СЦЕНЫ ИЗ СТУДЕНЧЕСКОЙ ЖИЗНИ (продолжение)

они" у него больше не будет. Так что похоже, что он всё-таки "загремит". Ну так вот, он из-за всей этой ситуации и решил сразу со всеми попрощаться, и собрал всех, и знакомых и незнакомых, потому что похоже, что учиться он здесь больше не будет. Это ещё не факт, что он сразу попадёт в армию — может быть, отправится "в бега", поедет домой, будет там скрываться — а может, придумает какой-нибудь другой способ... А пока вот, как видишь, устроил застолье, можно попировать...
Я с удивлением смотрел на него. Выяснялись какие-то новые, неожиданные подробности о жизни здешних студентов!.. Мне снова стало не по себе, в душу мою снова закрался страх. Однако я по-прежнему всё сидел здесь и не уходил. Мной овладело какое-то безволие, мне трудно было сделать какое-то движение, какой-то шаг! Что я делал здесь, зачем я здесь сидел?.. Что мне было до этих незнакомых мне людей, с их незнакомыми мне проблемами?.. Как это помогало мне решить мои собственные проблемы?.. И, тем не менее, я всё сидел и не уходил. Шум голосов уже сливался в моём сознании, мне хотелось спать. Ярко горящая лампа под потолком сильно резала глаза, за окном на улице в темноте по-прежнему падал снег.
Наконец, хозяин и гости, видимо, решили, что на сегодня достаточно, и стали расходиться. Мы с моим новым приятелем тоже вышли в коридор.
— Ну как, ты куда теперь? — спросил он.
— Как куда?.. — удивился я, — Домой!..
— Домой?! — в ответ удивился он — А ты знаешь, сколько времени уже?..
— Сколько?!..
— Уже полпервого!.. На метро ты уже не успеешь, да и автобусы уже не ходят. Я-то думал сначала, что ты здесь у кого-то остаёшься ночевать...
— Да нет же, говорю, что у меня нет здесь никого, я случайно пришёл!
Ситуация, действительно, была совершенно неординарная, я не знал, что делать. Он некоторое время размышлял.
— Ну ладно, в этот раз оставайся ночевать у нас, — наконец, сказал он, — У нас вон товарищ домой уехал, койка свободная стоит. Правда, белья на ней сейчас нет, ты уж извини, не обессудь... Да, — воскликнул вдруг он, ты ведь пропуск на вахте оставил?..
— Нет, — объяснил я, — я ведь говорю, я так прошёл...
— Ну тогда вообще никаких проблем...
Я всё никак не мог прийти в себя. Ситуация, действительно, была совершенно неожиданная, необычная.
— Мне ведь надо домой позвонить, — сказал я, — У меня домашние, наверно, с ума сойдут.
Он повёл меня на лестницу и показал телефон. Я скорее позвонил своим родителям, которые действительно уже начали волноваться. После этого мы спустились на первый этаж, и он повёл меня к себе в комнату. Комната была такая же, как и все — я уже начинал привыкать к виду комнат этого общежития. На дальней кровати у окна слева действительно не было постельного белья — эта кровать, видимо, была свободная, её обитатель на время уехал. Мой товарищ подвёл меня к этой постели.
— Вот, располагайся, — сказал он, — Конечно, по-спартански, без всяких удобств — но для одной ночи сойдёт. Подожди, я тебе сейчас подушку и одеяло дам.
Он порылся в шкафу и достал оттуда подушку без наволочки и грубое войлочное одеяло. Я обессиленно присел на кровать. Голова у меня, честное слово, шла кругом. Все впечатления прошедшего дня — бессмысленное сидение на занятиях, одинокие скитания по городу, приход в этот корпус, встреча с мои знакомым, вечеринка — всё это так и плыло перед глазами и мешалось в моём сознании. И вот теперь эта неожиданная ночёвка в корпусе, которая, честно признаюсь, вовсе не была в моей жизни чем-то рядовым — первый раз в моей жизни я ночевал не дома!
Перед сном я по вполне естественной причине вышел в коридор. Возвращаясь, я почему-то на обратном пути остановился. Снова мне захотелось окинуть взглядом всю эту обстановку, понять, что же это за место, куда я попал. Я стоял, смотрел — и вдруг почувствовал, как эта обстановка охватывает меня, себе подчиняет... Снова эти тусклые лампы, горящие не все, а через одну. Снова облупившаяся краска на стенах. Снова выбитый паркет, и окурки на полу. И двери, двери!.. Множество дверей, тянущихся по обе стороны коридора, уходящего в глубину. И за этими дверями — люди!.. Кто они, почему приехали в Москву, почему они оказались здесь?.. Чего они хотели, к чему они стремились?.. И что они здесь нашли?.. Довольны ли они, счастливы ли?.. Как им показалась их новая здешняя столичная жизнь?..
Вдруг я вздрагиваю. Откуда-то сверху, с верхних этажей, с лестницы вдруг раздаётся крик. Я никогда не думал, что человек может так кричать!.. Это какой-то страшный, звериный крик, поистине нечеловеческий!.. И столько в нём слышится отчаянья, и несбывшихся надежд, и неоправдавшихся ожиданий, что я невольно замираю. Господи, да кто же это может так кричать?.. Крик повторяется ещё, и ещё раз... Я скорей поворачиваю назад. Лучше уж спокойно сидеть в комнате, чем вот так бродить одному по пустому коридору! Господи, что за странное место, что за странная жизнь!..
В комнате уже вернулись товарищи Олега. Они, негромко переговариваясь, стелили свои постели. Наконец, все были готовы к ночлегу, щёлкнул выключатель, и всё погрузилось во тьму. Я решил спать, не раздеваясь. Скинув ботинки, я как есть, в брюках и свитере, залез в постель и закрылся тонким войлочным одеялом. Пружины матраса подо мной при каждом движении скрипели, одеяло немилосердно кололось. Как оказалось, здесь на улице за окном как раз напротив этой комнаты находился фонарь, он светил прямо на меня и слепил мне глаза. Я лежал на спине и безуспешно пытался заснуть. Оказалось, что корпус в этот час наполняло множество звуков. Где-то хлопала на ветру открытая форточка. В умывальнике неподалёку капала вода. Где-то за стеной играл магнитофон. В коридоре кто-то разговаривал. Вот и попробуй в такой обстановке заснуть! За окном завывал ветер. Вдруг снова раздался тот же крик — отчаянный, страшный, протяжный...
Я поворачиваюсь со спины на бок.
— Олег!.. — шепчу я.
Нет ответа.
— Олег!..
— Ну, чего тебе?.. Спи давай!
— Олег, я хотел у тебя спросить. Ты ведь уже два месяца здесь живёшь... Здесь страшно жить, да?..
Он в ответ как-то неопределённо фыркает. Некоторое время он молчит, а потом вдруг говорит, даже с каким-то раздражением:
— Спи давай, не выдумывай!.. Тоже мне!.. Завтра всем на занятия, рано надо вставать!
Я больше не решаюсь спрашивать. Некоторое время я лежу, глядя на фонарь и слушая странные звуки в корпусе. Что я здесь делаю, почему я здесь?.. Мне кажется, что на соседней койке, под одеялом мой товарищ тихо всхлипывает. Господи, ну что же это такое, почему так странно всё повернулось?..

НА ЗАНЯТИЯХ. У ВРАЧЕЙ

На следующее утро я проснулся от яркого солнца, сияющего за окном. Я поднялся и увидел, что на улице царит ясный день, а весь двор и пространство перед корпусом засыпаны чистым белым снегом. Хотя Олег и грозился, что он собирается встать рано, но на самом деле он проспал, так же, как и два его товарища. Когда я поднялся и вышел из комнаты, они все ещё спали. Позднее я узнал, что здесь, в общежитии это обычное дело — студенты обычно до полночи не спят, а потом до полдня высыпаются, так что их наивная мечта успеть завтра с утра на занятия обычно так и остаётся мечтой. У меня же с утра было дело. Я давно уже собирался осуществить одну вещь, и, наконец, решил сделать это именно сегодня. Впрочем, вещь эта в каком-то смысле была вынужденная. Неделю назад мне позвонили домой из нашей учебной части и сообщили, что у меня набралось уже достаточно прогулов, и что я должен явиться на приём к нашему инспектору. Впрочем, план мой состоял, собственно, в другом. От других студентов я слышал, что можно пойти ко врачу и взять справки, и закрыть таким образом хотя бы часть прогулов. Это я и решил сегодня сделать. А перед этим для порядка всё-таки зайти на некоторое время в институт, чтобы хотя бы теперь, в этой ситуации напрасно не увеличивать число моих прогулов.
Я поднялся, одел пальто, взял портфель и незаметно выскользнул из комнаты. Так же незаметно я прошёл мимо вахты — на меня здесь просто не обратили внимания. Оказавшись на улице, я заспешил к зданию нашего института. До него здесь было не больше пятнадцати минут. Я шёл по свежему тонкому снежку, оставляя чёткие следы. Ботинки и пальто у меня, конечно же, были совершенно неподходящие для такой погоды — зимнюю одежду мне ещё нужно было взять дома — но я пока не очень об этом переживал, потому что было довольно тепло. Скоро я подходил уже к зданию моего института.
Надо сказать, что внешне это было довольно симпатичное здание. Своими серыми гранитными стенами и поднимающимися вверх блестящими рядами окон оно на непредвзятого человека могло произвести даже благоприятное впечатление. Стояло яркое солнечное утро, за моей спиной как раз поднималось солнце, и всё это огромное здание сверху донизу так и сверкало. Честно говоря, внешне это было очень даже неплохо. Если, конечно, забыть о том, что происходило там внутри.
Я поднялся по высокой каменной лестнице, толкнул тяжёлые деревянные двери, показал свой пропуск и оказался в большом гулком вестибюле. Я теперь должен описать наш институт изнутри. Главная его особенность — это обилие народа. Эти толпы текут по широким коридорам, растекаются по ответвлениям, заходят в аудитории, скапливаются у лифтов, поднимаются на верхние этажи, стекают вниз по широким лестницам. Если влиться в эту толпу, то она тебя несёт, и можно раствориться в ней, почувствовать себя её частью. Но если выйти из неё и встать в стороне, то внезапно вдруг перспектива меняется, и она может показаться совсем чужой. И стоит человек, и смотрит на это море людей, текущее мимо него, и чувствует себя совершенно одиноким.
У меня иногда так бывало, когда я выходил в коридор вместе со всеми другими после лекции. Вроде вокруг много народу. Все стоят компаниями, ведут свои, понятные только им разговоры. И ни к кому не подойти, ни с кем не заговорить — все незнакомые, чужие. И так и стоишь где-нибудь у стены, в полном одиночестве, и не решаешься его прервать, и чувствуешь себя таким одиноким, никчёмным и неловким... Я, честное слово, не раз это в ту осень ощущал.
Но я должен описать наши лекции. Они проходили у нас обычно в большой аудитории. Ещё утро, за окном только светает, а в аудитории уже собирается народ. Студенты всё прибывают и рассаживаются в рядах — многие усталые, не выспавшиеся. Про общежитских я уже сказал, они по понятной причине всю ночь не спали — а другие приезжают с другого конца Москвы, некоторые даже из Подмосковья. Понятно, что им лучше было бы не трястись рано утром в переполненном транспорте и не сидеть здесь, а ещё дома поспать. Люди прибывают, в аудитории стоит постоянный гул. Конечно, они здороваются, обмениваются новостями. Но нет в этих разговорах оживления и естественности. Во всём чувствуется какое-то напряжение. Как будто люди собрались здесь не потому, что они этого хотят, а по какой-то необходимости, и из-за этого всем им неловко, и разговоры они ведут только для того, чтобы снять это чувство неловкости.
Но, наконец, приходит лектор. Он очень уверен в себе, он преисполнен чувства собственной важности и значения, ему нет дела до тех молодых людей, которые съехались сюда со всего города и которые в результате долгой учёбы так не выспались и утомлены. Он начинает говорить, мерно расхаживая перед аудиторией. Очень скоро становится ясно, что всё, что он говорит, совершенно непонятно. Буквально все в аудитории это совершенно точно понимают, и начинают заниматься своими делами, лишь бы он не замечал. Вот одна студентка, спрятавшись за партой, что-то тихо вяжет. Вот другой студент читает интересную книжку. А вот двое студентов, закрывшись бумажками, играют в "морской бой". А на задней парте несколько студентов, устроившись прямо на лавках, преспокойно спят. Эти, видно, из общежития, про них я уже объяснял. Лектор косится на них недовольно, но не хочет прерывать лекции — да, возможно, и понимает, в чём дело, и что он не может тут ничего сделать!..
Я очень скоро переставал что-либо понимать, и начинал смотреть в окно. Окна у нас в аудиториях большие, высокие, сквозь них видно хмурое серое небо. Помню, как-то в октябре я вот так же смотрел в окно — и вдруг увидел в высоком сером небе голубя. Он летал туда и сюда, то поднимался вверх, то опускался вниз, и, наконец, полетел прочь и растворился вдали. Я с какой-то тоской проводил его взглядом. Вот, он там, в высоком свободном небе — а я здесь, в этой скучной тоскливой аудитории!.. И не было никакого выхода из этого, и только и оставалось, как после лекции убежать куда-нибудь из здания института, и там гулять, бродить в полном одиночестве!..

