Сокращённый день.


Семён Усталов был измучен как никогда. Читая свою фамилию на краю бумаги, где должен был поставить подпись, он задумался, о том, что его фамилия хороший показатель образа жизни, мыслей и тонуса в каждом члене своего тела. Он ощущал последние несколько лет вялость в мыслях, слабость в руках, а желание выспаться так и оставалось желанием, ибо сколько бы часов не проводил во сне, после пробуждения силы не появлялись, а будто только терялись. Ничего не хотелось, а если что-то и хотелось, то это никак не моглось.
Семён Семёныч, поставьте подпись, и я уже пойду. – сказала высокая работница кредитного отдела с голубыми, большими и ясными глазами, которые казалось смотрят на его унылый вид с отвращением. Семён не глядя махнул свою закорючку, отпил воды, глянул на часы показывающие уже шестой час, после на календарь напоминающий, что сегодня пятница, а значит сокращённый день и можно заканчивать свою работу и следовать домой.
Сколько бы Унылов не напрягал ум, вспомнить и понять, о том в какой из дней ему надоела работа и всё окружение, он не мог. Может оно всё время было таким неприятным и тягостным, а он только лишь игнорировал как небольшой желудочный дискомфорт?
Эй Семён! – послышался голос коллеги Алексея, который всегда улыбался. Улыбался так широко, что можно было разглядеть пищу застрявшую между его зубов, и так долго, что иной раз наступало желание набить его землей и зацементировать ему рот.
Я тут что подумал – продолжал тот – может нам по пиву выпить? Ведь пятница же! Нужно вообще сделать такое дело традицией. Почему ещё так не сделали? И вот, кстати – коллега растянул улыбку ещё шире – обговорим и этот момент.
Я бы с радостью, но у меня столько дел.
Да какие у тебя могут быть дела? – зашипел он удивленно, и не теряя удивления стал выковыривать что-то из зубов не отводя глаз от глаз Семёна.
Семён задумался глядя на попытки Алексея достать между зубов остаток обеда, глубоко вдохнул, словно затягивая крепкую сигарету, и так же тяжело выдохнув согласился, лишь бы больше не оправдываться.
Вот и славно! – вскрикнул Алексей сунув в рот добытую пищу.
Не прошло и двадцати минут как они уже сидели на улице, под навесом одного из кафе дожидаясь своих бокалов.
Смотрю ты в последнее время совсем не весел. И вот зря Семён так унываешь. Жизнь ведь коротка и не для этого дана. Нужно дышать полной грудью. Ну вот посмотри на меня. Я вообще не помню такого, что бы весь день был хмур. А всё почему? Да потому что знаю, что ничего из этого толкового не получится. Ни-че-го! Чем больше хмуришься, тем плотнее и темнее тучи над головой, а значит и в ней самой. Вот случай был: сидел я однажды на берегу и думал о том о сём, как ко мне подходит бабка, старая такая, и говорит мол, дай денег на еду не хватает, пенсия маленькая, мол суставы болят, а лекарств нет и т.п. И в тот момент моя мысль укрепилась, что радоваться нужно, что старость не пришла, по суставам и голове не ударила, что есть ещё силы и какие-некие возможности избежать будущих старческих мучений, что есть в нашим руках возможность творить судьбу, а пускать слезы когда твои кулаки ещё крепко сжимаются, глупо! Понимаешь?
Понимаю – ответил Семён глядя за спину своего коллеги, который делал большие глотки только принесённого пива. Он задумался о старости, которая близится так же стремительно, как и сумрак. Семён представил сколько болезней с ним решит ещё увидеться, как старость вместе с непогодой будет крутить колени и бить по локтям не. Представил как будет просить милостыню у такого как его коллега, но тот вместо помощи будет ковыряться в зубах и размышлять о счастье и блаженном будущем. И задумался Семён о том как всё вокруг скучно, банально, скверно и неприятно. И чем глубже становилась такая мысль, тем активнее начиналась изжога.
Ну вот я и говорю ему, что нужно ставить здесь, а не там… – говорил о чём-то Алексей, но Семён вновь всё прослушал.
А у меня нет денег! – закричал человек из-за соседнего стола, с голым торсом и загоревшими по локоть руками. На его голове сверкали солнцезащитные очки. – Давайте я посуду протру, пыль смахну, но вот только не нужно никакой полиции. Я что похож на какую-то сявку? Вы что совсем тут зажрались? Не можете отличить подзаборную рвань от нормального человека?
Все официанты стали толпиться, вышел старший работник.
Молодой человек, у нас не принято так расплачиваться. Вы либо находите деньги, либо мы вызываем полицию.
Да какая ещё полиция? За что? Да я же сказал ей, – он указал пальцем на миниатюрную официантку, которая пряталась за спинами других –, что потерял я деньги, а может и вообще меня обокрали. Я что, по-вашему, сел за стол зная, что у меня нет денег?
Я ничего не думаю, а лишь прошу Вас успокоиться и оплатить счёт! – повысил тон голоса администратор.
Так говорю же нет денег! И полицию нельзя!
А как же иначе? – крикнул кто-то из работников
Да я сделаю всё что скажете, но полицию не нужно.
Да как же не нужно? Вы ведь говорили, что Вас обокрали!
Возможно! Да и кто мне поверит? Я ведь только вышел из тюрьмы!
Все зашептались, зашумели и несчастного человека с , осознавая, что последняя его фраза была лишней, ибо теперь он был для них безоговорочный преступник.
Ооо... my friend – шепнул Алексей – теперь всё понятно...
Что? Кто это сказал? – вскрикнул провинившийся.
Алексей молчал, а Семён вообще не обращал никакого внимания думая исключительно о своём.
Кто это сказал? Ты?
Алексей отрицательно закрутил головой.
Ах не ты! Значит он!
Незнакомец схватил нож со стола, подошёл к Семёну и поднеся холодное острее к шее сказал:
А ну извинись!
За что это? – холодно ответил Семён
Зато что считаешь меня преступником.
Мне всё равно на тебя.
Ах всё равно... – незнакомцу так стало неприятно, будто этот нож прошёл меж его рёбер и пронзил душу. – В прошлый раз я просидел среди толстых, серых стен не за что, но сейчас в отличии от прошло раза , я отправлюсь туда за дело. Я очень огорчен тем, что люди за тюремными оградами ничуть не лучше.
Рука державшая нож была одёрнута от шеи, но лишь на секунды, потому что следующее касание оказалось неожиданным для всех. Нож вонзился в бок до самой рукояти, и из под холодного лезвия стала стекать кровь. Все вокруг закричали, забегали и никто не знал, что делать.
– вот теперь можете звонить в свою полицию. А можете дать мне телефон. Я сам позвоню и всё подробно расскажу. – после он сел за стол и стал наблюдать как удивлённый произошедшим Семён смотрит на свою руку, после на окрашенный бок рубашки и садясь на стул говорит:
Спасибо тебе.
Что? – удивился дебошир
Спасибо говорю – Семён сделал глоток пива. – я так долго ждал чего-то подобного и это оказалось не так уж больно.
Ты вообще в своём уме? Что ты такое говоришь? – затараторил испуганный коллега, не зная что ему делать, но внезапно поняв закричал:
– Скорую! Звоните в скорую!
Кто-то из толпы сообщил, что скорая в пути и под звуки сирен мчавшихся машин Семён продолжал сидеть и истекать кровью с умиротворённым, блаженным лицом. Он потягивал пиво чуть кривя лицо от кусачей боли при любом движении. Голову заполнял туман, а испуганные глаза не сходящие с его лица радовали, потому что их взгляды широких глаз как бы говорили: «Всё Семён, тебе конец». В эту самую минуту он любил всех.
В кафе забежала полиция и через минуту лицо преступника уже было прижато к полу.
Эээ... осторожней там! Я всё еще свободный гражданин! – кричал головорез.
Следом за полицией вбежали врачи. Только они подошли к пострадавшему Семёну как он начал кричать.
А ну отошли – Семён схватил нож – а ну отошли от меня! Я имею полное право истечь здесь кровью! Это мой выбор!
– У него горячка! Он не понимает что делает! – кричали люди вокруг
– Да что же вы стоите? Помогите ему! – вскрикнул растерянный коллега, у которого, казалось, от паники поднялась температура.
Семён сидя отбивался от врачей как мог, но силы стали покидать его. Звон в ушах становился всё сильнее пока не заглушил собой весь окружающий шум. Веки ослабли и день превратился в ночь.
Веки вновь разомкнулись, но уже в совершенно другом месте. Белые стены, жесткий матрас и знакомый запах навеял ясное осознание, что он теперь в больнице. И вот всё как прежде: стоило ему открыть глаза как на них навалилась тяжесть всего скверного бытия, хоть и светило солнце, но ему казалось, что оно лишь смеётся над несчастным Семёном.
И так всегда! И так во всём – сказал он вошедшему врачу.

Патриот.

