Она того стоит,
или
Как я смог изменить мир

October 9th, 2012

Пролог

Мы способны подняться над собой. Для этого не всегда нужно прыгать вверх.
_______________

Глава 1. На одном дыхании

Шаг первый. Начало начал

В общем, все как обычно. Постель, пролитый впопыхах на шелковую мамину подушку кофе, потертая сумка, носки; уже который день ждущие приведения в божеский вид брюки, клетка на рукаве три четверти расшитой рубашки. Единственный дорогой атрибут в моем гардеробе — терпкий и свежий мужской аромат из последней коллекции… Шляпу забыл. И ключи на шкафу в ванной. Ну, я же говорю, все как обычно.
На работу прибежал пораньше, теперь есть пять минут на полкружки кофе, не допитого с утра. Перед затуманенным суетой и гнетущей тоской взором стелется полоса дороги, потоки машин смазывают линию тротуара, поезд где-то за горизонтом… нет, последнее я уже вижу внутренним взглядом, прикрыв глаза, сквозь дрожащие ресницы.
Все. Надо все менять. Жизнь, движение. Дорогу. Так больше нельзя. На минуту задержал дыхание и, широко распахнув глаза, удивился, что дышать вовсе не обязательно, чтобы видеть! Так и стоял минуты три, пока не начались спазмы в груди и сдавленность в горле. Вдох резко оживил меня. Я принялся ловить ртом пыль, светящуюся в щелях жалюзи, пропускающих солнечный утренний свет, блеклый и призрачный, каким всегда бывает свет солнца в середине осени.
Я вырастал и снова становился прежним. Я дышал, я дышал, я дышал… всей грудью, животом, телом, помогая себе всеми конечностями и фибрами души. Резкий звук остановил мое возродившееся дыхание. Я затаил его, обернулся и снова удивился — на этот раз еще сильнее: из косого бокового кармана модных лощеных брюк на паркет выпали ключи. Мои родные, домашние. Брелок — из гладкой белой кожи с изображением змеи. «Черт-те что» — мелькнуло в сознании, и следом так же брякнула и зазвенела другая мысль: «Черт возьми, ключи же дома!» Да, дверь я уже давно не закрываю, потому что она не закрывается. Сломана. А соседи у меня предусмотрительные. Они всегда начеку. Да и бояться мне нечего — не научился я пока бояться. Так и живу — по наитию. Просто живу и дышу. Да что тут объяснять, кому интересен быт чужого одинокого мужчины? Потому и не страшно, что дверь открыта.
Надо же… сейчас я наклонился, чтобы поднять ключи, и обнаружил, что ничего не изменилось. Так как не могло измениться. Ключи действительно мои. И лежат на гладком паркете прихожей офиса, а не дома, где должны были бы находиться. И мои мальчишеские руки тянутся за ними… стоп. Такого раньше не было, чтобы я разглядывал свои руки. Как они двигаются, и что с ними происходит, как они слегка дрожат от сего поразительного факта и указательный палец слегка прижимается к среднему, словно беспомощный ребенок к материнскому плечу. Она была права. Это удивительные руки. Просто поразительные руки!

Шаг второй. Семерка и восьмерка

Думаю, раньше я была мужчиной. Эта навязчивая мысль не отпускает. Не представляю, что бы было, если бы я оказалась мужчиной сейчас! Как хорошо, что этого не произошло, иначе мой мягкий всепрощающий характер превратился бы в податливую безвольную натуру. Не люблю таких мужчин. И внешность их с округлыми и нежными чертами лица не люблю. Мое счастье — родиться женщиной в этом мире. Впрочем, мои мысли всегда становятся навязчивыми, когда я не заинтересована предстоящими или текущими делами. Само слово «текущие» обозначает что-то привычно-обыденное, протекающее мимо и увлекающее тебя в поток беспорядочных, бессмысленных встреч и событий; резких на слово и поверхностных на чувство происшествий, о которых окружающие судят крайне драматично и надолго почему-то запоминают. Вот оно, зеркало.
Да, точно, я женщина. Спасибо… но живу я вовсе не как привлекательная земная женщина. Как-то иначе, словно пытаюсь подпрыгнуть как можно выше, и приземление от того кажется все больнее и беспощаднее. И оно обостряется периодически, это желание снова подпрыгнуть и иметь смелость возомнить себя немного другой, чем прочие женщины вокруг. Какая дерзость! Или глупость. А я интересная. Во мне есть притягательность. И черты мои наполнены светом и прелестью. Коленки я часто разбиваю. Видимо, падаю на них с высоты. Бог мой, я это или не я? Смотрю на себя и понимаю, что все-таки я. А отвлекусь — будто и не я. «Какие же у него руки незабываемые...» — вот, уже не я. Может, у всех так получается, что мысли о другом человеке властвуют над ними и увлекают их в сторону от основного русла реки жизни.
Включаю телефон и ожидаю увидеть на экране две одинаковые цифры. Нет, не угадала. Семерка и восьмерка. Рядом. Одна — удача, вторая — бесконечность. Бесконечная удача. Неплохо. Но сегодня я не встану с кровати. Жжет где-то глубоко в гортани, и кружится голова от неудобного положения. А еще сердце громко стучит под тяжелым шерстяным пледом. Так отчаянно и обреченно. Нет. Я не встану. Должно быть, сегодня промозгло и пустынно за окном.

