Я так хочу, чтоб мы друг другу надоели!
Достали завтраками вместе по утрам,
Рутиной жизненной, семейной канителью,
Но только б вместе,
Лишь бы навсегда.
Я так хочу ругаться, для порядка,
Почаще, раз так семьдесят на дню,
А после - отдаваться без остатка
Любви, чтоб мир воскрес и был уют.
Я так хочу с тобою расставаться,
Но только в рамках трёшки в Вешняках,
Когда ты куришь на балконе, в дымном вальсе,
А я на кухне, кашеварю впопыхах.
Я так люблю, что ты меня доводишь,
Люблю за сообщения бранить
Когда лихая ревность колобродит,
Но мозгом - знать,
и верить,
и ЛЮБИТЬ.

Ребёнок с детства хочет быть поэтом,
Прекрасное творить во сне и наяву,
А взрослые твердят:
«Стремись к деньгам и брендам!
Стихами сыт не будешь ты, мой друг!»
Ребёнок с детства пишет гениально,
Хорей и ямб ложатся мёдом на слуху,
«Сегодня ты поэт, а завтра ищешь хлеба!», -
Во взрослом обществе твердят, как на духу.
Ребёнку по боку:
Он пишет, как умеет,
И в каждой строчке теплится душа,
Он - апогей любви и вдохновенья,
Глоточек воздуха для тех, кто не спеша Стремится в жизни обрести свободу.
Сегодня принято ворочить время вспять, Потенциал - в больших мешках у входа, -
Его с отходом проще закопать
и никогда к нему не возвращаться.
Как много полегло на кладбище творцов
из-за того, что кто-то ложкой дёгтя
измазал путь из красок и цветов…

Ребёнок вырастет.
Его простое имя увековечит
творческий Грааль,
и он испитый будет каждым,
кому в душе немного жаль
ушедших мечт, забытых планов.

Легко тут выделить мораль: Мечтай, мой друг! Мечтай и падай, вставай, ломайся и страдай,
и собирай себя по новой.
Успей создать свой личный рай!

Я, честно говоря, хотела бы исчезнуть,
Закрыв глаза, податься в небытиё.
Как много раз я попадала в бездну?
Крутила жизнь, как-будто колесо,
И болью в сердце отдавалась честность,
Истерзанная мною на корню, в своих же собственных корыстных интересах.
Как много раз корила я родню за пылкий нрав, испорченное детство, нравоучения,
Что адскую войну внутри меня всё время разгоняли…
Теперь я ото всех бегу, бегу,
Как от мастифов жадных, слюной своей
Заливших всё вокруг.
Я потерялась в стуке сердца и в дыхании,
Мой мозг - мне злейший враг,
не друг, не брат и не приятель,
Он спятил в дебрях сумрачных оков, моих же собственных,
Кующихся годами
Из мыслей буйных,
Гневных слов…

Спроси слепого, какой сейчас час.
Он ответит – “Час, когда я вижу самый страшный сон – рассвет…”