Но в этот раз я не стал поступать так, потому что в этот раз у меня было важное дело. Выйдя после лекции из института, я отправился в одно из соседних зданий, которое находилось на его территории. Здесь располагалась наша институтская поликлиника. Это было место, куда не очень-то любили ходить наши студенты. Дело в том, что многие, так же, как и я, прогуливали. Прогулы эти потом надо было как-то объяснять. Вот тогда-то и приходилось обращаться к врачам, в последней надежде оправдаться перед учебной частью и как-то удержаться в институте. Студентам приходилось проводить в этих хмурых коридорах долгие часы в очередях перед различными врачебными кабинетами. Разумеется, это не могло вызвать ни в ком радости. Но в каком-то смысле это было вынужденно — для многих это была последняя надежда остаться студентом и продолжить обучение. Таких студентов я впоследствии много раз встречал.
В тот раз я в первый раз обращался в нашу институтскую поликлинику, поэтому не обошлось без формальностей. Для начала мне пришлось заводить карту. Полчаса, наверное, я провёл на первом этаже у стеклянной стойки, ожидая, пока меня внесут в здешние списки и оформят. Потом поднялся на верхний этаж. Здесь у кабинета врача собралась очередь. Всё это были такие же молодые люди, как и я, такие же студенты. Все они сидели скучные и понурые, никто ни с кем не разговаривал. Очередь тянулась долго, люди подолгу не выходили из кабинета. Раз или два кто-то пытался проникнуть без очереди — и, помню, собравшихся это даже не слишком взволновало.
Наконец, подошла моя очередь, и я вошёл в кабинет. Как я уже сказал, был ясный солнечный день, кабинет заливали яркие потоки солнца. У большого стола напротив друг друга сидели двое — врач и его медсестра. Врач что-то писал в большом, лежащем перед ним на столе журнале, или тетрадке. Наконец, он поднял глаза и посмотрел на меня.
— А, ну вот ещё один!.. — беззаботно-развязно сказал он, — Ну, что у Вас?
— Я... з-заболел, — волнуясь и запинаясь, сказал я.
— Это понятно, что заболели!.. — так же весело сказал он, — Но чем?.. Как именно?.. Будьте добры, объясните подробно!
Я, сбиваясь и путаясь, принялся объяснять.
— Хорошо-хорошо, — перебил меня он, — Это всё понятно. А давайте-ка мы Вас посмотрим! Чем так попросту тратить слова, давайте-ка снимайте рубашку!
Я расстегнул и снял, и он принялся рассматривать мне горло и внимательно выстукивать меня.
— Так, так... — говорил он, — Действительно, есть покраснение в горле и хрипы в лёгких. Ну что же, выпишем Вам справку. Тонечка, подготовьте, пожалуйста!
Медсестра принялась что-то писать. Я был вне себя от радости. А я и в самом деле чувствовал себя не совсем здоровым. Из-за этих бесконечных скитаний по городу и вчерашнего мокрого снега мне и в самом деле было не по себе...
— Вот, — сказала мне сестра, подавая бумажку, — Пойдите, поставьте печать в регистратуре. Через три дня снова придёте.
Я заглянул в листок.
— Как, только три дня?..
— А Вы сколько хотели?..
— Я слышал, что обычно дают неделю...
— Ну, дорогой мой, с такой простудой неделя — не слишком ли много будет?.. Этак студенты у нас все совсем перестанут заниматься!..
— А я вот ещё и на прошлой неделе себя плохо чувствовал!..
— Ну, батенька мой, "задним числом" мы справок не даём...
Я смущённо замолчал.
— А... это ведь далеко не единственная моя болезнь!.. — вдруг снова заговорил я, — Я всю эту осень себя как-то странно чувствую... В книгу, например, смотрю — и ничего понять не могу... На лекциях всё время засыпаю... А дома, наоборот, по ночам спать не могу...
Он внимательно посмотрел на меня.
— Ну, дорогой мой, это не по нашей части...
— А по чьей?!.. — так и ухватился за его слова я.
— Это Вам нужно в 6-й кабинет...
— Шестой кабинет?.. А что там?.. Там меня от занятий освободят?..
Он как-то странно усмехнулся.
— Освободят-то освободят... Только Вам, вроде бы, туда пока рано... Нет пока для этого оснований... Так что Вы пока лечитесь, а потом ещё раз приходите...
Но я никак не мог оставить эту мысль.
— А то Вы меня туда направьте... Я готов... Если там от занятий освобождают...
Врач и медсестра оба странно посмотрели на меня.
— Ну, может быть, когда-нибудь попозже... А пока извините, нам надо работать, нас другие пациенты ждут...
Я, зажав в руке справку, скорее вышел из кабинета. Выходя, я на секунду задержался, обратив внимание на зеркало, которое висело прямо тут же, сбоку у двери, над умывальником. Моё внимание вдруг привлекло моё же собственное лицо. В зеркале виднелся какой-то встревоженный молодой человек, бледный, всклокоченный, с какими-то дико и нервно смотрящими глазами. Вид у меня был какой-то слегка сумасшедший. Я только на секунду обратил внимание на эту картину, но она почему-то прочно и твёрдо запечатлелась у меня в памяти. После этого я, наконец, толкнул дверь и вышел в коридор.