Шаг третий. Не вышло

— Послушай, я тебе уже не первый раз отвечаю: мне не интересны твои сумасшедшие вечера! Я устал от избытка алкоголя, дорогих сигарет, доступных и пресных женщин. Ну, что ты мне можешь еще предложить? Увы, ты меня не понимаешь. Не удивительно, приятель.
Бросил трубку. Черт с ним. Пусть срывает на телефоне злость. Мне нет до этого никакого дела. Ванна сегодня горячая. И ключи на шкафу. Я их положил туда снова. Почему она мне раньше не встречалась с ее ласковым взглядом и внутренним светом? Небось, я изменился. Или начал меняться. Хотя бы захотел меняться. Или просто думать, что хочу меняться и при этом по-прежнему забывать ключи, шляпу и постоянно проливать кофе на подаренную мамой подушку, оттого что несобранность и неряшливость души вылезает наружу, когда ей не хватает места внутри.
Хочется выть от раздирающей сердце печали. Откуда она взялась? Ведь вроде бы ладиться жизнь: большой перспективный город, работа прибыльная, стабильная. Жилье временное, но оно есть. Машина в перспективе. Мотоцикл новенький стоит на задворках. Друзья время от времени возникают с улыбками и коньяком для легкой ненавязчивой беседы о том о сем. Да и женским вниманием я не обделен, когда глаза блестят и прическа в порядке. Как же сегодня душно.
Задержка дыхания в ванне — рисковое дело. Попробую. Не вышло. Не так, как тогда, в офисе. А зачем я сравниваю и потом разочаровываюсь? Привязываю себя к тому, что прошло, к событию, которое и случилось оттого, что мыслей не было. Была неизведанная внутренняя радость, безусловная готовность, и в распахнутое сердце влилась сила. Получилось волшебство. Ключи оказались на полу! Хм, как смешно и нелепо. Но очевидно. Я просто растворил реальность, слился с ней и принял все то, что мне мешало, докучало, приелось. Собрал в единый комок, сжал его где-то в середине груди и перекрыл силой воли доступ туда кислорода. Минуты ползли. Медленнее и отчетливее ощущалась жизнь: она стала другой. Она была отдана. Я от себя повернулся в окно: к дороге, от которой устал, к движению, которое перебило все искренние порывы. Я был готов умереть, и в то же время я проживал жизнь всем нутром. Так долго, как никогда за все мои двадцать семь. Я рождался заново. Как яркий свет, льющийся потоком в расшторенное ловкой рукой окно. Я обонял не тот воздух, густой и пропитанный насквозь мегаполисом, жаждой наживы и связями, какой машинально вдыхал раньше, я впитывал аромат распустившегося молодого бутона где-то вдали от цивилизации, вкус пряного вина с послевкусием шоколада, мягкого молочного ванильного коктейля, приправленного свежим соком тропических фруктов…
Этот чудесный воздух освобождал каждую частицу моего усталого уже с утра тела, он проникал во все потаенные уголки, развязывал крепкие узлы нервов и разрывал блоки ранее сдерживаемых эмоций; он бесцеремонно проникал везде, я чувствовал его. Это невозможно передать словами. Я чувствовал его дыхание: дыхание воздуха — свободное, легкое и чудесно-ритмичное. Я ощущал его вес, его напор, его плотность, изменчивую форму, гибкость и пластичность, я ощущал его дух. Это необыкновенно! Его свободный от жизни дух, отрешенный и оттого неизмеримо сильный. Дыхание било меня изнутри своей неукротимой энергией, захватывало целиком, и тогда я окончательно проснулся. Я понял, что вот оно — настоящее. Оно рождено природой, оно преподнесено в дар не понятной мне Вселенной. Оно для чего-то испытано мной. И я вдруг понял, неожиданно понял, что влюбился.
Да неважно, что это абсурд. Я влюбился, как первый раз влюбляется юноша — так же чистосердечно, упоительно-нежно и полноценно! Так же безрассудно и стыдливо, так же самозабвенно и, кажется, по — настоящему. В кого я влюбился? Не знаю. Может быть, в жизнь. Может быть, в свет или в себя. Может быть, в краски окружающих стен и в полоску пыли, освещенную осенним солнцем, пробивающимся сквозь опущенные жалюзи… Может быть, в необыкновенно чуткую девушку с ласковым взглядом и внутренним мерцающим огнем. Может быть, в тело, подаренное родителями, может быть, в душу, сошедшую на Землю неясно откуда. Я решительно не знаю, во что, но я влюбился.
Мне захотелось плакать от осознания бушующей жизни внутри меня, спелости и гармонии всех сторон моей сущности, ставшей единой с окружающим пространством. Но я вдруг засмеялся. Сначала, поймав себя на неадекватности ситуации, я опешил, но потом отпустил все, что есть во мне. Я захохотал. Я завизжал от восторга, как человек, который влюблен и не думает, что это временно и что это пройдет или что это иллюзия: потому что он просто не считает нужным думать, когда так хорошо, так легко и воздушно! Я пылко забил себя по животу дрожащими ладонями, я замахал локтями, я забыл напрочь тогда, где я нахожусь, зачем и для чего. Я просто был тем, кем являлся. Я всего лишь пребывал в «состоянии энергии», которое просто неподвластно нам. В состоянии чистой энергии счастья, которую все мы исказили, извратили разумом, традициями и предубеждениями. Я поверил, что Бог обнимает меня. В следующее мгновение я прекратил колотить по животу и обнял себя или Бога — не помню уже. Я просто бескорыстно обнял себя за плечи, крепко, с великим чувством любви и спокойствия, с ощущением благодарности такой большой и сильной, что мое сердце раскрылось, словно прекрасный цветок лотоса, и из глаз потекли слезы... Я стоял очень долго, как мне казалось, и наконец открыл глаза и понял, что ничего не изменилось. Только руки выдали меня, мои привычные, но новые дрожащие руки. И детали, которые доселе просто были не доступны моему взгляду.
Ванна совсем остыла. Телефон разрывался, вода лилась мимо раковины: вот она — реальность. Реальность, выдуманная нашим сознанием, чтобы мы не погибли от переизбытка чувств вселенского многообразия радости, счастья и любви... Полночный бред, небось. Завтра снова на работу: та же дорога в потоке машин и возгласов, тяжелой музыки и нагромождения домов и людей. Повседневное одностороннее движение — таким оно мне видится сегодня. А она, наверное, ошибалась насчет рук. Обычные руки. Что в них особенного? Совершенно обычные. Простые и даже не совсем приятные на ощупь. Надо спать. Ну, или в интернет зайти, чтобы не пытаться уснуть долго и мучительно. Интернет успокаивает.

Шаг четвертый. Встреча

Что можно подумать о молодой женщине, когда она, вместо того чтобы отчаянно размышлять, что надеть и какой образ принять перед свиданием, тщетно пытается собраться с мыслями и успеть сделать побольше дел, которые были отложены на неопределенный срок из-за их неважности? Наверное, что ей не так уж и важна эта встреча или что она слишком взволнована, чтобы идти туда. Но это совершенно не так! Очень и очень важна. И то, что женщина волнуется, еще совсем не повод, чтобы не идти. И это не значит, что ей неважно, как она выглядит. Хотя… лишь отчасти. Неважно только потому, что это ничего не изменит. Или изменит?.. Но какую сторону? — я слишком много думаю. Все, кончаю. Душ. Фен. Тушь. Помада. Пудра. Подвеска-амулет. Маленькие золотые серьги. Белье. Платье. Сумка. Духи. Туфли. Зонт. На всякий случай.
Почему-то я иду и улыбаюсь. Странно. Не терпится увидеть его фигуру и его улыбку. Боже, как прекрасно, что я могу наполнять свои мысли им. Хотя бы потому, что это приятно и всегда можно остановиться. Так мне кажется. Или я это знаю. Не пойму еще. Вот и он. Ждет меня. Кто-то рядом. Подойду с другой стороны. Как странно, когда мы встретились, он словно слился со мной. Как понять такое? Может, по тому, как он обнял меня тепло и нежно. Или я все придумала? Идем куда-то. Неважно куда. Ничего не важно.
Сейчас я чувствую себя обособленно от всего вокруг и очень одиноко. Но это новое, отличное чувство независимости и индивидуальности. Странно, так женщины не чувствуют себя рядом с мужчинами. Какой-то там наполненности ищут, открытия себя и прочей ерунды. Подобным образом я чувствую себя с теми, с кем мне не удается слиться в единый поток, уносящий по течению к зарослям водяных лилий, тихо и размеренно покачивающихся на водной глади.
Встречались ли мне раньше такие мысли, чувства, такие берега с лилиями? Да, но они имели другой аромат, другую силу течения, другое направление, другое цветение... они были нашими общими, потому что были настоящими. Теми людьми, которых я видела сердцем. Потому я ликовала и забывала, что все, что было и есть — преходящее, оно может быть иллюзией, роком или просто ошибкой выбора. А сейчас я снова в этом русле, русле истинного назначения. Пусть, неважно. Лишь бы это ощущение, это ликование жило. И он был рядом. Его руки трепетные и теплые. Его губы. Чувственные и волевые. Ах, как хорошо, когда понимаешь, что в этом великом сейчас есть ты. Это ты!