Господин сидел в одинокой пустоте леса на огромном валуне, нервно подёргивая свою седую, давно немытую бороду. Чего бы он хотел? Кого ждал сейчас? Больше пятидесяти лет пытался он найти ответы на вопросы: что делать, когда надо что-то делать? И надо ли делать что-либо, если ничего не хочется? И все пятьдесят лет господин упускал из виду единственную, доступную ему истину – он старел, и старел безбожно, стремительно и безвозвратно. Дёргая жалкие прядки, вспоминал он момент, когда борода его была ещё ухоженной и чёрной, как крыло ворона. Тогда он был слишком молод, чтобы рассуждать, слишком молод, чтобы думать о будущем. Капля пота упала с его носа на трясущиеся руки, и он ощутил, как они немощны, увидел, насколько уродливы. Уродливы не от старости, а от вечного, беспробудного безделья. Пятьдесят лет жизни отшельником, сорняком, бродягой с единственным желанием делать только то, для чего он поистине создан, и от этого не делающим ничего. Мог бы он чего-то добиться? Наверное, да, но только если бы не родился в свой год рождения, под своим звёздным знаком, если бы вырос в другой семье и были бы рядом более благодарные, помогающие люди. Он был в этом убеждён. Лишь одно радостное чувство всю жизнь грело его сердце, - любовь к Солнцу и небу. Уважение к величию природы, полная отрезанность от людей привели и до конца жизни поселили его в этом лесу. По крайней мере, он был убеждён, что испытывает любовь, и в состоянии испытывать уважение. Господин посмотрел вверх: огромный огненный шар катился по небу, знаменуя ещё один новый день. Освещая горные долины востока, светило, как гордый величественный шейх, неспешно пробуждалось, потягивалось и ещё какое-то время нежилось под балдахином, готовясь к очередному обходу своих бескрайних владений. В самом деле, нет никого в мире богаче, чем Его Величество Солнце, - думал господин. Вся планета, вышитая цветными лоскутами зелёных равнин, глубоких озёр, рек и бескрайних морей, все жемчужины подводного царства, дорогой изумрудный бархат лесных мхов, которых светило деликатно касается своими перстами, раздвигая могучие кроны деревьев, будто приоткрывая тяжёлые крышки своих сундуков с несметными богатствами, всё-всё золото враждебной Сахары, где Солнце, как истинный шейх, привыкший существовать в роскоши и утопать в блеске драгоценных металлов, чувствует себя поистине могущественно, - всё беспрекословно принадлежит ему. Господин благоговейно вздохнул. Ах, если бы можно было родиться Солнцем и иметь такую же власть и могущество! Тогда бы он точно не сидел на месте, тогда не страдал бы от безделья и собственной немощи, ибо не имел бы разума и действовал бы по чёткому сценарию…
- Кто тут? - раздалось в тишине. Господин вздрогнул.
- Кого бы вы хотели видеть? - задал он вопрос в пустоту.
- Да хоть кого-нибудь, - ответили из чащи.
- Тогда выйдете на свет, и поймёте, с кем разговариваете.
- Я не вижу света…
- Как так?
- Я с детства слепой.
Господин покосился в сторону густо растущих деревьев, из которых доносился голос. Сердце странно сжалось от какого-то нового чувства.
- Я подам вам руку.
- О, благодарю вас!
Теперь на валуне их было двое.
- Куда вы держите путь?
- На работу.
- Вы работаете?
- Безусловно.
- Вам нравится?
- Я этим живу.
- А кто вы?
- Я писатель.
- Но вы же слепы!
- Не более вашего.
- Как же вы пишете?!
- Диктую.
- Да? И о чём же?
- В основном о природе.
- Лжёте! Природа требует наблюдения!
- Природа требует понимания.
- И что же вы поняли?
- Не более того, что уже написал, но явно более вашего.
Глаза господина расширились от дерзости слепого.
- Я созерцаю природу каждый день! – закричал он, взмахивая руками, - Я вижу эти ветви, - и он ударил по ним так сильно, что посыпались зелёные листья, - вижу солнце, что светит для меня каждый день, согревая лучами, - и он ткнул пальцем, указывая на светило, - вижу эту рыхлую почву, по которой хожу, - и он ударил ногой по земле, - вижу этот проклятый камень, на котором сижу уже больше пятидесяти лет! – и он плюнул в сторону валуна, - А что видите вы? Что можете написать, если без меня бы не вышли из чащи?!
Слепой ждал, скрестив руки на груди, пока буйствовал господин, и только потом, когда наступила тишина, заговорил ровным спокойным голосом.
- Я чувствую ту боль, которую вы причинили ветвям, и, слыша их гневный шёпот, могу в красках описать, как они ненавидят вас, мечтая также вас покалечить. Я чувствую, как Солнце, которое вы не уважаете за тепло и свет, мечтает скрыться от вас, или выжечь глаза и кожу своими лучами, как почва не желает носить ваш вес, желая провалиться под вами, и потому ощущается рыхлой, и чувствую, как плачет валун под вашей тяжестью, ведь чтобы встать с него, вам никогда не хватит мотивации…

