­.... записки это такие .....
1. Как это вышло.
Конечно, детские мечты и планы свою роль сыграли тоже. И книжки типа «Кантор идет по следу». Но больше – отсутствие выбора. Предложение случилось «на контрасте»: или начальником службы собак в Камень-Рыболов, или начальником ВАИ на Курилы. По семейным. В смысле семья тут, а я туда. На Курилах был я уже. Туда легко – обратно никак. Если только очень повезёт. На выходе: капитан какого-то там ранга, ТОВВМУ, электроника. Зелёная форма в сапоги заправленная. Как бы на год. Дальше всё может измениться. Скотство.
2. Делай раз.
Октябрьская осень. Иней. Перрон. Уазька встретил. Жильё – пестня! Солдатская общага с тумбочкой и панцирной койкой. И дырой в стекле с кулак. Правда, успокоили – всё равно в нумере не жить. (Не соврали, гады). Утреннее построение. Совещание с 9 до 11. Знакомство с ветеринаром. Александр Иванович. Вид соответствует. Боком в дверь зашел. Рассказ про то, как на отрядной питомник (нештатный) на прокорм зверей получил два мешка сухой картошки и мешок капустных листьев. Красивая речь командира про необходимость взметнуть ввысь племенное собаководство. Не скотство это даже. Вжопался по тяжкой. Не дослужу я года до двадцатки. Автомат получать не стану. Тогда может просто выгонят. За побои кого - нибудь. Без уголовки, может, обойдётся.
Обед. Сухая картошка с минтаём. Компот. Булочку из ларька в карман. Поиск собачатника. Изучение плана. Скитания по задворкам. Подхоз. Автопарк. Забор в поле. Косая калитка. Мерзость. Зашел себе и иду. Тихо чтой-то. … Ой не так как то..
А - гуляют звери. Семь обормотов месяцев по шесть. Старая бабка на глухой привязи. Волчищи (два штуки в клетках). Девушка на поводке сержанта выгуливает. Заметили меня – затихли все. Секунд на пять. Волчищи в рёв. Бабка прилегла в надежде. Девушка – ушки на макушку и – то на сержанта, то в меня.. Охлопки малолетние – на острие в атаке. Летят, засранцы, только ухи хлопают. Руки в стороны, на корточки и крик души: «Ну, ё маё, сколько лет – а вот вы. И вот я». Шерсть с загривков на место. Хвосты по бокам пылюку выбивают. Облизан весь. Затоптан всеми. И не семь их, а всё вокруг. Волчищи прилегли. Бабка надежды не теряет. Девушка улыбается и элегантно хвостом так. Дома … ЖИТЬ БУДУ.

3. А звери это:
Волчищи. Это два кобеля. Блоковые отморозки. Туманище и Верный. Туманище – крупный и высокий на ногах восточник с неожиданно мягкой шерсткой, свалявшейся на спине в валенок. Неделю состригали. Почему неделю? Кусается, гад, потому что. В конце концов, отправил на заставу. В поисковых группах очень ловок был. Мог братвы закордонной, что с китайской границы, собрать штук несколько за раз. Очень азартно их обкусывал.
Верный. Громадный серый кавказец. Какой балбес ему такое имя выдал – покрыто мраком. На дреску не шел в принципе. Только на живчика. Постановка на блок – это шоу. Норовил каждого встречного прикусить. А если не успевал – то вожатого за гудок. Чтоб адреналин не зря пропадал. Вожатый ему за это пендаля. Кобель его уже адресно за гудок. Вожатый опять пендаля. Так и идут. Два кислых друга. На блоке развлекался тем, что выворачивал пеньки, на которые трос прикручен. Больше недели пеньки не жили. Этого никуда не дел. Хоть один отморозок, но нужен быть. И надо ж случиться – бомжик воровать щенов залез. Ростом не мелкий и с черенком от лопаты. Не помог ему дрын. Поломался об башку. Придурок не догадывался, что Верному дрын только азарту придаёт. А хавальника в аккурат на всю задницу хватило. Громко и жалостно кричал, зайка. Аж часовой с артскладов услышал и по телефону инструктора вызвонил. Спасли паршивца. Не всего только. Задницу зашили. Гипсу на руку приладили. Если еще раз на Верного не попадёт – то жить будет. Хороший был кобель. Как учебное пособие. Технику безопасности с вожатыми на нём отрабатывали. Не прощал ни одного неловкого движения. Зато если Верного смог покормить, потом забрать тарелку, выгулять и почистить вольер – тогда с любой другой собакой справится.