В УЧЕБНОЙ ЧАСТИ

Скоро я покинул здание поликлиники. В 6-й кабинет в тот раз заходить я не стал. В конце концов, это был лишь первый раз, когда я посетил это место, и визита к одному врачу на первый раз было вполне достаточно. Кроме того, по некоторым деталям я начинал догадываться, что мне, может быть, совсем не надо туда торопиться.
Вернувшись в наше учебное здание, я сразу поднялся на верхний этаж. Здесь находилась наша учебная часть. Сюда направляли наших студентов, у которых было много прогулов. Я должен описать обстановку перед учебной частью. Здесь всегда в учебные часы было порядочно народу. Люди сидели на скамейках перед дверь и ждали своей очереди. Это всё были прогульщики, люди, которых вызвали сюда, чтобы с ними "разобраться". Понятно, что настроение у всех было далеко не радужное. Люди сидели понурые, напряжённые, в очереди царила какая-то неловкость. В комнате принимали инспектора сразу всех курсов, так что надо было занять очередь к своему инспектору. Чтобы видеть, как идёт приём, некоторые время от времени подходили к двери со вставленным в неё мутным стеклом, приоткрывали её и заглядывали.
Я спросил, кто здесь с первого курса, и занял свою очередь. Передо мной было два или три человека. Я решил спокойно ждать, а сам тем временем принялся разглядывать собравшихся людей. Лица здесь были довольно интересные и необычные. Это были не те студенты, которые просто послушно сидели на занятиях, а, видимо, те, которые чего-то хотели, искали. Вот, например, я заметил одного студента с нашего курса, который всегда, все эти два месяца привлекал моё особое внимание. Он вёл себя так, как будто всё здесь ему постороннее, чужое. На занятиях появлялся так, как будто зашёл только мельком, на минуту, и часто почти сразу же уходил. Из-за этого, наверное, он в здании института не раздевался — появится на лекции прямо в пальто и шапке, окинет всё поверхностным взглядом, как бы спрашивая: "Ну, что у вас здесь делается?.." — и вот уже потом глядишь, и нет его!.. Мне всегда нравилось его собранное, волевое лицо. Впечатление было такое, что для него учёба в нашем институте — какой-то случайный эпизод, а на самом деле у него в жизни совсем другие ели и интересы.
Другой, насколько я знал, увлекался музыкой. Однажды во время занятий на перемене он играл что-то на какой-то дудочке. Я вышел с лекции в коридор — и вдруг услышал с лестницы какие-то звуки. Там, прямо в сигаретном дыму, прямо на ступеньках сидел какой-то странный человек. Лицо его было сосредоточено, он был полностью погружён в себя, и что-то играл, видимо, на флейте. Кругом ходил народ, люди поднимались и спускались по лестнице, все курили и разговаривали, а он не обращал ни на что внимания, сосредоточился и играл. От других студентов я узнал, что он жил в общежитии. Там товарищи о нём странно отзывались — говорили, что он ночами напролёт "классику слушает". Тоже, значит, был человек с особыми, отличными от многих интересами. Я тоже, когда встречал его, как-то особенно к нему приглядывался.
Был ещё один студент, который всегда привлекал моё внимание. Он был низенький, черноволосый — кажется, с Кавказа, или откуда-то с юга. В его лице, особенно в глазах, чудилось мне что-то особо чуткое и проницательное. Глаза были особенно проникновенные и живые. Он тоже любил ходить у нас по факультету в верхней одежде. Говорили, что он до нас уже отучился в одном или двух институтах. Таким образом, он имел уже некоторый жизненный опыт и кругозор, и обстановку в нашем институте, в отличие от многих, мог воспринимать как всего лишь некоторый эпизод в своей и без того разнообразной и богатой жизни. Возможно, чувствуя в нём эту "независимость" от нашей обстановки, я тоже всегда, когда встречал его, приглядывался к нему с интересом.
В этот момент как раз из двери вышел предыдущий студент, и он вошёл. Одновременно изнутри раздался капризный женский голос:
— Господи, как душно!.. Откройте дверь! — и кто-то из студентов услужливо распахнул дверь.
Так и получилось, что в эти минуты дверь оказалась открыта, и я, прохаживаясь по коридору мимо неё, имел возможность наблюдать всё, что происходит внутри.
Интересующий меня студент вошёл в комнату и сел перед столом нашего инспектора. В этот момент приём вёл другой человек — начальник нашего курса. Обычно студентов принимала наша инспектриса, женщина довольно неприятная, о которой речь ещё впереди. Но в это утро она куда-то отошла, и вместо неё сел этот мужчина, которого студенты даже любили. Он гораздо внимательней относился к студентам, старался вникать в их нужды. Увидев это обстоятельство, я сильно приободрился.
Знакомый студент сидел перед начальником, сняв шапку и держа её на коленях. От волнения он всё время мял её. Как обычно, он был в пальто. Начальник обращался к нему довольно доброжелательно.
— Ну вот, а Вы говорили, что у Вас с учёбой не будет никаких проблем!.. — с укором говорил он.
Несчастный студент волновался, лицо его шло красными пятнами, он даже немного заикался.
— А у меня их и не будет! Я экзамены всё равно сдам! Я ведь этот материал уже изучал!..
— Ну, там, где Вы прежде учились, видимо, были другие требования, — резонно говорил начальник, — А у нас здесь другие преподаватели, они по-другому спрашивать будут... Вам бы всё-таки лучше занятия посещать, чтобы не попасть впросак...
- Хорошо, хорошо, я буду посещать!.. — взволнованно говорил студент (он по-прежнему нервно мял в руке шапку), — Это я, знаете, немного расслабился... А так я обязательно, обязательно буду ходить!.. Только знаете... (вдруг откровенно и доверительно сказал он) я так всё-таки не привык... В нашем институте науку преподают... как-то формально... А наука — это ведь такая вещь, она... как искусство!.. В ней есть душа, в ней есть гармония... Она — как поэзия, как музыка... Вот как я на самом деле привык! А у нас всё это как-то серо, скучно...
Начальник взглянул с интересом.
— А Вы, наверное, и искусствами какими-нибудь увлекаетесь?.. — с искренним внимание спросил он, — Вы знаете, я даже не удивлюсь, если окажется, что Вы у нас ещё и поэт...
Его собеседник вдруг очень разволновался.
— Да, да! — горячо заговорил он, — я и стихи пишу!.. Как здорово, что Вы догадались!.. Хотите, я и Вам дам почитать?..
Я, стоя в коридоре за дверями учебной части, напрягся. "Что ты делаешь?!.. — так и хотел крикнуть ему я, — Тебя вызвали сюда отчитываться о прогулах — а ты вдруг заводишь речь о стихах!.. Совсем это не то место и время!.. Пусть говорят о нашем начальнике куса как о неплохом человеке — но так раскрывать свою душу почти незнакомому человеку, от которого к тому же зависит твоя судьба!.. "
Но начальник неожиданно отнёсся к нему очень доброжелательно.
— Стихи пишете?.. Очень интересно... Пожалуй, я и действительно возьму посмотрю.
Молодой человек был вне себя от счастья.
— Да, да! — оживлённо восклицал он, — Пожалуйста, возьмите! Я ведь с детства сочиняю!.. Правда, я ещё нигде не печатался. Я и здесь, с тех пор как поступил, уже целую поэму написал!..
Начальник курса задумчиво смотрел на него.
— Да, да! — радостно продолжал студент, — Настоящая поэма! Да вот же она, я её даже с собой взял! Я её теперь везде с собой ношу! Сегодня шёл к Вам и думал — кому же её и дать, если не нашему Ивану Петровичу! Так что возьмите, пожалуйста, возьмите!.. (студент действительно извлёк откуда-то из-за пазухи довольно объёмистую тетрадку)
Начальник курса, так же задумчиво глядя на него, взял.
— Спасибо, я обязательно почитаю... Только Вы (вновь вернулся к основной теме он) всё-таки не слишком расслабляйтесь. А то выйдете из учебного ритма, не сможете сдать — и никто Вам уже не поможет, ни я, и никто другой. А пока мы к Вашим пропускам придираться не будем. Идите, посещайте занятия, готовьтесь к экзаменам. И знаете... — он вдруг многозначительно взглянул на студента, — Вы всё-таки поосторожнее с этим делом... (он указал на данную ему студентом тетрадку) Ну, Вы меня сами понимаете...
Студент удивлённо, но радостно взглянул. Он понял, что этот визит его в учебную часть оказался удачным, что ему, по крайней мере, сейчас, ничего не грозит. Он встал и стал благодарно пожимать начальнику руку. В его взглядах и жестах чувствовалась самая настоящая признательность. Потом он повернулся и пошёл к выходу из учебной части, и на ходу ещё два или три раза благодарно обернулся. Выйдя, он тут же пошёл куда-то прочь по коридору.
Я остался под глубоким впечатлением этого разговора. Нет, не зря говорили, что наш начальник курса Иван Петрович — порядочный человек! Говорили, что он с уважением относился к студентам и, кажется, всегда по мере возможности старался облегчить их нелёгкую жизнь. К формальностям он относился довольно свободно, и всегда рад был увидеть в учащемся молодом человеке человека. Из-за этого многие студенты его уважали и даже любили. Но, к сожалению, такой человек среди сотрудников нашего факультета, пожалуй, был один. Другие сотрудники нашего факультета и преподаватели обычно пребывали сосем в другом настроении. Для них студент, учащийся человек вовсе не представлял какой-либо особой ценности. Вместо этого в сознании их прочное место заняли такие, в общем-то, формальные вещи, как "программа", "курс", "лекция", "экзамен", "зачёт". Их не интересовало, здоров ли учащийся, как он себя чувствует, всё ли у него в жизни в порядке, всё ли он успевает, интересно ли ему заниматься. Главное было — "вложить" в нас определённый объём знаний, и после потребовать с нас отчёт. Из-за этого, наверное, обстановка на нашем факультете была такой тяжёлой. Мы чувствовали, что нас просто "используют" для каких-то, причём неизвестных нам целей, что мы, в общем-то, никому не нужны.
Интересно, что сами сотрудники нашего факультета и преподаватели тоже, видимо, очень плохо представляли цели, ради которых существует наш учебный процесс. Они, скорее всего, действовали, в каком-то смысле, "автоматически", просто подчинялись уже созданному "образу жизни". Просто была создана и запущена когда-то кем-то учебная "система", или "машина" — и вот теперь она работала, и в эту систему надо было включаться, чтоб существовать. Запущенная и налаженная кем-то когда-то "машина" уже окончательно подчинила себе людей. И я подозреваю, что наши взрослые, наши уважаемые преподаватели были такой же её частью, такими же "шестерёнками" в этом налаженном и крутящемся механизме, в этой бездушной машине, которая проглатывала и перемалывала живых людей. Они и сами не могли ничего с этим поделать, они не могли даже это увидеть, это понять! Они тоже были в этой обстановке не свободно, самостоятельно действующими людьми, а неким "объектом", "средством"!
И в этих условиях более свободно, самостоятельно мыслящий человек, который мог несколько подняться над обстановкой и не подчиняться её условностям, каким и был наш начальник курса, конечно же, представлял определённую ценность. Он несколько "разряжал и просветлял" окружающую обстановку, как бы создавал в ней некоторую "отдушину" — но, впрочем, не мог изменить в ней что-то существенно, исправить всю эту сложившуюся "систему".
Зато другие сотрудники нашей администрации производили гораздо менее благоприятное впечатление — некоторые, я бы сказал, даже довольно отталкивающее. Вот, например, после разговора с необычным студентом наш начальник курса куда-то ушёл, а место его заняла уже немолодая женщина, инспектор нашего курса. О ней надо сказать особо. В жизни я, наверное, не встречал более неприятного человека! Студенты её буквально поголовно не любили и за глаза звали её Крысой. То есть, конечно, у неё были свои имя и отчество, звали её то ли Ларисой, то ли Раисой — но все у нас на факультете звали её так, и эта кличка к ней как-то "приросла". Главной её особенностью было полное равнодушие к студентам. Её не интересовало, какие у нас трудности, что мы чувствуем, как мы живём, и она старательно только высчитывала наши пропуски, наши несданные зачёты и ненаписанные контрольные. Главным её настроением при общении со студентами было раздражение. Она будто воспринимала молодых людей как назойливых мух, которые всё время пристают к ней, чтобы отнять её драгоценное время. Ей, видимо, казалось, что наше главное стремление — пропустить как можно больше занятий, завалить как можно больше экзаменов, и при этом ещё скрыться от учебной части, "выгородить" друг друга, её же главная задача — не дать нам всего этого сделать, разоблачить нас и вывести на чистую воду. Из-за этого никто не хотел с ней общаться. Идти к ней на приём было сущее мученье. Я иногда думал — вот, и она ведь после рабочего дня возвращается домой, и там её, наверное, ждут ласковый муж, любящие дети, и с ними она ведёт себя совсем по-другому! Но вот на следующий день снова она выходит из дому, идёт в институт, поднимается к себе в учебную часть, садится за свой стол, достаёт толстый журнал с нашими прогулами — и снова превращается в злую, мерзкую Крысу!.. Впрочем, это я так, только иногда фантазировал на её счёт — в действительности, я, конечно, не знал и не мог знать, как обстоят дома у неё дела.
И вот теперь оказалось, что приём на самом деле вела она, и я должен был попасть к ней! От этого настроение у меня окончательно упало, и я весь внутри как бы похолодел. Переждав ещё двух человек, я, наконец, вошёл в кабинет. Крыса своим холодным и равнодушным взглядом смотрела на меня.
— Фамилия! — сухо сказала она.
Я назвал. Она, конечно, не знала всех студентов, и не могла знать их фамилий, и эта моя фамилия была для неё ничто — просто строка в журнале.
Она принялась водить пальцем по журналу и искать эту строку.
— Так, — наконец, сказала она, — У Вас довольно много прогулов. Как будем их закрывать?
Я в ответ протянул справку.
Она некоторое время рассматривала эту справку, и лицо её принимало всё более недовольное выражение.
— Что Вы мне показываете?.. — наконец, сказала она, — Она ведь открыта сегодняшним числом!
— А это я к тому, что я болен! — оживлённо принялся объяснять я, — Сегодня вот только до врача дошёл! Я и на прошлой неделе болел!..
Она недовольно нахмурилась.
— Что Вы мне тут будете сказки рассказывать!.. Эта справка на ближайшие три дня. Если хотите за прошлую неделю оправдывать, то за прошлую неделю и приносите!
Я попытался проникновенно заглянуть ей в глаза.
— А, может быть, можно так?.. Я вот сейчас, во время болезни буду всё равно ходить, чтобы немного наверстать — я сегодня на лекцию уже ходил, и сейчас ещё пойду... Вот и получится, что у меня часть дней будет закрыта больничным — а я всё равно буду ходить в это время на занятия... Мне через три дня его ещё продлят... Вот и получится, что если всё вместе посчитать, и сложить все мои прогулы и все больничные, то часть моих прогулов будет закрыта...
Она некоторое время смотрела на меня, как бы не понимая. Потом вдруг разозлилась, так что даже закричала.
— Вот ещё, выдумщики! Мы "задним числом" прогулы не закрываем! Да Вам даже если и на две недели больничных взять, всё равно Вы всего не закроете — вон, у Вас и здесь прогулы, и здесь, и здесь!.. Вам ещё совсем немного — и с такими прогулами уже отчисляют! Надо же, какой находчивый!.. Если у Вас нет справок за предыдущие дни, то идите, но теперь уже все занятия посещайте, ни одного не пропускайте! Иначе не допущу Вас к экзаменам!
Разговаривать дальше было бесполезно. Я понуро, неуверенно вышел из учебной части. Здесь, в коридоре я ещё на какое-то время задержался. Из-за этого я и стал свидетелем небольшого разговора, который меня вдруг очень заинтересовал и взволновал.
Когда я растерянно стоял в коридоре, из двери на лестницу вдруг вышел какой-то студент. Я пригляделся и не поверил своим глазам — это был тот самый Колька, Николай, которого я видел вчера вечером в корпусе, который организовал "прощальное застолье", на котором я был и из-за которого не успел вчера вечером домой! Он явно пришёл по какому-то делу и явно кого-то искал. Пройдя мимо меня, он заглянул в учебную часть, что-то спросил там, потом снова вышел в коридор, остановился, размышляя... Но тут как раз из учебной части вышел Иван Петрович. Студент сразу же подбежал, буквально бросился к нему. Иван Петрович тут же остановился и стал внимательно его слушать. Некоторое время они разговаривали, студент что-то оживлённо ему рассказывал. На лице начальника нашего курса при этом проступали явное смущение и сомнение. Наконец, Иван Петрович, выслушав студента, с тем же сомнением и смущением сказал:
— Знаете, я Вам очень не советую этого делать... Стоило бы поискать другие варианты... Впрочем, Вы взрослый человек, Вам самим решать...
С этими словами он кивнул студенту и пошёл куда-то дальше по коридору по своим делам. А студент ещё какое-то время постоял в коридоре, размышляя, а потом быстро и решительно скрылся снова за дверью на лестницу. Я остался стоять в глубочайшем удивлении. Во-первых, меня потрясло то, что я снова видел человека, которого встретил вчера в первый раз, и который произвёл на меня столь глубокое впечатление. Я снова вспоминал его вольное и раскованное поведение за столом, и его удивительный тост, в котором он предлагал всем "почтить их собственную память". Во-вторых, удивительным казалось его общение с нашим Иваном Петровичем. Всё-таки Иван Петрович был начальником нашего курса, а этот студент, насколько мне было известно, уже учился на втором. Между тем, как мне показалось по впечатлению от их разговора, они были уже давно знакомы и обсуждали уже известный им обоим вопрос. Всё это было мне непонятно. Впрочем, я и не мог, и не должен был в этом разбираться — что, в самом деле, я об этом знал!.. Подивившись в душе на эти неизвестные мне обстоятельства, я ещё постоял немного около учебной части — а потом отправился в другой конец коридора, чтобы ещё успеть на последнюю лекцию.