На небе сидели двое. Бог и маленький Эйдос, готовящийся вот-вот отправиться в бренный подлунный мир. Бог величественно восседал на троне, окружаемый белыми, как снег, ангелами, исполнявшими своё предназначение. Кто-то играл на арфе, нежно и аккуратно перебирая маленькими пальчиками, кто-то парил в воздухе, ожидая поручения из канцелярии. Поодаль от божественного трона кучка ангелов копошилась около массивных весов, то и дело стараясь привести их в равновесие. На одну чашу весов непрерывно текла вода, точившая острый камень, а на другой было время, подтачивавшее, как известно, самолюбие. Бог смотрел на Эйдос мягко, снисходительно, ожидая его последней исповеди перед долгим и тернистым путешествием по земной юдоли. Маленький Эйдос был ещё совершенно чистый, бесформенный, полупрозрачный и казался абсолютно беззащитным. Внутри него, однако, хранился ещё тот самый кладезь информации, начиная от сотворения мира, вплоть до нескольких веков после его возвращения в Божье царство. Он знал, что ждёт его в земном мире, знал, какое место уготовлено ему в юдоли скорби и плача, знал, что именно то, что привыкли называть ещё таким чужим и непонятным для него словом «жизнь», обернётся для него непременно мучением и знал, что через считанные часы он уже никогда об этом не вспомнит. Всё сотрётся из памяти и начнётся сначала, но уже в совершенно новом и чужом для него мире. Обратный отсчёт давно начался. Маленький Эйдос плакал. Нет, не просто плакал, он рыдал, мечтая вымыть слезами хоть часть того «плохого», которое ему предстоит «пережить». А в это время, где-то на Земле шёл дождь…­