4. Ирек (В общении Ирка).
Восточник 10 лет. Зонарно-рыжий. С бочкообразным тельцем. Высокий. С еле заметным бельмом на правом глазу и обкусанным кончиком левого уха. Сидел в будке под деревом. Когда-то был розыскным. После списания с заставы обиделся на всех и, как считали поколения три сержантов, искать и кусаться перестал. Первая встреча была неожиданной: передними лапами ко мне на плечи, лицом к щеке прижался и замер. Только хвостом по сторонам потихоньку.
После недельного торчания на питомнике и в кабинете надоело всё. Вышел на улочку. Посмотрел по сторонам. Нет. Не любят меня в этом городе. Некуда идти. Пошел на питомник, Ирку на верёвочку и поплелись мы в парк. Присели на лавочку. Я пью, Ирка закусывает. Выпили водочки. Съели хлеб и колбасу. Дедкам подходившим налили. Некоторые помоложе пытались хамить: братан, мол, зелёный с облезлым кабыздохом. Ирка смотрел с интересом, хвостиком по обыкновению повиливая. Ну, раз не кусается кобель – то мы и не хамили. Допили, что осталось, пивком шлифанули – и домой. Вернулись в общагу, лень было до питомника идти. Продрыхлись хорошо. Ирка со скуки сгрыз носок. Стираный причём. Вредитель.
В воскресенье подались на питомник. Сержанты уже следы кинули. Динка, бабуська престарелая, отказалась. Жарко, видать. Пришлось заправить Ирку с сержантом. Начали по прямой хорошо. Потом, на повороте, Ирка носом мотнул правильно, но побёг по тропинке. Лень в кусты было. Пришлось всех остановить. Сержант всё понял, но вложил, что Ирка всегда так. Не будет он. Пришлось взять дедка за ухо и строго так спросить. Ирка рот до ушей – ну ё маё, ведь помню: парк, пивы-водки-колбасы. Подскочил, хвостом мотнул – пошли мол, для друга – любой каприз. Побежали потихоньку. Без поискового зигзага. Нос вверх. Выше ушей. Углы по ниточке. Добежали до спрятанного сержанта. По команде «стой» - побежал диверсант. Ирка на ускорение. Намекаю – «фас», мол. На бегу обернулся, хвостом мотнул – яволь, сделаю, раз надо. Бросаю поводок. Ирка бьёт всем телом в плечи. Жалко сержанта. Маленький он, и дреска старая. Кто же ожидал такого? Я только в кино видел. Да в ДОСААФе, в детстве далёком, когда-то наблюдать приходилось. Сержант полетал и упал. Ирка его за шею зафиксировал и замер, а когда я добежал до обоих, отпустил и сел рядышком. Хвостом виляет и улыбается во весь рот. У сержантов ступор. Тот, которого уронили, пытается шевелиться. Кобель фиксирует за задницу – команды шевелиться не было. Беру на поводок. Уходим. Зверем оказывается зайка.
И тут вспомнил я вечер, парк. Гулянье вчерашнее и местных хулиганов. А ведь мог бы сдуру направить Ирку на разборки. Испарина пробила. Поломал бы народ. Улыбаясь и виляя хвостиком. Ничего личного ведь. А для хорошего человека блеснуть талантом – всегда за радость.
5. Динка.
Небольшенькая, даже по меркам нациков, старушка с грузинистым носом. Сильно в годах. Снята с заставы по причине ветхости. При проработке следа боец в полной дреске от неё запросто убегал. Старой школы девушка. Две вещи не могла в принципе - потерять след и не зацепить, если представилась возможность. Боролся месяца два. Решения не видел. Норовила прикусить пассатижами при каждом удобном случае. Всё вышло случайно: гулял всех по очереди: охлопков малолетних, Ирку, еще более ветхую Вегу, Геру племенную. Динку не гулял, потому как прихватывает.
Поставил очередного в вольер. Все это время Динка орала в голос аж со слезой. По тихой отвертела от глухого блока затвор и, галопом, в меня. Лихорадочный поиск решения за секунды – как перехватить, чтоб не ударить. Ведь масенькая и в годах. Низзя калечить заслуженного зверя ведь. Напрасно, оказалось, призадумался.... Метров за восемь засеменила на полусогнутых, за пять ползком, еще два на боку, потом на спине. Хвостом метет пылюку. Проняло бабку – это ж надо! Как с охлопками – так гулять, Геру никчемную – на полоску! С Вегой – вообще за территорию! А с ней – никак! Унизил, оказывается, до нельзя. Как бабка пошептала – лучший зверь в питомнике был. Бдительный и надёжный. Сильно домой хотел забрать – пожила бы, может, лет на несколько дольше. Соседей бы убавила. Прохожих. Калаголиков дворовых. Не рискнул, уехал сам, один. Скормил Динке на прощанье булку. Бабка поскуливала и пыталась заглянуть в глаза. Удел почти всех боевых зверей – остаться никому не нужным. Сука, а не матрос. Я.
6. Грант.
Осень, конец сентября. И грустно. И скучно. И некому морду набить в минуту душевной печали. Это не я – это – Пушкин. Но мне так же ….Командарм взбодрил, сам того не желая: «Сборы у тебя, инструкторов. Только машину не дам».
- Пешком шлепать?
- Вали...
(Думал – шутка). Нет, никто не шутил. Ладно. С утра пораньше Ирку на поводок, инструктора в вещмешок напялил и на автобус с рабочими пункта пропуска. Час – и мы на месте. Заодно Дикулю с питомника закинули на заставу (он сиротой остался – инструктор, контрас, домой уехал). Кобель осунулся, захирел, в спальнике гадить взялся. Опустился, короче, ниже уровня диванного засланца. Хотя единственный был зверь, допущенный к работе без поводка. Теперь при делах будет.
Штатный заставской розыскной Грант. Единственный, пожалуй, на весь отряд, нацик. Такой же, как все нацики с виду – среднего роста, плечистый и крепкий. Инструктор – парниша метр в кепке, КМС по бегу. Обормот. Ухитрялся в тревожку без автомата убежать (замечание один), а еще – убегал от основной группы в точку за считанные секунды (замечание два).
Грант любил службу. Ревун сработок слышал еще до сирены. Винтом шел. На атаке не было силы, могущей его остановить. Даже автоматная очередь только к земле прижимала на момент. Резаный и стреляный. Собранный и шитый. Неудержимый на атаке и прямой в поиске (обратный след с проработкой прямой по запаху на скорость, до человека).
Задачку учебную, выбор человека по запаху, вспомнил минут через сорок, учитывая, что последние четыре года его жизни после учебки никто этого от него не хотел. Чудо, а не кобель. Был. Не восточник – не та живучесть. Поплохел животом, и не довёз его до ремонтной Александр Иваныч на своём зелёном Москвиче. Потом это было. Летом 27 июня следующего года. Еще одна потеря. То ли боевая, то ли нет. Инструктор – до дембеля сиротой. Да еще память. У косорыленьких – одна, у меня – другая: Боевая машина. Зайка. Грант.

7. Грей.
Несколько ненапряженных часов перехода, и мы на следующей. 42 км для трех бешеных собак не крюк. Наряд на фланге встретил как родных. Три барбоса на заставе. Розыскной – Грей. Ризен. Привезли со слёзной просьбой из Владика год назад: «Заберите гада, дяденьки». Закусал всех. И своих и примкнувших. По любви отдали. В смысле задарма.
Четыре года было ему почти. Крупный. Волосатый. С продресью (в смысле седой).
Полоску отработал вяленько. Почти ползком. Отвлекаясь и задумываясь (то ли о былом, то ли о грядущем). Сторожевка пошла поживее. Поиск по следу еще смешнее: на характерной шнауцерской рыси: ни быстро, ни медленно. Широким шагом руками и подскоками ногами. Нашел хорошо. Уголки отработал. Закладки обозначил. «Нарушителя» хапнул. За ногу. Решили исправить. Чтоб за руку. Чтоб, как в школе учат.
- Бегали и махали руками – хапает за ногу.
- Надели плащ с пришитым к заду куском фанеры – забегает сбоку и, опять же, хапает за ногу,
- Вырезали в железной бочке дно и верх, прилепили лямки, засунули в унутрь бойца – хапает сперва за руку, валит вместе с бочкой, затем – откусывает ногу.
Сидели, курили, думали. Вердикт: чем ловить братана закордонного и засовывать его в бочку – пущай кусает ногу. Без ноги, гад, долго не пробегает.
Странное осталось ощущение: боевая машина, а не кобель. Эмоций, по крайне мере выражаемых явно, нет. Уходя, сунул ему руку в клетку, поскрёб за ухом. Зверь показал зубы. Хвостом не вилял – нечем. Но и за руку не хлопнул. Как всех. Как обычно.
Этот пашет и сейчас. Откуда знаю? Да по нотам с китайской стороны. Обижаются, что нарушителей задержанных без одной ноги передают ... Но с каждым разом всё реже и реже.
Трудно на одной ноге китайцам границу нарушать. А с двумя ногами их уже в тех местах стало намного меньше ...