Шаг пятый, следующий. Снова не вышло

Лежу на кровати, ноги задраны на декоративные обои, оформленные под роковые-блюзовые 60-е. Лежу и ни о чем не думаю. В теле ломота, а на сердце — камень. В руке сигарета, окно нараспашку, но смог в комнате стоит все равно. Брюки с боковыми косыми карманами небрежно раскинулись на стуле. Носки там же и в таком же состоянии. Рубашка вообще где-то не здесь. И где она кстати? А, неважно. Пустые мысли мешают концентрации. Снова не вышло. День сулил перевоплощение, прилив сил, приток крови к коже, к расшатанному прежней бестолковой жизнью сердцу. Неожиданными знаками и ответными чувствами день предвещал изменения; приятным времяпрепровождением, чудной компанией, красивыми местами и красивым прикосновением к чему-то новому, но такому притягательному, яркому. Лишь стоило мне прибегнуть с опаской, но с ярой надеждой и очевидным позитивным настроем к моей практике откровения, как я провалился еще глубже того места, где более-менее твердо стоял на ногах.
Прибежав домой, стремительно сбросив туфли, носки и все остальное я бесом швырнул свое тело на благую спасительную кровать в жалкой комнате на четвертом этаже где-то близ центральных улиц крупного города. Так я лежал, не двигаясь, минут десять, пока не понял, что время пришло. Я был похож больше на неумелого практикующего йога, нежели на человека, вполне довольного жизнью. На данный момент я именно так мог выразить свое крайнее удовольствие и приподнятое настроение, которое прямо-таки лилось из меня. Оно и помешало как следует сосредоточиться и сконцентрироваться. Да, мне просто не терпелось. Руки не слушались, ноги не держали, разум просто жил отдельной красочно-сумрачной жизнью образов неудачного опыта.
Да к черту! Я же решил, значит, попробую снова. Я лег на спину с переплетенными ногами, руки вытянул по бокам, но пальцы так и хотели прижаться к бедрам: то ли ища полноценного контакта с телом, то ли понимая, что их дурачат, и нарочно игнорировали ленивую, но настойчивую команду. Глаза закрылись мягко и спокойно. Прядь волос упала на лоб и начала щекотать кожу, что совершенно не входило в мои планы. Я попытался перекинуть ее поворотом головы и шеи, но это лишь усилило напряжение в теле, а прядь сползла еще ниже, между глаз. Тогда я волевым усилием отпустил внимание с контролем ее положения. Принял в один момент все: и прядь, и полностью мое тело. Я обрел связь с ним через глубокий шумный вдох. Вдох протяжный и величавый. Резкий внезапный выдох встревожил меня и на коже выступили еле заметные мурашки. Я застыл. Онемел и не дышал.
«Вот она — великая задержка — остановка», — шептал неизвестным голосом мне ум. Время и мир перестали существовать, будто они были рисунком на песке, в мгновение стертым захлестнувшей волной необъятной стихии. Я ждал. Чего же я ждал? «Что-то должно произойти», — отвечало сознание. Но как стало понятно позже, сознание и интуиция — это разные вещи. Сознание только и умеет шептать, потому что оно знает, что именно прошептать и какими словами. Оно шепчет только то, что знает — это и есть личный опыт. А интуиция просто ведет нас, без понимания пути и даже без цели. Она ведет, направляет и вдруг озаряет. Но тогда я думал, что шепчет все-таки интуиция. Дурак.
Я начал про себя считать секунды с интервалом в «и», как учили в детстве. Это я делал потому, что мне вдруг стало отчетливо страшно, и я не хотел потерять себя. Досчитал до ста восьмидесяти. Я не дышал. Спазмы уже пошли по всему телу. Они вибрацией и приливами-отливами подступали к солнечному сплетению, гортани, горлу, перекрывая клапаны на своем пути. Они сносили до основания мои прежние эмоции, чувства легкости и радости. Было тяжело, даже тяжко. Было очень тяжко. И чем дальше я считал, чем хуже мне становилось. В глазах потемнело. Я все больше съеживался, сжимался, меня вдруг начало трясти. Видимо, я так сильно напрягал мышцы, что они от статического состояния постоянного сжатия начали подавать мне сигналы.
Они выбили меня из седла, и я свалился с кровати на правый бок. Когда я падал, мне представилось, что я лечу в пропасть. В холодную ледяную пропасть, где нет никого и ничего. Только налет льда. И серые призраки людей, когда-то упавших в нее так же безнадежно. Моя кровать — обыкновенная низкая стандартная софа. Но для меня секунда падения была мучением. Я больше не мог находиться в этом состоянии, меня что-то давило изнутри настолько сильно и резко, что к горлу подступило удушье. Когда я коснулся пола, мое падение смягчил тонкий ворс ковра, обычно лежавшего под ногами, а сейчас поддерживающего мою голову, плечо и предплечье. Этот ковер стал ворсистой ледяной крошкой беспощадной тьмы той пропасти, ледяной и холодной, как мир, которого мы совсем не знаем, и потому боимся.
Я ударился при приземлении и отскочил на какой-то миллиметр вверх от пола — ледовой подстилки. От этой мизерной, но встряски я вздохнул. Что было дальше, припоминаю со слезами и дрожью в руках: я услышал свой незапланированный вдох, и меня охватил пронизывающий ужас. Это был не мой вдох! Это был вдох кого-то иного, жившего во мне. Я не знал его. Он не знал меня. Протяжный, суровый и сильный, пробивший все перегородки, расчленяющие мое тело на три четверти. Он вырвался наружу из глубин, из самой моей сути, из сердцевины со свистом, скрипом и болью. Я выплюнул его, этот вдох, породивший не меня во мне. Я открыл глаза и увидел эту боль. Я увидел всю свою боль. Она была чертовски омерзительна. Я видел только очертания, темные оттенки. Разорванные края этого образа напоминали мне все тяготы и злобу, которые я носил в себе. Теперь я видел ее. Но это отнюдь не вдохновило, не освободило меня. Я был потрясен, и я был пуст. Мне было непостижимо горько, одиноко и холодно. А еще меня изводил страх и какие-то звуки, стуки в голове, сердце и руках. Я попытался встать. Но тело не поддалось моему порыву. Тогда я повторил попытку, но и на этот раз не удалось. Тогда я поднял голову и посмотрел на часы. Размытый циферблат прояснился, и я увидел две цифры — восемь и семь, что означало семь минут девятого. Это моя первая логическая цепочка за всю ту вечность, уложившуюся в каких-то несколько минут. Сколько времени я не дышал? Я не засек. Но я жив. Наверное.