Заброшенные бетонные стены выглядят как гигантские валуны, поросшие зелеными губками мха. Вот уже несколько десятков лет серую плоть убежища разъедает влага, оставляя на его наружности глубокие трещины, - словно морщины. Оно строилось кем-то, кого уже нет в живых и скорее всего нету и среди мертвых. Сырая земля, как завод, переработала тела, кости, плоть и кровь тех, кто думал, что он что-то значит и для чего-то нужен. Увы. Худший исход и лучшая кара во все времена – забвение, оно хоронит человека в недрах его собственной никчемности, будь он хоть академик, хоть царь, хоть нищий, хоть прокаженный. Забвение – это наружность, забвение – это земля, мозг, человек, космос и все пространство, населенное чем-то живым, имеющим свойство рано или поздно умереть. Вся наша планета – забвение. Такое название прижилось среди людей подземелья. Забвение. Место сочетания «преступности и супергероев», как обличила Marvel. Место, где любят и ненавидят, строят и разрушают, помнят и забывают. Забвение – суровый контраст и вместе с тем идеальный баланс. Здесь могут породить и убить, здесь можно и необходимо жить и умирать. Забвение – это канат над пропастью, которую невозможно ни обойти, ни перейти другим путем. Никто не обошел смерть, никто не удостоился возможности выбрать жизнь после жизни, ибо сама жизнь – не про выбор. На одном конце пропасти запускается механизм каждого. Таймер установлен, часы тикают, и ты должен двигаться, пока тебя не вытиснули и не столкнули туда, откуда выхода уже нет. Ты смотришь на другую сторону пропасти, «в будущее», которого, как такового, тоже нет, ибо единственное, что ты можешь выбрать – это канат, по которому пойдешь. Канат может быть соткан из шелковых нитей (довольно скользкий путь), из кондовых цепей, чистого серебра или чистого золота. Канат может оказаться гнилым и лопнуть на полпути, уничтожив идущего принудительно, либо же идущий может сойти с дистанции раньше срока. Итог один -смерть. Все боятся сорваться и умереть раньше времени, не достигнув «будущего», - противоположной стороны, уже усеянной могилами, ибо и там – смерть. Убежище,это выбитый из системы форпост, цвета агломерата, где сохраняется какая-то информация, имеющая хоть какую-то ценность.Убежище – это не бункер, в нем нет обустроенных этажей, уходящих глубоко под землю, поближе к преисподней, нет специальных медицинских кабинетов, оборудования, комнат с койками и дверьми. Убежище нерушимо и недвижимо. Оно будто корабль, севший на мель где-то на краю земли, давно забытый и оставленный людьми и всем живым. Убежище – не дом, а пристанище, не желание, а вынужденная мера. Заключенные в одной среде, обитатели вынуждены приспосабливаться к особенностям друг друга, налаживать быт, строить семьи на бетонном полу, среди бетонных стен. Любить в каменных джунглях, где от романтики остались лишь признания и сердечки на салфетках. Существование в убежище – это проверка на прочность, испытание для тех, кто обошел смерть в Забвении, кто был избран выжить. Подобно ковчегу Ноя, убежище хранит в себе людей в замкнутом пространстве, как в гробу, как в клетке, как в инкубаторе. Это сооружение дышит, говорит с теми, кто его слушает и слушает тех, кто умеет с ним говорить. Верующие увидели бы в убежище воплощение самого Господа Бога. На внутренних сторонах его стен – рисунки Детей, заметки Праведников, трещины, вмятины и сколы от деяний Грешников. В вечных холодных объятиях плачут невинные и виновные, смеются безумные. Испытаниями крепнет душа, а настоящим испытаниям не видно конца и края. Убежище не отпускает человека не просто так, не из прихоти. На то есть свои основания. Причина – поиск того, кто сможет изменить мир наружности, вытащить его из затхлого статичного состояния. Из вечного забвения. Извечный вопрос – нужен ли этому миру герой, или он нуждается в монстре? Страх порождает ложь, ложь порождает зло, зло порождает смерть. Смерть – это братоубийство, желание суда и правосудия. В убежище все считают себя достойными, все воображают себя творцами и судьями. Здесь безумный имеет власть, Птица имеет голос, а преступник – свободу. Здесь все безнаказанно и от этого – страшно наказуемо, ибо в большом мире возмездие преследует каждого, но догоняет единиц, а в убежище гнаться не приходится. Виновные, как на ладони, правда – на поверхности, зло проявляется само собой. Убежище – это демоверсия наружности, школа жизни на поверхности, отчисление из которой – смерть, либо досрочный выход. Казалось бы, надо лишь чуть-чуть подумать, лишь научиться отличать одно от другого: виновных от обвиненных, правду от лжи, зло от добра, но ведь это и есть самое сложное в жизни. Замкнутое пространство – это колыбель, но качают ее так, что легко можно выпасть. Может ли среди серого бетона, в подземной сырости, вырасти кто-то, кроме жабы? Тот, кто будет красив душой, или хотя бы восхитительно уродлив? Убежище – это эксперимент, не имеющий логического завершения и понятный лишь тем, кто когда-то давно для чего-то его сотворил. Мир всегда искал, ищет и будет искать своего гения, того кто выйдет целым и невредимым, того кто пройдет через все испытания и выживет, и будет творить, ведь главная особенность гения – бессмертие. Бессмертие отличает гения от простого человека, и именно этот критерий будет решающим. Убежище – это миниатюрный мир, с колониями, поселениями, войнами, семьями, домами… Здесь не чуждаются проблем «отцов и детей» (правда первые уже вряд ли ходят среди живых), любви, под стать шекспировским страстям, заботы, ненависти и ненависти из-за отсутствия заботы. Не видя живой, настоящий мир, или помня его по отрывкам, по памяти, жители убежища создали свой, новый - лучший или худший? - , но никто и не подумал, что то, что они создавали годами, было уже давно сотворено до них, освоено и оставлено специально, как приманка, как капкан.
Убежище ищет…
Ищет, чтобы отдать, или чтобы принять и поглотить?

Кричать,
Когда на части рвётся грудь,
и лёгкие дерёт до кро́ви.
Молчать,
Когда нет мочи молвить,
И воли нет чего-то ждать.
Бежать,
Когда нет сил остаться,
Когда былое - горячо,
Когда родной решил расстаться,
Убрав надёжное плечо.
Удрать,
В надежде, что от гнёта,
На самом деле - от себя.
Спасаться, задвигать живое
В останки сумрачного дня.
Гореть,
Пылать, чтоб всё болело
И выворачивало суть,
Травиться, верить в благость неба,
Глотая глянцевую ртуть.
Страдать,
От скверны лезть на стены,
В надежде сжиться как-нибудь,
И никогда не ждать смирений
От тех, кто жаждет обмануть.
Предать
Себя, и тело - праху,
Забвенно в омуте тонуть,
От пыток разума и страха
Желая страстно отдохнуть.
От смрада жизни, вони люда,
Терзаний пагубных страстей,
От скуки встреч, бессвязных
думок, что тянут судеб канитель.
Сбежать бы от всего мирского,
Души лохмотья подлатать,
Наполнить миррой волю Бога,
Чтоб слаще было увядать.
Связать бы все фрагменты были
В одну тугую мононить,
Без мысли, мыканий и гнили
Себе позволить просто ЖИТЬ.