8. Атос и Стелла.

На разных заставах они. Соседи.
Переход дался тяжко. Хоть и часть пути на лошадке. Волосатая якутская морда. Везла долго и вдумчиво. Ногами и то быстрее. По научному – «сильно пересечённая, горно-таёжная местность». Уделала всех. До выносного поста еле доплелись.
А там Атос. И так громадный, да еще и раскормленный макаронами. Розыскной. Потому и не кусачий. В теории. Но когда мы из лесу выползли, ревел как настоящий. Сил осталось только радостно каркнуть: «Атосище! Твою дивизию! Ну, наконец то, встретились. Всю жизнь ведь не видались!». Боец, охреневший, рот раскрыл, чуть автомат не выронил. Атос умно посмотрел так, посопел, я мешок со спины стянул. Уселись рядом. Кобель спиной к боку привалился. Боец рот закрыл. В окошко крикнул: «Собачник пришел отрядный. Встречайте».
Стелла – на следующей. Только по лицу видно, что в годах. Элегантная и ловкая. Дама.
Посмотрел я на них в работе. Как раз на то время довелось случиться поиску. Братва китайская новаторство придумала. Заехали в законе. В пятнадцать рыл. Через пункт пропуска автобусом. Потом забор пробили и попёрлись в лес грибы собирать. Сосновые. (Ел я их – и ничего особенного. Несут одеколоном. В учебнике написано – «условно съедобные».) Всё бы ничего, погуляли бы, да вернулись, но набрели на ДНД. Те с разведчиками в засаде пьянствовали (чего там еще в лесу в сентябре делать то?). Наши сработали ловко – изловили одного из пятнадцати. Но основного – проводника. А остальные, в конце концов, прибрели обратно, через дырку в заборе. Откуда пришли. А последние двое, заплутав, только через неделю к цивилизации выбрались. Не повезло им с местом - на стыке двух застав оказались. В смысле, две тревожки приехали через пять минут. В 66-х газиках, в железе и с кобелярней.
Красиво было. В кинах такое не покажут. Утро. Чисто поле. По нему шустро улепётывают два иносранца, даже с торцовой части и глазом невооруженным видно – восточной внешности. Иваныч, комендант участка, с крыши машинной рулит процессом: «руками не ловить, собачками их, загудонить надо - чтоб впредь неповадно стало». Стелла, как учили в школе – элегантно и легко - за плечо сработала. Привалила, за шиворот зафиксировала.
Атосик, обормот, инструктора по кущам прокатил, как на роликах. Только стук слышался – деревом об дерево, да маты от инструктора. Не стал прыгать, зараза. На фиг. Голову только на бок повернул и хлопнул. В аккурат всё в рот и влезло. Даже место еще осталось. Все пакеты извели на заделку задницы.
Конвой до машин. Собаки резво тянут. Улыбка до ушей у обоих – не зря прожит день.

С последней заставы выманили. Уазиком. И суровым наказом командира: вернуть обратно, чтобы на соседний отряд не ушел. Там тоже собак хватает.
Так и год прошел. Отряд не жалко. Сержантов своих в лицо помню. Они меня тоже иногда на улице по имени узнают: товарищ подполковник. Зверей помню. Всех. В лицо и поимённо. Всех пятьдесят семь. Живыми и красивыми. Боевыми машинами. Зайками. И точно знаю. Ждут они меня. Всегда. И не обману я. Вернусь. Каркну ерунду: «вот он я, братва». И будем мы вместе всегда и счастливы.

­.... записки это такие .....
1. Как это вышло.
Конечно, детские мечты и планы свою роль сыграли тоже. И книжки типа «Кантор идет по следу». Но больше – отсутствие выбора. Предложение случилось «на контрасте»: или начальником службы собак в Камень-Рыболов, или начальником ВАИ на Курилы. По семейным. В смысле семья тут, а я туда. На Курилах был я уже. Туда легко – обратно никак. Если только очень повезёт. На выходе: капитан какого-то там ранга, ТОВВМУ, электроника. Зелёная форма в сапоги заправленная. Как бы на год. Дальше всё может измениться. Скотство.
2. Делай раз.
Октябрьская осень. Иней. Перрон. Уазька встретил. Жильё – пестня! Солдатская общага с тумбочкой и панцирной койкой. И дырой в стекле с кулак. Правда, успокоили – всё равно в нумере не жить. (Не соврали, гады). Утреннее построение. Совещание с 9 до 11. Знакомство с ветеринаром. Александр Иванович. Вид соответствует. Боком в дверь зашел. Рассказ про то, как на отрядной питомник (нештатный) на прокорм зверей получил два мешка сухой картошки и мешок капустных листьев. Красивая речь командира про необходимость взметнуть ввысь племенное собаководство. Не скотство это даже. Вжопался по тяжкой. Не дослужу я года до двадцатки. Автомат получать не стану. Тогда может просто выгонят. За побои кого - нибудь. Без уголовки, может, обойдётся.
Обед. Сухая картошка с минтаём. Компот. Булочку из ларька в карман. Поиск собачатника. Изучение плана. Скитания по задворкам. Подхоз. Автопарк. Забор в поле. Косая калитка. Мерзость. Зашел себе и иду. Тихо чтой-то. … Ой не так как то..
А - гуляют звери. Семь обормотов месяцев по шесть. Старая бабка на глухой привязи. Волчищи (два штуки в клетках). Девушка на поводке сержанта выгуливает. Заметили меня – затихли все. Секунд на пять. Волчищи в рёв. Бабка прилегла в надежде. Девушка – ушки на макушку и – то на сержанта, то в меня.. Охлопки малолетние – на острие в атаке. Летят, засранцы, только ухи хлопают. Руки в стороны, на корточки и крик души: «Ну, ё маё, сколько лет – а вот вы. И вот я». Шерсть с загривков на место. Хвосты по бокам пылюку выбивают. Облизан весь. Затоптан всеми. И не семь их, а всё вокруг. Волчищи прилегли. Бабка надежды не теряет. Девушка улыбается и элегантно хвостом так. Дома … ЖИТЬ БУДУ.