ОБЪЯВЛЕНИЕ

В самом деле, стоило мне теперь почаще бывать на занятиях! Из-за похода ко врачу я пропустил всю вторую пару, и теперь решил хотя бы в какой-то степени "наверстать". Правда, теперь у меня на руках была справка, которая оправдывала все эти пропуски, но я решил следовать моей собственной идее — теперь, когда у меня была справка, всё-таки ходить на занятия, и тем хотя бы в какой-то степени оправдать мои прошлые прогулы. Шла уже середина третьей пары, и, если я всё-таки покажусь на ней, то староста меня всё-таки отметит.
Я вошёл в нашу аудиторию и сел с краю. Лектор, как обычно, говорил какие-то странные вещи, которых я не понимал. Я и не старался вслушиваться, а вместо этого разглядывал наших студентов, которые сидели в рядах. Как некоторые из них стараются что-то понять, как они старательно смотрят на доску, смешно, по-гусиному вытягивая шеи!.. Вот среди них некоторые знакомые лица. Вот тот студент, которого я только что видел в учебной части, который всегда заглядывал в нашу аудиторию лишь на минуту, в пальто и шапке, будто бы лишь для того, чтобы взглянуть: "А ну-ка, что у вас здесь делается?.." Вот, видно, тоже не хочет больше прогуливать, снял свои пальто и шапку, послушно сидит вместе со всеми на лекции!.. А вот студент из нашей группы Николай, с которым я немного знаком. Я знаю про него только то, что он живёт в Подмосковье, и каждое утро ездит на занятия на электричке, и из-за этого очень устаёт. Вот и сейчас он сидит на своём месте хмурый, сосредоточенно глядя в свою тетрадку, лицо у него бледное, усталое. А вот Света, моя соседка по парте на семинарах, когда я там появляюсь. С ней у меня ещё в самые первые дни учёбы, в сентябре было связано довольно приятное впечатление. Однажды мы вместе сидели с ней в читалке, а потом вместе вышли из института и решили вместе пройти до метро. Был очень приятный вечер, тёплая, ясная погода. Настроение у нас было хорошее — тогда ещё учёба только начиналась, и мы смотрели на мир и своё будущее уверенно, спокойно... Мы говорили с ней об общих интересах, увлечениях — оказывается, она так же, как и я, увлекалась литературой и музыкой. Хорошо нам было так говорить!.. Наша новая студенческая жизнь раскрывалась перед нами, обещала что-то новое, доброе и интересное впереди...
И вот теперь после того ясного тёплого вечера будто прошло не два с половиной месяца, а два с половиной года! От тех добрых и светлых чувств будто не осталось и следа. Все те надежды окончательно рассеялись. Остались только усталость, страх экзаменов, куча непонятного на занятиях, чувство постоянной тревоги и напряжения. Я к ней с тех пор, с того самого вечера, когда мы с ней познакомились и так хорошо пообщались, уже больше не подходил. Всё это на меня вдруг так навалилось, и так придавило, что я уже не чувствовал в себе сил с кем-то нормально, по-человечески общаться. Она тоже на занятиях выглядела какой-то потерянной, усталой и нервной, так что я уже и не хотел к ней подходить. Вот и теперь она сидела над своей тетрадкой с явной тревогой и страхом, мучительно вглядываясь в доску и всё-таки пытаясь кое-что записать. Я подумал о том, как много мы потеряли за эти два с половиной месяца, и как наша учёба на самом деле не соединяет, а разделяет и разобщает людей.
После лекции я вышел в коридор. Снова в коридоре было полно народа, а я стоял один и не хотел ни к кому подходить. Люди кругом вели свои, непонятные мне разговоры. Стоял постоянный гул. Кругом были серые стены, среди них было сумрачно и скучно.
Я постоял так один в коридоре, а потом подошёл к окну. За окном открывался просторный, широкий вид. Вовсю сверкало солнце, внизу расстилался заснеженный парк около нашего института. С моего этажа мне было хорошо и далеко видно. Стояли ряды деревьев, иней на ветках сверкал на солнце. Между ними белели заснеженные дорожки. Вдали парк и институт огибала река, блестя своей ещё не замёрзшей водой, за ней раскинулся остальной город. Над всем этим царило высокое и ослепительно-голубое небо. Вид был широкий и величественный, и он меня невольно захватил. Как прекрасен мир, как прекрасна жизнь!.. — невольно подумал, или, верней, почувствовал я. Как хорошо человеку на этом просторе, где ослепительный купол неба, и река, и деревья!.. Но что же тогда происходит здесь, в этом институте, в этих аудиториях и коридорах, за моей спиной?..
Я снова отвернулся от окна и обернулся назад. Снова всё те же серые стены. Снова всё те же компании людей, стоящие тут и там, ведущие свои странные и непонятные разговоры. Снова я, хотя и чувствую одиночество, но не хочу ни к кому подходить. Господи, ну почему же всё так складывается, и какой в этом смысл?..
После лекции, собираясь уже выйти из института, я, однако, снова пошёл в тот конец коридора, где находилась наша учебная часть. Мне хотелось взглянуть на расписание — какие завтра будут занятия, и в каких аудиториях. Здесь, однако, меня ждало новое, совершенно неожиданное впечатление. Около стенда, на котором вывешивалось расписание, а также все другие объявления, я вдруг увидел большую толпу народа. Люди стояли, во что-то вглядываясь на стенде, многие молча и подавленно, другие же негромко переговаривались.
Я подошёл и спросил стоявшего с краю студента:
- А что такое?.. Что-нибудь случилось?..
В ответ он молча показал мне на стенд.
Я протиснулся вперёд и, наконец, разглядел то, что привлекло всеобщее внимание. На стенде, рядом с расписанием появилось новое объявление. В нём сообщалось, что сегодня, во время занятий у нас на факультете погиб студент со второго курса. Здесь же, на объявлении была приклеена и небольшая фотокарточка. О причине смерти сообщалось коротко — "в результате несчастного случая". Учебная часть и деканат выражали соболезнование друзьям и близким покойного.
Я с удивлением и замиранием сердца глядел на фотографию. Вот, этот студент ещё вчера, ещё сегодня утром был жив — и вдруг погиб!.. Так что же случилось, что же произошло, почему же он погиб?..
Я негромко задаю вопрос стоящему рядом студенту:
— А что такое?.. Что за несчастный случай?..
Он в ответ как-то нервно смеётся.
— А ты больше им верь!.. Это они только так пишут — а на самом деле это вовсе не "случай"!.. На самом деле это он сам выбросился!..
Понемногу, из обрывков разговоров я начинаю понимать, что же произошло. Оказывается, у нас на факультете сегодня днём произошло самоубийство. Один из студентов второго курса прямо на занятиях, во время перерыва, когда все были в коридоре, вдруг распахнул окно и выпрыгнул из окна. О причинах этого происшествия толком никто ничего не знал. Говорили, что у него были трудности с учёбой, что он никак не мог сдать прошлую сессию, что у него были проблемы с друзьями в общежитии. На самом деле точно ничего не было известно.
Новость эта, как искра, распространилась по факультету. Всюду — у входов в аудитории, в коридоре, у выхода на лестницу стояли небольшие группы студентов, которые негромко, вполголоса обсуждали эту тему. Это происшествие произвело на всех болезненное и тягостное впечатление. Каждый, наверное, в какой-то степени представлял на месте этого студента себя. Это событие наводило всех на мысли о трудностях учёбы, о студенческих проблемах. Что касается меня, то у меня внутри всё как бы сжалось и похолодело. Я всё разглядывал фотографию этого незнакомого мне студента. Самое обычное, ничем не примечательное лицо. Какой он был?.. Зачем он приехал сюда, в Москву?.. К чему он стремился, чего хотел?.. Мог ли представить себе, что его московская жизнь закончится вот так?.. Почему он решился на этот страшный шаг?.. Что его подвигло, что же там всё-таки произошло?.. У меня, честное слово, "ум за разум" заходил от этих вопросов!.. Я всё ходил по коридору мимо учебной части, забыв о том, что я должен ехать домой, и размышлял, размышлял...
Ещё одно событие, или впечатление "подлило масла" в эти мои размышления. Ко мне подошёл вдруг знакомый студент. Это был тот Николай, который сидел недавно на лекции и которому приходилось ездить на занятия в наш институт из Подмосковья. Мы с ним познакомились ещё в первые дни учёбы, и какое-то время я надеялся, что мы с ним тоже будем друзьями. В его характере было что-то симпатичное мне — какая-то трезвость, крепость, некоторая независимость.
Мы с ним всё время виделись на лекциях, и ещё чаще на семинарах. Но со временем я стал замечать совершенно явные изменения в его характере. Видимо, он сильно уставал. На занятия он приезжал не выспавшийся, в каком-то отрешённом настроении. Говорить он стал мало. К тому же мне казалось, что он заметно похудел. Лицо его осунулось, черты лица заострились. Вокруг глаз наметились какие-то тёмные круги. Взгляд его, как я уже сказал, довольно отрешённый, стал к тому же каким-то бесцветным, "пепельно-серым". Чувствовалось, что он, как и многие, на занятиях ничего не понимает — но какое-то время он ещё, пересиливая себя, продолжал писать. Потом и это перестал. В отношении его к жизни стало проглядывать что-то саркастическое, иронично-насмешливое. Короче, человека было не узнать.
И вот теперь он подошёл ко мне и, глядя своим бесчувственно-отрешённым взглядом, показывал мне на объявление. Губы его беззвучно шевелились, как будто у него пересохло в горле. Так бывает, когда человек очень нездоров, или устал, или хочет что-то сказать, но у него не выговаривается. Наконец, он совладал со своим горлом, и каким-то свистящим шёпотом произнёс:
- Как парень-то летел!..
Мне не надо ничего объяснять. Я буквально душой понимаю, что может сейчас чувствовать этот студент, лишившийся нормального восприятия жизни от множества непонятного, утомления и недосыпания.
Вдруг он подходит к окну. Я с удивлением наблюдаю за ним. Он делает что-то необычное — встаёт на цыпочки и прижимается лбом к холодному стеклу, будто пытаясь заглянуть туда, за окно, вниз! Он будто пытается представить себе, что мог чувствовать тот студент, смерить расстояние до земли!..
И тут я не выдерживаю. Эта последняя картина переполняет мою последнюю чашу. Что же это место, где человека могут довести до такого, где такое делают с людьми!.. Я поворачиваюсь и скорее иду к двери на лестницу. Скорее, скорее из этого гиблого места!.. Забыв о лифтах, я начинаю спускаться вниз. Мимо мелькают лестничные пролёты, ступеньки, перила, стоящие на площадках компании курящих студентов. Вниз, вниз, скорее вниз! Скорее из этого места, где нет места живому, думающему и чувствующему человеку! Я ни о чём уже не думаю, ни на что не обращаю внимания.
Вот уже и первый этаж, и большой коридор, и гардероб... Я скорее одеваюсь и через тяжёлые двери выхожу на улицу. Здесь светит солнце, всюду белеет свежий первый снег. Как хорошо оказаться на свободе и вдохнуть свежий морозный воздух полной грудью! Куда же теперь?.. Домой?.. А, не знаю, куда угодно, только бы подальше отсюда!.. Я скорее, решительным шагом иду прочь от этого здания. Планов у меня никаких нет. А, впрочем, кто сказал, что нет?.. Нет, теперь я уже не буду без толку просто так бродить по городу! У меня есть новые друзья, товарищи. Я теперь знаю, куда мне пойти!