"...противнику нанесён значительный урон, он сломлен как физически, так и морально...»
Звук шёл из телевизора завораживая глаза Жанны, и её мужа Адама. Они смотрели в экран, на отрывки боёв, которые захватывали дух, и будоражили гордость до того, что по голове пробегали мурашки.
Жанна тут же с телефона погрузилась в социальные сеть, дабы выразить несдерживаемый восторг:
«Горжусь своей страной! Пусть враг будет повержен и уничтожен! Вы же солдаты не жалейте крови и проливайте во славу добра и справедливости! Горжусь вами!»
Адам в свою очередь облизывал губы, и косился как в телефон жены, так и в неумолкающий телевизор. Он был заворожен не меньше жены, всячески подкидывая идеи для следующего комментария.
- Напиши, что мы не будем ждать их без побед. И если кто-то будет бежать, то это собака, а не человек! Потому что нельзя бежать от побитых трусов! Мы победители!
Жанна смеясь вписывала его слова в комментарии. Она уже не смотрела куда пишет и кому. Кто-то из неизвестных для неё отвечал протестными отборными оскорблениями, но ей было всё равно. Всё равно, что пишут эти дураки кричащими комментариями на такое историческое великолепие. Так незаметно наступила глубокая ночь. Окрылённые супруги так бы и продолжали присутствие в безграничной сети, да ещё и перед ласкающим глаза телевизором, но работа вынуждала ложиться спать.
- Ты дверь закрыл? - спросила Жанна ложась рядом к уже засыпающему мужу.
- Ну конечно – через силу ответил Адам.
- Конечно...знаю твоё это "ну конечно"... чуть ли не каждое утро обнаруживаю, что дверь не заперта. Вот зайдёт кто-нибудь к нам, будешь тогда знать.
Муж даже не дослушав засопел, и этот звук убаюкивая потянул веки Жанны в блаженный накатывающий сон. Сознание медленно уходило, но вдруг донёсся звук открывающейся входной дверь. Далее топот, чей-то кашель, глаза Жанны в ужасе раскрылись в тот момент когда в комнате загорелся свет. В комнату зашли несколько человек в военной форме. Двое стали у дверей, а третий подошёл к испуганной хозяйке.
- Кто вы такие? – голос Жанны дрожал – Что вам нужно? Я...Я не...я... кто Вы такие?
Адам резко вскочил, и только хотел взмахнуть кулаком для удара как тут же оказался прижат к полу. Через минуту его вывел четвёртый не пойми откуда появившейся военный.
- Что вам нужно? Кто вы такие? Куда вы его потащили? – закричала Жанна.
Она не знала что делать, кричать ещё громче или бежать, а если бежать то куда?
- Не нужно поддаваться паники. Нынче такое время, что все должны держать свои эмоции в руках — говорил без эмоциональный статный мужчина. Его плечи были широкие как и погоны, на лице глубокий шрам, а серые глаза пронзали как остриё ледяного ножа.
– Ваш муж будет выполнять важную роль в нашей стране – говорил он тяжелым свинцовым голосом – Вы займётесь тем же.
Тут же он подозвал солдата стоящего у двери, и тот протянул ему серебристый планшет.
- Мы изучили ваши комментарии и...
- Как Вы меня нашли? Это же...
- Я напомню Вам, что за окном сейчас двадцать первый век. Сейчас возможно всё. Исходя из изученных комментариев, могу Вас обрадовать, что Вы как медицинская сестра, имеющая большой опыт поедете с нами. Солдаты получают ранения, и им нужна будет Ваша помощь.
Жанна молчала и не знала, что сказать и как теперь реагировать. Она была завороженная всем, начиная от суровых военных в её спальне, заканчивая тем, что вот-вот поедет на поле боя. Ведь как такое возможно? На секунды в её голову закрадывалась мысль прыгнуть в окно, но седьмой этаж тормозил эту идею.
- Вы что? А мой сын? Что с ним будет? Я не могу его оставить! Вы с ума сошли... Что будет с мои мужем?
- Прошу тщательно выбирать выражения. Вы сейчас не на работе. Ваш сын уже в полной безопасности, как и муж. По возвращению вы снова будете вместе.
Военный дал ей несколько минут, чтобы одеться. Совсем скоро она ехала в кромешной темноте, под брезентом холодного рычащего грузовика. Рядом с ней были какие-то люди, которых она никак не могла разглядеть, а спросить кто они такие боялась. Страх окутывал её так же как и ночной, осенний холод гуляющий по ногам тонких штанов.
- Что же делать... что теперь думать… – такие мысли крутились в её голове.
Она почувствовала, что рычащий грузовик уже свернул с асфальта и поехал по разбитой дороге, ибо из-за глубоких ям её подбрасывала к самой крыше отбивая копчик, позвоночник и всё это отдавало в затылок вызывая тошноту. Было больно, холодно и уже не страшно, а по-настоящему жутко. По ощущениям ехали они долго и казалось, что этот гул не прекратиться, но всё же это случилось – грузовик с шумом остановился. Тут же откинулся брезент и перед глазами предстало какое-то поле на котором размещался лагерь с глубокими окопами. Всюду были военные как невредимые, так и перебинтованные, одни пробегали, других переносили. Всюду стояли какие-то пушки, пулемёты и вдали, как ей показалось, лежали трупы, но ум не хотел в это верить, а глаза отказывались продолжать туда смотреть.
- Выходим, скорее, выходим! Быстро! – загремел как металл истошный, хриплый крик военного.
Только прибывшая Жанна спрыгнула с высокого грузовика, и тут же упала в холодную грязь.
- Скорей, скорей, скорей! Живее! Ты что на курорте? Вставай!
Безразличие к женской слабости вызвало в ней ещё больший ужас, который стопорил ноги, но желание жить заставляло их быстро передвигаться, вначале по окопу и уже далее к какой-то деревянной двери. За ней в самом центре, стоял стол, над которым нависала раскачивающийся плафон с неприятным жёлтым цветом. Её усадили за стол и через несколько секунд за спиной хлопнула дверь.
- Приветствую человека, который не боится высказать своё мнение и переживание. Того кто готов умереть, лишь бы народ его страны был счастлив. — Голос был так же тяжел, но в нём всё же ощущалась мягкость. – Мы тщательно изучили все ваши комментарии и решили привезти Вас. Ведь такой дух и патриотизм ничего не сломит.
От слов «патриотизм» и «ничего не сломит» всё её тело затряслось так, будто по всему телу скользнул мороз. Зубы застучали, тело затряслось.
- Сейчас идут бои, – продолжал мужчина, которого она не могла видеть, так как лампа висела перед самыми глазами, – нам не хватает рук. Ваша главная задача будет спасать, и латать раны, наших верных солдат. Даже если раны будут похожи на ямы, Вы не должны отступать! Никто не должен отступать! Ваши комментарии хоть и жестоки по отношению к другим, но крайне верны. А теперь Прошу Вас, иди к выходу и спасать тех, кто шёл в эти окопы ради нас. К бою! – крикнул неизвестный, чье лицо так и не удалось разглядеть.
Тут же её потащили на улицу, вручили аптечку, сунули бинты, жгуты, надели тяжелый бронежилет, от тяжести которого мгновенно заболели плечи, а голову надели большую неудобную каску, что по ощущениям больше походила на таз. Всё тело начало болеть, а каждую кость кривить. Слёзы боли, отчаянья и безысходности покатились по грязным щекам.
Она подошла к первому солдату. Он сидел, облокотившись к сырой стене окопа и кряхтел от боли.
- Сейчас, я помогу... – сказала она, дрожащим, подавленным голосом.
Жанна осмотрела рану, предположив, что это сквозное ранение, и начала её обрабатывать, мельком бросая взгляд на его лик. Он был совсем молод, а лицо его кривилось точно так же, как у сына, когда он получал какой-либо ушиб. Её сердце защемило. Пока она перевязывала рану, раздался резкий свист, затем грохот. Он был так мощен, что земля задрожала и куски земли вместе с камнями посыпались с неба. Потом ещё свист и грохот, затем ещё и ещё. Шли автоматные и пулемётные очереди, крики, снова грохот, вновь земля, затем какой-то гул и опять грохот. За этим шли такие яркие вспышки, будто наступал день, но через минуту под человеческие крики наступала темнота.
В её ушах зазвенело, всё перед глазами задвоилось, а к горлу вновь подступила тошнота.
- Сестра! Сестра! Эй! Сестра! Вот она!
Перед ней уложили носилки. На них был человек с оторванной рукой. Сквозь звон она начала слышать его вопль боли. Первые секунды она была окаменелой, но собравшись с силами, стала пытаться ему хоть как-то помочь, но как она не знала. Впервые в жизни она увидела подобную картину. Собравшись с силами, приступила обрабатывать место где была рука, но от туда била кровь, а висящее мясо и его конвульсии стопорили. Длилось это недолго. Он замолчал. Все тело и лицо накрыл покой, он умер. Не успела Жанна прийти в себя как принесли следующего, но уже без ноги, затем ещё одного, а потом ещё и ещё. Жанна уже ничего не соображала, и руки её задвигались совершенно машинально от аптечки к ране солдата и наоборот. Раны были совершенно разные, как лёгкие так и критические, с половиной которых она не знала как справляться и просто ждала, когда испачканные кровью и грязью лица солдат примут безжизненность. Затем снова доносился свист, взрыв, автоматная пулемётная очередь, крик... Её глаза, переполненные ужасом, хотели вылезти из глазниц, но вместо этого из них хлестали слёзы из-за которых щипало всё лицо. Но солдат всё подносили, и где-то позади звучали бесконечные выстрелы, грохоты и яркие вспышки.
Так незаметно и как-то даже внезапно, наступил рассвет. Прекратились выстрелы и будоражащие землю взрывы. Почва более не содрогалась, солдат больше не подносили, вокруг уже никто не кричал и не орал от боли.
Вдруг из неоткуда появился тот, кто её сюда привёз.
– Ну что? – обратился он к солдату, сидящему возле Жанны с простреленным плечом и ногой. Его раны она перебинтовала ещё ночью. – Теперь тебе больше не смешно? Больше не будешь смеяться в комментариях над войной? Надеюсь, более тебя это не веселит. Смяться над войной так же нелепо, нахально и жестко, как и бездумно гордиться ею. В войне нет никакой романтики и ей здесь не место. Понятно? Я думаю и верю, что теперь всем всё понятно.
Военный не отводя ледяных глаз от горизонта, прикурил сигарету, медленно выпустил дым, но тут же из не откуда раздался выстрел и он замертво упал.
- Нет! – крикнула Жанна, уже не в силах терпеть это. Она сбросила с себя бронежилет, скинула каску и с усилием выбросившись из окопа уже хотела ринуться вперёд, но каков был её ужас когда она увидела, что всё вокруг было усеяно до самого горизонта телами. Это было похоже на окончание произведения Л. Андреева «Красный смех», и это, пожалуй, единственное что она запомнила из той книги. Трупы были везде и всюду. Она не знала куда ступить и поняв, что не найти голой земли, побежала прямо по лежащим трупам, бездумно передвигая ногами, пока чуть поодаль неожиданно для неё не встал на ноги окровавленный человек. Он был весь в крови. В нём она узнала своего мужа Адама, а на руках был их спящий сын...
Жанна открыла глаза, провела дрожащими руками по мокрому от слёз лицу, и медленно к ней пришло осознание, что это был всего лишь сон. Её рука нащупала мужа, который с сопения перешёл на лёгкое похрапывание, проверила безмятежно спящего сына, затем закрыла дверь которая оказалась не заперта. До самого утра Жанна сидела на кухни, и курила сигареты, совершенно позабыв о том, что уже давно бросила. Она выискивала все свои комментарии, нервно выпуская дым, для того что бы их удалить, и уже больше ничего подобного не писать.

Плацкарт.

– Вот я тебе так скажу, мой друг – подытоживал свою речь Степан Львович, – у всякого человека должен быть какой-то дефект. А то как бы мы жили, если бы все были одинаково хороши.
Его худощавый двоюродный брат икнул и только пожал плечами, а через минуту и вовсе уснул.
- Ну вот и ты сейчас взял и уснул позабыв о брате и дорогом госте. Ладно, чёрт с тобой! Мне всё равно пора ехать.
Погода была невероятна приятна, солнечна и лучи его резвились в тепле, мешаясь со свежестью как бы намекая на приятное окончание весны со всеми своими ещё сохраняющимися цветущими ароматами. Правда для Степана Львовича и его избыточного веса всё это казалось каким-то до тошноты душным, будто тепличным воздухом, не смотря на то что солнце уже подумывало скрывать за крышами домов. Пот стекал со лба, заливал упитанные щеки, очки то и дело съезжали по носу имевший размер добротной картофелины, а отдышка тормозила толстые икры и периодически приходилось останавливаться для короткого отдыха. Благо коньяк и нежная закуска оставляли приятное послевкусие ослабляя его физически муки. После каждой лёгкой отрыжки вспоминалась вкусная баранина, сочная сёмга растягивала лёгкую улыбку на упитанных щеках .
- С первого пути идёт отправления поезда Воронеж — Санкт-Петербург. Время отправления восемь часов пять минут.
Люди услышавшие голос из колонок заспешили, но Степан понимал, что спешить это только мучить себя, да и лимонная настойка могла перевернуться и разлиться по всей сумке, чего бы он уж точно себе не простил. Между тем минуты двигались более стремительно чем сам Степан. Так стремительно, что он не мог успеть дойти до своего вагона и поэтому пришлось нырять в первый попавшийся.
- Какой это вагон? – спросил Степан протягивая паспорт и нервно ища свой платок.
- Это пятый, а вам нужен одиннадцатый.
Безжизненная проводница вернула паспорт и морща лицо от запаха и внешнего вида Степана Львовича пропустила его в вагон.
Путь был нелёгок. Нужно было пробираться по узким проходам в тот момент, когда все пассажиры с серьёзными лицами раскладывали вещи, сосредоточено расправляли постели приглядываясь к своим попутчикам и на всякого мешающего всем этим процедурам смотрели косо. Не обошлось и без косого взгляда на самого Степана. Его могучая фигура не могла пройти так, что бы ничего и никого не задеть. Всякий раз приходилось извиняться и тянуться за платком, что бы стереть с лица струи пота доходящего до самого подбородка.
Так миновав чужие вагоны Степан Львович с шумом погрузился на свою нижнюю полку.
- Фух...наконец-то. Ну и денёк, ну и погода! – Начал он обращаясь к соседу напротив. – Какая духота! Вроде бы уже вечер – он выдержал паузу, что бы отдышаться – а это желтое пятно всё светит! Ну уж эту вашу провинцию с пылью да духотой! Больше сюда не ногой!
Сосед сидевший напротив молчал и смотрел сквозь толстые линзы своих очков. Линзы больше напоминали лупы, а поредевшая чёлка, прилизанная к правому виску старательно скрывала проявлявшуюся лысину. Ответить было нечего. Он лишь с лёгкой неприязнью смотрел на своего прибывшего попутчика, который вызывал у него неприятные чувства как из-за мокрой рубашки, толстой больше похожей на баян
лоснившейся от пота шеи, и разносившегося тяжелого перегара.
К счастью кроме них на верхних и боковых полках никого не было. Если бы и они были заняты, то вполне вероятно подобным человеком.
- Степан Львович! – он протянул руку.
- Гаврил. – рукопожатие было не сильным так как рука Степана была похожа на не отжатую губку, которой только что вымыли жирные сковородки.
- Гаврил, ну кто же так жмёт? Если бы я так жал руки, то не дотянул бы до нашей встречи, ибо было бы бит ещё в ранней юности. И бит так... –договорить помешала накатившая отрыжка.
Гаврил ничего не ответил, а Степан вдоволь отдышавшись стал медленно застилать своё спальное место. Попутчик в свою очередь делал всё возможное что бы не вдохнуть во все лёгкие запах его пота и не коснуться его огромных ягодиц, которые будто специально тянулись к его лицу.
Поезд уже гремел колёсами, стали пробегать пассажиры с кружками, дети галдели, шелестели пакеты, шёл запах курицы и лапши быстрого приготовления. Общая картина для Гаврила делалась обыденной из-за частых поездок, а для Степана Львовича мало заметной.
- У меня есть прекрасная настойка. И знаете на чём?
Гаврил молчал.
- На лимоне. – руки его погрузились в сумку. – Такая ароматная, вкусная, натуральная и самое главное полезная с Витамином Ц! – сказал он, и со стуком поставил толстую бутылку желтоватого оттенка. Ещё есть у меня баранинка на закуску. Только сегодня кушали. Такая...ммм... – веки как в каком-то экстазе закрылись и мясистые мокрые губы стали целовать воздух.
Гаврил продолжал молчать.
- Если бы у моего живота был рот с зубами, то он бы улыбнулся во все тридцать два.
Бывший моряк достал две стопки и разлил по ним настойку. Не дожидаясь своего молчаливого попутчика, Степан опрокинул одну стопку, затем вторую, после третью. Глаза его сузились, лицо покрылось румянцем, тело размякло и складок на шее как будто стало больше.
- Стараюсь сразу не закусывать, что бы вкус не перебить. А то... – он икнул, выдохнул запах перегара и лимона, взял кусок баранины, но тут подошла очередная отрыжка и идея с бараниной отошла в сторону.
Степан стал смотреть в окно на проносящиеся мимо деревья, заборы, редкие дома под шум и разговоры некоторых пассажиров.
- Эх, сейчас приеду домой, а там жена, вкусная еда, мягкое кресло и тёплая постель. Что ещё нужно для счастья русскому человеку? Да ничего более нужно. Когда всё это есть не хватает только стабильности. Что бы вот так да каждый день. Знаешь какая у меня хорошая жена? Просто чудо, хозяюшка. А я, мой друг, добытчик! – Он налил ещё стопку, закусил, потом ещё и ещё. Гаврилу не хотелось ничего отвечать, если он ответит, то значит придётся пить с этим неприятным человеком, да ещё и разговаривать. А как он знал по своему небольшому опыту распития, то этот попутчик мог сделаться интересным и милым человеком. Ну а если нет, то непременно драка.
- Дочь у меня умница, красавица – продолжал Степан перебивая мысли Гаврила. Красота материнская, а душа конечно же моя. Сейчас покажу фотографию.
Перед тем как достать телефон, он влил в себя ещё две рюмки и забыл, что вообще хотел. Позже ещё рюмка и посмотрев на Гаврила сказал:
- Сейчас спою песню!
Блестящие губы похожие на чебуреки раскрылись:
« Словно в сказке, словно в басне, сквозь ненастья
Я спешу к тебе краса моя. Через грёзы, меж берёз привезу ромашек воз.
И если тебя не будет дома, буду ждать хоть под блеском гроз...»
Так продолжал он петь ещё половину мучительной для Гаврила минуты, пока не появился мужчина средних лет.
- Вы уж простите меня, но Вы мешаете отдыхать! Всё понимаю хорошо Вам, но песни-то зачем? Да еще и так горланить.
- Как это? Для души! Требует она распустить крылья! – снова отрыжка подступила к горлу – Вы лучше расслабьтесь и давайте со мной пару рюмок для спокойствия ума и духа. А то мой друг совсем молчалив. Не пьёт, не ест, а только молчит.
Новый знакомый вначале хотел было отказаться, но что-то отдёрнуло эту мысль. Он посмотрел сначала влево, после вправо и как-то безвольно сел возле Степана Львовича, который уже сидел со всеми расстёгнутыми на рубашке пуговицами и полностью ослабленным ремнём.
- Вот это правильно, по нашему! Мужик одним словом. Мужик!
Естественно с этим пошёл тост за мужиков, за богатырей и хранителей родных земель. Новый знакомый залил в себя несколько рюмок, закусил, опрокинул ещё одну и охмелевший побрёл спать.
- Вот это правильно. Здоров тот кто крепко спит. – крикнул он в след.
Потом он начал рассказывать о том как его пытались сломать на флоте и как ничего у них не вышло. И он бы говорил дальше, но язык его с каждым предложением всё сильней и сильней заплетался, будто вот-вот завяжется в узел. Так бы наверно и произошло если бы не сон, который навалился на любителя витамина Ц.
Первые несколько минут он дремал сидя и легко похрапывая, позже открыл глаза увидел всё того же Гаврила.
- Всё молчишь? Ну я тогда спать.
Выпив последнюю рюмку, Степан Львович лёг на бок и уснул под лёгкий стук колёс. Чуть позже погас свет, повеяло прохладой и под сопения морского любителя лимонов, Гаврил задремал вместе с большей частью пассажиров. Но в один момент он вздрогнул от храпа большего похожего на открывающихся и тут же закрывающихся гигантских неисправных ворот которые закрывались, то тут же открывались на половину и внось закрывались. А в некоторых моментах храп был очень похож на пикирующий в скалах старый «кукурузник».
В первые в жизни Гаврил услышал как человек умудряется храпеть на выдохе, да ещё и с такой силой.
Первая мысль пришедшая на ум к Гаврилу была такая, будто он специально, на зло его молчанию. Но пролежав ещё минуту-другую осознал, что его попутчик в глубоком как в Якутском алмазном карьере сне.
Гаврил сел на кровать, ибо лежать было невозможно. Храп бил по голове, стучал по вискам, раздражал пустой желудок, а его причмокивание доводило до ненависти. Он легонько толкнул в толстый бок, но ничего не изменилось, позже он повторил это действие, но уже сильнее - ничего. Вместе с прохладой по вагону пронеслось чувство отчаянья Гаврила.
- Что за шум? – появилась невысокая женщина с неприятным, округлым высокомерным лицом.
- Ну вот он... – он показал рукой.
- Так толкните его.
- Толкал.
- Ну так ещё раз толкните. Не мне ведь толкать вашего друга.
- Что? Да я его первый раз вижу.
- И что?
- И то.
- Что и то? Толкните же Вам говорят – донёсся мужской голос из-за спины женщины.
Гаврил толкнул сильнее всех прошлых попыток и вдруг любитель настойки замолчал.
- Ну вот, а говорите толкали – сказала всё та же женщина вкладывая в каждое слово неприязнь. Но не прошло и десяти секунд как храп снова разнёсся по вагону, но уже с новой силой словно в него вселилась какая-то нечисть. Теперь уже вместо двух людей в проходе стало человек пять, и с каждой минутой любопытных лиц становилось больше и каждый возмущался сильнее другого. Те кто выходили на следующей станции глазели и удивлялись такому неземному храпу, а остальные не понимали как им уснуть и что делать с таким огромным человеком.
– Я его сейчас разбужу – сказал один мужик походивший на простого рабочего. Он потряс его за плечо – Мужчина, проснитесь, Вы храпите. Мужчина! Вы слышите меня? Я вас сейчас буду бить!
Как бы он его не тряс и что бы не говорил, Степан продолжал спать крепким сном.
- Хрр...ррх...хрр
– Нужно проводника позвать, пускай разбирается, его работа. – сказала женщина всё тем же высокомерным голосом в коем просыпался гнев.
Подошёл с растерянными глазами проводник, почесал затылок, протиснулся между людей к храпящему, толкнул в боковую складку и снова ничего. Степан Львович спал крепко и был некой горой напоминающей вулкан, что вместо лавы извергал вонь алкоголя, пота как старого так вновь выступавшего и мяса которое начинало тухнуть в желудке.
- Не знаю что с ним делать. Может... нет, я не знаю. Будем терпеть. Давайте потерпим. Осталось немого. Уверен, что он скоро перестанет.
- Да как же это терпеть? Да что Вы говорите? Да нам ехать всю ночь.
- Да не будет же он всю ночь храпеть! – протестовал проводник.
Пассажиры стали гудеть. Женщины загалдели, мужчины забасили, а перепуганные шумом дети принялись за всхлипы.
-Тихо! Успокойтесь! – хмурился проводник – Что Вы мне предлагаете? Что я могу сделать? Вы посмотрите какой он огромный. У меня даже сил не хватает толкнуть его как следует!
Тут кто-то что-то не то сказал, кто-то кого-то случайно толкнул и началась неожиданная потасовка, не то драка, которая продлилась минуту и так же внезапно закончилась как иначалась.
– Это Ваш друг? Как с ним бороться? – спросил кто-то Гаврила.
- Да я знать его не знаю!
- Нужно на пол стащить - послышался голос
- А потом что? На ходу из вагоны вышвырнуть? Не несите и не говрите ерунды. – возмущался не понимающий дальнейших действий проводник.
- Нужно палкой его! – вновь кто-то вскрикнул.
- А на прекратите! К порядку! Спокойствие!
Решили пассажиры раскачать, растрясти Львовича всеми общими силами, что конечно же дало плоды, но не долгие и крайне сомнительные. Степан Львович перевернулся на другой бок, открыл глаза, оглядел всех и снова уснул со всё не привычным для всех храпом.
- Хрррр... – затянул он
Кто-то предложил облить его водой, что и сделал проводник. Он стал аккуратно лить тонкой струёй на голову спящего воду, да так что бы не залить всё вокруг. Но вот только пропитанный витамином Ц стал хватать ртом воду и причмокивать.
- Любовь моя, дождь, полотенце...хррр... мокро...хрр...
- Да такого ведь не бывает! Зачем я сел в этот вагон? Лучше бы купэ взял.
Пока Гаврил молчал и делал всё что бы в это не участвовать дабы не быть виноватым, весь вагон не спал и понятия не имел, что делать. Всё сидели или же ходили из одного конца вагона в другой, всё думали и принимали уже избитые средства как одним разом, так и по-отдельности, но всё оставалось безуспешным. Позже бросили все попытки и разошлись по своим местам. Когда храп затихал, то всё равно никто не мог уснуть так как были в напряжении, что вот-вот это существо снова захрапи. Так прошла ночь. Вначале заглянул утренний рассвет, который против своей воли большая часть вагона сумела увидеть, а уже за ним яркие солнечные лучи которые разбудил Степана Львовича. Он лежал несколько минут и после потянувшись принял сидячее положение.
- Эх...хорошо поспал. Давненько так хорошо не спал. Уф... – он ещё раз громко потянулся, так же громко зевнул – А ты чего такой кислый? – обратился он к Гаврилу.
- Да что-то не спалось – ответил тот сквозь зубы.
- Понятное дело. Место так сказать новое, непривычное поэтому-то и не спалось. Надо было настойку выпить. Спал бы как убитый. Ох... бока-то как болят, будто били по ним пол ночи... уф...ну ничего, пройдёт. Такое случается когда сплю в новых местах.
Далее он пошёл умываться замечая, что на него как-то странно смотрят, но ему было ровным счётом всё равно. Он был свеж и будто за ночь помолодел.
Позже размышлял и наслаждался тишине глядя на хмурого, дремавшего Гаврила и слушал стук колёс уже приближающегося к нужному вокзалу поезда. На душе было покойно, а вокруг тихо будто он ехал один.
"- Чудесно - думал про себя Степан Львович – Прекрасно! – не выдержав удовольствия произнёс он в слух."