3. А звери это:
Волчищи. Это два кобеля. Блоковые отморозки. Туманище и Верный. Туманище – крупный и высокий на ногах восточник с неожиданно мягкой шерсткой, свалявшейся на спине в валенок. Неделю состригали. Почему неделю? Кусается, гад, потому что. В конце концов, отправил на заставу. В поисковых группах очень ловок был. Мог братвы закордонной, что с китайской границы, собрать штук несколько за раз. Очень азартно их обкусывал.
Верный. Громадный серый кавказец. Какой балбес ему такое имя выдал – покрыто мраком. На дреску не шел в принципе. Только на живчика. Постановка на блок – это шоу. Норовил каждого встречного прикусить. А если не успевал – то вожатого за гудок. Чтоб адреналин не зря пропадал. Вожатый ему за это пендаля. Кобель его уже адресно за гудок. Вожатый опять пендаля. Так и идут. Два кислых друга. На блоке развлекался тем, что выворачивал пеньки, на которые трос прикручен. Больше недели пеньки не жили. Этого никуда не дел. Хоть один отморозок, но нужен быть. И надо ж случиться – бомжик воровать щенов залез. Ростом не мелкий и с черенком от лопаты. Не помог ему дрын. Поломался об башку. Придурок не догадывался, что Верному дрын только азарту придаёт. А хавальника в аккурат на всю задницу хватило. Громко и жалостно кричал, зайка. Аж часовой с артскладов услышал и по телефону инструктора вызвонил. Спасли паршивца. Не всего только. Задницу зашили. Гипсу на руку приладили. Если еще раз на Верного не попадёт – то жить будет. Хороший был кобель. Как учебное пособие. Технику безопасности с вожатыми на нём отрабатывали. Не прощал ни одного неловкого движения. Зато если Верного смог покормить, потом забрать тарелку, выгулять и почистить вольер – тогда с любой другой собакой справится.

4. Ирек (В общении Ирка).
Восточник 10 лет. Зонарно-рыжий. С бочкообразным тельцем. Высокий. С еле заметным бельмом на правом глазу и обкусанным кончиком левого уха. Сидел в будке под деревом. Когда-то был розыскным. После списания с заставы обиделся на всех и, как считали поколения три сержантов, искать и кусаться перестал. Первая встреча была неожиданной: передними лапами ко мне на плечи, лицом к щеке прижался и замер. Только хвостом по сторонам потихоньку.
После недельного торчания на питомнике и в кабинете надоело всё. Вышел на улочку. Посмотрел по сторонам. Нет. Не любят меня в этом городе. Некуда идти. Пошел на питомник, Ирку на верёвочку и поплелись мы в парк. Присели на лавочку. Я пью, Ирка закусывает. Выпили водочки. Съели хлеб и колбасу. Дедкам подходившим налили. Некоторые помоложе пытались хамить: братан, мол, зелёный с облезлым кабыздохом. Ирка смотрел с интересом, хвостиком по обыкновению повиливая. Ну, раз не кусается кобель – то мы и не хамили. Допили, что осталось, пивком шлифанули – и домой. Вернулись в общагу, лень было до питомника идти. Продрыхлись хорошо. Ирка со скуки сгрыз носок. Стираный причём. Вредитель.
В воскресенье подались на питомник. Сержанты уже следы кинули. Динка, бабуська престарелая, отказалась. Жарко, видать. Пришлось заправить Ирку с сержантом. Начали по прямой хорошо. Потом, на повороте, Ирка носом мотнул правильно, но побёг по тропинке. Лень в кусты было. Пришлось всех остановить. Сержант всё понял, но вложил, что Ирка всегда так. Не будет он. Пришлось взять дедка за ухо и строго так спросить. Ирка рот до ушей – ну ё маё, ведь помню: парк, пивы-водки-колбасы. Подскочил, хвостом мотнул – пошли мол, для друга – любой каприз. Побежали потихоньку. Без поискового зигзага. Нос вверх. Выше ушей. Углы по ниточке. Добежали до спрятанного сержанта. По команде «стой» - побежал диверсант. Ирка на ускорение. Намекаю – «фас», мол. На бегу обернулся, хвостом мотнул – яволь, сделаю, раз надо. Бросаю поводок. Ирка бьёт всем телом в плечи. Жалко сержанта. Маленький он, и дреска старая. Кто же ожидал такого? Я только в кино видел. Да в ДОСААФе, в детстве далёком, когда-то наблюдать приходилось. Сержант полетал и упал. Ирка его за шею зафиксировал и замер, а когда я добежал до обоих, отпустил и сел рядышком. Хвостом виляет и улыбается во весь рот. У сержантов ступор. Тот, которого уронили, пытается шевелиться. Кобель фиксирует за задницу – команды шевелиться не было. Беру на поводок. Уходим. Зверем оказывается зайка.
И тут вспомнил я вечер, парк. Гулянье вчерашнее и местных хулиганов. А ведь мог бы сдуру направить Ирку на разборки. Испарина пробила. Поломал бы народ. Улыбаясь и виляя хвостиком. Ничего личного ведь. А для хорошего человека блеснуть талантом – всегда за радость.
5. Динка.
Небольшенькая, даже по меркам нациков, старушка с грузинистым носом. Сильно в годах. Снята с заставы по причине ветхости. При проработке следа боец в полной дреске от неё запросто убегал. Старой школы девушка. Две вещи не могла в принципе - потерять след и не зацепить, если представилась возможность. Боролся месяца два. Решения не видел. Норовила прикусить пассатижами при каждом удобном случае. Всё вышло случайно: гулял всех по очереди: охлопков малолетних, Ирку, еще более ветхую Вегу, Геру племенную. Динку не гулял, потому как прихватывает.
Поставил очередного в вольер. Все это время Динка орала в голос аж со слезой. По тихой отвертела от глухого блока затвор и, галопом, в меня. Лихорадочный поиск решения за секунды – как перехватить, чтоб не ударить. Ведь масенькая и в годах. Низзя калечить заслуженного зверя ведь. Напрасно, оказалось, призадумался.... Метров за восемь засеменила на полусогнутых, за пять ползком, еще два на боку, потом на спине. Хвостом метет пылюку. Проняло бабку – это ж надо! Как с охлопками – так гулять, Геру никчемную – на полоску! С Вегой – вообще за территорию! А с ней – никак! Унизил, оказывается, до нельзя. Как бабка пошептала – лучший зверь в питомнике был. Бдительный и надёжный. Сильно домой хотел забрать – пожила бы, может, лет на несколько дольше. Соседей бы убавила. Прохожих. Калаголиков дворовых. Не рискнул, уехал сам, один. Скормил Динке на прощанье булку. Бабка поскуливала и пыталась заглянуть в глаза. Удел почти всех боевых зверей – остаться никому не нужным. Сука, а не матрос. Я.
6. Грант.
Осень, конец сентября. И грустно. И скучно. И некому морду набить в минуту душевной печали. Это не я – это – Пушкин. Но мне так же ….Командарм взбодрил, сам того не желая: «Сборы у тебя, инструкторов. Только машину не дам».
- Пешком шлепать?
- Вали...
(Думал – шутка). Нет, никто не шутил. Ладно. С утра пораньше Ирку на поводок, инструктора в вещмешок напялил и на автобус с рабочими пункта пропуска. Час – и мы на месте. Заодно Дикулю с питомника закинули на заставу (он сиротой остался – инструктор, контрас, домой уехал). Кобель осунулся, захирел, в спальнике гадить взялся. Опустился, короче, ниже уровня диванного засланца. Хотя единственный был зверь, допущенный к работе без поводка. Теперь при делах будет.
Штатный заставской розыскной Грант. Единственный, пожалуй, на весь отряд, нацик. Такой же, как все нацики с виду – среднего роста, плечистый и крепкий. Инструктор – парниша метр в кепке, КМС по бегу. Обормот. Ухитрялся в тревожку без автомата убежать (замечание один), а еще – убегал от основной группы в точку за считанные секунды (замечание два).
Грант любил службу. Ревун сработок слышал еще до сирены. Винтом шел. На атаке не было силы, могущей его остановить. Даже автоматная очередь только к земле прижимала на момент. Резаный и стреляный. Собранный и шитый. Неудержимый на атаке и прямой в поиске (обратный след с проработкой прямой по запаху на скорость, до человека).
Задачку учебную, выбор человека по запаху, вспомнил минут через сорок, учитывая, что последние четыре года его жизни после учебки никто этого от него не хотел. Чудо, а не кобель. Был. Не восточник – не та живучесть. Поплохел животом, и не довёз его до ремонтной Александр Иваныч на своём зелёном Москвиче. Потом это было. Летом 27 июня следующего года. Еще одна потеря. То ли боевая, то ли нет. Инструктор – до дембеля сиротой. Да еще память. У косорыленьких – одна, у меня – другая: Боевая машина. Зайка. Грант.