СНОВА В КОРПУСЕ

Скоро я уже стоял у студенческого корпуса. В этот раз вахтёр был на месте, и мне пришлось оставить свой студенческий и назвать номер комнаты. Скоро я уже прошёл за решётку вглубь корпуса и свернул по коридору налево. Я сразу же направился в комнату Олега и его друзей, в которой я сегодня ночевал. Я не знал, застану ли я там кого сейчас. Я не имел никакого плана. Просто в моих одиноких и расстроенных чувствах я пришёл в то единственное место, куда я сейчас мог прийти, где меня могли ждать.
К счастью, Олег оказался дома. Он сидел на своей койке, слева у окна, напротив той, на которой я сегодня ночевал, и, по-видимому, ничем не занимался. Когда я вошёл, он, казалось, совсем не удивился.
— А, явился, не запылился!.. — небрежно-иронично сказал он, — Видно, тебе у нас понравилось... Ну, как там на занятиях?.. Ну да ладно, давай, проходи, садись... — закончил он, увидев, что я по-прежнему не очень уверенно стою на пороге.
Я довольно робко прошёл в комнату и направился к уже знакомой кровати. Некоторое время мы молча сидели друг напротив друга. Он, видимо, чувствовал, что должен начать разговор, но не мог сообразить, как.
— Так ты, значит, москвич?.. — наконец, сказал он, — Дома с родителями живёшь?
Я кивнул.
— Ну и как они, нормальные?..
Я неопределённо пожал плечами.
— Ну, понятно!.. — рассмеялся он, — То-то ты к нам сюда ходишь!..
Я задумался.
— Может быть, и не поэтому... Может быть, они у меня нормальные, как у всех... Но у вас здесь интереснее, здесь люди, здесь что-то происходит...
Он понимающе взглянул на меня.
— Ну вот и хорошо, ты к нам приходи, здесь веселее, с людьми познакомишься...
Снова возник перерыв в разговоре, я не знал, что сказать.
— А ты сам откуда?.. — наконец, спросил я.
— То есть откуда я сюда приехал, из какого города?.. Из Пензы...
— Ну... и как у вас там?..
Он рассмеялся.
— Да как у нас?.. Так же, как и везде... Интересные вопросы ты задаёшь!..
Я снова запутался и не знал, как продолжать.
- Ну, хорошо, — наконец, сообразил я, — а здесь вы как живёте?.. Наверно, нелегко? Наверное, есть сложности?..
Он в ответ недовольно поморщился.
— Да какие сложности?.. Нормально живём, как и все!.. Ты лучше что-нибудь полегче спроси!..
Я понял, что напрасно завёл разговор о проблемах.
— Я вот вижу, что у вас здесь люди самые разные... — продолжал я, — у каждого свой характер, свои интересы... Как вы находите здесь общий язык и чем вообще вы здесь занимаетесь?..
Он как-то безразлично посмотрел в окно.
— Чем занимаемся... — не очень охотно сказал он, как будто не настроен был об этом говорить, — Учимся, сам ведь знаешь... На занятия надо ходить... Потом здесь в читалке позаниматься... Пообедать можно — вон здесь во дворе столовая есть... Потом в футбол поиграть... Вот, собственно, и всё. Ещё, правда, есть душ, дискотека...
Похоже, что тема эта не вызывала в нём особого интереса.
— Ну хорошо, а ведь наверняка у многих здесь есть какие-нибудь увлечения! — нашёл вдруг новую тему я, — Здесь ведь у вас куча талантливого народа — многие, наверно, на гитаре играют, песни сочиняют! Здесь ведь у вас наверняка ключом бьёт культурная жизнь!..
Он задумался.
— Ну да, есть у нас здесь некоторые такие товарищи, с культурными интересами, — ответил он, — Да только, честно говоря, у нас здесь с этим надо осторожнее... Неровен час вот так доиграешься, досочиняешься — и из института вылетишь!.. У нас, говорят, уже такие случаи были. Так что нам здесь особенно не до культурных интересов. Так вот иногда, книжки читаем, для общего развития. Приятно так в свободное время с книжкой посидеть...
Я вдруг обратил внимание, что рядом с ним на постели лежит какая-то книжка.
— Интересно, а что это ты сейчас читаешь?.. — спросил я.
Он охотно перевернул книжку.
— Достоевский, "Мёртвый дом".
— Ого, ничего себе!.. — воскликнул я, — Ну и как, интересно?..
— Да так, нормально... — ответил он, — Главное, жизненно.
Тут он вдруг встал. Я и прежде чувствовал, что он не очень охотно вёл этот разговор, как бы через силу. Возможно, его вынуждала к этому роль хозяина, который должен чем-то занимать "гостя". Наверное, он собирался куда-то идти, или просто не привык вести такие долгие разговоры. Теперь он, наконец, решился его прекратить.
— Ладно, заболтался я тут с тобой, — решительно сказал он, — а мне в читалку нужно, заниматься. Ты здесь, если хочешь, оставайся. Да не смущайся ты, вон, ложись, ботинки и пальто сними! Что ты сидишь, как какой-то гость!.. Я через час или полтора приду! Если придут Сергей или Виталий, скажи им, что я здесь тебя оставил. Скажи, что просил меня подождать. Или вон в столовую сходи — поди, после занятий ещё не обедал! Спокойно здесь сиди и жди. Вон если захочешь — возьми "Мёртвый дом" почитай!
С этими словами он взял с полки какие-то книжки и вышел. Всё это проговорил он довольно небрежно и безразлично, как будто тяготился нашим разговором. Да, конечно, он рад был его прекратить, хотя в его словах и звучала некоторая забота. Я остался в комнате один. Всё происшедшее было для меня неожиданно и странно. Я не ждал, что познакомлюсь так близко с этим студентом, и что он даже оставит меня одного в комнате, так, как если бы я действительно был здесь "своим", как если бы я жил здесь, как если бы я был одним из его товарищей. Всё это меня удивляло, но и воодушевляло. Я чувствовал, что в жизни моей происходит что-то новое и неожиданное, что передо мной вдруг начали открываться новые возможности, новая, неизвестная мне прежде область жизни...

Со временем я познакомился с этими студентами. Это была обычная комната в общежитии, и студенты в ней жили самые обычные. Постепенно я узнал их всех, и, мне хочется на это надеяться, и они тоже узнали меня. Во всяком случае, я приходил сюда довольно часто, и иногда даже оставался здесь ночевать.
Для меня до сих пор представляет вопрос — а как же относились они ко мне?.. Кто я был для них — случайно приходящий к ним какой-то москвич?.. Ведь у них была своя жизнь, свои проблемы, более серьёзные, чем у меня — что им было до меня?.. Догадываюсь и предполагаю теперь, что всё-таки их отношение ко мне было не очень серьёзное. В каком-то смысле, по обстоятельствам жизни, по жизненному опыту они были уже "взрослыми" — а я был ещё "ребёнком". Впоследствии, в дальнейшей жизни это подтвердилось — по окончании обучения ни с кем из них мне не удалось сохранить не то, что прочных, но вообще каких-либо отношений. Того знакомства, которое было у нас — на занятиях и в общежитии — оказалось недостаточно, чтобы остаться друзьями на всю жизнь. Но тогда, в той болезненной и тревожной обстановке я был рад, что встретил их, что имею возможность общаться с ними, приходить к ним. Это было какой-то "отдушиной" в моей жизни, помогало мне выжить, а они — что ж, они, возможно, и не относились ко мне особенно серьёзно, и, возможно, меня просто "терпели".
Это была хорошая компания, и мне с ней повезло. Это были студенты, которые, приехав в Москву, каким-то образом поняли, что к своей учёбе и к своей жизни здесь нужно относиться серьёзно. Во всяком случае, они проявляли заботу о том, чтобы всё это принесло какую-то пользу, чтобы всё это не было зря. Они действительно старались учиться. Чтобы поддержать своё здоровье, они занимались спортом. Я слышал, что они часто наведывались в спортивный зал, иногда я видел их на спортивной площадке перед корпусом, играющих в футбол. Кроме того, они старались ходить на занятия. Для этого они даже выработали себе правило — ложиться не слишком поздно. Вообще, у обитателей корпуса была с этим большая проблема. Молодые люди, оказавшись в чужом городе, на свободе, теряли контроль над собой, и в результате этого весь корпус почти до утра не спал. Где-то ближе к полуночи студенты, вместо того чтобы угомониться, начинали шуметь и колобродить, и это продолжалось почти всю ночь. Но мои знакомые каким-то образом договорились сохранять здоровье и ясную голову для занятий — и в результате ложились обычно не позже двенадцати, не обращая внимания на шум на других этажах и в других комнатах — и это позволяло им вставать довольно рано и иногда даже появляться на первых парах. (Правда, в тот вечер, когда я первый раз появился у них, это правило было нарушено из-за вечеринки, организованной в другой комнате на первом этаже — потому я тогда и пошёл на следующее утро на занятия один.)
В этой компании довольно хорошо ощущались товарищество и взаимопомощь. Позже я заметил, что они довольно чутко относились к своим товарищам, если кто не выспался, или заболел. Из-за этого им более-менее удавалось сохранять здоровье, справляться с учёбой и сдавать сессии — оказалось, что если вести такую здоровую, размеренную жизнь и поддерживать друг друга, то это оказывалось вполне возможно. Они поддерживали добрые отношения и с другими ребятами и девушками из других комнат — так возникало у нас подобие некого "студенческого братства". В основном, это были студенты с нашего же курса, но могли быть и некоторые студенты со старших курсов. Эти разделения, так же, как и разделение на группы здесь уже не играло роль — всех объединял корпус. Здесь действительно складывался какой-то свой, особый и необычный мир.
Итак, с этими студентами, с которыми я познакомился тогда, мне повезло. Благодаря им я обрёл некоторую опору в моей тогдашней беспорядочной и нездоровой жизни — хотя, повторяю, для них самих вовсе не столь полезным и значительным было общение со мной. Глядя на них, я начал понимать, что всё, может быть, не так страшно, что если спокойно и твёрдо жить и методично заниматься, то, может быть, удастся сдать сессию и удержаться в институте. Но, если уж говорить честно, то мне самому и множеству других студентов было далеко до них! По-прежнему я видел на занятиях смущённые и встревоженные лица. По-прежнему лектор говорил много непонятного, так что приходилось только бессмысленно смотреть на доску и бессмысленно писать. По-прежнему я так же не выдерживал того, что происходило на занятиях, и мне приходилось уходить из института и бессмысленно бродить где-то по городу — и я знал, что было много других студентов, которые поступали точно так же. По-прежнему росли очереди в нашей институтской поликлинике, собирая в себе студентов, униженно стремящихся попасть ко врачу в ожидании справки. Всё так же понуро сидели студенты перед дверями учебной части. И вот — вершина, или квинтэссенция всей этой обстановки, сосредоточие всего этого безумия — то объявление о выбросившемся из окна студенте, которое я видел в тот день в учебной части! Такие ситуации, такие студенты в нашей учебной жизни были, тоже были!.. И я не знаю, почему так было, в чём в точности здесь причина — но это "изнанка", или "оборотная сторона" нашей студенческой жизни тоже постоянно была у меня перед глазами, и мне, радуясь о той здоровой компании, в которой я в то время, возможно, случайно, оказался, тоже со временем пришлось во всё это углубиться!..