Шаг шестой, последний. Бог и черт

Всегда промокают ноги в самый неподходящий момент, в самый неподходящий момент ломается замок на сумке и теряются ключи в ее необъятных просторах. Но меня это беспокоит только сейчас, когда нервы на пределе, ноги не идут дальше, непонятно почему хочется спать, как будто сон избавит меня на время от апатии и мнимой усталости. Все завязло в паутине связей и причин, событий и встреч. Я не понимаю, куда иду и зачем выползла бродить в сумерках под проливным дождем, да еще в таком виде рвусь появиться у его дома. Может, он заметит меня и пригласит зайти согреться, закутает в одеяло и угостит чем-нибудь согревающим. Например, парой прикосновений, бокалом глинтвейна или хотя бы чаем... Но я, конечно же, этого не сделаю. Просто потому что его наверняка нет дома, телефон не отвечает, да и глупо вот так прийти или сделать вид, что просто проходила мимо.
Я снова много думаю. Или много чувствую. Да какого черта я здесь мокну одна, посреди мостовой, освещенной слабыми круглыми фонарями?! В парке напротив горит Вечный огонь. Может, он согреет меня памятью, теплом пламени и светом переливов, отраженных в гладком граните постамента. Все, кто здесь лежит, ушли не случайно. Они следовали велению или воле. Внутренней/внутреннему или внешней/внешнему.
Огонь, расскажи мне или покажи, где в этом мире я? В этих поблекших переулках, а может, в той свободно порхающей вороне, иссиня-черной, в сумрачном свете? Может быть, я — есть твое отражение: горячее пламя и холодный гранит. Разбит мой мир или он меня хранит? В гладкой поверхности камня вижу свое лицо, искаженное, но знакомое. Что в моих глазах? Они сверкают осознанием. Неужели это и есть мой путь: встречать и отпускать, и снова встречать, и снова отпускать. И пропускать сквозь себя, но не согревать, а лишь отражать свет спутников, пламя их же самих, даруя им возможность греть других, растить в себе языки огня, разжигая полноценное стремление к лучшему, к настоящему. Освещать этим внутренним светом лица свои или чужие; острые или гладкие грани привлекательных сторон или отталкивающих гримас. Неужели? Думается, что это очередные беспочвенные размышления на фоне гнетущей тоски и недосказанности, невыполненного желания и не разгаданной Богом мечты. Поднявшись к Богу, сошла на черта: ни черта в Боге не смыслю! Они, должно быть, едины. Как две стороны - для равновесия всего и вся.

Глава 2. Второе дыхание

История первая. Другой

Какие же любопытные эти люди, всегда погруженные в чтение, перелистывание, обдумывание и познание с серьезным и чуть надменным видом! Наверняка у них внутри множество блоков, не позволяющих им свободно и беспрепятственно говорить, мыслить, двигаться. Не верю я, что можно все читать с интересом, перелистывать страницы с не явным рвением к знаниям, сидеть и размышлять в одиночестве о чем-то нездешнем и необъятном нашим человеческим умом.
Да, я люблю читать, но только тогда, когда мне действительно это интересно, нужно и важно; когда того требует разум или душа, а постоянного желания не бывает по определению. И обязательно нужно затем обсуждать, делиться прочитанным с человеком, с которым я могу сотрудничать или мнение которого для меня ценно. С людьми такого сорта, думаю, не будет скучно, потому что у них наверняка развиты эрудиция и такт, они говорят спокойным, размеренным голосом и терпят выходки других, считая их просто недостатком воспитания или излишней эмоциональности, на который не стоит обращать внимание.
Да, мне приходилось общаться с подобными экземплярами в библиотеке, на лавочке, в булочной и даже пару раз в бистро-баре. И это предубеждение, что их можно встретить только в пыльных библиотеках или книжных магазинах религиозной направленности. Они есть везде. Их надо просто разглядеть. Это люди, которые живут наполовину для общества, наполовину для того, чтобы их считали высокоморальными, нравственными, интеллигентными, честными, порядочными, нормальными людьми. Чтобы их уважали, относились к ним с достоинством и почтением, чтобы они думали: я живу правильной жизнью. Но что такое правильная жизнь? То ли это, что я перечислил? Я так не думаю.
Для меня правильная жизнь — это жизнь, выбранная самим человеком, и неважно, на что она похожа. На моральность или беспринципность, на стабильность или склонность к порывам и изменчивости, на комфорт и уют или надорванность и беспорядочность. Я буду судим за эти слова? Пусть. Я так думаю, и думать иначе не стану. Правильность — это выбор, отвечающий стремлениям твоей души. Душа — не тело, ее стремления не приводят к лени, болезням, к ожирению и расслабленности. Но если не услышать ее порывы, пойти не той дорогой, по чужой воле или по принуждению, то это уже будет неправильно, так как не выбрано изначально с чистой совестью. Жить наперекор — вот это я называю неправильной жизнью. И именно это есть грех, а не все чудодейственные прелести жизни. Все, что есть на Земле, существует для того, чтобы учиться и выбирать, а не отрешаться от себя и жить, как хотят другие или как хочешь ты, мнимый, фальшивый, потому что не слушаешь себя настоящего.
Уже около часа просидел и не прочитал ничего из того, что следует, а занимался отвлеченными мыслями в одиночестве. Только за время деньги уплачены. «За время — знания» — как сказано нарочито. За знания всегда нужно платить, но не за те, которые ты не получаешь. А я сейчас не получил ничего из того, что собирался. И тем не менее, я заплатил. Какой-то парень на меня уже давно и пристально смотрит. Зачем он смотрит? Сидел бы себе и читал. Нет ведь, смотрит.
«У меня какое-то странное чувство, что я тебя хорошо знаю. Мне знакомо твое лицо. Извини, но я решительно не помню откуда», — это было первое, что он произнес; совершенно не знакомый мне человек. Я смутился и разозлился. Бросил книгу и вместо того, чтобы продолжить разговор, развернулся и быстрым шагом вышел из читального зала одной из центральных библиотек города. Я набросил легкую кожаную куртку с заклепками и, пробираясь сквозь толпы входящих людей, вырвался на улицу. Прохладный ветер растрепал волосы и освежил лицо, горевшее от негодования и стыда.
Почему? Почему? Я никак не мог разобраться. Я побежал. Побежал по старинному переулку, мимо метро, мимо стайки голубей, кормящихся крошками свежего рассыпанного хлеба; мимо неторопливо гуляющих семей и безвкусно одетых подростков, затерявшихся в этом тумане воскресного дня. Я бежал с распахнутой курткой на плечах. Ветер надувал ее как небольшой парус. Мне было зябко, но я старался не замечать этого. Начался дождь. Я перешел на шаг, потому что запыхался и устал. Я просто смертельно устал, хотя физическая форма моя была в порядке. Что меня так взволновало в этом человеке? Почему я поступил так странно? Что происходит? Утопая в вопросах, я не мог зацепиться за ответы — их просто не было поблизости.
Мокрые кожаные кроссовки черного цвета сливались с асфальтом, я шел и смотрел под ноги: на круги и разводы, на проплывающие по воде разноцветные листья. Передо мной возникла старая аллея, я обнаружил там лавочку и поспешно сел. Уткнулся лицом в ладони и зарыдал. Я плакал навзрыд от своей неадекватности и растерянности. От того что вымотался и не мог понять почему. Я рыдал от осознания своей никчемной молодости и жизни, где нет последовательности и верных решений, от рассеянности чувств и их смутной интерпретации, от неумения справляться со всем этим и злости на то, что все это со мной происходит. Я давно так не рыдал. Да я вообще никогда не рыдал, разве только когда большое горе переживал пару лет назад. Все. Все рушится. На глазах. Я теряю себя в этих лужах, в этом городе, в этой женщине, которая неизвестно кем мне приходится.
Я теряю друзей, потому что они не понимают, что мне нужно, я теряю родных, потому что редко им звоню, я теряю работу, потому что слишком часто отвлекаюсь… И вдруг в один момент все мои рыдания и страдания прекратились: я вдруг четко понял, что я другой. И тот случайный человек не ошибся, он действительно знает меня. Он меня хорошо знает, потому что определенно похож на меня. Я сам себя испугался. Себя в прошлом. Я встряхнулся с усилием всем телом, как мокрая собака, чтобы избавиться от шальных мыслей, и с меня полетели брызги разошедшегося к тому времени дождя. Да, я ощутил того парня, прочувствовал, стоило ему только подойти ко мне поближе, прикоснуться к плечу, легко и непринужденно заглянуть мне в глаза и чуть приподнять уголки губ в дружелюбной улыбке, ждущей снисхождения и доброжелательного ответа: от него разило моим привычным состоянием.
Я не вынес столкновения и побежал. Я хотел уйти от этого состояния — и, вот, похоже, я уже где-то в другом месте. Что-то легко ударило в голову изнутри и пошло по всему телу пульсацией. И тут я осознал, что не дышу. Я не дышу, потому что меня озарило понимание. Я застыл, сидя на скамейке под проливным дождем. Один, в черных кожаных кроссовках, потертых серых джинсах и куртке с металлическими заклепками. Густые пряди волос легли на лицо, по ресницам текли слезы или капли дождя, губы были соленые и скользкие. Я слился с этой серой непробудной погодой, навевающей скуку и обреченность. Мой взгляд направлялся вперед и одновременно чуть вниз. Я не смотрел в одну точку, взгляд был совершенно свободным и расфокусированным. Я раньше так не умел. Да что тут говорить — все, что происходило, было впервые со мной!
Перед глазами поплыли легкие волны, серо-зеленые, они были слабыми и переливались всеми оттенками этих цветов. Потом они начали закручиваться в спираль; наконец, я увидел какую-то фигуру вдалеке, она то приближалась, то удалялась. Секунда — и фигура пропала. Никаких неприятных ощущений. Как будто я всегда так жил, без дыхания. В груди полная свобода, лишь тонкая перегородка где-то на уровне легких. Я моргнул и разрешил себе вдохнуть. Воздух я впускал аккуратно и не торопясь носом и, выпрямившись, поднял голову вверх, к кронам деревьев. Меня сразу охватил жар, и я моментально согрелся. Голова наполнилось свежестью, тело воспаряло как новое, только руки с силой сжимали край скамьи до рези в фалангах пальцев. Мне захотелось кричать, и я крикнул, что было мочи! В ответ ничего, как будто никто и не слышал меня.
Я огляделся и улыбнулся. Я почувствовал себя сильным и смелым, необычайно красивым и готовым к другой жизни. Поправив волосы и куртку, отряхнув забрызганные грязью джинсы, я поплелся домой пешком. Я шел наугад. Отдавая себе отчет в том, что до дома наверняка далеко, я был абсолютно уверен, что я иду именно Домой.