7. Грей.
Несколько ненапряженных часов перехода, и мы на следующей. 42 км для трех бешеных собак не крюк. Наряд на фланге встретил как родных. Три барбоса на заставе. Розыскной – Грей. Ризен. Привезли со слёзной просьбой из Владика год назад: «Заберите гада, дяденьки». Закусал всех. И своих и примкнувших. По любви отдали. В смысле задарма.
Четыре года было ему почти. Крупный. Волосатый. С продресью (в смысле седой).
Полоску отработал вяленько. Почти ползком. Отвлекаясь и задумываясь (то ли о былом, то ли о грядущем). Сторожевка пошла поживее. Поиск по следу еще смешнее: на характерной шнауцерской рыси: ни быстро, ни медленно. Широким шагом руками и подскоками ногами. Нашел хорошо. Уголки отработал. Закладки обозначил. «Нарушителя» хапнул. За ногу. Решили исправить. Чтоб за руку. Чтоб, как в школе учат.
- Бегали и махали руками – хапает за ногу.
- Надели плащ с пришитым к заду куском фанеры – забегает сбоку и, опять же, хапает за ногу,
- Вырезали в железной бочке дно и верх, прилепили лямки, засунули в унутрь бойца – хапает сперва за руку, валит вместе с бочкой, затем – откусывает ногу.
Сидели, курили, думали. Вердикт: чем ловить братана закордонного и засовывать его в бочку – пущай кусает ногу. Без ноги, гад, долго не пробегает.
Странное осталось ощущение: боевая машина, а не кобель. Эмоций, по крайне мере выражаемых явно, нет. Уходя, сунул ему руку в клетку, поскрёб за ухом. Зверь показал зубы. Хвостом не вилял – нечем. Но и за руку не хлопнул. Как всех. Как обычно.
Этот пашет и сейчас. Откуда знаю? Да по нотам с китайской стороны. Обижаются, что нарушителей задержанных без одной ноги передают ... Но с каждым разом всё реже и реже.
Трудно на одной ноге китайцам границу нарушать. А с двумя ногами их уже в тех местах стало намного меньше ...

8. Атос и Стелла.

На разных заставах они. Соседи.
Переход дался тяжко. Хоть и часть пути на лошадке. Волосатая якутская морда. Везла долго и вдумчиво. Ногами и то быстрее. По научному – «сильно пересечённая, горно-таёжная местность». Уделала всех. До выносного поста еле доплелись.
А там Атос. И так громадный, да еще и раскормленный макаронами. Розыскной. Потому и не кусачий. В теории. Но когда мы из лесу выползли, ревел как настоящий. Сил осталось только радостно каркнуть: «Атосище! Твою дивизию! Ну, наконец то, встретились. Всю жизнь ведь не видались!». Боец, охреневший, рот раскрыл, чуть автомат не выронил. Атос умно посмотрел так, посопел, я мешок со спины стянул. Уселись рядом. Кобель спиной к боку привалился. Боец рот закрыл. В окошко крикнул: «Собачник пришел отрядный. Встречайте».
Стелла – на следующей. Только по лицу видно, что в годах. Элегантная и ловкая. Дама.
Посмотрел я на них в работе. Как раз на то время довелось случиться поиску. Братва китайская новаторство придумала. Заехали в законе. В пятнадцать рыл. Через пункт пропуска автобусом. Потом забор пробили и попёрлись в лес грибы собирать. Сосновые. (Ел я их – и ничего особенного. Несут одеколоном. В учебнике написано – «условно съедобные».) Всё бы ничего, погуляли бы, да вернулись, но набрели на ДНД. Те с разведчиками в засаде пьянствовали (чего там еще в лесу в сентябре делать то?). Наши сработали ловко – изловили одного из пятнадцати. Но основного – проводника. А остальные, в конце концов, прибрели обратно, через дырку в заборе. Откуда пришли. А последние двое, заплутав, только через неделю к цивилизации выбрались. Не повезло им с местом - на стыке двух застав оказались. В смысле, две тревожки приехали через пять минут. В 66-х газиках, в железе и с кобелярней.
Красиво было. В кинах такое не покажут. Утро. Чисто поле. По нему шустро улепётывают два иносранца, даже с торцовой части и глазом невооруженным видно – восточной внешности. Иваныч, комендант участка, с крыши машинной рулит процессом: «руками не ловить, собачками их, загудонить надо - чтоб впредь неповадно стало». Стелла, как учили в школе – элегантно и легко - за плечо сработала. Привалила, за шиворот зафиксировала.
Атосик, обормот, инструктора по кущам прокатил, как на роликах. Только стук слышался – деревом об дерево, да маты от инструктора. Не стал прыгать, зараза. На фиг. Голову только на бок повернул и хлопнул. В аккурат всё в рот и влезло. Даже место еще осталось. Все пакеты извели на заделку задницы.
Конвой до машин. Собаки резво тянут. Улыбка до ушей у обоих – не зря прожит день.