Друг.

Глава 1.
Случилось так, что Платон так же как и каждый молодой человек желал покинуть свой маленький, всем привычный город и сменить его на другой, более больший. Хоть и пускай от части такой же провинциальный. К удаче и рвению ему это удалось, и вот уже как шестой месяц он прибывал в городе, где тротуары большую часть времени полны людей, а в парках редко можно было найти свободную скамью.
Жильё его в виде небольшой комнаты пятнадцати квадратных метров было арендовано у давнего знакомого Бориса, который во времена отрочества был его соседом. Списавшись и созвонившись, он пригласил его на время к себе. Борис являлся владельцем всей квартиры, и за совместный быт брал совсем крохотную плату. Каждый из них как и положено имел работу, что занимала большую часть времени и в вечерние часы редко когда сталкивались в местах общего пользования. Для Бориса такая нелюдимая жизнь была привычной и даже любимой, а для Платона такое являлось настоящим мучением. Ему было скучно.
Так в один из утренних дней, когда солнце только наступившей осени, уже било в окна своими лучами, Платон и Борис повстречались на кухне. Борис сидел за столом и пил кофе, а Платон только открывший глаза вошёл в кухню и первым делом принялся заваривать кофе.
- Как спалось – заговорил полнотелый Борис.
- Не плохо. Даже крепко, но всё же мало.
- А что тебе мешало? Не я ли разбудил?
- Нет. Просто покоя не было пол ночи. Всё думал как уныло я живу, что нет никого и существую я уж очень одинокой жизнью.
- Так и в чём здесь проблема? – ответил Борис, внимательно слушая и помещая ещё один сахар в кружку – найди себе женщину.
- Девушку, Борис, девушку... – в привычный раз поправил своего соседа – думал об этом и ясно понял, что не мало с ней будет хлопот. Ведь им столько нужно внимания и понимания, что от этой мысли волосы уже начинают седеть. Не этого мне хочется, а..
- Хах, а что же?
- Пришла в голову всего лишь одна идея и кажется очень она хороша. Думаю завести какое-нибудь домашнее животное. С самого детства хотел, но в доме моего отрочества такая идея казалось дурацкой. Ты ведь не будешь против, если по соседству с тобой появится кто-то ещё?
- Давай уж лучше без животных – ответил Борис как-то не особо удивившись, порыву желания – они ведь воняют и шумят. Вот от них действительно будет не мало мороки.
- Ну я буду иметь ввиду твои пожелания, а значит – Платон открыл холодильник – буду брать того кто не даёт запаха и не производит шум. Тогда сегодня же отправлюсь на поиски, и за одно прикуплю поесть, а то кроме скисшего молока ничего нет.
Борис лишь пожал плечами, ибо лень ему было отговаривать своего соседа от такой идеи. И уже изучив его поведение и характер, он знал, что его сосед всё равно сделает желанное, но уже секретно.
Платон забрал свою кружку кофе, и вернулся в комнату начав собираться для выхода попутн

Сокращённый день.


Семён Усталов был измучен как никогда. Читая свою фамилию на краю бумаги, где должен был поставить подпись, он задумался, о том, что его фамилия хороший показатель образа жизни, мыслей и тонуса в каждом члене своего тела. Он ощущал последние несколько лет вялость в мыслях, слабость в руках, а желание выспаться так и оставалось желанием, ибо сколько бы часов не проводил во сне, после пробуждения силы не появлялись, а будто только терялись. Ничего не хотелось, а если что-то и хотелось, то это никак не моглось.
Семён Семёныч, поставьте подпись, и я уже пойду. – сказала высокая работница кредитного отдела с голубыми, большими и ясными глазами, которые казалось смотрят на его унылый вид с отвращением. Семён не глядя махнул свою закорючку, отпил воды, глянул на часы показывающие уже шестой час, после на календарь напоминающий, что сегодня пятница, а значит сокращённый день и можно заканчивать свою работу и следовать домой.
Сколько бы Унылов не напрягал ум, вспомнить и понять, о том в какой из дней ему надоела работа и всё окружение, он не мог. Может оно всё время было таким неприятным и тягостным, а он только лишь игнорировал как небольшой желудочный дискомфорт?
Эй Семён! – послышался голос коллеги Алексея, который всегда улыбался. Улыбался так широко, что можно было разглядеть пищу застрявшую между его зубов, и так долго, что иной раз наступало желание набить его землей и зацементировать ему рот.
Я тут что подумал – продолжал тот – может нам по пиву выпить? Ведь пятница же! Нужно вообще сделать такое дело традицией. Почему ещё так не сделали? И вот, кстати – коллега растянул улыбку ещё шире – обговорим и этот момент.
Я бы с радостью, но у меня столько дел.
Да какие у тебя могут быть дела? – зашипел он удивленно, и не теряя удивления стал выковыривать что-то из зубов не отводя глаз от глаз Семёна.
Семён задумался глядя на попытки Алексея достать между зубов остаток обеда, глубоко вдохнул, словно затягивая крепкую сигарету, и так же тяжело выдохнув согласился, лишь бы больше не оправдываться.
Вот и славно! – вскрикнул Алексей сунув в рот добытую пищу.
Не прошло и двадцати минут как они уже сидели на улице, под навесом одного из кафе дожидаясь своих бокалов.
Смотрю ты в последнее время совсем не весел. И вот зря Семён так унываешь. Жизнь ведь коротка и не для этого дана. Нужно дышать полной грудью. Ну вот посмотри на меня. Я вообще не помню такого, что бы весь день был хмур. А всё почему? Да потому что знаю, что ничего из этого толкового не получится. Ни-че-го! Чем больше хмуришься, тем плотнее и темнее тучи над головой, а значит и в ней самой. Вот случай был: сидел я однажды на берегу и думал о том о сём, как ко мне подходит бабка, старая такая, и говорит мол, дай денег на еду не хватает, пенсия маленькая, мол суставы болят, а лекарств нет и т.п. И в тот момент моя мысль укрепилась, что радоваться нужно, что старость не пришла, по суставам и голове не ударила, что есть ещё силы и какие-некие возможности избежать будущих старческих мучений, что есть в нашим руках возможность творить судьбу, а пускать слезы когда твои кулаки ещё крепко сжимаются, глупо! Понимаешь?
Понимаю – ответил Семён глядя за спину своего коллеги, который делал большие глотки только принесённого пива. Он задумался о старости, которая близится так же стремительно, как и сумрак. Семён представил сколько болезней с ним решит ещё увидеться, как старость вместе с непогодой будет крутить колени и бить по локтям не. Представил как будет просить милостыню у такого как его коллега, но тот вместо помощи будет ковыряться в зубах и размышлять о счастье и блаженном будущем. И задумался Семён о том как всё вокруг скучно, банально, скверно и неприятно. И чем глубже становилась такая мысль, тем активнее начиналась изжога.
Ну вот я и говорю ему, что нужно ставить здесь, а не там… – говорил о чём-то Алексей, но Семён вновь всё прослушал.
А у меня нет денег! – закричал человек из-за соседнего стола, с голым торсом и загоревшими по локоть руками. На его голове сверкали солнцезащитные очки. – Давайте я посуду протру, пыль смахну, но вот только не нужно никакой полиции. Я что похож на какую-то сявку? Вы что совсем тут зажрались? Не можете отличить подзаборную рвань от нормального человека?
Все официанты стали толпиться, вышел старший работник.
Молодой человек, у нас не принято так расплачиваться. Вы либо находите деньги, либо мы вызываем полицию.
Да какая ещё полиция? За что? Да я же сказал ей, – он указал пальцем на миниатюрную официантку, которая пряталась за спинами других –, что потерял я деньги, а может и вообще меня обокрали. Я что, по-вашему, сел за стол зная, что у меня нет денег?
Я ничего не думаю, а лишь прошу Вас успокоиться и оплатить счёт! – повысил тон голоса администратор.
Так говорю же нет денег! И полицию нельзя!
А как же иначе? – крикнул кто-то из работников
Да я сделаю всё что скажете, но полицию не нужно.
Да как же не нужно? Вы ведь говорили, что Вас обокрали!
Возможно! Да и кто мне поверит? Я ведь только вышел из тюрьмы!
Все зашептались, зашумели и несчастного человека с , осознавая, что последняя его фраза была лишней, ибо теперь он был для них безоговорочный преступник.
Ооо... my friend – шепнул Алексей – теперь всё понятно...
Что? Кто это сказал? – вскрикнул провинившийся.
Алексей молчал, а Семён вообще не обращал никакого внимания думая исключительно о своём.
Кто это сказал? Ты?
Алексей отрицательно закрутил головой.
Ах не ты! Значит он!
Незнакомец схватил нож со стола, подошёл к Семёну и поднеся холодное острее к шее сказал:
А ну извинись!
За что это? – холодно ответил Семён
Зато что считаешь меня преступником.
Мне всё равно на тебя.
Ах всё равно... – незнакомцу так стало неприятно, будто этот нож прошёл меж его рёбер и пронзил душу. – В прошлый раз я просидел среди толстых, серых стен не за что, но сейчас в отличии от прошло раза , я отправлюсь туда за дело. Я очень огорчен тем, что люди за тюремными оградами ничуть не лучше.
Рука державшая нож была одёрнута от шеи, но лишь на секунды, потому что следующее касание оказалось неожиданным для всех. Нож вонзился в бок до самой рукояти, и из под холодного лезвия стала стекать кровь. Все вокруг закричали, забегали и никто не знал, что делать.
– вот теперь можете звонить в свою полицию. А можете дать мне телефон. Я сам позвоню и всё подробно расскажу. – после он сел за стол и стал наблюдать как удивлённый произошедшим Семён смотрит на свою руку, после на окрашенный бок рубашки и садясь на стул говорит:
Спасибо тебе.
Что? – удивился дебошир
Спасибо говорю – Семён сделал глоток пива. – я так долго ждал чего-то подобного и это оказалось не так уж больно.
Ты вообще в своём уме? Что ты такое говоришь? – затараторил испуганный коллега, не зная что ему делать, но внезапно поняв закричал:
– Скорую! Звоните в скорую!
Кто-то из толпы сообщил, что скорая в пути и под звуки сирен мчавшихся машин Семён продолжал сидеть и истекать кровью с умиротворённым, блаженным лицом. Он потягивал пиво чуть кривя лицо от кусачей боли при любом движении. Голову заполнял туман, а испуганные глаза не сходящие с его лица радовали, потому что их взгляды широких глаз как бы говорили: «Всё Семён, тебе конец». В эту самую минуту он любил всех.
В кафе забежала полиция и через минуту лицо преступника уже было прижато к полу.
Эээ... осторожней там! Я всё еще свободный гражданин! – кричал головорез.
Следом за полицией вбежали врачи. Только они подошли к пострадавшему Семёну как он начал кричать.
А ну отошли – Семён схватил нож – а ну отошли от меня! Я имею полное право истечь здесь кровью! Это мой выбор!
– У него горячка! Он не понимает что делает! – кричали люди вокруг
– Да что же вы стоите? Помогите ему! – вскрикнул растерянный коллега, у которого, казалось, от паники поднялась температура.
Семён сидя отбивался от врачей как мог, но силы стали покидать его. Звон в ушах становился всё сильнее пока не заглушил собой весь окружающий шум. Веки ослабли и день превратился в ночь.
Веки вновь разомкнулись, но уже в совершенно другом месте. Белые стены, жесткий матрас и знакомый запах навеял ясное осознание, что он теперь в больнице. И вот всё как прежде: стоило ему открыть глаза как на них навалилась тяжесть всего скверного бытия, хоть и светило солнце, но ему казалось, что оно лишь смеётся над несчастным Семёном.
И так всегда! И так во всём – сказал он вошедшему врачу.