...В тот день через некоторое время в комнату вернулся другой студент. Он спокойно, сдержанно вошёл в дверь — и вдруг остановился, увидев в комнате меня. Я скорей объяснил ему, что я пришёл к Олегу, и что он просил меня его подождать. Впрочем, этот студент уже знал меня — мы ведь виделись с ним вчера ночью, когда ложились на ночлег — только было уже очень поздно, и мы с ним не познакомились и даже не поздоровались. Теперь я мог более внимательно рассмотреть его. Это был невысокий парень, достаточно крепкого и спортивного вида. Лицо у него было волевое и собранное. Одет он был, как и Олег, в спортивный костюм — в спортивную кофту с расстёгнутой на груди молнией, и в тренировочные. Войдя, он только на минуту проявил интерес, почему я нахожусь здесь и поздоровался со мной — и тут же перестал обращать на меня внимание. Потом я узнал, что это здесь было дело обычное — ведь в комнате мог оказаться кто угодно, довольно часто заходили люди из других комнат, и человек просто привыкал жить соей жизнью, почти не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Лишь на секунду обратив внимание на меня, он тотчас же подошёл к своей койке (она была с другой стороны от прохода, рядом с кроватью Олега, подальше от окна), и с шумом, с размаху упал на неё. Похоже, он только и пришёл в комнату для того, чтобы сразу же растянуться на своей постели. Некоторое время он лежал, полностью расслабившись, закинув руки за голову, полностью отдыхая всем своим молодым и хорошо физически развитым телом. Потом приподнялся, потянулся к книжной полке на стене, взял оттуда какую-то книжку. После этого он совсем затих, повторяю, будто совершенно забыв про меня. Я тоже тихо сидел на своей постели, стараясь не подавать признаков жизни.
К счастью, скоро вернулся Олег. А то я не знаю, что бы мне пришлось делать — тревожить этого студента я был не в состоянии, а так просто сидеть молча было всё же неловко. Он выглядел как-то недовольно, как будто что-то у него не получалось или не складывалось.
— Эх, не вышло позаниматься!.. — в досаде, пройдя по узкому проходу между кроватями, воскликнул он, — Ничего в голову не лезет!.. Тоска какая-то!.. Что бы такое сделать — в столовую, что ли, ещё раз пойти, в душ, что ли, сходить?..
Его товарищ охотно откликнулся.
— Что ж, сходим, пожалуй... Я как раз сегодня ещё не обедал. А потом, ближе к вечеру и в душ...
Он отложил книгу и резким движением встал с постели. Они оба уже собирались осуществлять свой план. Олег взглянул на меня — он, видимо, хотел предложить мне пойти с ними. Оно было и очень кстати — в животе у меня уже немного урчало, последний раз я ел ещё утром, в институте, после первой пары, перехватив что-то наспех в буфете на первом этаже перед моим походом в поликлинику. Но тут вдруг дверь в комнату распахнулась, и в неё вбежвл, буквально вломился ещё один студент. Он был мне совершенно незнаком — я даже не видел его нигде в институте, на занятиях. Возможно, он даже был не с нашего курса. Вид у него был какой-то всклокоченный, глаза выпучены, как будто он сейчас только услышал что-то совершенно невероятное и немыслимое.
— Мужики, слышали новость?!.. — оживлённо жестикулируя, буквально с порога закричал он, — Сегодня у нас студент выбросился!.. Сегодня утром это произошло, уже весь институт знает — вот, наконец, и до нашего корпуса дошло!
Оба обитателя комнаты, уже собиравшиеся одеваться и идти, вдруг замерли и обратились к нему.
— Стой, стой, да что ты трещишь?.. — вполне разумно сказал второй студент, — Давай, говори толком — кто выбросился, куда выбросился?..
— Вот ты, Серёга, здесь сидишь, ничего не знаешь, — обратился к нему вошедший (оказывается, второго студента звали Сергей), — только мускулы свои качаешь... А у нас тут в институте такие дела делаются!.. Студент со второго курса! И не куда, а откуда — из окна! Сегодня после первой пары! Как раз все вышли в коридор — а он вдруг взял, да и вскочил на подоконник, и распахнул окно, да и сиганул!.. Конечно, побежали все вниз, хотели спасти, "скорую" вызвали — да только уж поздно было, богу душу отдал!.. Да и понятно — всё-таки десятый этаж!.. Я, конечно, подробностей не знаю — но только теперь весь институт буквально об этом гудит!.. Около учебной части уже объявление повесили! Там про "соболезнование родным и близким" и про то, что через три дня будут хоронить!
Тут второй студент, которого звали Сергеем, подал голос.
— Ну и ну! — сказал он, как могло показаться, несколько равнодушно и небрежно, — Надо же, какие дела у нас в институте делаются!.. Честно говоря, не соскучишься!..
— Ну да! — продолжал кричать вбежавший студент, — Вот так прямо взял и выпрыгнул! Все даже ахнуть не успели! Конечно, отвезли его на "скорой" в больницу — да только он прямо там в больнице совсем и помер! Теперь вот, говорят, мать его сюда едет, совсем издалека, незнамо откуда, хоронить!
Второй студент задумался.
— А почему выбросился? — наконец, спросил он, — В чём причина?
— Да, разное говорят... — оживлённо продолжал вбежавший студент, — Кто говорит, из-за учёбы, из-за сессии. Кто — что из-за проблем в общежитии, с соседями по комнате. Кто — что сам всему причиной, психически неуравновешенный был. Как теперь разберёшь?.. А может ведь быть и то, и другое...
Второй студент, по имени Сергей, задумчиво молчал.
— Да, весёлые дела... — снова сказал он, — А он, случаем, был не из нашего корпуса?.. Или с другой территории?..
— Да в том-то и дело, что наш! — взволнованно воскликнул вбежавший студент, — Здесь, на четвёртом этаже жил! Может быть даже, если среди наших знакомых поискать, есть те, кто его знал!..
Второй студент продолжал размышлять.
— Странные дела... — задумчиво сказал он, — Я, кстати, слышал, что такие случаи здесь, в основном, на втором и третьем курсе случаются... Довольно интересная закономерность...
— Тут ведь ещё что важно, — продолжал шуметь третий студент, — Что про похороны на весь институт объявили! Говорят, куча народу там будет! Говорят, сам декан придёт и произнесёт речь! Целая демонстрация!.. Но самое-то главное ведь то, что и его мать там будет! Она уже откуда-то из Сибири на поезде едет! И вот представьте, встретятся они там — его мать и декан! Какими-то глазами он на неё посмотрит?.. Как-то он будет перед ней отвечать?.. "Вот, дескать, доверила вам сына — а вы не уберегли!.." Вот на это бы мне хотелось посмотреть!..
— А какими глазами он на неё посмотрит?.. — вмешался вдруг Олег, — Ему-то что?.. Разве он вникает во что-то, разве он за что-то отвечает?.. Всё время только по своим международным командировкам ездит! Станет он перед ней за что-то отвечать — ему всё, как с гуся вода!
— Кстати, а если ты так уж хочешь на это посмотреть, так за чем же дело стало — возьми туда и сходи! — добавил Сергей.
— Ой, ребята, мне, честное слово, что-то не охота!..
— Ну вот, а чего же тогда говоришь!.. (Сергей задумался) А вы знаете, ребята! — неожиданно воскликнул вдруг он, — Вы как хотите, не удивляйтесь, а я, пожалуй бы, туда сходил!..
— Да ну, охота тебе! — подал голос Олег, — Делать тебе нечего!.. Нам же к зачётам надо готовиться!..
— А вот у меня, честное слово, почему-то такое желание возникло! — решительно, но, кажется, немного рисуясь воскликнул Сергей, — Хочется, наконец, на всех на них посмотреть! Не каждый ведь день такие события происходят!.. Кто, в конце концов, мне запретит?.. А зачёты что — зачёты подождут...
— Ну, только если так... — в тон ему, не очень серьёзно ответил Олег.
— И вообще, в этой истории хотелось бы разобраться, — продолжал Сергей, — Кто он был, откуда, и почему это произошло... С той же самой матерью его встретиться, знакомых поспрашивать... Меня почему-то последнее время особенно такие истории волнуют...
Олег взглянул на него несколько мрачно.
— Да ну, охота тебе связываться...
— Так я же тебе и не предлагаю! Я сам разберусь, а ты можешь себе спокойно в читалке заниматься.
На том эта тема и закончилась. Взволнованный студент, который принёс в комнату это известие, понял, что его миссия теперь закончена, и выбежал снова в коридор. Олег и Сергей, которые до этого думали идти из корпуса, стали снова собираться.
— Ты как? — хмуро обратился ко мне Олег, — В столовую с нами пойдёшь? Наверно, только утром сегодня завтракал, голодный, небось?..
Я охотно согласился и тоже стал собираться. Настроение у них обоих было довольно мрачное. На них, без сомненья, подействовала эта ужасная новость. Она, конечно же, подействовала и на меня — но для меня это была уже не новость, я уже успел к ней привыкнуть, к ней притерпеться. Скоро мы все втроём вышли из комнаты. Коридор общежития снова произвёл на меня какое-то мрачное впечатление. Во всём здесь — в этих дверях, в этих стенах мне чувствовались какая-то тревога, какое-то неблагополучие. Тень погибшего студента будто нависла над этим корпусом, будто давила и угнетала всё здесь. Скорее мы прошли коридор, вахту, и вышли на свежий воздух.


У ВЕРЫ


Наш путь теперь лежал к невысокому строению, которое видно было из окна. Короткий осенний день уже заканчивался, солнце садилось. Оно опускалось как раз между стеной корпуса и соседним домом, и освещало жёлтую кирпичную стену столовой. Мы поднялись по лестнице на второй этаж. Здесь оказалось просторное, но уютное помещение, в котором как раз питались здешние студенты. Стояли небольшие столики, за которыми сидели весёлые компании. Эти шум и оживление, несмотря на сегодняшние печальные события и моё довольно мрачное настроение, на меня довольно благотворно подействовали. Мы взяли подносы, заказали себе обед за стойкой, и скоро уже расположились за одним из столиков. Мои новые друзья, несмотря на сегодняшние печальные новости, проявляли завидное самообладание и говорили снова об обычных, текущих вопросах. Рядом с ними я отдыхал душой. Мы сидели у большого окна, сквозь которое в столовую проникал свет закатного солнца, что меня очень успокаивало. Я почти забыл и о нашем институте, и о моих собственных тяжёлых обстоятельствах, и только радовался о том, что у меня появились такие друзья. Я снова чувствовал себя почти нормальным человеком.
В таких настроениях я и вернулся назад в корпус. Здесь Олег с Сергеем через некоторое время собрались идти в душ — действие, которое, видимо, на меня пока ещё не распространялось. Потом они вернулись и разошлись каждый по своим делам — Олег всё-таки решил поднапрячься и пойти в читалку, а Сергей, кажется, пошёл куда-то заниматься спортом.
— Ты как? — напоследок обратился ко мне Олег, — Что сегодня собираешься делать? Если домой поедешь, то поезжай, а то, в принципе, можешь и остаться. Наш товарищ, которого эта койка, ещё не скоро приедет.
Я сказал, что подумаю, и остался в комнате один. Я снова полежал на постели, потом взял какую-то книжку почитать. Потом снова сел и принялся глядеть в окно. За окном уже опускались вечерние сумерки. Я рассматривал ставший уже знакомым двор. Здесь росли обычные деревья, стояли обычные московские пятиэтажные и девятиэтажные дома. Неподалёку виднелось невысокое здание из жёлтого кирпича, в котором мы недавно обедали. Ближе виднелась проволочная сетка спортивной площадки, по которой и сейчас бегали какие-то самые отважные студенты. Вдоль корпуса проходила асфальтовая дорожка, на которой стоял мешавший мне спать прошлой ночью фонарь.
Сидя в комнате один, я как-то невольно задумался. Снова сердце мне сдавила гнетущая тоска. Как я оказался здесь, что я здесь делаю?.. Для чего я здесь?.. Почему так странно повернулась жизнь?..
Я всё сидел и сидел, глядя на опускающиеся за окном сумерки. Света я не включал. Наконец, мне захотелось встать и выйти в коридор, чтобы немного развеяться и пройтись. Но тут в комнату постучали. Я не знал, отзываться мне или нет. Негромкий стук раздался снова. Я, наконец, решился и издал какой-то неопределённый звук. Дверь слегка приоткрылась.
Я увидел, что в комнату заглядывает девушка. Более того, мы были знакомы — это была Вера, студентка с нашего курса! Я часто видел её на занятиях, и, честно говоря, всегда был рад ей и её уважал. Она, несмотря на трудности нашей учёбы, всегда проявляла внимание к другим студентам, всегда рада была подбодрить их улыбкой, добрым словом. Она охотно и легко знакомилась и с другими девушками, и с ребятами. Пожалуй, она принадлежала к особому типу "общественных деятелей". Как-то она подошла на занятиях к компании студентов, рядом с которой я стоял — и вдруг поздоровалась со мной, странно и смешно сунув мне руку, вытянутую твёрдой и прямой "ладошкой". Так мы познакомились. С тех пор я запомнил её, и всегда был рад, когда видел её на занятиях — мне от этого как-то легче и светлее становилось. Впрочем, ближе мы не общались — она училась в другой группе, и по учёбе мы с ней никак не были связаны.
Теперь она собственной персоной стояла на пороге комнаты, в которой я сидел.
— Андрей, ты?.. — удивлённо сказала она, вглядываясь в меня в сумерках, — Вот уж не ожидала тебя здесь увидеть... Ты как здесь?..
— Вот, к ребятам зашёл, — смущённо сказал я, — А ты, оказывается, тоже здесь живёшь?.. Вы, оказывается, знакомы?..
— Ну да, мы ведь с ними из одной группы... А ребят что, сейчас нет?..
Я кивнул.
Вера на минуту задумалась.
— Слушай, Андрей, — обратилась ко мне она, — Раз уж ты всё равно здесь. У меня сегодня день рождения, мы с девчонками стол накрываем. Скажи ребятам... ну Сергею, Олегу, что мы их ждём. Ну, не сейчас, а попозже, часов в девять. У нас там и все другие ребята будут. Слушай! — лицо её вдруг оживилось, — Да кстати, раз уж ты здесь, то давай и сам приходи!
Я засуетился.
— Конечно, я передам! — воскликнул я, — Правда, они сейчас отлучились... но они скоро придут!.. Как придут, так я им сразу же передам! А что касается меня... — тут я задумался, — Честное слово, не знаю... Мне ведь, наверно, скоро домой ехать... Я ведь здесь не живу... А, если честно, так бы хотелось!.. Я ведь уже был здесь как-то в общежитии на дне рождения — мне так понравилось!..
Взгляд её оживился.
— Ну так ты заходи!.. Посидишь с нашей компанией, познакомишься! Если тебе нужно будет — встанешь и уйдёшь! А то вон, может быть, ребята тебя у себя ночевать оставят — я ведь знаю, что у них сейчас товарищ уехал!
Я кивнул.
— Хорошо, я подумаю. А ребятам я обязательно передам — как придут они, так я им сразу и передам! Они ведь знают, где это?
— Конечно, мы ведь здесь все вместе живём!..
Я чувствовал всё большее оживление.
— Хорошо, Вера, я подумаю! — ещё раз сказал я, — А так бы хотелось действительно прийти! Хорошо, я поговорю с ребятами — и, возможно, действительно приду!
Она была удовлетворена ответом, и скоро скрылась за дверью.
Через некоторое время вернулся Олег.
— А тут к вам девушка заходила! — сразу с порога сообщил ему я.
— Это какая же?..
— Вера, из вашей группы, у неё сегодня день рождения! — тут же выложил ему я.
— И она, конечно же, приглашала?.. — небрежно откликнулся Олег, — Ну что ты будешь делать!.. В этом корпусе — одни застолья!.. Когда она велела приходить?..
— К девяти! — радуясь, сообщил я, — Но это что! Она и мне велела приходить! Такая заботливая и замечательная девушка! Говорит — раз уж ты здесь, то обязательно приходи! Так что Олег, хочешь не хочешь, а, похоже, мне снова у вас придётся оставаться ночевать!
Он задумался.
— Ну что же, пока ещё можно... Пропуск-то у тебя сегодня где?..
— На вахте...
Он ещё немного поразмышлял.
— Ладно, что-нибудь придумаем...
Мы с ним договорились, что пока ещё позанимаемся каждый своими делами. До девяти оставалось ещё довольно много времени. Я, наконец, собрался и решил позаниматься в читалке. Часа полтора я сидел там — и, кажется, довольно успешно. Олег за это время нашёл где-то Сергея и сообщил ему. Ближе к девяти мы все трое снова собрались в комнате. Ребятами владело вполне понятное оживление. Впрочем, каких-то особых сборов не было — оба моих знакомых так и пошли на вечер к девушкам в спортивных тренировочных костюмах. Мы вышли из комнаты и для порядка ключом заперли дверь. Я был оживлён и полон самых радостных предвкушений. Наш путь лежал теперь на третий этаж.