С последней заставы выманили. Уазиком. И суровым наказом командира: вернуть обратно, чтобы на соседний отряд не подался. Там тоже собак хватает.
Так и год прошел. Отряд не жалко. Сержантов своих в лицо помню. Они меня тоже иногда на улице по имени узнают: товарищ подполковник. Зверей помню. Всех. В лицо и поимённо. Всех пятьдесят семь. Живыми и красивыми. Боевыми машинами. Зайками. И точно знаю. Ждут они меня. Всегда. И не обману я. Вернусь. Каркну ерунду: «вот он я, братва». И будем мы вместе всегда и счастливы.

Не знаю уж как, но совпали стажировки курсантов ТОВВМУ имени С.О.Макарова и ДВВИМУ имени Г.И.Невельского. Скорее всего, по причине отдалённости. Советская Гавань – далеко. Даже очень…. Если пытливый Питерский читатель представит, где на карте Владивосток, то Совгавань от Владивостока - еще на полкарты вверх. До устья Амура рукой подать. Особенно если карта не сильно мелкого размера …
И там, в посёлке «Заветы Ильича» как раз на каком-то сторожевом корабле мы и встретились: нас то там (после третьего курса) курсантов пять. И их, человек (после четвёртого) – трое. Как то мы с ДВВИМУ особенно как то и не антагонизировали, да и еще и с четвёртым курсом – нормально всё началось, прошло и завершилось. Но сам процесс!
Началось с зарядки – навалили мы на неё единодушно. Пока матрасня кораблятская носилась кругами по пирсу мы на баке левого борта (где официально курилка) полуофициально и курили. К слову, там же был приделан турник. И на нем особо авторитетные матросы показывали гимнастические чудеса, которые, впрочем, входили в перечень обязательных в любом военном училище.
Выскочивший на бак старпом попалил всех. И наглядно для матросов и показательно для курсантов сурово спросил: «А вам, курцам, так вот – слабо?» (Матрос как раз «солнышко» вертел. На ремнях). Нашел самого мелкого и худого, но с папиросой ДВВИМУшника, тыкнул в него пальцем и заострился: «Вот тебе вот именно – как?». Парнишка ответил: «Да не знаю, не пробовал», выстрелил бычком за борт, снял фланку и полез на перекладину. Старпом намекнул: «ремни одень». Ответ был: «да не, не надо. Упаду ещё» …. Короче старпому как то не по себе стало. Ведь и верно – сорвётся же балбес да об железо – собирай его потом, да еще и отмазываться то как …
Пацанчик поплотнее прихватился руками, оттолкнулся …. Сделал пару оборотов, потом еще пару. Но на одной руке. Потом как то быстро остановился. Спрыгнул и так спокойно сообщил: «вообще-то я мастер спорта по спортивной гимнастике». Не приставал к нам всем потом ни старпом. И никто на корабле вообще. Я ж говорил – мы были существенными ….
Так вот. Это нас старший сгрузил на борт, а сам рванул по весям и буеракам остальных рассовывать. А у ДВВИМУшников декан засел на берегу. В подобие гостиницы. Но в ней он мало бывал. Скитался по администрации местного рыбсовхоза с тем же названием – «Заветы Ильича». А в те далёкие годы, чтоб быть деканом и никак не меньше, было необходимо занести культуру и науку в массы. Вот именно в эти совхозные массы и был у декана прицел.
Мы поучаствовали тоже. В расклейке объявлений на столбах про лекцию, которую «декан Дальневосточного высшего инженерного морского училища с именем…., отчеством… и фамилией поимеет честь …. Ну и ты ды….». Скорее всего, командование совхоза подчинённых поднапрягло (кто б после обеда в субботу то поперся), но клубный зал был забит под завязку. Мы, было, традиционно собрались закосить, но курсанты конкурирующей фирмы намекнули: «много потеряете. Мы идём – не пожалеете». Поверили. Пошли. Не пожалели ….
Хорошо, народ пришел сильно вмазанный. Чтоб выходные не пропали. Иначе приветственная фраза «Здравствуйте, уважаемые Совговняне и Совговнянки!» даром бы не прошла. Но тут не просто прошла – зритель включился сразу …. Что было: вот всё остальное – примерно так же. С приседаниями, надуванием щёк, беганьем по сцене. Народ в зале к завершению лекции уже едва сидел и уже почти не мог плакать. Завершающая фраза «Расставаясь с вами, глядя на ваши молоды лица (лет сорок в среднем был возраст у лекцующихся) я вспоминаю слова великого русского поэта Сергея Есенина – «Вот потому так хочется и мне, СПУСТИВ штаны, бежать за комсомолом!» уже ни чем не сопровождалась. Не мог народ уже ни хлопать, ни кричать, ни плакать. А многие и сидеть ….

Декан – это серьёзно. А слово – искусство…. Не поспоришь …..

