, на которой время от времени им встречались и другие путники. Где-то вдали, у подножия малознакомых гор, высились крыши множества домов. Наверняка это был город.
Подобные картины всегда были частью того огромного мира, что ей так хотелось увидеть собственными глазами. И она была рада одному лишь этому. Но все же снова свернулась калачиком в больших теплых руках, уткнувшись носом человеку куда-то в бок, и закрыла глаза, с блаженством прислушиваясь к мерному дыханию.
Потому что сейчас быть рядом с ним, ощущать его тепло, и слышать его живое бьющееся сердце – вот величайшая радость для нее.
И большего ей не нужно.

***
Ночное небо озарялось яркими рыжими всполохами, что возвещало о страшном несчастье. Когда городская стража подоспела, деревня уже была в огне. Пламя жадными языками охватывало все больше домов, ловко, словно хищник, перебираясь с крыши на крышу, грозясь обратить всю близлежащую округу в пепел.
Поначалу местные жители в панике метались по узкой землистой площадке вокруг ими же возведенного костра, отчаянно пытаясь успеть унести из жилищ хотя бы самое ценное, свои пожитки. Хотя, быть может, они метались в поисках спасения. Но его не было. Ворон это знал наверняка. Лучше, чем кто-либо.
— Эй! Почему мы не уходим? – раздался совсем рядом тихий голосок. Маленькая спутница в странных пестрых длинных одеждах и широкой мешкообразной шапке неуверенно держалась за его рукав, вглядываясь в фигуры людей с явным недоверием.
Стоя на краю поля, поросшего высокой травой, чуть поодаль от пламени - почти что алого, не на шутку разбушевавшегося - Ворон молчаливо наблюдал за происходящим. Его хмурое лицо не выражало ни тени беспокойства, сожаления или сострадания. Впрочем, не было на нем и злобы или ненависти. В поношенном линялом одеянии воина, темноволосый, растрёпанный и обросший, с черными, как угли глазами, он и вправду походил на эту птицу, терпеливо выжидающую своего часа. Не удивительно, что старое прозвище так привязалось. В свете огненного танца то и дело переливались кожаные ножны двух его изогнутых мечей.
— Ну же, идём, – девочка потянула его за руку, прилагая уйму усилий. Но мужчина еще какое-то время не сводил глаз с огня. Казалось, пламя его завораживало.
— В тебе совсем нет терпения, Чиэ, - произнес, наконец, Ворон хрипловатым голосом. И они вновь зашагали по пыльной дороге. Как и множество дней до этого.
Ближайший город встретил их тусклыми фонарями, ставшим уже привычным смешением запахов улиц, и на удивление шумными жителями. Несмотря на поздний час, множество горожан продолжало свою обычную деятельность: музыка звучала негромко, но отчетливо; торговые ряды на площади ломились от товаров; всевозможные ремесленные лавки так же были открыты для покупателей.
Спешно пробираясь по узким мостовым, путники двигались по городу наугад в поисках ночлега. Прохожие же частенько провожали их удивленными и заинтересованными взглядами. Разумеется, яркий, расшитый дорогими нитями наряд Чиэ не мог остаться незамеченным в местечке, подобном этому. Но куда более занятным, судя по всему, местные все же находили Ворона.
Замечая, что его пристально рассматривают, он торопился скрыться в очередной подворотне. Хотя подобное было, скорее, в порядке вещей. В этих далеких от родного края землях, воин выделялся среди многочисленных светловолосых народов запада, а его нетипичное для здешних мест оружие лишь привлекало еще большее внимание. Крайне нежелательное для человека вроде него. Впрочем, дурная слава опережала его повсюду, и даже тут, в этом забытом всеми богами захолустье, наверняка найдется парочка трактирщиков, знакомых с его небезызвестной историей.
— Смотри! – Чиэ потянула Ворона за рукав, призывая остановиться, и указала пальцем на деревянную вывеску. Мужчина немного понимал местный язык, но читать на нем не умел. А вот у его маленькой спутницы проблем с этим не было.
— Нам сюда, - уверенно кивнула девочка и поспешила увести за собой воина, укрывшись под ветхим карнизом. Начинался дождь, который она так не любила.
Хозяин постоялого двора – крупный широкоплечий мужчина, которого, не смотря на седину, трудно было назвать стариком - оказался неразговорчив, что путникам было даже на руку. Покорно приняв монеты как плату за ночь, он показал, где им найти пустую комнатушку с циновками, расстеленными прямо на полу, и удалился обратно к шумным любителям крепкой выпивки, в таверну, что занимала добрую половину первого этажа.
Лишь когда хлипкая с виду дверца закрылась на щеколду, девочка облегченно вздохнула и стянула с головы ненавистную шапку. Пара рыжеватых, невероятно крупных для ее детской головки ушей неуверенно дрогнули и, будто разминаясь, принялись внимательно прислушиваться ко всему, что происходило вокруг.
— Что-нибудь удалось узнать? – воин опустился на одну из циновок, спиной прислонившись к стене. Его правая рука легла на оплетенные кожей рукояти клинков, и он немного расслабился, позволив себе закрыть глаза.
Чиэ пару раз чихнула, бормоча что-то про сырость и холод, затем недовольно покрутилась на месте, прядая ушами, но все же удрученно покачала головой.
— Нет, здесь ничего. В этом городе никто не говорит на твоём наречии. Но мы точно идем в верном направлении: те люди в порту сказали, что одноглазый воин с востока направлялся сюда.
Потянув широкий пояс в сторону, она не без труда избавилась от длинной верхней юбки, что была выполнена из тяжелой ткани. Оставшись в курточке и легких штанах до колен, она с удовольствием потянулась, напрягая затекшие мышцы, и распрямила два пушистых лисьих хвоста. Оглянувшись, она осмотрела их скептически и печально вздохнула.
— Ох, эта ваша одежда – сущий кошмар! И с таким слабым телом… – не договорив, Чиэ потрясла головой, позволив огненно-рыжим, чуть вьющимся волосам растрепаться. После чего еще какое-то время она ходила кругами по темной каморке, пытаясь избавиться от навязчивых звуков города. Затем, закутавшись в свою длинную юбку, словно в одеяло, Лисица уютно устроилась под боком у Ворона.
— Как думаешь, далеко еще до того священного озера, о котором говорили в соседней деревне? Хочу на него посмотреть. Мне кажется, оно уже близко. Может быть, еще два-три дня пути на юго-запад. Или чуть больше?
— Спи, - коротко ответил Ворон, и устало склонил голову к груди, погружаясь в дрему. – Твоей магии нужно восстановиться.
— Да-да, - проворчала в ответ Лисица. – Подожди, вот отращу еще парочку хвостов! И тогда точно смогу выследить того злодея для тебя, где бы он ни был. И облик смогу изменить, чтобы стать выше и идти быстрее, вровень с тобой.
Ворон ничего ей не ответил.
Наблюдая за этим чутко спящим человеком, нахохлившимся, будто одноименная птица, Чиэ невольно улыбнулась. Вне всякого сомнения: в тот судьбоносный день много лет назад, она сделала единственно правильный выбор. И ни разу о нём не пожалела.
Когда шум маленького города заглушило знакомое биение человеческого сердца, Чиэ медленно погрузилась в глубокий и спокойный сон.