Баллада о старце

Ковыльные степи в багряном закате,
Отвалы из шлака, засыпанный ров,
Огромный валун, весь покрытый бурьяном,
Как символ курганов – могильных холмов.

Затерянный в поле, укрытый от взглядов,
Заросший травою, заброшенный в дали,
Приникший к земле одинокий погост.

Рыдает старик на приступке ограды,
Убитый от горя и мокрый от слёз.
Следы от Кагора в граненном стакане,
Как крови полоска в открывшейся ране
И сразу от шока по коже мороз.

Мученье во взгляде, от боли страдая,
Рассказом печальным в тоске замирая,
Душевную боль изливает старик.
И, будто виденье врезается в память,
Как в тягостном сне, безысходности нить.

В видении этом конвои, подводы,
Угрозы и маты, безудержный крик.
Оскалы винтовок, дрожащие дети
Вцепились в подолы,
И слёз материнских бездонный родник.

Загнали как стадо. Забитые нары,
Удушье, решётки, телячий вагон.
Невинные жертвы невиданной злобы,
И лица черны, как портреты с икон.

Оставшись без крова, лишившись Отчизны,
Гонимые горькой судьбою в полон.
Надежды утратив, тоскою проникшись,
Сутулые плечи и скорби наклон.

Ковыльные степи, палатки, бараки,
Промозглые стены и слёзы навзрыд.
Дрожащие дети, старушечьи стоны
И сгорбленной матери сдавленный крик.

Отцы, изможденные злою неволей,
Судьбою придавлены к мёрзлой земле.
Траншеи откопаны под эшафоты,
Конвой, озверевший от мата охрип.

Колонны, загоны, ворота, заборы,
Колючая проволка – символ венца.
Рытьё котлованов, шеренга конвоя
И рабская доля, как цепь без конца.

Измучены души, надорваны спины
И скудный паёк или капля свинца.

Постылое утро, гнетущее завтра,
Ухмылки, издёвки, гримасы оскал.
Вожди вурдалаков восстали из ада,
Народ превратили в безмолвное стадо,
Грядет мракобесья безудержный вал.

Растерзаны души, надломлены судьбы
За то, что искали всегда доли лучшей.
Убиты, распяты в кровавом безумье.
Во что превратились вы божии люди?

За что поглумились над вами вандалы?
За пашню воздетую, хлеба амбары?
За сытых детей, за весеннее утро,
За радостный смех?
Всё в отместку, как будто.

Землянки, палатки, бараки, конвои,
Такая досталась вам горькая доля.
Голодные дети, больные, без права
На милость, на помощь, на нелюдей жалость.

Больных и ослабших в бреду лихорадки,
Выводят их в ночь на мороз из палатки.
А утром, родных поседевших от горя,
Ведут рыть могилы под дулом конвоя.

В лоснящейся коже вожди комиссары.
За что вы людей на Голгофу послали?
Убитые дети, погибшие старцы,
За смерти невинных виновным воздастся.

Изрыта, изранена степь вся кругом,
В могилах истыкана, как полигон!
Ни плит, ни надгробий, сокрыт беспредел
И прах безымянный остался от тел.

Замучены люди, заложники плена,
Ведь кто-то за это должен ответить!
За страх материнский, за детские слёзы,
За ужас в глазах, за потухшие грёзы.

Изломаны судьбы, погублены жизни,
Оплаканы нами, воздаты Всевышним!

Исчезло виденье, затих мой старик.
Седою главою на руки поник.
От скорби гнетущей заныла душа
И тихо кругом, и в груди пустота.

Виденье исчезло, но память жива.
Такое уже не забыть никогда!
И крик сострадания замер в груди,
И душу терзает чувство вины.

За жертвы безумия прошлых вождей,
За нераскаявшихся палачей,
За страх, онемевший в детских глазах,
За матерей, утонувших в слезах.

Надорваны корни, изломаны крылья,
Но город не помнит о жертвах насилия.
Немые страницы, забытые лица
И прокляты в вечность варнаки-убийцы!

Партийные босы, награды взымая,
«Врагами народа» вас называли.
«Кулацкие морды», «нацмены», «враги» -
Такие навешаны вам ярлыки.

Сучат приговоры беззакония триады,
Расстрельные камеры скрыты в подвалах,
Тревожится память, страдает душа,
Никто не восполнит потерю сполна.
Забвению преданы их имена,
А городу память о них не нужна!

Вы строили домны, мартены, заводы.
Ни строчки о вас, вся хвала комсомолу!
Вы верили в бога, трудились неистово,
Но слава досталась вся коммунистам.

Вы строили город-легенду Магнитку,
Забыв об обидах и травлях с избытком.
Вас снова забыли, вас снова попрали,
А почести вновь комсомольцам отдали.

Уж нету в живых тех свидетелей, кто
Поведал об ужасах прошлых эпох.
Родители наши давно старики,
И нам не избавиться от седины.

Но вы всех простили, забыли обиды.
Как к солнцу росток, пробиваясь из пыли,
Тянулись вы к свету, тянулись к любви,
Отринув все ужасы тягостной мглы.

Искали вы в людях частицу добра,
Надежда живет в человеке всегда.
Вы верили в счастье, что Родина-мать
Полюбит вас снова, как в детстве, опять.

На блюминге лист броневой вы катали.
Отчизну свою от врагов защищали.
Не прячась за спины, в атаку вы шли,
В бою уцелев, до Берлина дошли.

Вы город-легенду воздвигли в степи,
С любовью Магниткой её нарекли.
Вы подвиг свершили, не помня обид,
И долгом сыновьим его завершив.
Не славы искали, погибнув в бою,
А имя и честь отстояли свою.

И вот, что потомкам хотелось сказать:
Что прошлых трагедий нельзя забывать.
Ведь память народная тем и сильна,
Что в скорби минуты виниться должна,
Чтоб жертвам насилия честь воздана.

В граните, в бетоне, в чугунной плите
Надломлены руки и скорбь на лице.
Под дулом конвоя фигура отца,
Колючая проволока – символ венца.

Чтоб знали потомки, чтоб помнила власть,
Как можно безвинно на плаху попасть.
Ведь, если забвению всё это предать,
То долю подобную не избежать.
Ведь люди не знают, что завтра грядёт
И чей в этот раз наступает черёд.
Задумайтесь, люди, о том, что вас ждёт!

Посвящается моим предкам,
раскулаченным спецпереселенцам.