Собирательный это образ. Хотя ... наиболее яркий - соседа моего, шалопая от Бога. Понятно, что тогда, давно и далеко теперь уже - синей краски на небо не жалели, как и зелёной на траву и листья. И солнце было всегда. И дождь помнится тёплым и добрым. Тогда ... а теперь иначе. И того прошлого жаль ....
Вот Валера - он оттуда. Звали его в просторечии Французом. Потому, что на Андрюшу Челентано похож был и сильно. И совсем не важно, что Адриано вовсе и не француз. Важно, что похож был телом и душой и полётом мысли и действия. Ну как по фильмам - "Блеф" был и остается непревзойденным. Вот например:
В школу то мы вместе пошли. Я в первый, он в третий. Это сейчас, когда за полтинник, три года даже седины не прибавят, а тогда - авторитет и серьезный. Как я сейчас понимаю, Франц с ведром за дрожжами сходил на хлебозавод с вечера. И явно не по пути было ведь ... тащили вместе. С обоих сторон за ручки уцепились, пыхтели но допёрли. И после таких трудов - в сортир. Прямо в дырочку. Даже обидно ... понятно стало к окончанию первого урока. Уплыл туалЭт с надписями "МЭ" и "ЖО" уличного исполнения из школьного двора. Директор был за три то года опытный. Но и Валера тоже. Зря его искал директор вместе с пожарной охраной и специалистами откачных экипажей. Зря.
Далеко была та школа. Начальная. До третьего класса. Километры и в соседнем квартале, в лётном городке. За три года ни разу не опоздал. Приезжал, правда, иногда в коньках для разнообразия.... А в четвертый перевели поближе к дому. Как поближе - вот если бы я жил в первом подъезде, то метрах в десяти. Но я жил в третьем ... потому опаздывал каждый день. Почти. Не - будили то меня загодя, собирались пока я чистил зуб, умывался и начинал одеваться ... подразумевалось, что я теперь уже не усну, гульну кобеля и в школу. Ага. Спалось и еще как. До последней минуты и потом - иеххххаааа ! Понеслать ... ну не каждый день не успевалось, но почти .... А вот из школы домой - как долог путь был и извилист. А зимой иногда и унизителен. Когда игра в хоккей тянулась до серого неба и переходом желания скорей бы добежать за поворот из легкого в нестерпимый. А тут еще и руки от мороза не гнуться. И ключ от двери в них не держится ... и вообще не держится. И брюки еще, блин, теми же руками не расстегиваются ... а кобель то всё это время дома. С прошлого еще вечера. И он уже не только стоять. Он уже сидеть то с трудом мог. И вот только после того, как я - неслись мы по лестнице с третьего этажа с кобелячьим визгом, сбивая случайных прохожих (соседи или в квартиры или к стенкам - опытные, не в первой) и подсыкая на поворотах неслись в полисадник. И там долго-долго стояли.... ("Кузьмич, сука, всю ночь держали") ... Это я к чему так долго? А к тому, что когда меня отправляли летом в трудовой концлагерь "Романтик" (в миру пионерлагерь "Смена") Валеру просили кобеля гулять. У него получалось не лучше (для кобеля), но значительно красочнее и разнообразнее для прочих ... Летом старушки под подъездом на скамейке круглосуточно гнездились. Француз кобеля забирал тоже в крайней предстартовой фазе. Но они не бежали в палисадник. Они гуляли. Мимо скамейки и старушек. Бабки довольно быстро начинали орать, чтоб шли куданипопадя и не маячили ... Франц молчал и гулял кобеля мимо и обратно. Заканчивалось одинаково - кобеля прорывало, он конвульсивно задирал ногу и дул в куда пришлось. А приходилось только на скамейку и бабок. До садика во дворе ни веточки ни кустика .... бабки нашли решение. Усрались, но скамейку всем скопом до второго подъезда утащили. До третьего запалу не хватило ... от кобеля спаслись. Но не от Француза ....
Мотовелики тогда уже начались и были в цене. Гаджетов тогда не было. Потому руки у пацанов рано затачивались под гаечные ключи. Жиденькие моторчики (Д-2, Д-4) и таскали то велик и седока жиденько. Поэтому снятие глушителя добавляли скорости существенно. И шуму, правда, тоже ... Француза как раз в очередной раз в школе ждали для расправы. На этот раз физрук. Другой бы не додумался, а у обормота само-собой. За курение за углом воспитывал его физрук. И словом и делом. За ухо. Франц ему и брякнул: "Зря вы так со мной. У Вас за это завтра с утра на жопе чирь вскочит". Физрук то в запале и не сильно придал значения слову, но как зашел к себе поутру в загашник штаны то спортивные стянул и к зеркалу. Благо первого урока не было. А вдруг не соврал, гадёнышь ... а он и не соврал. И что гадёнышь - точно до копеечки. Потому как в этот интимный для физрука момент дверь и открылась со словами: "Вот. А я что говорил? Наш физрук каждое утро жопу в зеркало разглядывает" ... короче от греха Валера в школу не ходил. Но из дома вышел ... дошел, правда, только до сарая, где мотовелик ... Сначала просто катался. Потом, как солнце взошло, мимо бабок. Сначала просто так, потом свинтил глушитель и еще пару раз. Мимо. То, что одна из старушек припрятала черенок от лопаты под скамейку заметил и затаился ... а народ уже из школы мимо. Ну и пристал парнишка с его же класса "Дай да дай. Прокатиться". Франц покуражился для нагнетания обстановки, ковыряя мотор отверткой, но минут через 10 - 15 согласился. Но только чтоб быстро и до третьего подъезда и назад ... тонкость про бабок, черенок от лопаты и отсутствие глушителя не пояснил, понятно. Эх как лихо понесся пацан! Но бабка была не менее лиха - воткнула дрын в переднее колесо. Понятно дело - голова-жопа. Куча пыли. Заглохший мотор. Тишина. Завывание влипшего в раскрутку пацана ... и крик Француза: "Убили, убили ребёнка старухи!!!" .... Воспитательный момент вышел на славу - бабки запугались до икоты...
Санитар в скорой тоже оказался еще тот - сломанную ключицу загипсовал как бы в приветствии фюреру. В верх так ... Понятно, что друга встречали щелканьем каблуками и принятием строевой стойки (а ля зольдаты вермахта). Мимоходом из магазина повесить сетку или портфель на переходе из школы на руку как на вешалку - тоже придумалось быстро ... Это так, отдельные безобидные фрагменты. Безобидность сохранялась не долго. Учитывая, что в Артеме в тюрьму мели как в пионеры. Тем же строем и составом ...
Потом встречались похожие обормоты с особым складом жизни и её восприятия. Не часто, правда. Как попалось где то в учебнике - почти все люди в массе инертны. Процентов 75 - 80. Не трогай их и дай жить спокойно - они и не подумают хоть чего-нибудь менять. Из оставшихся - 15-25 % вполне вменяемы и запросто могут сподвигнуться, если завлекут мотивируя. И вот последние 5 % способны. На всё что угодно лишь бы на жопе не сидеть. Вот из этих и получаются профессиональные революционеры, путешественники, пираты, аферисты, гопники, разведчики, великие артисты ... но мало их. С большой буквы Великих ... И мало кто из них доживает хотя бы лет до двадцати. Валера Мержоев не дожил. Зарезали его в шахтовой общаге на Кирова в Артеме ... я в ТОВВМУ тогда учился на втором курсе. А узнал уже только после выпуска и то случайно ...