Мы прошли немного по коридору и повернули на лестницу. На лестнице, на подоконнике между первым и вторым этажом сидел какой-то студент. В руках у него была гитара, он лениво перебирал её струны. Когда мы проходили, он встрепенулся, стал играть живее и энергичнее, и каким-то просительным, заискивающим взглядом посмотрел на нас. Я тогда не обратил на это внимания, или, вернее, не придал значения. Мы прошли мимо него и стали подниматься выше. Скоро мы были уже на третьем этаже.
Третий этаж был такой же, как и первый — с той лишь разницей, что в том месте, где на первом были вахта и выход, здесь находился небольшой холл. Комната Веры была в противоположном конце коридора. Когда мы подошли к ней, то сразу увидели, что здесь идут приготовления к застолью. Из комнаты вышла девушка, неся в руках сковороду, и скрылась за дверью кухни напротив. Несколько ребят несли из соседних комнат стулья. Дверь комнаты была почти всё время открыта, в коридоре рядом с ней и внутри виднелись люди.
Мы поздоровались с ребятами около двери и вошли внутрь. Вера радостно приветствовала нас. Я с удивлением рассматривал комнату. Внешне она была точно такая же, как и все другие комнаты в этом общежитии, как и комната Сергея и Олега, но обстановка в ней была совсем другая. В комнате ребят было четыре кровати, по две у каждой стены, разделённые проходом — здесь стояло всего две, и стояли они "углом" — вдоль окна и вдоль соседней стены. Это значило, что девушки здесь жили вдвоём — уж не знаю, как это у них так получилось. Из-за этого в комнате было гораздо больше свободного пространства, чем, например, в той комнате, откуда мы только что пришли, и в той, где я был вчера на застолье. Здесь на свободном месте вполне можно было поставить стол, и ещё оставалось довольно много свободного места. Вообще, здесь было гораздо более свободно и просторно, и из-за этого обстановка общежития почти не ощущалась.
Были и ещё приметы того, что в этой комнате жили культурные и аккуратные девушки. Так, обе кровати были аккуратно застелены — это тоже была деталь обстановки, которой не было у ребят. Если у Сергея и Олега на окне вовсе не было занавески, то здесь посредине окна была протянута верёвочка, и на ней висели занавесочки из кружева. На свободном пространстве у стены стояло что-то вроде небольшого комода, и на нём стояло высокое зеркало. Короче, всё выдавало заботливые и хозяйственные девичьи руки.
Сама Вера сидела у стола вместе со своими подругами, участвуя в приготовлениях. Они резали хлеб и салат, вскрывали консервы, раскладывали приготовленное по тарелкам. Очевидно, что день рождения готовили "всем миром". Участие других студентов проявлялось и в принесённых стульях, и в установке стола, который, в действительности, состоял из двух небольших столов, один из которых был принесён из соседней комнаты. Я внутренне порадовался этим проявлениям взаимной заботы и взаимовыручки студентов.
Наконец, с кухни была принесена большая сковорода с жареной картошкой — и скромная вечерняя трапеза началась. Студенты и прежде заняли уже свои места за столом. Всего, если считать и нашу компанию, т.е. меня, Олега и Сергея, собралось, наверное, человек десять. Всё это были ребята с нашего курса — некоторых из них я издалека видел на занятиях.
Никакого порядка, или "регламента" у трапезы, конечно же, не было. Некоторые даже не особенно сознавали или обращали внимания на то, что она была собрана по поводу дня рождения Веры. Скорее, это просто был общий студенческий ужин. Прозвучали, правда, один или два тоста, адресованные Вере — но, видимо, не они здесь были главное, и видно было, что сама Вера не придавала им особенного значения. В остальном же студенты просто смеялись, шутили, говорили о чём угодно. За столом царила какая-то удивительно свободная, естественная и дружеская атмосфера. Впечатление было такое, что собрались очень добрые друзья — а ведь все студенты, которые сидели за столом, почти ещё не были знакомы, они встретились совсем недавно и жили вместе всего два с половиной месяца! Но такая уж была атмосфера за этим столом — видимо, она отражала атмосферу всего корпуса, где собрались молодые люди, полные надежд на будущее, которые жили вместе и вместе переживали общие трудности. Люди трогательно заботились друг о друге, заботливо подкладывали друг другу угощение и наливали в стаканы. Шутили на темы друг друга мягко, стараясь не задеть. Я с добрым и тёплым чувством наблюдал за этой компанией. Для меня это был пример добрых и искренних юношеских, и в то же время уже взрослых отношений. Я и не представлял себе, что молодые люди, мои сверстники могут вот так приятно общаться! Здесь не было и следа той скованности и напряжённости, которую я ощущал всё время на занятиях.
Вдруг какая-то из студенток, подруга Веры, которая до этого участвовала в беседе, шутила и смеялась, как и все — задумалась, сделалась серьёзной, и вдруг отодвинула от себя свои тарелку и стакан.
— Нет, ребята, я так не могу!.. — неожиданно сказала она, — Мы вот тут ужинаем, радуемся, смеёмся, нам хорошо — а как же это может быть, когда сегодня такое произошло!..
— А что произошло? — осведомился какой-то незнакомый студент (по-видимому, он ещё не был в курсе сегодняшнего события).
— Да ведь весь корпус об этом говорит! — ответил один из его товарищей, — Студент сегодня погиб! Как раз сегодня во время занятий из окна выбросился!
Новая возникшая тема смутила студентов. За столом установилась некоторая тишина.
— Да ну, что ж теперь об этом говорить!.. — резонно заметил Олег, — Этого ведь теперь не исправишь!..
— И что ж, по-твоему, так и надо об этом сразу забыть?.. — довольно горячо воскликнула другая студентка, — Дескать, это произошло без нас, мы в этом не виноваты — так, значит, нас это и не касается?..
— А кто-нибудь знает что-нибудь про него?.. — задумчиво спросила Вера, — Откуда он приехал, как он жил, почему, наконец, это случилось?..
— Из наших — никто, — ответила первая студентка, — Он ведь со второго курса был. Одно только известно — что так же, как и мы, приехал, поступил, начал учиться, год ходил на занятия — и вот, через год с небольшим погиб...
За столом установилось тягостное молчание.
— Да ну, что ж мы об этом говорим!.. — воскликнул кто-то, — Давайте о чём-нибудь другом!..
Но новые темы как-то не рождались.
— Он ведь здесь, на четвёртом этаже жил... — задумчиво сказала одна из девушек.
— Да, как раз над нами...
— Интересно, какой он был?.. И всё-таки почему это случилось?..
— Как это разберёшь... Пока человек жив — он ведь не скажет, а потом, когда это уже случилось — уже ведь не спросишь...
— А я, кажется, его видел, — сказал кто-то из студентов, — Я иногда на четвёртый этаж заходил, и там с ним встречался...
— Ну и как, что он?.. — загалдели все.
— Да что... Обычный студент... Он всё время такой хмурый, задумчивый ходил... Всё время один... Да что — я ведь только так, со стороны его видел, а с ним не разговаривал...
Студенты как-то затихли.
— Интересно всё же, почему это случилось... — снова заметил кто-то, — Должны же быть какие-то причины — так ведь просто из окошек не выбрасываются!..
— Ясно, почему! — бодро воскликнул Олег, — Из-за трудностей с учёбой! Говорят, у него давно с этим были проблемы! А этой осенью он чувствует, что "не тянет", а тут как раз сессия приближается — ну, он и решил... свести счёты с жизнью!..
Все студенты подавленно молчали.
— Да ну, может, и какие другие причины были! — воскликнул какой-то студент, — Может быть, просто слабый, психически неуравновешенный был! Подумалось что-то, показалось — ну он и решил выпрыгнуть из окна!
Однако настроения студентам это не прибавило.
— А может быть, из-за отношений с соседями! — предположил ещё кто-то, — Тут ведь у нас, знаете, есть такие мужики, что с ними света белого не взвидишь!.. Замордуют тебя так и заклюют, что не только из окошка выпрыгнешь!..
Но тема эта тоже была не слишком радостной.
— Короче, как тут разберёшь!.. — подвёл итог кто-то, — Тайна, покрытая мраком! Я же говорю — из наших его почти никто не знал. Он же на втором курсе учился, а там у них своя компания...
— А то ещё бывает, что студенты кончают с собой из-за несчастной любви... — под конец заметил кто-то.
Но эта шутка тоже не развеселила студентов. Снова установилась тишина.
— Теперь вот через три дня будут похороны, — задумчиво сказала Вера, — Уже и тело его в морг отвезли, уже и место на кладбище ищут... Уже и матери телеграмму дали, она уже едет сюда из Сибири в Москву...
— Матери-то каково... — сказал кто-то, — Отправляла сыночка в Москву, полная надежд — и вот теперь получает телеграмму: "Пожалте, приезжайте хоронить!.."
Студенты сидели совсем мрачные.
— Слушайте, а давайте туда пойдём!.. — воскликнул вдруг кто-то.
— Куда?
— На кладбище! Придём туда, встанем в первых рядах, посмотрим, как наш декан будет перед матерью оправдываться! Что-то он совсем о нас, студентах забыл, только по заграничным командировкам ездит! Пришёл бы сюда, в наш корпус посмотреть, как мы живём... Ну, кто со мной?..
Студенты, сидевшие за столом, как-то зябко поёжились.
— Да ну, Витька, охота тебе! — сказал один из них, — Ведь мы здесь совершенно ни при чём... Нас это совершенно не касается...
— А вот, может быть, и касается!.. Должны же мы как-то свою гражданскую позицию проявить, так сказать, "заявить свой протест"! А то так будем молчать — глядишь, и кто-нибудь из наших выбросится!.. Ну, кто со мной?..
Студенты смущённо пожимали плечами и отрицательно качали головой.
— Да нет, ну что нам там делать... Совсем нам это не к лицу...
Виктор, который первый "родил" эту идею, вдруг как-то обмяк и рассмеялся.
— Конечно, ребята, что нам там делать!.. Я это просто пошутил... Просто вдруг взял и подумал — а что, если нам вдруг взять, да и пойти на это кладбище?.. Конечно, нам это совершенно ни к чему...
Все сидели смущённые, пытаясь "переварить" этот странный юмор.
В наступившей тишине вдруг встал Сергей.
— А я вот действительно туда пойду, — вдруг прямо и просто сказал он.
— Куда?..
— На кладбище, на похороны.
— Зачем?..
— А вот именно за этим — на декана посмотреть, на его мать, быть может, познакомиться с ней. И потом ещё постараюсь познакомиться с теми, кто его знал, расспросить их, всё разузнать. Вот это и будет всё, что я действительно могу сделать.
Все смотрели на него теперь, как на какого-то "героя".
— Ну и ну... Да ты у нас... А мы всё только шутим и разговариваем... Ну так ты тогда, если действительно что-то узнаешь, нам расскажи... — раздалось со всех сторон.
Сергей скромно и просто принимал эти знаки всеобщего внимания.
Тут вдруг неожиданно встала Вера.
— И я тоже пойду! — громко сказала она, — Надоело сидеть и ничего не предпринимать! Нужно как-то выражать своё отношение к происходящему!
Все с восторгом и восхищением смотрели на неё. Теперь уже было целых два "героя", которые готовы были взять на себя эту сложную и ответственную миссию.
— Ну вот и хорошо, — сказала одна из девушек, — Вы пойдёте вместе и всё там разузнаете! И с друзьями его познакомитесь и всё у них расспросите! А нам всем вовсе не обязательно в это дело вникать!
На том и порешили. Всё равно студенты уже устали рассуждать о столь серьёзных вещах. Им надо было просто отдохнуть. Поэтому вечер дальше пошёл, как и прежде. Больше к этой теме никто не возвращался. Но я почувствовал, что после этого обстановка за столом как-то изменилась. Студенты уже не так охотно шутили, разговор был сдержаннее. В то же время молодые люди стали как-то более чутко и внимательно друг к другу относиться. Разговор о погибшем студенте их явно объединил. Я это совершенно явно почувствовал.
Так продолжалось еще примерно с полчаса. После этого все понемногу стали расходиться. Вера сама сказала гостям, чтобы не засиживаться долго, поскольку завтра надо на занятия. Очевидно, я попал в компанию "порядочных" студентов, которые действительно старались хорошо, по возможности, учиться, чтобы удержаться в институте. Последующие годы учёбы показали, что это вполне возможно.
Скоро все встали из-за стола, девушки стали помогать убирать посуду. Ребята разобрали стол, отнесли половину его в другую комнату и забрали часть стульев. Скоро всё закончилось. Мы с Олегом тоже вышли в коридор.