История вторая. Другая

Поразительно, но я сегодня выгляжу иначе. Нет, не в том дело, что по-другому уложены волосы, и на лице нет косметики, а потому что во мне сегодня присутствуют некая законченность и гармония. Черты лица вполне выразительны. У меня так бывает только когда складывается все задуманное в цепь событий — и это первый внешний признак. Но нынче выпал другой случай. Может быть, именно сегодня совершатся последние шаги на пути осуществления всех моих желаний? Но одно препятствие все-таки есть — я не знаю, чего хочу, потому что я наблюдатель, а не творец своей жизни, я лишь принимаю и развиваю то, что она мне предлагает. Я на ее стороне, я не иду ей наперекор, хотя иногда раздражаюсь и негодую от непонимания своих пути и цели. Мне просто необходим человек, который совершенно иначе живет и дышит, чтобы я смогла освободиться, а не плести в сознании паутину мыслей. Рядом со мной есть такие люди. Сегодня я организую встречу с одним из них, даже если не получится, я продолжу пробовать завтра.
Мягко и бережно делать — не всегда лучший вариант. Нужно уметь поступать жестко и резко. А еще говорить эмоционально и одновременно логично и выверено, четко и убедительно. Уметь уходить и переключаться, увлекаясь интересными вещами, которые предлагает жизнь; а еще нужно уметь в любой встрече находить повод для самосовершенствования. Пусть для начала повод будет эмоционально подчеркнутым, настойчивым и затуманенным. Пройдет время и останется просто результат; главное, он не будет пустым. Кажется, мне нужно чаще отвлекаться от затяжных размышлений и инертно повторяемой привычки жить определенным образом. Стоит оторваться? Да! Сегодня же! Пока есть не импульс, а спокойный выбор и искра любопытства.
В водовороте шума цветомузыки, ночных огней большого города — толпы холеных молодых представителей мира ночи и блеска. Как они живут от заката до рассвета? Их жизнь — это влияние, бриз, податливость и сарказм. Это разнополая игра и терпкий флирт, постоянная смена и поверхностное скольжение по гладкому, точеному, но острому краю. Я наблюдаю эту жизнь изредка и по настроению. Сегодня я готова погрузиться в нее снова, но с большим вовлечением, чем обычно в последнее время. Я выгляжу соблазнительно и даже дерзко, но все-таки мило и естественно. Увы, это максимум, что я могла сделать с собой. Я вливаюсь в эту атмосферу постепенно и настороженно. Коктейль будет кстати: но пить нужно не много. Может, что покрепче, поинтереснее закажем? Попробуем, что нам терять.
Я пытаюсь расслабиться, но не могу. Выпитое жжет горло и непонятным ощущением разливается в голове, развязывая мысли и присоединяя к ним отстраненные и спонтанные желания для показательности, раскрытия инстинктов и собственного удовлетворения. Я уже начала забывать, как это — быть здесь. Мне вдруг стало тошно от того, что происходит. Но, не подав виду и допив с усилием до дна начатый коктейль, я ринулась в самую толпу разнородных тел, собравшихся на ночную игру. Движения, повороты, чувственность и разбросанность состояния, ориентиры уже размыты, улыбка — отражение тела, не души.
Партнер, еще один, но только в танце, только в музыке. Куда-то увлек меня последний, настойчиво приблизившись и говоря что-то невнятное на интимно близком расстоянии. Переспрашивать нет смысла — мне он противен, но отмечаю, что внешне он даже привлекателен, как принято здесь считать. Я откровенно невежливо отворачиваюсь и вновь возвращаюсь к стойке бара. Официанты не замечают меня. Я сажусь на высокий стул и глазами ищу свою подругу. Вижу, ее кто-то увел, но она улыбается и всеми жестами демонстрирует, что ей приятно. А мне определенно неприятно.
Я встаю и аккуратно ухожу незамеченной и разгоряченной. На телефоне набираю сообщение, чтобы подруга меня не искала. После нескольких попыток придумать историю поинтереснее, пишу в итоге ей короткую правду. Надо бы мне жизнь свою придумать заново и разукрасить как следует — не первый раз ловлю себя на этом желании. Забываю, что я вышла без куртки и набрасываю на плечи шарф, который достала из сумки.
И все-таки он лучше, может быть, поэтому я не могу расслабиться. Нет, не поэтому. Я всегда остаюсь наблюдателем и забыться не могу или не позволяю себе. Сейчас я не готова наблюдать себя безвольной и распущенной, пусть даже сексуально привлекательной женщиной. Все временно и совершенно безобидно. Наблюдать и смеяться! Не такая. Другая. Слишком напряженная жизнь или внутренние принципы бездумно смиряют мысли: вероятно, не подходящий выбран день. Я, конечно, умею быть расслабленной, чувственно открытой и страстной, умею быть игривой и искренней, что привлекает не всех, только тех, кто раскрывает меня. Раньше интересы у меня были другие. Сейчас я изменилась. Как любопытно и здорово: без оценки, просто так понимать, принимать и улыбаться задумчиво-отвлеченно.