Я тебе помашу рукой
И в игрушки мои теперь
Поиграет малыш другой …

В Хабаровске всё это было. На Красной речке у бабушки дом был. Длинный двухэтажный барак из лиственницы. Чёрный и крепкий: разобрать пытались, чтоб построить что-нибудь поновее – не вышло. Напихали взрывчатки и жахнули – угол просел. Новая пятиэтажка метрах в трёхстах в сторонке покосилась … но это потом уже … а тогда – про когда пишу всё было просто здорово.
Я про школу даже не думал. Дядька Сашка только начинал задумываться про службу в армии. И дед папин и бабушка и дядька и петух – хозяин гальюна и кобан Боря … все тогда были. И я был уверен – иначе и быть не может …
   Петух был сволочь. А гальюн на улице… так вот этот гад всегда в засаде сидел. На выходящего. Причем нападал, паразит, с различных направлений. И всегда с новых и потому и неожиданно. Чаще с крыши. Поэтому посещение было делом серьезным и групповым – на улице надо было бдеть. Снаружи. Лучше с палкой … а мне так по мелкости и с палкой бой выходил примерно на равных. Лих был петушара. В моменты настроя мог и кобана погонять - любо-дорого … бабушка терпела его за исключительную хозяйственность. К вечеру нагонял курей штук до пятидесяти во двор. А пацаны их только в щелки заглядывали … делили потом с хозяевами по честному.
   Так вот петух допрыгался. С крыши сортира. Мы с дядькой поставили на него петлю вблизи объекта его бесчинств. И изловили. А поскольку в руки брать чревато – запускали его как планера на той же петлевой верёвке. Чтоб полетал, сволочь. Летал. Но недолго. Об угол дома споткнулся … жопы трещали у обоих. Бабушка могла и умела. Деду понравился суп с лапшой из убиенного. Соседям – свобода передвижений. Нам обоим тоже как бы всё. Кроме расправы …
Но это ерунда. Кобан* Боря был еще. Дядька сказал, что родео на конях – полное фуфло. Вот если рвануть на кобане – от это – самое оно! В песочницу Боря заманивался довольно просто. За корочку вёлся. Опять же был вепрем вполне спокойным и незлобивым – можно было заманивать раз несколько подряд. И пока подельник (вначале это был я) скрёб Борьку щепочкой по спине – ковбой дядька Саша прицеливался. Ну а потом – родео. Борис был лих – он ухитрялся не просто скакать – он еще и дергался руками и ногами в прыжке в разных направлениях! Жесть это было – американские ковбои отдыхали тогда и сейчас, я уверен, ничего не изменилось … короче я держал секунд двадцать. Дядькины результаты были получше, но не в принципе. Он хотел, чтоб минуту. Чтоб досчитать до больше шестидесяти.
Техника довольно простая – важно вскочить на стоящего Борьку ровно и в момент касания схватиться за уши. Вот это – уши – важно принципиально. Спина у свина как диван. Хвататься не за что в принципе. Только за ухи … замес у Саши вышел очень удачный. Пока я считал в голос – Борис скакал. Когда за минуту вышли, вепрь понял, что ковбой лих – и чисто рванул по двору. Кругами. У дядьки Сашки ноги болтались в воздухе, чуб развевался по ветру. Это было сильно … вот только Борька понял, что свистецк ему. Не скинуть. И рванул к себе в загончик. Сарайка такой ростом некрупному человеку по пояс. И хорошее такое толстое бревно было над входом … я то тему просёк и вместо счёта орал дядьке, чтоб отпускал ухи то. Но то ли орал хило, то ли свист в ушах и грохот копыт заглушал. А может – и азарт боя. Короче дядька смотрел на меня, улыбка до ушей, глаза горят … вот так вот он затылком в бревно над входом в сарайку и въехал. Тут то уже без выбора – Борька как танк домой то ворвался. А Саша остался сидеть на улочке. С той же застывшей улыбкой. И с руками, вытянутыми в направлении «вперёд», в сарайчик. И с зажатыми кулаками. Хорошо, хоть без Борькиных ушей.
   Домчался я по шустрой. Вроде расшевелил. Не сразу правда. Дядька медленно так кулаки к носу подобрал, раскрыл ладошки – а там волосы от Борькиных ушей … сдул так медленно … и как бы всё. Больше не скакали мы на Борьке. Но ощущения остались мощные … да и домой меня вернули, в Артём, скоро.
Но опыт остался. У мамы тоже папа был. По деревням слонялся и окрестностям. С пасекой … где-то по центру Приморья вроде … на лето отвезли. Погостить. Кобана у него не было. Но была свинья. С поросятами. Свинья домой сама пришла, а вот поросят потом по всей деревне собирали. Что значит серьезная дядькина школа!
За ловлю курей и петуха мне как то быстро шелушнули гудок. Да и ладно. Они были какие-то не те … слабы в моральном плане, что ли …   Навыки, короче, сгодились. После прогона по деревне на свинье у местных лоботрясов я был в авторитете … оставили меня как-то на хозяйстве. Лето. Жарища. Нашел я бочку. Двухсотлитровую. Не то чтобы прямо на пасеке – но рядом. И вроде вода в ней. Почти до краев. Чурбачок подкатил. Поснимал барахлишко – и бульк. Оказалось – не совсем вода. Сахар это был с водой. Пчёлам на подкормку … в бочке чурбачка то не оказалось. И борта скользкие … и сидел я там, пока дед домой не добрался. Не сильно долго – но больше часа. Страху натерпелся от безысходности… бабушка спасла, но страху натерпелась, по-видимому, побольше моего.
Летный отдых уложился в недельку. Помню, смотрю я в заднее полукруглое окошко двадцать первой волги на дедушку. А он в кулаке кепку зажал и глаза вытирает. Я в окошко высовываюсь и кричу: «дедушка не плачь, я к тебе скоро еще приеду». А он еще пуще, навзрыд почти …
Есть что вспомнить. Где оно всё теперь …хотя – пока есть память. Есть оно всё. Есть …

*- авторский текст (Оба-на, оба-на. Закололи кобана)