Патриот.

"...противнику нанесён значительный урон, он сломлен как физически, так и морально...»
Звук шёл из телевизора завораживая глаза Жанны, и её мужа Адама. Они смотрели в экран, на отрывки боёв, которые захватывали дух, и будоражили гордость до того, что по голове пробегали мурашки.
Жанна тут же с телефона погрузилась в социальные сеть, дабы выразить несдерживаемый восторг:
«Горжусь своей страной! Пусть враг будет повержен и уничтожен! Вы же солдаты не жалейте крови и проливайте во славу добра и справедливости! Горжусь вами!»
Адам в свою очередь облизывал губы, и косился как в телефон жены, так и в неумолкающий телевизор. Он был заворожен не меньше жены, всячески подкидывая идеи для следующего комментария.
- Напиши, что мы не будем ждать их без побед. И если кто-то будет бежать, то это собака, а не человек! Потому что нельзя бежать от побитых трусов! Мы победители!
Жанна смеясь вписывала его слова в комментарии. Она уже не смотрела куда пишет и кому. Кто-то из неизвестных для неё отвечал протестными отборными оскорблениями, но ей было всё равно. Всё равно, что пишут эти дураки кричащими комментариями на такое историческое великолепие. Так незаметно наступила глубокая ночь. Окрылённые супруги так бы и продолжали присутствие в безграничной сети, да ещё и перед ласкающим глаза телевизором, но работа вынуждала ложиться спать.
- Ты дверь закрыл? - спросила Жанна ложась рядом к уже засыпающему мужу.
- Ну конечно – через силу ответил Адам.
- Конечно...знаю твоё это "ну конечно"... чуть ли не каждое утро обнаруживаю, что дверь не заперта. Вот зайдёт кто-нибудь к нам, будешь тогда знать.
Муж даже не дослушав засопел, и этот звук убаюкивая потянул веки Жанны в блаженный накатывающий сон. Сознание медленно уходило, но вдруг донёсся звук открывающейся входной дверь. Далее топот, чей-то кашель, глаза Жанны в ужасе раскрылись в тот момент когда в комнате загорелся свет. В комнату зашли несколько человек в военной форме. Двое стали у дверей, а третий подошёл к испуганной хозяйке.
- Кто вы такие? – голос Жанны дрожал – Что вам нужно? Я...Я не...я... кто Вы такие?
Адам резко вскочил, и только хотел взмахнуть кулаком для удара как тут же оказался прижат к полу. Через минуту его вывел четвёртый не пойми откуда появившейся военный.
- Что вам нужно? Кто вы такие? Куда вы его потащили? – закричала Жанна.
Она не знала что делать, кричать ещё громче или бежать, а если бежать то куда?
- Не нужно поддаваться паники. Нынче такое время, что все должны держать свои эмоции в руках — говорил без эмоциональный статный мужчина. Его плечи были широкие как и погоны, на лице глубокий шрам, а серые глаза пронзали как остриё ледяного ножа.
– Ваш муж будет выполнять важную роль в нашей стране – говорил он тяжелым свинцовым голосом – Вы займётесь тем же.
Тут же он подозвал солдата стоящего у двери, и тот протянул ему серебристый планшет.
- Мы изучили ваши комментарии и...
- Как Вы меня нашли? Это же...
- Я напомню Вам, что за окном сейчас двадцать первый век. Сейчас возможно всё. Исходя из изученных комментариев, могу Вас обрадовать, что Вы как медицинская сестра, имеющая большой опыт поедете с нами. Солдаты получают ранения, и им нужна будет Ваша помощь.
Жанна молчала и не знала, что сказать и как теперь реагировать. Она была завороженная всем, начиная от суровых военных в её спальне, заканчивая тем, что вот-вот поедет на поле боя. Ведь как такое возможно? На секунды в её голову закрадывалась мысль прыгнуть в окно, но седьмой этаж тормозил эту идею.
- Вы что? А мой сын? Что с ним будет? Я не могу его оставить! Вы с ума сошли... Что будет с мои мужем?
- Прошу тщательно выбирать выражения. Вы сейчас не на работе. Ваш сын уже в полной безопасности, как и муж. По возвращению вы снова будете вместе.
Военный дал ей несколько минут, чтобы одеться. Совсем скоро она ехала в кромешной темноте, под брезентом холодного рычащего грузовика. Рядом с ней были какие-то люди, которых она никак не могла разглядеть, а спросить кто они такие боялась. Страх окутывал её так же как и ночной, осенний холод гуляющий по ногам тонких штанов.
- Что же делать... что теперь думать… – такие мысли крутились в её голове.
Она почувствовала, что рычащий грузовик уже свернул с асфальта и поехал по разбитой дороге, ибо из-за глубоких ям её подбрасывала к самой крыше отбивая копчик, позвоночник и всё это отдавало в затылок вызывая тошноту. Было больно, холодно и уже не страшно, а по-настоящему жутко. По ощущениям ехали они долго и казалось, что этот гул не прекратиться, но всё же это случилось – грузовик с шумом остановился. Тут же откинулся брезент и перед глазами предстало какое-то поле на котором размещался лагерь с глубокими окопами. Всюду были военные как невредимые, так и перебинтованные, одни пробегали, других переносили. Всюду стояли какие-то пушки, пулемёты и вдали, как ей показалось, лежали трупы, но ум не хотел в это верить, а глаза отказывались продолжать туда смотреть.
- Выходим, скорее, выходим! Быстро! – загремел как металл истошный, хриплый крик военного.
Только прибывшая Жанна спрыгнула с высокого грузовика, и тут же упала в холодную грязь.
- Скорей, скорей, скорей! Живее! Ты что на курорте? Вставай!
Безразличие к женской слабости вызвало в ней ещё больший ужас, который стопорил ноги, но желание жить заставляло их быстро передвигаться, вначале по окопу и уже далее к какой-то деревянной двери. За ней в самом центре, стоял стол, над которым нависала раскачивающийся плафон с неприятным жёлтым цветом. Её усадили за стол и через несколько секунд за спиной хлопнула дверь.
- Приветствую человека, который не боится высказать своё мнение и переживание. Того кто готов умереть, лишь бы народ его страны был счастлив. — Голос был так же тяжел, но в нём всё же ощущалась мягкость. – Мы тщательно изучили все ваши комментарии и решили привезти Вас. Ведь такой дух и патриотизм ничего не сломит.
От слов «патриотизм» и «ничего не сломит» всё её тело затряслось так, будто по всему телу скользнул мороз. Зубы застучали, тело затряслось.
- Сейчас идут бои, – продолжал мужчина, которого она не могла видеть, так как лампа висела перед самыми глазами, – нам не хватает рук. Ваша главная задача будет спасать, и латать раны, наших верных солдат. Даже если раны будут похожи на ямы, Вы не должны отступать! Никто не должен отступать! Ваши комментарии хоть и жестоки по отношению к другим, но крайне верны. А теперь Прошу Вас, иди к выходу и спасать тех, кто шёл в эти окопы ради нас. К бою! – крикнул неизвестный, чье лицо так и не удалось разглядеть.
Тут же её потащили на улицу, вручили аптечку, сунули бинты, жгуты, надели тяжелый бронежилет, от тяжести которого мгновенно заболели плечи, а голову надели большую неудобную каску, что по ощущениям больше походила на таз. Всё тело начало болеть, а каждую кость кривить. Слёзы боли, отчаянья и безысходности покатились по грязным щекам.
Она подошла к первому солдату. Он сидел, облокотившись к сырой стене окопа и кряхтел от боли.
- Сейчас, я помогу... – сказала она, дрожащим, подавленным голосом.
Жанна осмотрела рану, предположив, что это сквозное ранение, и начала её обрабатывать, мельком бросая взгляд на его лик. Он был совсем молод, а лицо его кривилось точно так же, как у сына, когда он получал какой-либо ушиб. Её сердце защемило. Пока она перевязывала рану, раздался резкий свист, затем грохот. Он был так мощен, что земля задрожала и куски земли вместе с камнями посыпались с неба. Потом ещё свист и грохот, затем ещё и ещё. Шли автоматные и пулемётные очереди, крики, снова грохот, вновь земля, затем какой-то гул и опять грохот. За этим шли такие яркие вспышки, будто наступал день, но через минуту под человеческие крики наступала темнота.
В её ушах зазвенело, всё перед глазами задвоилось, а к горлу вновь подступила тошнота.
- Сестра! Сестра! Эй! Сестра! Вот она!
Перед ней уложили носилки. На них был человек с оторванной рукой. Сквозь звон она начала слышать его вопль боли. Первые секунды она была окаменелой, но собравшись с силами, стала пытаться ему хоть как-то помочь, но как она не знала. Впервые в жизни она увидела подобную картину. Собравшись с силами, приступила обрабатывать место где была рука, но от туда била кровь, а висящее мясо и его конвульсии стопорили. Длилось это недолго. Он замолчал. Все тело и лицо накрыл покой, он умер. Не успела Жанна прийти в себя как принесли следующего, но уже без ноги, затем ещё одного, а потом ещё и ещё. Жанна уже ничего не соображала, и руки её задвигались совершенно машинально от аптечки к ране солдата и наоборот. Раны были совершенно разные, как лёгкие так и критические, с половиной которых она не знала как справляться и просто ждала, когда испачканные кровью и грязью лица солдат примут безжизненность. Затем снова доносился свист, взрыв, автоматная пулемётная очередь, крик... Её глаза, переполненные ужасом, хотели вылезти из глазниц, но вместо этого из них хлестали слёзы из-за которых щипало всё лицо. Но солдат всё подносили, и где-то позади звучали бесконечные выстрелы, грохоты и яркие вспышки.
Так незаметно и как-то даже внезапно, наступил рассвет. Прекратились выстрелы и будоражащие землю взрывы. Почва более не содрогалась, солдат больше не подносили, вокруг уже никто не кричал и не орал от боли.
Вдруг из неоткуда появился тот, кто её сюда привёз.
– Ну что? – обратился он к солдату, сидящему возле Жанны с простреленным плечом и ногой. Его раны она перебинтовала ещё ночью. – Теперь тебе больше не смешно? Больше не будешь смеяться в комментариях над войной? Надеюсь, более тебя это не веселит. Смяться над войной так же нелепо, нахально и жестко, как и бездумно гордиться ею. В войне нет никакой романтики и ей здесь не место. Понятно? Я думаю и верю, что теперь всем всё понятно.
Военный не отводя ледяных глаз от горизонта, прикурил сигарету, медленно выпустил дым, но тут же из не откуда раздался выстрел и он замертво упал.
- Нет! – крикнула Жанна, уже не в силах терпеть это. Она сбросила с себя бронежилет, скинула каску и с усилием выбросившись из окопа уже хотела ринуться вперёд, но каков был её ужас когда она увидела, что всё вокруг было усеяно до самого горизонта телами. Это было похоже на окончание произведения Л. Андреева «Красный смех», и это, пожалуй, единственное что она запомнила из той книги. Трупы были везде и всюду. Она не знала куда ступить и поняв, что не найти голой земли, побежала прямо по лежащим трупам, бездумно передвигая ногами, пока чуть поодаль неожиданно для неё не встал на ноги окровавленный человек. Он был весь в крови. В нём она узнала своего мужа Адама, а на руках был их спящий сын...
Жанна открыла глаза, провела дрожащими руками по мокрому от слёз лицу, и медленно к ней пришло осознание, что это был всего лишь сон. Её рука нащупала мужа, который с сопения перешёл на лёгкое похрапывание, проверила безмятежно спящего сына, затем закрыла дверь которая оказалась не заперта. До самого утра Жанна сидела на кухни, и курила сигареты, совершенно позабыв о том, что уже давно бросила. Она выискивала все свои комментарии, нервно выпуская дым, для того что бы их удалить, и уже больше ничего подобного не писать.