История третья. Следующая. Проникновение

Между прочим, я действительно изменился с тех пор, как начал практиковать задержки дыхания. С воодушевления, с боли, с нового чувства, я начал ощущать разницу между жизнью внешней, протекающей ежедневно и схематично рассчитанной, по часам и минутам выверенной, по дням и годам выстроенной, — и жизнью внутренней, размеренной разве что в минуты полного душевного спокойствия и благополучия, а обычно бушующей сильными интенсивными свершениями, проникающими в самые глубокие слои энергетического тела, если оно вообще существует.
Я стал восприимчивым, более тонким, что ли, начал мыслить иначе. Признаюсь, я был не из толстокожих и тем самым отличался от своих приятелей. Стал трепетать сердцем и замечать детали и оттенки событий, образов людей и фрагментов окружающего мира, самых незначительных нюансов. Начал неожиданно делать взглядом фотографические снимки интересного и любопытного содержания. Я стал больше переживать, глубже вникать в происходящее. Я стал ранимым, но в то же время мог наполнить себя несокрушимой силой, которая позволяла сохранить в полной безопасности сознание от ненужных и лишних стрессов, разрушительных обид и злобы. Я вообще перестал злиться — так необычно. Я решил, что злиться — это пустая трата энергии. Иначе какой смысл мне приближаться и рваться душой к этой невероятной и неуместной в обычной земной жизни энергии, если расходовать ее получается так скоро?
Мне легче стало понимать людей, совершенно отличающихся от меня, потому, что я вдруг перестал судить и обвинять их, мерить мерками ограниченного знания, и в то же время я уже не чувствовал себя обделенным чем-либо. Если все-таки, по старой привычке, я отмечал момент «себя осуждающего», то в миг волевым усилием направлял внимание к самому первому глубокому искреннему переживанию «объятия Бога», и, возвращаясь в действительность, убеждался очередной раз в том, что во мне все есть. Абсолютно все. Меня достаточно. Я могу осознанно выбирать в происходящем времени свою реакцию, свое состояние. Просто время от времени инерция берет верх и я этого не вижу. Нужно время и новая привычка выбирать желаемую реакцию на происходящие события в ясности.
С тех пор как что-то озарило меня, я стал подпускать людей ближе, и мне не требуется личное пространство, чтобы полноценно и спокойно общаться. Во всяком случае, оно стало куда меньше или у́же, чем было. Ведь человек, который рядом, — он продолжение меня, и я, между прочим, не бегу от себя прошлого и от себя будущего. И если люди мне не приятны в принципе, то для меня это не является мерилом, ведь это тоже я, только другой, не тот, кем я захотел стать. Теперь я абсолютно уверен, что никогда не буду одинок. Потому что изначально не одинок, хотя прибыл на Землю и пребываю на ней в одиночестве.
Сложно высказался, не однозначно. Да разве есть что однозначное в этом мире, сомкнутом на горизонте! В мире нас, в пространстве каждого непознанного человека, как отголоска-отражения пламени в камне Вселенной, вырисовывается самобытный сюжет. Да, теперь мне сложнее, определенно сложнее жить: это как другая организация материи — с новой структурой связей, образованная и обусловленная иной энергией. Сложность — это не страшно, когда видишь ориентир и знаешь, где ступать; но стоит промахнуться — больно вдвойне, и все потому, что назад дороги нет.
Опыт многое дает, особенно опыт познания, а не мастерства. Конечно, я настраиваю себя на большее, чем имею на самом деле, но тому есть причина. И причина эта в ней. Она стоит того, чтобы забыть на время о своем прошлом. На то время, которое неминуемо протекает сейчас: то плавно и шумно, то броско и значительно. Она просто сопровождает меня в мыслях, в действиях, в чувствах и в силе энергии.
Разобрался ли я со своим характером и внутренним беспорядком? Нет. Я решил, что еще не готов полностью отучиться от своих стойких привычек жить и обитать, от своих непременных желаний все путать и потом отыскивать в сердце. Я наконец понял, что я на верном пути, и отпустил ненужную суету и спешку. И перестал ждать. Ждать, когда я начну менять свою дорогу, свой порядком надоевший мир… видеть поезд за горизонтом, ритмичной дрожью перестука колес уносящий меня в другую, якобы лучшую жизнь, которую я даже не соизволил как следует придумать. Почему-то я не вижу смысла сейчас хвататься за переделку мира — может быть, потому, что я стал ценить тот мир, в котором живу.
Вообще-то, все как было, так и осталось. Постель, пролитый впопыхах на шелковую мамину подушку кофе, потертая сумка, носки; уже который день ожидавшие приведения в надлежащий вид брюки, клетка на рукаве три четверти расшитой рубашки. Единственный дорогой атрибут в моем гардеробе — терпкий и свежий мужской аромат из последней коллекции… Шляпу забыл. И ключи на шкафу в ванной. Ну, я же предупреждал, все как обычно. Но кое-что, как ни крути, изменилось: мой внутренний голос стал четче, яснее и ярче, мои глаза стали видеть шире, глубже и чище.
Одностороннее движение на дороге через улицу просто перестало быть возможным: оно всегда было и есть двухстороннее, мы просто сделали его таким в собственном воображении. Нам кажется, что мы двигаемся в одном направлении: от жизни — к смерти, от Бога — к черту. Или, наоборот, от черта — к Богу. Но это не так. Я убежден, что это не так.
Мы двигаемся при жизни к смерти, проходим ее и двигаемся обратно, к жизни. Мы видим Бога и видим черта, мы разделяем их энергию, но она лишь продолжение первой, только в другом направлении. Движение может быть и быстрым, и медленным, по правилам и без правил, по местности знакомой и неизведанной, в одиночестве или со спутником. Движение нельзя изменить, оно просто обязано быть разным, иначе жизнь не будет жизнью в том виде, в котором она должна быть. Дорога. Она не заасфальтирована, мягкая и упругая на ощупь. Она тягучая, она пластичная, местами липкая и скользкая, местами гладкая и блестящая. Она податлива. И не нужно читать линии на руке, чтобы догадаться, что твоя дорога выстраивается судьбой и направляется выбором. Дорога, куда же ты меня приведешь? Туда, где я еще раз вдохну возле близкой смерти и выживу, наверное.