Это так больно,
когда мы теряем близких.
Больно строчить,
умоляя, с немым призывом,
Больно кричать:
«опомнись, пока ещё живы!»
Громко кричать, но тебя, как тогда, -
не услышат.
Это так больно, когда увядает тело,
Тело родное, и сладостное, до боли,
Тело любимое,
век свой ещё не сжИло,
Жаль, что Господь уготовил ему
другое.
Это так больно, - громко кричать в подушки,
Биться руками о стены, не слыша звука,
Чувствовать ком, забившийся в горло,
с кровью,
В муках харкать им, пока не настанет утро.
Это так больно, - видеть отца с бутылкой,
Видеть, как мать ему вторит, с немым укором,
Видеть, как маленький мальчик становится сильным,
Рано становится, - жизнь его ставит колом.
Это так больно, -
видеть, как гибнет личность,
Гибнет, хлебая спирта седьмую стопку,
Видеть, как чистую душу кидают в топку,
С силой кидают,
В попытках любовь обезличить.
Это так больно,
когда сердце жжёт обманом,
душу терзают жизни скупые письма,
Больно, когда уколами тычут в раны;
рано понять, что любимый
теперь ненавистен.
Это так больно,
когда ты совсем бессилен,
Чувствовать слабость - по телу,
скулящей ноткой,
Это так больно,
когда тебе двадцать четыре, -
в возрасте юном потворствовать злому року.
Это так больно,
огонь подносить к сигаретам,
Снова и снова из жизни сжигая по строчке,
Это так больно, - поганой привычке верить,
Внемля тому, кто привязку зовёт любовью.
Это так больно, -
видеть во сне кошмары,
слышать, как с кухни доносятся звуки порно…
Больно носить на себе раскалённые
шрамы.
Больно больное терпеть,
называя уроком.

Мне нравится думать
О том, что слова - не кончаются,
Что те, кого ценишь, вовеки в тебе не умрут,
Что память бессвязной цепочкой за нами не тянется,
А лишь помогает свершить этот жизненный круг.

Мне нравится помнить
О том, что планета вращается,
Что люди нет-нет, да и всё же её берегут,
О том, что добро непременно к тебе возвращается,
Пускай и не сразу, не в срок,
а когда и не ждут.

Мне нравится верить,
Что чувства взаимно сбываются,
Что люди в других обретают тепло и уют,
Что сердце любимое любящим не притворяется,
А честность - на оклик несётся,
когда позовут.

Мне нравится мыслить
О том, как надежда рождается,
И вера в измученных душах находит приют,
Ведь мало-помалу ко всем, кто хоть в чём-то нуждается
Приходит желанного счастья
невидимый дух.

Звенит капель, февраль слезами провожая,
На полпути к мосту разлёгся кот
И греет пузо, никого не замечая,
И даже ту, которая поёт.

Она идёт в расчерченной футболке,
Где белый синюю сменяет полосу,
В обычных синих джинсах и кроссовках,
Напоминая девочку-Весну.

В её глазах, наверняка, - озёра,
Где утонул бы жаждущий любви,
Но милое лицо скрывают стёкла, -
От солнца берегущие очки.

Она цветёт, и пахнет, как малина,
В ушах на шашлыки зовёт Трофим,
И губы тоже будто смазаны малиной
Ядрёно, ярко, словно аквагрим.

Она идёт, походкой горделивой,
По знойным тротуарам городским,
И даже кот признал её любимой, -
Учтиво сонным взглядом наградил.

Кто разгадает редкостный феномен
Из зим восставшей девочки-Весны,
Тот будет явно сильно недоволен
Изменчивостью ветреной души…