Плацкарт.

– Вот я тебе так скажу, мой друг – подытоживал свою речь Степан Львович, – у всякого человека должен быть какой-то дефект. А то как бы мы жили, если бы все были одинаково хороши.
Его худощавый двоюродный брат икнул и только пожал плечами, а через минуту и вовсе уснул.
- Ну вот и ты сейчас взял и уснул позабыв о брате и дорогом госте. Ладно, чёрт с тобой! Мне всё равно пора ехать.
Погода была невероятна приятна, солнечна и лучи его резвились в тепле, мешаясь со свежестью как бы намекая на приятное окончание весны со всеми своими ещё сохраняющимися цветущими ароматами. Правда для Степана Львовича и его избыточного веса всё это казалось каким-то до тошноты душным, будто тепличным воздухом, не смотря на то что солнце уже подумывало скрывать за крышами домов. Пот стекал со лба, заливал упитанные щеки, очки то и дело съезжали по носу имевший размер добротной картофелины, а отдышка тормозила толстые икры и периодически приходилось останавливаться для короткого отдыха. Благо коньяк и нежная закуска оставляли приятное послевкусие ослабляя его физически муки. После каждой лёгкой отрыжки вспоминалась вкусная баранина, сочная сёмга растягивала лёгкую улыбку на упитанных щеках .
- С первого пути идёт отправления поезда Воронеж — Санкт-Петербург. Время отправления восемь часов пять минут.
Люди услышавшие голос из колонок заспешили, но Степан понимал, что спешить это только мучить себя, да и лимонная настойка могла перевернуться и разлиться по всей сумке, чего бы он уж точно себе не простил. Между тем минуты двигались более стремительно чем сам Степан. Так стремительно, что он не мог успеть дойти до своего вагона и поэтому пришлось нырять в первый попавшийся.
- Какой это вагон? – спросил Степан протягивая паспорт и нервно ища свой платок.
- Это пятый, а вам нужен одиннадцатый.
Безжизненная проводница вернула паспорт и морща лицо от запаха и внешнего вида Степана Львовича пропустила его в вагон.
Путь был нелёгок. Нужно было пробираться по узким проходам в тот момент, когда все пассажиры с серьёзными лицами раскладывали вещи, сосредоточено расправляли постели приглядываясь к своим попутчикам и на всякого мешающего всем этим процедурам смотрели косо. Не обошлось и без косого взгляда на самого Степана. Его могучая фигура не могла пройти так, что бы ничего и никого не задеть. Всякий раз приходилось извиняться и тянуться за платком, что бы стереть с лица струи пота доходящего до самого подбородка.
Так миновав чужие вагоны Степан Львович с шумом погрузился на свою нижнюю полку.
- Фух...наконец-то. Ну и денёк, ну и погода! – Начал он обращаясь к соседу напротив. – Какая духота! Вроде бы уже вечер – он выдержал паузу, что бы отдышаться – а это желтое пятно всё светит! Ну уж эту вашу провинцию с пылью да духотой! Больше сюда не ногой!
Сосед сидевший напротив молчал и смотрел сквозь толстые линзы своих очков. Линзы больше напоминали лупы, а поредевшая чёлка, прилизанная к правому виску старательно скрывала проявлявшуюся лысину. Ответить было нечего. Он лишь с лёгкой неприязнью смотрел на своего прибывшего попутчика, который вызывал у него неприятные чувства как из-за мокрой рубашки, толстой больше похожей на баян
лоснившейся от пота шеи, и разносившегося тяжелого перегара.
К счастью кроме них на верхних и боковых полках никого не было. Если бы и они были заняты, то вполне вероятно подобным человеком.
- Степан Львович! – он протянул руку.
- Гаврил. – рукопожатие было не сильным так как рука Степана была похожа на не отжатую губку, которой только что вымыли жирные сковородки.
- Гаврил, ну кто же так жмёт? Если бы я так жал руки, то не дотянул бы до нашей встречи, ибо было бы бит ещё в ранней юности. И бит так... –договорить помешала накатившая отрыжка.
Гаврил ничего не ответил, а Степан вдоволь отдышавшись стал медленно застилать своё спальное место. Попутчик в свою очередь делал всё возможное что бы не вдохнуть во все лёгкие запах его пота и не коснуться его огромных ягодиц, которые будто специально тянулись к его лицу.
Поезд уже гремел колёсами, стали пробегать пассажиры с кружками, дети галдели, шелестели пакеты, шёл запах курицы и лапши быстрого приготовления. Общая картина для Гаврила делалась обыденной из-за частых поездок, а для Степана Львовича мало заметной.
- У меня есть прекрасная настойка. И знаете на чём?
Гаврил молчал.
- На лимоне. – руки его погрузились в сумку. – Такая ароматная, вкусная, натуральная и самое главное полезная с Витамином Ц! – сказал он, и со стуком поставил толстую бутылку желтоватого оттенка. Ещё есть у меня баранинка на закуску. Только сегодня кушали. Такая...ммм... – веки как в каком-то экстазе закрылись и мясистые мокрые губы стали целовать воздух.
Гаврил продолжал молчать.
- Если бы у моего живота был рот с зубами, то он бы улыбнулся во все тридцать два.
Бывший моряк достал две стопки и разлил по ним настойку. Не дожидаясь своего молчаливого попутчика, Степан опрокинул одну стопку, затем вторую, после третью. Глаза его сузились, лицо покрылось румянцем, тело размякло и складок на шее как будто стало больше.
- Стараюсь сразу не закусывать, что бы вкус не перебить. А то... – он икнул, выдохнул запах перегара и лимона, взял кусок баранины, но тут подошла очередная отрыжка и идея с бараниной отошла в сторону.
Степан стал смотреть в окно на проносящиеся мимо деревья, заборы, редкие дома под шум и разговоры некоторых пассажиров.
- Эх, сейчас приеду домой, а там жена, вкусная еда, мягкое кресло и тёплая постель. Что ещё нужно для счастья русскому человеку? Да ничего более нужно. Когда всё это есть не хватает только стабильности. Что бы вот так да каждый день. Знаешь какая у меня хорошая жена? Просто чудо, хозяюшка. А я, мой друг, добытчик! – Он налил ещё стопку, закусил, потом ещё и ещё. Гаврилу не хотелось ничего отвечать, если он ответит, то значит придётся пить с этим неприятным человеком, да ещё и разговаривать. А как он знал по своему небольшому опыту распития, то этот попутчик мог сделаться интересным и милым человеком. Ну а если нет, то непременно драка.
- Дочь у меня умница, красавица – продолжал Степан перебивая мысли Гаврила. Красота материнская, а душа конечно же моя. Сейчас покажу фотографию.
Перед тем как достать телефон, он влил в себя ещё две рюмки и забыл, что вообще хотел. Позже ещё рюмка и посмотрев на Гаврила сказал:
- Сейчас спою песню!
Блестящие губы похожие на чебуреки раскрылись:
« Словно в сказке, словно в басне, сквозь ненастья
Я спешу к тебе краса моя. Через грёзы, меж берёз привезу ромашек воз.
И если тебя не будет дома, буду ждать хоть под блеском гроз...»
Так продолжал он петь ещё половину мучительной для Гаврила минуты, пока не появился мужчина средних лет.
- Вы уж простите меня, но Вы мешаете отдыхать! Всё понимаю хорошо Вам, но песни-то зачем? Да еще и так горланить.
- Как это? Для души! Требует она распустить крылья! – снова отрыжка подступила к горлу – Вы лучше расслабьтесь и давайте со мной пару рюмок для спокойствия ума и духа. А то мой друг совсем молчалив. Не пьёт, не ест, а только молчит.
Новый знакомый вначале хотел было отказаться, но что-то отдёрнуло эту мысль. Он посмотрел сначала влево, после вправо и как-то безвольно сел возле Степана Львовича, который уже сидел со всеми расстёгнутыми на рубашке пуговицами и полностью ослабленным ремнём.
- Вот это правильно, по нашему! Мужик одним словом. Мужик!
Естественно с этим пошёл тост за мужиков, за богатырей и хранителей родных земель. Новый знакомый залил в себя несколько рюмок, закусил, опрокинул ещё одну и охмелевший побрёл спать.
- Вот это правильно. Здоров тот кто крепко спит. – крикнул он в след.
Потом он начал рассказывать о том как его пытались сломать на флоте и как ничего у них не вышло. И он бы говорил дальше, но язык его с каждым предложением всё сильней и сильней заплетался, будто вот-вот завяжется в узел. Так бы наверно и произошло если бы не сон, который навалился на любителя витамина Ц.
Первые несколько минут он дремал сидя и легко похрапывая, позже открыл глаза увидел всё того же Гаврила.
- Всё молчишь? Ну я тогда спать.
Выпив последнюю рюмку, Степан Львович лёг на бок и уснул под лёгкий стук колёс. Чуть позже погас свет, повеяло прохладой и под сопения морского любителя лимонов, Гаврил задремал вместе с большей частью пассажиров. Но в один момент он вздрогнул от храпа большего похожего на открывающихся и тут же закрывающихся гигантских неисправных ворот которые закрывались, то тут же открывались на половину и внось закрывались. А в некоторых моментах храп был очень похож на пикирующий в скалах старый «кукурузник».
В первые в жизни Гаврил услышал как человек умудряется храпеть на выдохе, да ещё и с такой силой.
Первая мысль пришедшая на ум к Гаврилу была такая, будто он специально, на зло его молчанию. Но пролежав ещё минуту-другую осознал, что его попутчик в глубоком как в Якутском алмазном карьере сне.
Гаврил сел на кровать, ибо лежать было невозможно. Храп бил по голове, стучал по вискам, раздражал пустой желудок, а его причмокивание доводило до ненависти. Он легонько толкнул в толстый бок, но ничего не изменилось, позже он повторил это действие, но уже сильнее - ничего. Вместе с прохладой по вагону пронеслось чувство отчаянья Гаврила.
- Что за шум? – появилась невысокая женщина с неприятным, округлым высокомерным лицом.
- Ну вот он... – он показал рукой.
- Так толкните его.
- Толкал.
- Ну так ещё раз толкните. Не мне ведь толкать вашего друга.
- Что? Да я его первый раз вижу.
- И что?
- И то.
- Что и то? Толкните же Вам говорят – донёсся мужской голос из-за спины женщины.
Гаврил толкнул сильнее всех прошлых попыток и вдруг любитель настойки замолчал.
- Ну вот, а говорите толкали – сказала всё та же женщина вкладывая в каждое слово неприязнь. Но не прошло и десяти секунд как храп снова разнёсся по вагону, но уже с новой силой словно в него вселилась какая-то нечисть. Теперь уже вместо двух людей в проходе стало человек пять, и с каждой минутой любопытных лиц становилось больше и каждый возмущался сильнее другого. Те кто выходили на следующей станции глазели и удивлялись такому неземному храпу, а остальные не понимали как им уснуть и что делать с таким огромным человеком.
– Я его сейчас разбужу – сказал один мужик походивший на простого рабочего. Он потряс его за плечо – Мужчина, проснитесь, Вы храпите. Мужчина! Вы слышите меня? Я вас сейчас буду бить!
Как бы он его не тряс и что бы не говорил, Степан продолжал спать крепким сном.
- Хрр...ррх...хрр
– Нужно проводника позвать, пускай разбирается, его работа. – сказала женщина всё тем же высокомерным голосом в коем просыпался гнев.
Подошёл с растерянными глазами проводник, почесал затылок, протиснулся между людей к храпящему, толкнул в боковую складку и снова ничего. Степан Львович спал крепко и был некой горой напоминающей вулкан, что вместо лавы извергал вонь алкоголя, пота как старого так вновь выступавшего и мяса которое начинало тухнуть в желудке.
- Не знаю что с ним делать. Может... нет, я не знаю. Будем терпеть. Давайте потерпим. Осталось немого. Уверен, что он скоро перестанет.
- Да как же это терпеть? Да что Вы говорите? Да нам ехать всю ночь.
- Да не будет же он всю ночь храпеть! – протестовал проводник.
Пассажиры стали гудеть. Женщины загалдели, мужчины забасили, а перепуганные шумом дети принялись за всхлипы.
-Тихо! Успокойтесь! – хмурился проводник – Что Вы мне предлагаете? Что я могу сделать? Вы посмотрите какой он огромный. У меня даже сил не хватает толкнуть его как следует!
Тут кто-то что-то не то сказал, кто-то кого-то случайно толкнул и началась неожиданная потасовка, не то драка, которая продлилась минуту и так же внезапно закончилась как иначалась.
– Это Ваш друг? Как с ним бороться? – спросил кто-то Гаврила.
- Да я знать его не знаю!
- Нужно на пол стащить - послышался голос
- А потом что? На ходу из вагоны вышвырнуть? Не несите и не говрите ерунды. – возмущался не понимающий дальнейших действий проводник.
- Нужно палкой его! – вновь кто-то вскрикнул.
- А на прекратите! К порядку! Спокойствие!
Решили пассажиры раскачать, растрясти Львовича всеми общими силами, что конечно же дало плоды, но не долгие и крайне сомнительные. Степан Львович перевернулся на другой бок, открыл глаза, оглядел всех и снова уснул со всё не привычным для всех храпом.
- Хрррр... – затянул он
Кто-то предложил облить его водой, что и сделал проводник. Он стал аккуратно лить тонкой струёй на голову спящего воду, да так что бы не залить всё вокруг. Но вот только пропитанный витамином Ц стал хватать ртом воду и причмокивать.
- Любовь моя, дождь, полотенце...хррр... мокро...хрр...
- Да такого ведь не бывает! Зачем я сел в этот вагон? Лучше бы купэ взял.
Пока Гаврил молчал и делал всё что бы в это не участвовать дабы не быть виноватым, весь вагон не спал и понятия не имел, что делать. Всё сидели или же ходили из одного конца вагона в другой, всё думали и принимали уже избитые средства как одним разом, так и по-отдельности, но всё оставалось безуспешным. Позже бросили все попытки и разошлись по своим местам. Когда храп затихал, то всё равно никто не мог уснуть так как были в напряжении, что вот-вот это существо снова захрапи. Так прошла ночь. Вначале заглянул утренний рассвет, который против своей воли большая часть вагона сумела увидеть, а уже за ним яркие солнечные лучи которые разбудил Степана Львовича. Он лежал несколько минут и после потянувшись принял сидячее положение.
- Эх...хорошо поспал. Давненько так хорошо не спал. Уф... – он ещё раз громко потянулся, так же громко зевнул – А ты чего такой кислый? – обратился он к Гаврилу.
- Да что-то не спалось – ответил тот сквозь зубы.
- Понятное дело. Место так сказать новое, непривычное поэтому-то и не спалось. Надо было настойку выпить. Спал бы как убитый. Ох... бока-то как болят, будто били по ним пол ночи... уф...ну ничего, пройдёт. Такое случается когда сплю в новых местах.
Далее он пошёл умываться замечая, что на него как-то странно смотрят, но ему было ровным счётом всё равно. Он был свеж и будто за ночь помолодел.
Позже размышлял и наслаждался тишине глядя на хмурого, дремавшего Гаврила и слушал стук колёс уже приближающегося к нужному вокзалу поезда. На душе было покойно, а вокруг тихо будто он ехал один.
"- Чудесно - думал про себя Степан Львович – Прекрасно! – не выдержав удовольствия произнёс он в слух."

