Я продал гитару. К чему мне она?
Лежала, пылилась на полке.
Взаимного непонимания стена
Меж нами сложилась тихонько.

Что мог я ей дать – только гладить струну,
Присев на диван осторожно.
Она же мечтала взрывать тишину,
Звенеть, у костров придорожных.

Чтоб самозабвенно бард, струны терзал,
Под чьи-то весёлые крики,
И что бы безумный закат догорал,
На елей, нанизанный пики.

А может быть, в маленьком клубе ночном,
В руках виртуозно-умелых,
Звучать, согревая незримым теплом,
Сердца,- что в плену ошалелых,

Бездушных, холодных, больших городов,
Почти уже заледенели.
И только она - растопив лёд оков,
Зажжёт их – чтоб снова горели!

Я тоже чего-то такого хотел,
Да только, не как не сложилось…
Пока я тонул в море будничных дел,
Гитара на полке пылилась.

Что мог я ей дать – не нашёлся ответ.
Я мог извлекать только звуки…
Я отдал гитару, за горстку монет.
Надеюсь, в хорошие руки…

Девушка с кометой в волосах,
И улыбкой нежно-неземною,
К Вам спешат на алых парусах,
Самые отважные герои.

И зовут к себе, теплом маня,
Те края, где бризы и приливы.
Только, в этот город без огня,
Случай Вас закинул прихотливый.

Вдруг сплелись нечаянно на миг,
Наших жизней, разные орбиты.
Но рискнув сорваться с них – сгорим,
Мы в ночи, как два метеорита.

И, чтоб не навлечь на Вас беду,
Я, своей недрогнувшей рукою,
Вновь орбиты наши разведу.
Вам туда - где паруса и море!

Пусть же не откроется «обман»,
Только вслед шепнёт тихонько ветер:
«Знайте, Вы свели меня с ума!»,
«Знайте, Вы прекрасней всех на свете!»

Нам снова нужно через пропасть, брат…
Нам снова нужно прыгать через пропасть.
Не потому, что нет пути назад,
Не для того, чтоб страх презреть и робость.

Не от того, что здесь враги, а там друзья.
И там и там по-всякому бывает...
Но оставаться здесь – предать себя,
Хотя и с этим, тоже выживают.

В затылок кто-то крикнет: «Идиот!».
На это вряд ли стоит откликаться.
Сейчас разбег, толчок, полёт! И вот…
(Здесь главное – до срока не сорваться.)

На краткий миг нам дан «прямой эфир».
И мы, взмахнув тряпичным опереньем,
Считаем, что изменим этот мир,
По крайней мере, с нашей точки зренья.

Не возвратиться и не повернуть,
Случится то, чему случиться надо.
И если вдруг земля ударит в грудь,
То ссадины – дешёвая расплата.

Вот этот край – такой же, как и тот.
Но взгляд твой пуст - ведь всё уже свершилось.
Полёт над пропастью не примут здесь в зачёт.
Теперь вперёд! Чтоб что-то изменилось.

Хочется, гуашь и – рисовать…
То, что жжёт за пазухою где-то,
На листе бумаги создавать
Никогда не виданное лето.

Тёплый вечер, берег у пруда,
И закат сквозь окна новой школы,
Место, где я не был никогда -
Тихий засыпающий посёлок.

Стая уток в зеркале воды,
Фонарей затейливая россыпь,
Зеленью укрытые сады,
Хорошо, спокойно, мирно, просто.

За посадкой, где деревья в ряд,
Старой водокачки видно башню.
Там на ней когда-то, за девчат,
Говорят, сходились в рукопашной.

Вот у пруда переулка край,
Ближний домик спрятан за забором,
Одинокий уличный фонарь,
Темноту буравит жёлтым взором.

Вот на брёвнах около пруда,
Как обычно, собрались ребята.
Это быть могло когда, когда?
Где-нибудь, в годах восьмидесятых…

Там кассетник – в это время «шик»,
И неважно даже что играет.
К дереву прижался мотоцикл –
Собранный по винтику в сарае.

Верилось - что по ночным полям,
Может он домчать до края света.
Там - у самого начала дня,
Ждёт девчонка в платье цвета лета…

Где он - этот маленький мирок,
Что живёт в моём воображении?
Зыбкого покоя островок,
В сумашедшем жизненном кружении.

Был он, нет ли - не могу сказать,
Может лишь фантазия хмельная?
Но тогда зачем опять, опять,
В памяти встаёт, не отпуская –

Это лето – пряная трава,
И пейзаж с налётом сладкой грусти…
Хочется, гуашь и - рисовать…
Может быть, тогда оно отпустит…