История четвертая. Заключительная. Откровение

Я хочу признаться, хочу раскрыться целиком и каждому рассказать о неизгладимом чувстве: его можно поймать только свободно, раскрыв ладони навстречу новым приключениям и новым вероятным и невероятным воплощениям. Только не сжимать кулаки, не гнаться за ним вслепую, потому что так происходит всегда, когда мы увлечены и вроде бы действуем. Лишь нужно вовремя остановиться и признаться, что чувство это не твое: оно общее. Протянуть ладони к нему и наблюдать, как оно легко прикоснется бабочкой к коже, щекотно и нежно. Если не выберет тебя, значит, не настало время: оно, может быть, и не настанет никогда, однако бабочек много. Они разные и все необыкновенно красивые, независимо от моральной привлекательности и окраски этого чувства. В другом отражении галактик все чувства едины. Это просто сгусток энергии. Прикоснувшись бабочкой к коже, ощутив еле заметный трепет и сведение клеток в единую композицию, чувство просочится и станет живым и ощутимым. И более не нужно за ним гоняться, пытаться сохранить как можно дольше в себе. Оно улетит так же свободно и естественно, как и просочилось; можно даже не беспокоиться об этом. Просто принимать сдержанно радостным смирением и проникаться всей его силой. Тогда не будет потребности отрицать или отказываться от него, открываясь навстречу другой бабочке. Просто дать свободу полету и.… еще одна бабочка прилетит на смену другой.
Какой чудный сад и разноцветные бабочки вокруг! Деревья силы и поддержки, кустарники развития и расширенного знания, цветы, цветы… как их много! Просто радостно и от души весело! На мне — воздушное платье, переливающееся в лучах полуденного солнца и в бликах влажной листвы. На нем — белые брюки и разноцветная рубашка из легкой ткани. Он светится изменениями, я, как в небьющемся зеркале, отражаюсь в его глубоких глазах маленькой хрустальной фигурой с блестящими пышными волосами и озорной, по-детски невинной улыбкой. Я свечусь внутренним стремлением, и он отражается в моих влажных глазах блистательным мужчиной с теплыми мальчишескими ладонями и с подаренной дважды линией судьбы.
Мы сейчас рядом, и мы танцуем. Мы движемся в танце скорости и страсти, нежности и чувственной симпатии. Пусть будет сейчас именно так, свободно и легко, весело и проникновенно! Кто знает, может быть, я вернусь в сад с бабочками в другом платье с другим чувством и с другим человеком или даже с людьми… Но сейчас я не препятствую выбору Вселенной. Я не оставлю этот сад ни за что: здесь есть деревянная лавочка, и здесь всегда порядок, и светит солнце. А ночью здесь яркие звезды и круглые фонари отражают лунный свет и роняют неровные, причудливой формы тени на землю. И в полутонах приглушенного желтого света отражаются тысячи путей, дорог, усыпанных слезами радости и горя, разлуки и встречи, расставания и любви.
Думается, я была раньше мужчиной. Навязчивая мысль, не отпускает. Не представляю, если бы я была мужчиной сейчас! Как хорошо, что этого не произошло. Бог мой, я это или не я? Смотрю на себя и понимаю, что я. А отвлекусь — и не я. Как просто очнуться от пустой жизни и вернуться к себе, где вопрос «я это или не я?» уже теряет свою важность.


Вместо заключения

А вам, когда-нибудь приходилось испытывать такое, когда, засыпая в привычном положении, вы вдруг остро осознаете, что дышите? Неспешно так, даже как будто замедленно... Вдох, выдох, протяжный, несмелый теперь, в момент, когда вы заметили его. Такое ощущение, что вы застали дыхание врасплох — и оно изменилось, поддавшись сиюминутному настроению. А потом вы понимаете, что ничем не владеете здесь, в этом сиюминутном состоянии, вы потеряли ощущение себя и отношение к себе — вы под властью наполняющей вас силы жизни, остановить которую сможете только на время. И это будет игрой, подконтрольной... нет, отнюдь не вам. Вы лишь можете установить границы и правила. Управляет всем то, что выше и больше нас.

Эпилог

Если приходится выбирать из двух путей, всегда выберешь какой-то один. Если выбирать из двух людей, вероятнее всего, также выберешь лишь одного. Если выбирать чувство из двух, то выбор может так и остаться выбором, если выбирать дышать или не дышать, то ты снова вернешься к выбору пути.


Аннотация

Рассказ описывает переживания, которые охватывают двух героев и два начала — мужское и женское. Они переплетены и связаны между собой одной жизнью с двухсторонним движением, источник которой — дыхание и любовь. В основу истории положены личные наблюдения и ощущения автора, позволяющие увидеть, что мир внутри нас глубже, ярче и разнообразнее, чем привычная окружающая реальность.







Сентябрь 2012 года. г. Ярославль.
Автор: Токаренко Ольга Николаевна

Рассказ — переживание от первого лица охватывает двух героев и два начала — мужское и женское — переплетенных, связанных между собой одной жизнью с двухсторонним движением, основа которой — дыхание и любовь. В основу истории положены личные ощущения автора и череда событий, получивших отклик в данном прозаическом произведении.
Отдельную благодарность автор выражает:

Людям, чья чуткость, терпение, умиротворенность и отзывчивость посеяла семя измененного ощущения действительности.
Людям, чьи знания и воззрения позволили увидеть, что мир внутри нас глубже, ярче и разнообразнее, чем привычная окружающая реальность.
Людям, чья противоположная жизнь и мысль вызвали переворот в представлении себя и своего распорядка жизни.
Людям, чья индивидуальность и близость чувства взрастила легкие крылья.
Людям, чье видение и философия мира очень близки к естественным законам природы, Вселенной и человека в ней.

Глубокий снег сползает с крыши.
И ярко отражает день
Следы от валенок. И ближе
Игривый мартовский капель.

Широкий воротник поправив
Усталый дворник взял метлу.
И только скрежет от работы
Разносится с избы в избу.
Ещё светает. Стынут ноги.
Озябший он один в лесу.
И только хрупкие деревья
Во сне забыли про листву.

Поднялся ветер колкой тучей
И обжигает, словно лёд.
Закутался потуже. Мерзнут руки.
И по привычке он метёт.
Вот улица одна. Другая.
Свет не горит. В домах покой.
Собака старая, худая
В час ранний спит под конурой.

Тут ставни дома приоткрылись,
И мальчуган, совсем нагой
В окно просовывает руку,
А в ней сверкает нож стальной.
Пар изо рта, на лицах мука-
Метает в дворника предмет:
«И что скребёшь?!Не слышишь, сука?
Все спят ещё, проклятый дед!"

И только дворник обернулся
Чтобы узнать, откуда шум,
Не зная слов, не зная дум
Упал он вдруг. И встрепенулся.
"Казалось,в ногу те попали.."-
И зарыдал он, как дитя,
Но не от холода и боли-
О несправедливости скорбя.