Друг.

Глава 1.
Случилось так, что Платон так же как и каждый молодой человек желал покинуть свой маленький, всем привычный город и сменить его на другой, более больший. Хоть и пускай от части такой же провинциальный. К удаче и рвению ему это удалось, и вот уже как шестой месяц он прибывал в городе, где тротуары большую часть времени полны людей, а в парках редко можно было найти свободную скамью.
Жильё его в виде небольшой комнаты пятнадцати квадратных метров было арендовано у давнего знакомого Бориса, который во времена отрочества был его соседом. Списавшись и созвонившись, он пригласил его на время к себе. Борис являлся владельцем всей квартиры, и за совместный быт брал совсем крохотную плату. Каждый из них как и положено имел работу, что занимала большую часть времени и в вечерние часы редко когда сталкивались в местах общего пользования. Для Бориса такая нелюдимая жизнь была привычной и даже любимой, а для Платона такое являлось настоящим мучением. Ему было скучно.
Так в один из утренних дней, когда солнце только наступившей осени, уже било в окна своими лучами, Платон и Борис повстречались на кухне. Борис сидел за столом и пил кофе, а Платон только открывший глаза вошёл в кухню и первым делом принялся заваривать кофе.
- Как спалось – заговорил полнотелый Борис.
- Не плохо. Даже крепко, но всё же мало.
- А что тебе мешало? Не я ли разбудил?
- Нет. Просто покоя не было пол ночи. Всё думал как уныло я живу, что нет никого и существую я уж очень одинокой жизнью.
- Так и в чём здесь проблема? – ответил Борис, внимательно слушая и помещая ещё один сахар в кружку – найди себе женщину.
- Девушку, Борис, девушку... – в привычный раз поправил своего соседа – думал об этом и ясно понял, что не мало с ней будет хлопот. Ведь им столько нужно внимания и понимания, что от этой мысли волосы уже начинают седеть. Не этого мне хочется, а..
- Хах, а что же?
- Пришла в голову всего лишь одна идея и кажется очень она хороша. Думаю завести какое-нибудь домашнее животное. С самого детства хотел, но в доме моего отрочества такая идея казалось дурацкой. Ты ведь не будешь против, если по соседству с тобой появится кто-то ещё?
- Давай уж лучше без животных – ответил Борис как-то не особо удивившись, порыву желания – они ведь воняют и шумят. Вот от них действительно будет не мало мороки.
- Ну я буду иметь ввиду твои пожелания, а значит – Платон открыл холодильник – буду брать того кто не даёт запаха и не производит шум. Тогда сегодня же отправлюсь на поиски, и за одно прикуплю поесть, а то кроме скисшего молока ничего нет.
Борис лишь пожал плечами, ибо лень ему было отговаривать своего соседа от такой идеи. И уже изучив его поведение и характер, он знал, что его сосед всё равно сделает желанное, но уже секретно.
Платон забрал свою кружку кофе, и вернулся в комнату начав собираться для выхода попутн

Сокращённый день.


Семён Усталов был измучен как никогда. Читая свою фамилию на краю бумаги, где должен был поставить подпись, он задумался, о том, что его фамилия хороший показатель образа жизни, мыслей и тонуса в каждом члене своего тела. Он ощущал последние несколько лет вялость в мыслях, слабость в руках, а желание выспаться так и оставалось желанием, ибо сколько бы часов не проводил во сне, после пробуждения силы не появлялись, а будто только терялись. Ничего не хотелось, а если что-то и хотелось, то это никак не моглось.
Семён Семёныч, поставьте подпись, и я уже пойду. – сказала высокая работница кредитного отдела с голубыми, большими и ясными глазами, которые казалось смотрят на его унылый вид с отвращением. Семён не глядя махнул свою закорючку, отпил воды, глянул на часы показывающие уже шестой час, после на календарь напоминающий, что сегодня пятница, а значит сокращённый день и можно заканчивать свою работу и следовать домой.
Сколько бы Унылов не напрягал ум, вспомнить и понять, о том в какой из дней ему надоела работа и всё окружение, он не мог. Может оно всё время было таким неприятным и тягостным, а он только лишь игнорировал как небольшой желудочный дискомфорт?
Эй Семён! – послышался голос коллеги Алексея, который всегда улыбался. Улыбался так широко, что можно было разглядеть пищу застрявшую между его зубов, и так долго, что иной раз наступало желание набить его землей и зацементировать ему рот.
Я тут что подумал – продолжал тот – может нам по пиву выпить? Ведь пятница же! Нужно вообще сделать такое дело традицией. Почему ещё так не сделали? И вот, кстати – коллега растянул улыбку ещё шире – обговорим и этот момент.
Я бы с радостью, но у меня столько дел.
Да какие у тебя могут быть дела? – зашипел он удивленно, и не теряя удивления стал выковыривать что-то из зубов не отводя глаз от глаз Семёна.
Семён задумался глядя на попытки Алексея достать между зубов остаток обеда, глубоко вдохнул, словно затягивая крепкую сигарету, и так же тяжело выдохнув согласился, лишь бы больше не оправдываться.
Вот и славно! – вскрикнул Алексей сунув в рот добытую пищу.
Не прошло и двадцати минут как они уже сидели на улице, под навесом одного из кафе дожидаясь своих бокалов.
Смотрю ты в последнее время совсем не весел. И вот зря Семён так унываешь. Жизнь ведь коротка и не для этого дана. Нужно дышать полной грудью. Ну вот посмотри на меня. Я вообще не помню такого, что бы весь день был хмур. А всё почему? Да потому что знаю, что ничего из этого толкового не получится. Ни-че-го! Чем больше хмуришься, тем плотнее и темнее тучи над головой, а значит и в ней самой. Вот случай был: сидел я однажды на берегу и думал о том о сём, как ко мне подходит бабка, старая такая, и говорит мол, дай денег на еду не хватает, пенсия маленькая, мол суставы болят, а лекарств нет и т.п. И в тот момент моя мысль укрепилась, что радоваться нужно, что старость не пришла, по суставам и голове не ударила, что есть ещё силы и какие-некие возможности избежать будущих старческих мучений, что есть в нашим руках возможность творить судьбу, а пускать слезы когда твои кулаки ещё крепко сжимаются, глупо! Понимаешь?
Понимаю – ответил Семён глядя за спину своего коллеги, который делал большие глотки только принесённого пива. Он задумался о старости, которая близится так же стремительно, как и сумрак. Семён представил сколько болезней с ним решит ещё увидеться, как старость вместе с непогодой будет крутить колени и бить по локтям не. Представил как будет просить милостыню у такого как его коллега, но тот вместо помощи будет ковыряться в зубах и размышлять о счастье и блаженном будущем. И задумался Семён о том как всё вокруг скучно, банально, скверно и неприятно. И чем глубже становилась такая мысль, тем активнее начиналась изжога.
Ну вот я и говорю ему, что нужно ставить здесь, а не там… – говорил о чём-то Алексей, но Семён вновь всё прослушал.
А у меня нет денег! – закричал человек из-за соседнего стола, с голым торсом и загоревшими по локоть руками. На его голове сверкали солнцезащитные очки. – Давайте я посуду протру, пыль смахну, но вот только не нужно никакой полиции. Я что похож на какую-то сявку? Вы что совсем тут зажрались? Не можете отличить подзаборную рвань от нормального человека?
Все официанты стали толпиться, вышел старший работник.
Молодой человек, у нас не принято так расплачиваться. Вы либо находите деньги, либо мы вызываем полицию.
Да какая ещё полиция? За что? Да я же сказал ей, – он указал пальцем на миниатюрную официантку, которая пряталась за спинами других –, что потерял я деньги, а может и вообще меня обокрали. Я что, по-вашему, сел за стол зная, что у меня нет денег?
Я ничего не думаю, а лишь прошу Вас успокоиться и оплатить счёт! – повысил тон голоса администратор.
Так говорю же нет денег! И полицию нельзя!
А как же иначе? – крикнул кто-то из работников
Да я сделаю всё что скажете, но полицию не нужно.
Да как же не нужно? Вы ведь говорили, что Вас обокрали!
Возможно! Да и кто мне поверит? Я ведь только вышел из тюрьмы!
Все зашептались, зашумели и несчастного человека с , осознавая, что последняя его фраза была лишней, ибо теперь он был для них безоговорочный преступник.
Ооо... my friend – шепнул Алексей – теперь всё понятно...
Что? Кто это сказал? – вскрикнул провинившийся.
Алексей молчал, а Семён вообще не обращал никакого внимания думая исключительно о своём.
Кто это сказал? Ты?
Алексей отрицательно закрутил головой.
Ах не ты! Значит он!
Незнакомец схватил нож со стола, подошёл к Семёну и поднеся холодное острее к шее сказал:
А ну извинись!
За что это? – холодно ответил Семён
Зато что считаешь меня преступником.
Мне всё равно на тебя.
Ах всё равно... – незнакомцу так стало неприятно, будто этот нож прошёл меж его рёбер и пронзил душу. – В прошлый раз я просидел среди толстых, серых стен не за что, но сейчас в отличии от прошло раза , я отправлюсь туда за дело. Я очень огорчен тем, что люди за тюремными оградами ничуть не лучше.
Рука державшая нож была одёрнута от шеи, но лишь на секунды, потому что следующее касание оказалось неожиданным для всех. Нож вонзился в бок до самой рукояти, и из под холодного лезвия стала стекать кровь. Все вокруг закричали, забегали и никто не знал, что делать.
– вот теперь можете звонить в свою полицию. А можете дать мне телефон. Я сам позвоню и всё подробно расскажу. – после он сел за стол и стал наблюдать как удивлённый произошедшим Семён смотрит на свою руку, после на окрашенный бок рубашки и садясь на стул говорит:
Спасибо тебе.
Что? – удивился дебошир
Спасибо говорю – Семён сделал глоток пива. – я так долго ждал чего-то подобного и это оказалось не так уж больно.
Ты вообще в своём уме? Что ты такое говоришь? – затараторил испуганный коллега, не зная что ему делать, но внезапно поняв закричал:
– Скорую! Звоните в скорую!
Кто-то из толпы сообщил, что скорая в пути и под звуки сирен мчавшихся машин Семён продолжал сидеть и истекать кровью с умиротворённым, блаженным лицом. Он потягивал пиво чуть кривя лицо от кусачей боли при любом движении. Голову заполнял туман, а испуганные глаза не сходящие с его лица радовали, потому что их взгляды широких глаз как бы говорили: «Всё Семён, тебе конец». В эту самую минуту он любил всех.
В кафе забежала полиция и через минуту лицо преступника уже было прижато к полу.
Эээ... осторожней там! Я всё еще свободный гражданин! – кричал головорез.
Следом за полицией вбежали врачи. Только они подошли к пострадавшему Семёну как он начал кричать.
А ну отошли – Семён схватил нож – а ну отошли от меня! Я имею полное право истечь здесь кровью! Это мой выбор!
– У него горячка! Он не понимает что делает! – кричали люди вокруг
– Да что же вы стоите? Помогите ему! – вскрикнул растерянный коллега, у которого, казалось, от паники поднялась температура.
Семён сидя отбивался от врачей как мог, но силы стали покидать его. Звон в ушах становился всё сильнее пока не заглушил собой весь окружающий шум. Веки ослабли и день превратился в ночь.
Веки вновь разомкнулись, но уже в совершенно другом месте. Белые стены, жесткий матрас и знакомый запах навеял ясное осознание, что он теперь в больнице. И вот всё как прежде: стоило ему открыть глаза как на них навалилась тяжесть всего скверного бытия, хоть и светило солнце, но ему казалось, что оно лишь смеётся над несчастным Семёном.
И так всегда! И так во всём – сказал он вошедшему врачу.

Патриот.

