Даришь книги,
ведëшь
улыбаться солнцу.
Даже книги обложка –
узор с цветами.
Я всегда остаюсь,
я всегда возвращаюсь.
Ароматом черëмухи,
трелью звонкой
соловья над рекой
городского парка
оживаю всегда,
возвращаюсь вечно.
Собираю слова,
вдохновляясь небом.
Выбираю слова,
прикасаясь к пальцам –
тëплым, длинным, изящным,
твоим и крепким.
Прикоснуться к тебе –
улыбнуться жизни.
Прикоснуться к тебе,
и страницы книги –
книги жизни моей –
развернутся снова.
Белизной незапятнанной
развернутся.
Ароматом черëмухи,
трелью звонкой
по весне
забываются
все печали.
Посмотреть
и уйти.
Посмотреть на солнце:
если знать, как смотреть –
не сжигает.
И дрожащие капли
в листве каштана
отражают сияние
многогранно…
Пусть меня разжигает
весенний ветер!
Пусть пронзает насквозь,
омывая раны!
Этот пульс возрождения –
безначальный.
Он быстрее и ярче
любых мгновений.
Я бесстрастно смотрю:
погибает Время.
Он уходит из жизни
моей – навечно,
и пришёл
нежеланным,
нежданным гостем.
Я бесстрастно смотрю –
выпускаю.
В измерении вечности
всё иначе:
я к плечу твоему
прислонюсь спокойно.
В измерении вечности
я – Источник.
Я всегда остаюсь,
я всегда возвращаюсь.

Переплетение ветвей
и небеса,
настолько серые,
что в них
не разглядеть
непреходящее –
оттенки синевы
и то, что называют
твердь.
Твердь Мироздания.
С земли
и до небес
проникновенное,
незыблемое, то,
что называют здесь
потоками ветров,
но это есть.
Бывает боль,
что свету солнца
я не рад.
Бывает так,
что легче видеть
темноту.
Успокоительна
под бледной кожей
век.
Успокоительна,
и так идёт
лицу.
Бывает так,
что мне не хочется
смотреть
на этот мир
и слышать жизней
пульс.
Случись со мной
апатия, и я
не возвращусь…
Пусть восприятие
кричит,
что это – миф:
не может Вечность
умереть, не доказав,
что всё же есть
за пеленою
синева,
что можно легче
жить,
и легче – даже здесь.
Что преходящему
подвластен
человек,
а мне сдаваться –
Равновесие
терять…
А мне сдаваться –
Равновесие
терять…
И потерять его –
утратить всё,
что есть.
Всё Мироздание –
а нужно ли оно?
А нужен я –
убийца радужных
надежд
на то, что «время
новое»
пришло?
«Ты нужен здесь.
Ты нужен весь:
не оболочкой
без души.
Ты нужен здесь
в несовершенстве,
красоте.
Ты нужен мне,
нужны слова
твоих стихов.
Всё Мироздание –
а нужно ли оно?
Всё Мироздание
пусть рушится,
но ты…»
А мне сдаваться –
Равновесие терять.
Случись апатия,
я, Вечный, поднимусь.
Всё Мироздание –
а нужно ли оно,
когда я слышу
только твой –
любимый –
пульс.

Краснеет
дикий виноград,
и этот цвет
не раздражает
взгляд,
и осень –
время жить.
Краснеет
дикий виноград…
И жизнь во мне
не отвергает
листопад,
но мне упасть –
уйти в ничто –
не предстоит,
и я смотрю
на бездну бездн,
и мне тепло,
когда в груди
холодный ветер,
дым костров.
Таков огонь,
что закалён
в глубинах тех,
где был один,
но одиночество моё
теперь вдали.
Огонь и лёд
слились в одно,
и холодят
мои слова,
и режут плоть,
но для тебя
мечом, щитом,
огнём глубин –
бессмертной стать.
Краснеет
дикий виноград.
Его листва
не выцветает
под дождём.
Мои цвета –
от белой кожи
до струящейся
крови́.
Я в бездне бездн
средь стылых стен
нашла клинок.
Он был моим,
всегда моим
под слоем
тьмы,
но вот серебряной
луной
сверкает вновь –
бесстрастной силой
поразить
и остротой,
но для тебя –
лишь для тебя –
оставлю страсть.
И пусть глаза мои
сродни
тому клинку…
Краснеет
дикий виноград…
Ты знаешь, я
не упаду.

И если счастье есть,
то вот оно, в полях
нехоженых и диких.
Но мы шагнули в них,
и ветер нам поёт,
и волосы мои
короткие
вихрятся,
и платье
в цвет небес
прохладой
развевается,
а плечи наши жгут
июльские лучи.
Мы видим горизонт,
но всё равно в поля
шагнули бы вдвоём,
его не видя.
И если счастье есть,
то вот оно для нас –
свобода, небеса,
приволье,
песни ветра,
и линии лесов,
и домик наш, куда
мы можем
возвратиться.

Не опутанный страхом,
не ослабленный смертью
наступившей, минувшей,
грядущей, грозящей,
я ступаю во мрак –
неизбежно бессмертный.
Я иду за тобой
в летний сумрак манящий.
Август запахом трав
окрыляет и дарит
даже песню сверчка,
дарит звëзды ромашек.
На окраине города –
мир волшебства.
На окраине города,
как на границе,
выхожу из темницы
кошмарного сна,
чтобы воздухом
чистым напиться.
Ты позвал меня в сумерки –
мир показать.
Мир притихший, свободный,
почти безграничный.
Я узнал этот мир,
я бывал в нём не раз.
То, что было «почти»,
то раскрылось
навечно.
Вот исчезла черта –
я ступаю во мрак,
я из мрака вернусь –
неизбежно бессмертный.