ПЕРЕД СНОМ

В коридоре я взволнованно обратился к Олегу:
— Олег, я понимаю, конечно, что ещё не так поздно (а было действительно ещё только начало двенадцатого) — но, видимо, я всё-таки должен ехать домой. У меня пропуск лежит на вахте, я сказал вашу комнату, и я боюсь, как бы вас не подвести. Спасибо за этот вечер, спасибо... за всё — пожалуй, я сейчас зайду к вам оденусь — и скорей на автобус и в метро.
Он преспокойно вытащил из кармана мой пропуск и отдал мне.
— А я об этом уже позаботился. Я попросил знакомых, чтобы забрали твой пропуск, у нас на вахте свои люди. Я ещё до Веры это устроил. Так что ни о чём не беспокойся, оставайся, ночуй.
Я был удивлён и смущён.
— Спасибо, Олег, что ты так обо мне позаботился! Не знаю, как тебя и благодарить! Но мне надо тогда снова домой позвонить, моих предупредить. Подожди меня, я сейчас мигом.
Я остановился у аппарата на лестнице, набрал номер и предупредил моих родителей, что зашёл к знакомым позаниматься и остаюсь у них ночевать. В сущности, это была правда, и они отнеслись к этому вполне спокойно. После этого я спустился на первый этаж и зашел вслед за Олегом в его комнату.
Здесь уже, кроме Олега и Сергея, был четвёртый студент, который жил в этой комнате, с которым я ещё не встречался. Правда, я видел его мельком вчера вечером, когда мы ложились спать, но до сих пор с ним так и не познакомился. Впрочем, и теперь не было такой возможности — он уже крепко спал, закрывшись с головой одеялом и отвернувшись лицом к стене. Мы снова расположились в комнате, намереваясь провести так ещё какое-то время до ночлега. Сергей сел на своей постели и сосредоточенно взял в руки какую-то книжку. Олег без цели ходил туда и сюда по узкому проходу. Я так же без цели сидел на своей незастеленной койке.
Олег был явно не в себе. Его явно что-то угнетало и мучило. Он сделал несколько бессмысленных движений по проходу, и потом вдруг как-то от сердца, из глубины души воскликнул:
— Эх, мужики!.. Такая тоска!..
Сергей поднял глаза от книжки.
— Ты имеешь в виду того студента?..
— Ну да, и его тоже... И вообще... Всё как-то не по-человечески! Всё как-то наперекосяк! Всё как-то не так!..
Он ещё прошёлся по комнате, сделал рукой досадливый жест и, не в силах совладать со своими чувствами, резко вышел в коридор.
Я обратился к Сергею.
— А ты, Сергей, что читаешь?..
Он перевернул обложку книжки и небрежно бросил:
— Ремарк.
— "На западном фронте..."? — спросил я.
— Ну да...
Я удивлённо покачал головой.
— Интересные книжки вы здесь читаете...
Он невесело усмехнулся.
— Что делать, приходится... Обстановка располагает...
Я немного помолчал.
— А ещё у вас почитать что-нибудь есть?..
Сергей показал взглядом на полку.
— Вон, "Архипелаг Гулаг" стоит...
Я испугался.
— Нет уж, спасибо!.. Лучше я так посижу... Ну и книги у вас здесь в комнате!..
Сергей промолчал и снова углубился в чтение.
— А вот я, честно говоря, что-то последнее время почти не могу ничего читать, — через некоторое время снова начал я, не обращая внимания на то, что ему мешаю, — Раньше любил всякие книги... Пушкина, Гоголя, Толстого любил... Мой любимый роман был "Анна Каренина"... А недавно открыл — и не смог его читать!.. Ну о чём всё это, ну какое всё это имеет отношение к нашей жизни?.. "Вронский танцевал на балу... Анна примеривала красивые наряды..." Ну какие балы, какие наряды?.. Разве всё это касается нас?.. Ну какое всё это отношение имеет к нашим скучным лекциям, и предстоящим экзаменам, и к этому корпусу?.. И этот несчастный погибший студент... Нет, всё это явно не имеет отношения к нашей жизни, всё это явно не про нас! И ты знаешь, — доверительно продолжал я (я теперь, когда немного с ним познакомился, уже чувствовал к нему полное доверие), — я теперь уже не могу такие книги читать! Мне они кажутся совершенно бессмысленными, совершенно "ни о чём"! Я, пожалуй, за всю эту осень, с тех пор как мы начали учиться, ни одной такой книги не прочитал!..
— Ну, возьми, если тебе такая литература не нравится, какой-нибудь "Мёртвый дом", — мрачновато усмехнувшись, заметил Сергей, — Вон он, у Олега стоит!..
— "Мёртвый дом" — это тоже не то! — азартно воскликнул я, — Там ведь они всё-таки за дело сидели — по крайней мере, многие. И потом — они там действительно были лишены свободы, сидели на особой территории, за забором! А у нас — мы вроде ничего особого и не совершили, и наказывать нас не за что, и полной свободой пользуемся — а всё у нас как-то... Нет, наша ситуация совсем другая, это совсем не "мёртвый дом"!..
Он неопределённо пожал плечами.
— Знаешь, — вдруг необычайно оживлённо заговорил я, — Здесь нужна совсем другая литература, именно про нас! И Ремарк здесь тоже не подойдёт — ведь они оказались совсем в особой ситуации, где свистят пули — а мы здесь живём в самой мирной обстановке, посреди большого города! Нет, здесь нужна совершенно особая литература! И ты знаешь, — вдруг решительно и увлечённо закончил я, — я бы, пожалуй, такую книгу написал! Вот сдам эту сессию, а потом закончу институт, отработаю три года по распределению, а потом стану писателем, как следует набью руку — и обязательно напишу такую книгу!.. О нашем институте, и о том, как вы здесь живёте, и об этом погибшем студенте!.. Я специально только для этого и постараюсь эту сессию сдать!..
Сергей сдержанно промолчал. Тут как раз вернулся Олег. Волосы у него были мокрые — видно было, что он сходил в душ.
— Что-то ты в душ у нас по нескольку раз в день ходишь, — несколько иронично заметил Сергей, — Не размок ещё?..
— А что делать-то... — довольно безразлично ответил Олег, — Столовая теперь закрыта, в читалке я уже днём сидел, дискотеки сегодня нет. Больше-то и некуда пойти. Эх, тоска!..
Он тоже с размаху упал на свою постель и принялся читать свой "Мёртвый дом". Некоторое время мы провели в тишине. Потом Сергей потянулся и сказал:
— Ну что, будем ложиться?..
Олег был не против.
Они разобрали свои постели, а я разулся и развернул своё войлочное одеяло. В сущности, всё уже было готово к ночлегу. Перед сном я ещё ненадолго вышел в коридор. Снова эта картина длинного полутёмного коридора болезненно поразила меня. Горящие через одну тусклые лампы — и двери, двери... Кто там, за этими дверями, что это за люди, зачем они съехались сюда?.. Некоторых и них я уже знал, но их было здесь множество, и у каждого — свои стремления, свои судьбы... Возвращаясь в комнату, я решил свернуть на лестницу и подняться ненадолго на второй этаж. Снова между первым и вторым этажами, на подоконнике сидел тот же студент с гитарой. Неужели же он так и сидит здесь с тех пор, или куда-то уходил и вернулся?.. Когда я проходил мимо, он снова как-то заискивающе и с надеждой взглянул на меня, как будто хотел привлечь моё внимание. Почему он сидит здесь один, в ночном корпусе, чего он ждёт от случайных прохожих?.. Я прошёл мимо него и поднялся на второй этаж. Снова та же картина — длинный полутёмный коридор и двери по обе его стороны. Проходя мимо холла в середине этажа, я заметил, я заметил, что в больших кожаных креслах, которые стояли здесь, кто-то сидит. Я подошёл поближе, чтобы разглядеть — и неожиданно увидел спящего студента. Он лежал в глубоком кресле, положив голову прямо на подлокотник, и крепко спал. Лицо у него было бледное, усталое, какое-то измождённое. Я остановился рядом в недоумении. В чём дело, что случилось?.. Почему он ночует в коридоре, в этом кресле?.. Что у него произошло, почему у него нет возможности ночевать в комнате?.. Может быть, это такой же, как и я, москвич, который пришёл в этот корпус, но у него не оказалось здесь таких же добрых друзей?.. Я, конечно же, не знаю ответов на эти вопросы, и потому некоторое время стою рядом, рассматривая его измождённое лицо — а потом прохожу мимо. Вот у двери на лестницу, около урны, стоят двое студентов с сигаретами, и ведут какой-то долгий, бесконечный разговор. Кто они такие, почему им не спится?..
Я спустился вниз по другой лестнице, и осторожно, стараясь не привлекать внимания пройдя мимо вахты, вернулся в свою комнату. Мои товарищи уже легли, свет уже не горел. Я тихо прошёл к окну и занял место на своей постели. Подо мной неприятно скрипнул матрас. Свет от стоящего прямо за незанавешенным окном фонаря ударил мне в лицо. Я поворочался на постели, отвернулся к стене и затих. Вокруг меня в ночной тишине раздавались негромкие, но очень чёткие звуки. Тикали настольные часы на соседнем столе, прямо недалеко от моего уха. Где-то в умывальнике капала вода, доносился тихий перебор гитары, где-то в корпусе хлопала незакрытая форточка... Я лежал в темноте и размышлял. Что же это такое, и почему всё так странно повернулось, и что же меня дальше в жизни ждёт?.. В темноте раздавалось мерное дыхание моих новых товарищей. Я пока не знал ответов на свои вопросы. Через некоторое время я сам не заметил, как заснул...

______________________________________