"...противнику нанесён значительный урон, он сломлен как физически, так и морально...»
Звук шёл из телевизора завораживая глаза Жанны, и её мужа Адама. Они смотрели в экран, на отрывки боёв, которые захватывали дух, и будоражили гордость до того, что по голове пробегали мурашки.
Жанна тут же с телефона погрузилась в социальные сеть, дабы выразить несдерживаемый восторг:
«Горжусь своей страной! Пусть враг будет повержен и уничтожен! Вы же солдаты не жалейте крови и проливайте во славу добра и справедливости! Горжусь вами!»
Адам в свою очередь облизывал губы, и косился как в телефон жены, так и в неумолкающий телевизор. Он был заворожен не меньше жены, всячески подкидывая идеи для следующего комментария.
- Напиши, что мы не будем ждать их без побед. И если кто-то будет бежать, то это собака, а не человек! Потому что нельзя бежать от побитых трусов! Мы победители!
Жанна смеясь вписывала его слова в комментарии. Она уже не смотрела куда пишет и кому. Кто-то из неизвестных для неё отвечал протестными отборными оскорблениями, но ей было всё равно. Всё равно, что пишут эти дураки кричащими комментариями на такое историческое великолепие. Так незаметно наступила глубокая ночь. Окрылённые супруги так бы и продолжали присутствие в безграничной сети, да ещё и перед ласкающим глаза телевизором, но работа вынуждала ложиться спать.
- Ты дверь закрыл? - спросила Жанна ложась рядом к уже засыпающему мужу.
- Ну конечно – через силу ответил Адам.
- Конечно...знаю твоё это "ну конечно"... чуть ли не каждое утро обнаруживаю, что дверь не заперта. Вот зайдёт кто-нибудь к нам, будешь тогда знать.
Муж даже не дослушав засопел, и этот звук убаюкивая потянул веки Жанны в блаженный накатывающий сон. Сознание медленно уходило, но вдруг донёсся звук открывающейся входной дверь. Далее топот, чей-то кашель, глаза Жанны в ужасе раскрылись в тот момент когда в комнате загорелся свет. В комнату зашли несколько человек в военной форме. Двое стали у дверей, а третий подошёл к испуганной хозяйке.
- Кто вы такие? – голос Жанны дрожал – Что вам нужно? Я...Я не...я... кто Вы такие?
Адам резко вскочил, и только хотел взмахнуть кулаком для удара как тут же оказался прижат к полу. Через минуту его вывел четвёртый не пойми откуда появившейся военный.
- Что вам нужно? Кто вы такие? Куда вы его потащили? – закричала Жанна.
Она не знала что делать, кричать ещё громче или бежать, а если бежать то куда?
- Не нужно поддаваться паники. Нынче такое время, что все должны держать свои эмоции в руках — говорил без эмоциональный статный мужчина. Его плечи были широкие как и погоны, на лице глубокий шрам, а серые глаза пронзали как остриё ледяного ножа.
– Ваш муж будет выполнять важную роль в нашей стране – говорил он тяжелым свинцовым голосом – Вы займётесь тем же.
Тут же он подозвал солдата стоящего у двери, и тот протянул ему серебристый планшет.
- Мы изучили ваши комментарии и...
- Как Вы меня нашли? Это же...
- Я напомню Вам, что за окном сейчас двадцать первый век. Сейчас возможно всё. Исходя из изученных комментариев, могу Вас обрадовать, что Вы как медицинская сестра, имеющая большой опыт поедете с нами. Солдаты получают ранения, и им нужна будет Ваша помощь.
Жанна молчала и не знала, что сказать и как теперь реагировать. Она была завороженная всем, начиная от суровых военных в её спальне, заканчивая тем, что вот-вот поедет на поле боя. Ведь как такое возможно? На секунды в её голову закрадывалась мысль прыгнуть в окно, но седьмой этаж тормозил эту идею.
- Вы что? А мой сын? Что с ним будет? Я не могу его оставить! Вы с ума сошли... Что будет с мои мужем?
- Прошу тщательно выбирать выражения. Вы сейчас не на работе. Ваш сын уже в полной безопасности, как и муж. По возвращению вы снова будете вместе.
Военный дал ей несколько минут, чтобы одеться. Совсем скоро она ехала в кромешной темноте, под брезентом холодного рычащего грузовика. Рядом с ней были какие-то люди, которых она никак не могла разглядеть, а спросить кто они такие боялась. Страх окутывал её так же как и ночной, осенний холод гуляющий по ногам тонких штанов.
- Что же делать... что теперь думать… – такие мысли крутились в её голове.
Она почувствовала, что рычащий грузовик уже свернул с асфальта и поехал по разбитой дороге, ибо из-за глубоких ям её подбрасывала к самой крыше отбивая копчик, позвоночник и всё это отдавало в затылок вызывая тошноту. Было больно, холодно и уже не страшно, а по-настоящему жутко. По ощущениям ехали они долго и казалось, что этот гул не прекратиться, но всё же это случилось – грузовик с шумом остановился. Тут же откинулся брезент и перед глазами предстало какое-то поле на котором размещался лагерь с глубокими окопами. Всюду были военные как невредимые, так и перебинтованные, одни пробегали, других переносили. Всюду стояли какие-то пушки, пулемёты и вдали, как ей показалось, лежали трупы, но ум не хотел в это верить, а глаза отказывались продолжать туда смотреть.
- Выходим, скорее, выходим! Быстро! – загремел как металл истошный, хриплый крик военного.
Только прибывшая Жанна спрыгнула с высокого грузовика, и тут же упала в холодную грязь.
- Скорей, скорей, скорей! Живее! Ты что на курорте? Вставай!
Безразличие к женской слабости вызвало в ней ещё больший ужас, который стопорил ноги, но желание жить заставляло их быстро передвигаться, вначале по окопу и уже далее к какой-то деревянной двери. За ней в самом центре, стоял стол, над которым нависала раскачивающийся плафон с неприятным жёлтым цветом. Её усадили за стол и через несколько секунд за спиной хлопнула дверь.
- Приветствую человека, который не боится высказать своё мнение и переживание. Того кто готов умереть, лишь бы народ его страны был счастлив. — Голос был так же тяжел, но в нём всё же ощущалась мягкость. – Мы тщательно изучили все ваши комментарии и решили привезти Вас. Ведь такой дух и патриотизм ничего не сломит.
От слов «патриотизм» и «ничего не сломит» всё её тело затряслось так, будто по всему телу скользнул мороз. Зубы застучали, тело затряслось.
- Сейчас идут бои, – продолжал мужчина, которого она не могла видеть, так как лампа висела перед самыми глазами, – нам не хватает рук. Ваша главная задача будет спасать, и латать раны, наших верных солдат. Даже если раны будут похожи на ямы, Вы не должны отступать! Никто не должен отступать! Ваши комментарии хоть и жестоки по отношению к другим, но крайне верны. А теперь Прошу Вас, иди к выходу и спасать тех, кто шёл в эти окопы ради нас. К бою! – крикнул неизвестный, чье лицо так и не удалось разглядеть.
Тут же её потащили на улицу, вручили аптечку, сунули бинты, жгуты, надели тяжелый бронежилет, от тяжести которого мгновенно заболели плечи, а голову надели большую неудобную каску, что по ощущениям больше походила на таз. Всё тело начало болеть, а каждую кость кривить. Слёзы боли, отчаянья и безысходности покатились по грязным щекам.
Она подошла к первому солдату. Он сидел, облокотившись к сырой стене окопа и кряхтел от боли.
- Сейчас, я помогу... – сказала она, дрожащим, подавленным голосом.
Жанна осмотрела рану, предположив, что это сквозное ранение, и начала её обрабатывать, мельком бросая взгляд на его лик. Он был совсем молод, а лицо его кривилось точно так же, как у сына, когда он получал какой-либо ушиб. Её сердце защемило. Пока она перевязывала рану, раздался резкий свист, затем грохот. Он был так мощен, что земля задрожала и куски земли вместе с камнями посыпались с неба. Потом ещё свист и грохот, затем ещё и ещё. Шли автоматные и пулемётные очереди, крики, снова грохот, вновь земля, затем какой-то гул и опять грохот. За этим шли такие яркие вспышки, будто наступал день, но через минуту под человеческие крики наступала темнота.
В её ушах зазвенело, всё перед глазами задвоилось, а к горлу вновь подступила тошнота.
- Сестра! Сестра! Эй! Сестра! Вот она!
Перед ней уложили носилки. На них был человек с оторванной рукой. Сквозь звон она начала слышать его вопль боли. Первые секунды она была окаменелой, но собравшись с силами, стала пытаться ему хоть как-то помочь, но как она не знала. Впервые в жизни она увидела подобную картину. Собравшись с силами, приступила обрабатывать место где была рука, но от туда била кровь, а висящее мясо и его конвульсии стопорили. Длилось это недолго. Он замолчал. Все тело и лицо накрыл покой, он умер. Не успела Жанна прийти в себя как принесли следующего, но уже без ноги, затем ещё одного, а потом ещё и ещё. Жанна уже ничего не соображала, и руки её задвигались совершенно машинально от аптечки к ране солдата и наоборот. Раны были совершенно разные, как лёгкие так и критические, с половиной которых она не знала как справляться и просто ждала, когда испачканные кровью и грязью лица солдат примут безжизненность. Затем снова доносился свист, взрыв, автоматная пулемётная очередь, крик... Её глаза, переполненные ужасом, хотели вылезти из глазниц, но вместо этого из них хлестали слёзы из-за которых щипало всё лицо. Но солдат всё подносили, и где-то позади звучали бесконечные выстрелы, грохоты и яркие вспышки.
Так незаметно и как-то даже внезапно, наступил рассвет. Прекратились выстрелы и будоражащие землю взрывы. Почва более не содрогалась, солдат больше не подносили, вокруг уже никто не кричал и не орал от боли.
Вдруг из неоткуда появился тот, кто её сюда привёз.
– Ну что? – обратился он к солдату, сидящему возле Жанны с простреленным плечом и ногой. Его раны она перебинтовала ещё ночью. – Теперь тебе больше не смешно? Больше не будешь смеяться в комментариях над войной? Надеюсь, более тебя это не веселит. Смяться над войной так же нелепо, нахально и жестко, как и бездумно гордиться ею. В войне нет никакой романтики и ей здесь не место. Понятно? Я думаю и верю, что теперь всем всё понятно.
Военный не отводя ледяных глаз от горизонта, прикурил сигарету, медленно выпустил дым, но тут же из не откуда раздался выстрел и он замертво упал.
- Нет! – крикнула Жанна, уже не в силах терпеть это. Она сбросила с себя бронежилет, скинула каску и с усилием выбросившись из окопа уже хотела ринуться вперёд, но каков был её ужас когда она увидела, что всё вокруг было усеяно до самого горизонта телами. Это было похоже на окончание произведения Л. Андреева «Красный смех», и это, пожалуй, единственное что она запомнила из той книги. Трупы были везде и всюду. Она не знала куда ступить и поняв, что не найти голой земли, побежала прямо по лежащим трупам, бездумно передвигая ногами, пока чуть поодаль неожиданно для неё не встал на ноги окровавленный человек. Он был весь в крови. В нём она узнала своего мужа Адама, а на руках был их спящий сын...
Жанна открыла глаза, провела дрожащими руками по мокрому от слёз лицу, и медленно к ней пришло осознание, что это был всего лишь сон. Её рука нащупала мужа, который с сопения перешёл на лёгкое похрапывание, проверила безмятежно спящего сына, затем закрыла дверь которая оказалась не заперта. До самого утра Жанна сидела на кухни, и курила сигареты, совершенно позабыв о том, что уже давно бросила. Она выискивала все свои комментарии, нервно выпуская дым, для того что бы их удалить, и уже больше ничего подобного не писать.

Плацкарт.

– Вот я тебе так скажу, мой друг – подытоживал свою речь Степан Львович, – у всякого человека должен быть какой-то дефект. А то как бы мы жили, если бы все были одинаково хороши.
Его худощавый двоюродный брат икнул и только пожал плечами, а через минуту и вовсе уснул.
- Ну вот и ты сейчас взял и уснул позабыв о брате и дорогом госте. Ладно, чёрт с тобой! Мне всё равно пора ехать.
Погода была невероятна приятна, солнечна и лучи его резвились в тепле, мешаясь со свежестью как бы намекая на приятное окончание весны со всеми своими ещё сохраняющимися цветущими ароматами. Правда для Степана Львовича и его избыточного веса всё это казалось каким-то до тошноты душным, будто тепличным воздухом, не смотря на то что солнце уже подумывало скрывать за крышами домов. Пот стекал со лба, заливал упитанные щеки, очки то и дело съезжали по носу имевший размер добротной картофелины, а отдышка тормозила толстые икры и периодически приходилось останавливаться для короткого отдыха. Благо коньяк и нежная закуска оставляли приятное послевкусие ослабляя его физически муки. После каждой лёгкой отрыжки вспоминалась вкусная баранина, сочная сёмга растягивала лёгкую улыбку на упитанных щеках .
- С первого пути идёт отправления поезда Воронеж — Санкт-Петербург. Время отправления восемь часов пять минут.
Люди услышавшие голос из колонок заспешили, но Степан понимал, что спешить это только мучить себя, да и лимонная настойка могла перевернуться и разлиться по всей сумке, чего бы он уж точно себе не простил. Между тем минуты двигались более стремительно чем сам Степан. Так стремительно, что он не мог успеть дойти до своего вагона и поэтому пришлось нырять в первый попавшийся.
- Какой это вагон? – спросил Степан протягивая паспорт и нервно ища свой платок.
- Это пятый, а вам нужен одиннадцатый.
Безжизненная проводница вернула паспорт и морща лицо от запаха и внешнего вида Степана Львовича пропустила его в вагон.
Путь был нелёгок. Нужно было пробираться по узким проходам в тот момент, когда все пассажиры с серьёзными лицами раскладывали вещи, сосредоточено расправляли постели приглядываясь к своим попутчикам и на всякого мешающего всем этим процедурам смотрели косо. Не обошлось и без косого взгляда на самого Степана. Его могучая фигура не могла пройти так, что бы ничего и никого не задеть. Всякий раз приходилось извиняться и тянуться за платком, что бы стереть с лица струи пота доходящего до самого подбородка.
Так миновав чужие вагоны Степан Львович с шумом погрузился на свою нижнюю полку.
- Фух...наконец-то. Ну и денёк, ну и погода! – Начал он обращаясь к соседу напротив. – Какая духота! Вроде бы уже вечер – он выдержал паузу, что бы отдышаться – а это желтое пятно всё светит! Ну уж эту вашу провинцию с пылью да духотой! Больше сюда не ногой!
Сосед сидевший напротив молчал и смотрел сквозь толстые линзы своих очков. Линзы больше напоминали лупы, а поредевшая чёлка, прилизанная к правому виску старательно скрывала проявлявшуюся лысину. Ответить было нечего. Он лишь с лёгкой неприязнью смотрел на своего прибывшего попутчика, который вызывал у него неприятные чувства как из-за мокрой рубашки, толстой больше похожей на баян
лоснившейся от пота шеи, и разносившегося тяжелого перегара.
К счастью кроме них на верхних и боковых полках никого не было. Если бы и они были заняты, то вполне вероятно подобным человеком.
- Степан Львович! – он протянул руку.
- Гаврил. – рукопожатие было не сильным так как рука Степана была похожа на не отжатую губку, которой только что вымыли жирные сковородки.
- Гаврил, ну кто же так жмёт? Если бы я так жал руки, то не дотянул бы до нашей встречи, ибо было бы бит ещё в ранней юности. И бит так... –договорить помешала накатившая отрыжка.
Гаврил ничего не ответил, а Степан вдоволь отдышавшись стал медленно застилать своё спальное место. Попутчик в свою очередь делал всё возможное что бы не вдохнуть во все лёгкие запах его пота и не коснуться его огромных ягодиц, которые будто специально тянулись к его лицу.
Поезд уже гремел колёсами, стали пробегать пассажиры с кружками, дети галдели, шелестели пакеты, шёл запах курицы и лапши быстрого приготовления. Общая картина для Гаврила делалась обыденной из-за частых поездок, а для Степана Львовича мало заметной.
- У меня есть прекрасная настойка. И знаете на чём?
Гаврил молчал.
- На лимоне. – руки его погрузились в сумку. – Такая ароматная, вкусная, натуральная и самое главное полезная с Витамином Ц! – сказал он, и со стуком поставил толстую бутылку желтоватого оттенка. Ещё есть у меня баранинка на закуску. Только сегодня кушали. Такая...ммм... – веки как в каком-то экстазе закрылись и мясистые мокрые губы стали целовать воздух.
Гаврил продолжал молчать.
- Если бы у моего живота был рот с зубами, то он бы улыбнулся во все тридцать два.
Бывший моряк достал две стопки и разлил по ним настойку. Не дожидаясь своего молчаливого попутчика, Степан опрокинул одну стопку, затем вторую, после третью. Глаза его сузились, лицо покрылось румянцем, тело размякло и складок на шее как будто стало больше.
- Стараюсь сразу не закусывать, что бы вкус не перебить. А то... – он икнул, выдохнул запах перегара и лимона, взял кусок баранины, но тут подошла очередная отрыжка и идея с бараниной отошла в сторону.
Степан стал смотреть в окно на проносящиеся мимо деревья, заборы, редкие дома под шум и разговоры некоторых пассажиров.
- Эх, сейчас приеду домой, а там жена, вкусная еда, мягкое кресло и тёплая постель. Что ещё нужно для счастья русскому человеку? Да ничего более нужно. Когда всё это есть не хватает только стабильности. Что бы вот так да каждый день. Знаешь какая у меня хорошая жена? Просто чудо, хозяюшка. А я, мой друг, добытчик! – Он налил ещё стопку, закусил, потом ещё и ещё. Гаврилу не хотелось ничего отвечать, если он ответит, то значит придётся пить с этим неприятным человеком, да ещё и разговаривать. А как он знал по своему небольшому опыту распития, то этот попутчик мог сделаться интересным и милым человеком. Ну а если нет, то непременно драка.
- Дочь у меня умница, красавица – продолжал Степан перебивая мысли Гаврила. Красота материнская, а душа конечно же моя. Сейчас покажу фотографию.
Перед тем как достать телефон, он влил в себя ещё две рюмки и забыл, что вообще хотел. Позже ещё рюмка и посмотрев на Гаврила сказал:
- Сейчас спою песню!
Блестящие губы похожие на чебуреки раскрылись:
« Словно в сказке, словно в басне, сквозь ненастья
Я спешу к тебе краса моя. Через грёзы, меж берёз привезу ромашек воз.
И если тебя не будет дома, буду ждать хоть под блеском гроз...»
Так продолжал он петь ещё половину мучительной для Гаврила минуты, пока не появился мужчина средних лет.
- Вы уж простите меня, но Вы мешаете отдыхать! Всё понимаю хорошо Вам, но песни-то зачем? Да еще и так горланить.
- Как это? Для души! Требует она распустить крылья! – снова отрыжка подступила к горлу – Вы лучше расслабьтесь и давайте со мной пару рюмок для спокойствия ума и духа. А то мой друг совсем молчалив. Не пьёт, не ест, а только молчит.
Новый знакомый вначале хотел было отказаться, но что-то отдёрнуло эту мысль. Он посмотрел сначала влево, после вправо и как-то безвольно сел возле Степана Львовича, который уже сидел со всеми расстёгнутыми на рубашке пуговицами и полностью ослабленным ремнём.
- Вот это правильно, по нашему! Мужик одним словом. Мужик!
Естественно с этим пошёл тост за мужиков, за богатырей и хранителей родных земель. Новый знакомый залил в себя несколько рюмок, закусил, опрокинул ещё одну и охмелевший побрёл спать.
- Вот это правильно. Здоров тот кто крепко спит. – крикнул он в след.
Потом он начал рассказывать о том как его пытались сломать на флоте и как ничего у них не вышло. И он бы говорил дальше, но язык его с каждым предложением всё сильней и сильней заплетался, будто вот-вот завяжется в узел. Так бы наверно и произошло если бы не сон, который навалился на любителя витамина Ц.
Первые несколько минут он дремал сидя и легко похрапывая, позже открыл глаза увидел всё того же Гаврила.
- Всё молчишь? Ну я тогда спать.
Выпив последнюю рюмку, Степан Львович лёг на бок и уснул под лёгкий стук колёс. Чуть позже погас свет, повеяло прохладой и под сопения морского любителя лимонов, Гаврил задремал вместе с большей частью пассажиров. Но в один момент он вздрогнул от храпа большего похожего на открывающихся и тут же закрывающихся гигантских неисправных ворот которые закрывались, то тут же открывались на половину и внось закрывались. А в некоторых моментах храп был очень похож на пикирующий в скалах старый «кукурузник».
В первые в жизни Гаврил услышал как человек умудряется храпеть на выдохе, да ещё и с такой силой.
Первая мысль пришедшая на ум к Гаврилу была такая, будто он специально, на зло его молчанию. Но пролежав ещё минуту-другую осознал, что его попутчик в глубоком как в Якутском алмазном карьере сне.
Гаврил сел на кровать, ибо лежать было невозможно. Храп бил по голове, стучал по вискам, раздражал пустой желудок, а его причмокивание доводило до ненависти. Он легонько толкнул в толстый бок, но ничего не изменилось, позже он повторил это действие, но уже сильнее - ничего. Вместе с прохладой по вагону пронеслось чувство отчаянья Гаврила.
- Что за шум? – появилась невысокая женщина с неприятным, округлым высокомерным лицом.
- Ну вот он... – он показал рукой.
- Так толкните его.
- Толкал.
- Ну так ещё раз толкните. Не мне ведь толкать вашего друга.
- Что? Да я его первый раз вижу.
- И что?
- И то.
- Что и то? Толкните же Вам говорят – донёсся мужской голос из-за спины женщины.
Гаврил толкнул сильнее всех прошлых попыток и вдруг любитель настойки замолчал.
- Ну вот, а говорите толкали – сказала всё та же женщина вкладывая в каждое слово неприязнь. Но не прошло и десяти секунд как храп снова разнёсся по вагону, но уже с новой силой словно в него вселилась какая-то нечисть. Теперь уже вместо двух людей в проходе стало человек пять, и с каждой минутой любопытных лиц становилось больше и каждый возмущался сильнее другого. Те кто выходили на следующей станции глазели и удивлялись такому неземному храпу, а остальные не понимали как им уснуть и что делать с таким огромным человеком.
– Я его сейчас разбужу – сказал один мужик походивший на простого рабочего. Он потряс его за плечо – Мужчина, проснитесь, Вы храпите. Мужчина! Вы слышите меня? Я вас сейчас буду бить!
Как бы он его не тряс и что бы не говорил, Степан продолжал спать крепким сном.
- Хрр...ррх...хрр
– Нужно проводника позвать, пускай разбирается, его работа. – сказала женщина всё тем же высокомерным голосом в коем просыпался гнев.
Подошёл с растерянными глазами проводник, почесал затылок, протиснулся между людей к храпящему, толкнул в боковую складку и снова ничего. Степан Львович спал крепко и был некой горой напоминающей вулкан, что вместо лавы извергал вонь алкоголя, пота как старого так вновь выступавшего и мяса которое начинало тухнуть в желудке.
- Не знаю что с ним делать. Может... нет, я не знаю. Будем терпеть. Давайте потерпим. Осталось немого. Уверен, что он скоро перестанет.
- Да как же это терпеть? Да что Вы говорите? Да нам ехать всю ночь.
- Да не будет же он всю ночь храпеть! – протестовал проводник.
Пассажиры стали гудеть. Женщины загалдели, мужчины забасили, а перепуганные шумом дети принялись за всхлипы.
-Тихо! Успокойтесь! – хмурился проводник – Что Вы мне предлагаете? Что я могу сделать? Вы посмотрите какой он огромный. У меня даже сил не хватает толкнуть его как следует!
Тут кто-то что-то не то сказал, кто-то кого-то случайно толкнул и началась неожиданная потасовка, не то драка, которая продлилась минуту и так же внезапно закончилась как иначалась.
– Это Ваш друг? Как с ним бороться? – спросил кто-то Гаврила.
- Да я знать его не знаю!
- Нужно на пол стащить - послышался голос
- А потом что? На ходу из вагоны вышвырнуть? Не несите и не говрите ерунды. – возмущался не понимающий дальнейших действий проводник.
- Нужно палкой его! – вновь кто-то вскрикнул.
- А на прекратите! К порядку! Спокойствие!
Решили пассажиры раскачать, растрясти Львовича всеми общими силами, что конечно же дало плоды, но не долгие и крайне сомнительные. Степан Львович перевернулся на другой бок, открыл глаза, оглядел всех и снова уснул со всё не привычным для всех храпом.
- Хрррр... – затянул он
Кто-то предложил облить его водой, что и сделал проводник. Он стал аккуратно лить тонкой струёй на голову спящего воду, да так что бы не залить всё вокруг. Но вот только пропитанный витамином Ц стал хватать ртом воду и причмокивать.
- Любовь моя, дождь, полотенце...хррр... мокро...хрр...
- Да такого ведь не бывает! Зачем я сел в этот вагон? Лучше бы купэ взял.
Пока Гаврил молчал и делал всё что бы в это не участвовать дабы не быть виноватым, весь вагон не спал и понятия не имел, что делать. Всё сидели или же ходили из одного конца вагона в другой, всё думали и принимали уже избитые средства как одним разом, так и по-отдельности, но всё оставалось безуспешным. Позже бросили все попытки и разошлись по своим местам. Когда храп затихал, то всё равно никто не мог уснуть так как были в напряжении, что вот-вот это существо снова захрапи. Так прошла ночь. Вначале заглянул утренний рассвет, который против своей воли большая часть вагона сумела увидеть, а уже за ним яркие солнечные лучи которые разбудил Степана Львовича. Он лежал несколько минут и после потянувшись принял сидячее положение.
- Эх...хорошо поспал. Давненько так хорошо не спал. Уф... – он ещё раз громко потянулся, так же громко зевнул – А ты чего такой кислый? – обратился он к Гаврилу.
- Да что-то не спалось – ответил тот сквозь зубы.
- Понятное дело. Место так сказать новое, непривычное поэтому-то и не спалось. Надо было настойку выпить. Спал бы как убитый. Ох... бока-то как болят, будто били по ним пол ночи... уф...ну ничего, пройдёт. Такое случается когда сплю в новых местах.
Далее он пошёл умываться замечая, что на него как-то странно смотрят, но ему было ровным счётом всё равно. Он был свеж и будто за ночь помолодел.
Позже размышлял и наслаждался тишине глядя на хмурого, дремавшего Гаврила и слушал стук колёс уже приближающегося к нужному вокзалу поезда. На душе было покойно, а вокруг тихо будто он ехал один.
"- Чудесно - думал про себя Степан Львович – Прекрасно! – не выдержав удовольствия произнёс он в слух."

Друг.

Глава 1.
Случилось так, что Платон так же как и каждый молодой человек желал покинуть свой маленький, всем привычный город и сменить его на другой, более больший. Хоть и пускай от части такой же провинциальный. К удаче и рвению ему это удалось, и вот уже как шестой месяц он прибывал в городе, где тротуары большую часть времени полны людей, а в парках редко можно было найти свободную скамью.
Жильё его в виде небольшой комнаты пятнадцати квадратных метров было арендовано у давнего знакомого Бориса, который во времена отрочества был его соседом. Списавшись и созвонившись, он пригласил его на время к себе. Борис являлся владельцем всей квартиры, и за совместный быт брал совсем крохотную плату. Каждый из них как и положено имел работу, что занимала большую часть времени и в вечерние часы редко когда сталкивались в местах общего пользования. Для Бориса такая нелюдимая жизнь была привычной и даже любимой, а для Платона такое являлось настоящим мучением. Ему было скучно.
Так в один из утренних дней, когда солнце только наступившей осени, уже било в окна своими лучами, Платон и Борис повстречались на кухне. Борис сидел за столом и пил кофе, а Платон только открывший глаза вошёл в кухню и первым делом принялся заваривать кофе.
- Как спалось – заговорил полнотелый Борис.
- Не плохо. Даже крепко, но всё же мало.
- А что тебе мешало? Не я ли разбудил?
- Нет. Просто покоя не было пол ночи. Всё думал как уныло я живу, что нет никого и существую я уж очень одинокой жизнью.
- Так и в чём здесь проблема? – ответил Борис, внимательно слушая и помещая ещё один сахар в кружку – найди себе женщину.
- Девушку, Борис, девушку... – в привычный раз поправил своего соседа – думал об этом и ясно понял, что не мало с ней будет хлопот. Ведь им столько нужно внимания и понимания, что от этой мысли волосы уже начинают седеть. Не этого мне хочется, а..
- Хах, а что же?
- Пришла в голову всего лишь одна идея и кажется очень она хороша. Думаю завести какое-нибудь домашнее животное. С самого детства хотел, но в доме моего отрочества такая идея казалось дурацкой. Ты ведь не будешь против, если по соседству с тобой появится кто-то ещё?
- Давай уж лучше без животных – ответил Борис как-то не особо удивившись, порыву желания – они ведь воняют и шумят. Вот от них действительно будет не мало мороки.
- Ну я буду иметь ввиду твои пожелания, а значит – Платон открыл холодильник – буду брать того кто не даёт запаха и не производит шум. Тогда сегодня же отправлюсь на поиски, и за одно прикуплю поесть, а то кроме скисшего молока ничего нет.
Борис лишь пожал плечами, ибо лень ему было отговаривать своего соседа от такой идеи. И уже изучив его поведение и характер, он знал, что его сосед всё равно сделает желанное, но уже секретно.
Платон забрал свою кружку кофе, и вернулся в комнату начав собираться для выхода попутн