Поднялся ветер. До чего ж колючий!
В пустых дворах завьюжило, метель.
А дворник ёжится, сжимает плечи.
В снегу по пояс жалко смотрит ель.
Руками крепкими достал и не смотря
Из раны нож. И кровь, маня
Акцентом ярким на сугробе белом,
Оставила беспечные следы.
Как будто кто-то пробежался следом
Вступая в снег на пол стопы..

Шершавая погода в ранний час.
Зима околдовала и накрыла глаз.
А дворник посреди снегов один-
Он пробует привстать, чтобы мест`и.
И слёзы горечи текут и застывают.
Ведь он покинут, не оценён за труд.
Ведь он не понят, скверно отвергают,
И дома у печи совсем не ждут.

Искрятся белые прочищенные тропы.
И слезы на щеках, он встать не смог.
Примёрзли к стельке обездвиженные стопы.
И губы прошептали: «Да простит им Бог!"

Глубокий снег сползает с крыши.
Лениво тянутся в избе:
-Ух, ветер завывает! Слышишь?
-Наверно не бывать весне!

Невинны мы, подобие дитя
В своих страстях и тяге к наслаждению.
И не порочны, ибо так нельзя
Порочным быть, без тени преступления.
В своих порывах ложных мы чисты,
Ведь кто нас научил брать выше стены?
Позволил кто преобразовывать те сны,
В которых мы завязли без измены.
В чистейшей похоти есть тяга естества,
Все остальное – домыслы и нормы.
Законодательство и игры от ума,
Но вовсе то не создано природой.
Мы ангелы в машинах наших тел
И мало чем мы в жизни управляем
Посредством воли, разум - не предел
Всей точности программ и смыслов роли.
Зачем же нас в грехах тех обвинять
Посредством тяги к близости друг с другом?
Ведь мы подвластны и законов не понять,
Когда из жизни в жизнь идем по кругу.
Но лишь по выбору Единого Сознания
Есть шанс пролиться Свету в этой Тьме.
И став на миг чуть выше испытаний
Добра и зла, вдруг выйти за предел.
Тогда и время будет течь уже иначе
И спрос иной и скорость велика.
И оправданий уже нет, тем паче
Где было дно, нас встретит глубина.
Но шанс описанный, есть в сути лотерея.
И кости брошены. Они есть семена,
Что в плодородную попали землю,
Взойдут иль нет - покажут времена.
И только здесь мы вправе управлять:
Шаблонный или свежий урожай
Нам предстоит когда-нибудь собрать,
И потому желания – через край.
Так трогательно видеть, как ребенок
В нас требовательно плачет о своем
Насущном, что впитал с пеленок,
Так мало знающий о жизни целиком.
И понимая этот призрачный сценарий
В другом таком же рядом, как в себе,
Нарочно отравлять друг друга ядом,
При этом в муках, жалуясь Судьбе.

В один момент я будто оказалась –
В словах и голосе, как в импульсе живом.
Я слушала - и сердце отзывалось,
Но ум твердил повторно, о своем.

Он говорил: категоричность – ложна,
Что в мире нет дурного, также это Бог!
И отражается духовная природа
В принятии тотальном и святом.

Чем выше человек в развитии сознания,
Тем ближе он к причине таковой.
Чем ярче свет его, и тем скромнее пламя,
И тоньше нить отличия, пусть даже ты иной.

А значит то, что априори меньше страха
И больше радостной и искренней Любви,
И невозможно загрязнится и не надо, -
Лишь очищать пространство изнутри.

А сердце в одночасье билось чаще
И слезы радости припудрили ресницы, -
В словах твоих нет боли и печали,
Но разлито внимание и искрится

В них честность, что не терпит граней,
А значит нет уклончивых стараний
Быть чьим-то образом, подобием познаний.
Но есть стремление к Свету без страданий.

Не свет во тьме, а сила света в мире,
Где Бог - создатель Блага, Чистоты.
И мы - мертвы, когда живем без веры.
Но живы, осознав, КТО в сути мы.

На разных уровнях Великая душа
Имеет право воли и свободы.
И только лишь Любовь везде одна,
Из тьмы ко свету - арочные своды.

Единым все являлось изначально,
И лишь закрытые сердца - одни.
Их жизнь горька, растеряна, печальна -
А вывод в том: нет счастья без Любви.

В секунду грани могут измениться,
Когда заждется новая свеча.
Ты помоги кристаллу духа пробудиться,
Вернувши Жизнь Свою из жизни - сна.

Сегодня день к любви зовёт
Мерцающим огнём надежды –
Беспечно трепетным невеждой,
Искрою сердце всполохнёт.
Закрывшись кружевной вуалью,
Потупив взгляд, прикрыв глаза
В смущении струится явно
По розовой щеке – слеза.
Острее чувствуется время,
Пылают губы раннею зарёй,
Как будто ждут прикосновения
Как будто ищут путь домой.
Рисуют руки непрерывно
В повисшей томной пустоте
Узорные восточные мотивы
Лишь повинуясь красоте.
Глубоким вздохом предвкушения
Трепещет грудь, как на ветру.
Пастельные цвета одежды
Оттенки страсти украдут.
Волною разбивается о берег
Стремление сердце оживить,
Растущая луна и тихий скверик
Способны голову вскружить.
Минуты замыкаются в цепочку,
Дыхания учащается порыв:
Сегодня - день любви, и точка, -
Решило сердце, вдруг остыв.
Надежда тонко обещает,
Зовёт к себе бессовестно, упорно,
Все звуки музыки в себя вмещая
Пурпурным горизонтом небосвода.

Она чудесно обреталась
В лазури серо – голубой
И на губах мечта читалась
Как будто позвана судьбой.
И яркой зеленью блестели
Глаза, впитавшие открытие,
Просторов бесконечных колыбели
И каменистых скал укрытие.
Она мгновением пробуждалась,
Освобождая путы сердца,
И медленно, но тонко ощущалось,
Что радостью способна греться.
И мягко солнцем освещалась
Позвав с собою Ангелов и Веру,
И вслед за ветром шла бесстрашно,
Питаясь чувством, морем, светом!
И по наитию получала
Благословение в округе,
И встреча взгляда у причала, -
Рожденный интерес друг к другу.
Она чудесно обреталась,
Как в переломные моменты
И к новой жизни приземлялась,
Она с собою наслаждалась,
Интуитивно зная меру.
И там, где дождь, скользя по листьям
Вдруг позволяет задышать,
Она раскрыла Дар и Нежность,
Цветок природы – Благодать.

Неторопливый снег за окном
Падает мягко на ветки.
Поют птицы и будто светло
В этот миг становится где - то.
Твоё сердце, несмотря на февраль,
Пробуждает заботу и нежность.
В моем сердце, где таится печаль
В этот час становится легче.
В чьем-то доме зажгутся огни,
Тускло, не сравнимо с вечерним,
Как в детских руках - снегири,-
Трепетно согреть чью-то встречу.
И повсюду продолжается жизнь
Мягким дыханием природы,
В этот зимний не солнечный день
Пробивается отзвук свободы.
Той, что в одиноких домах,
В вере земной, в чистом снеге,
Той, что обновляет сердца,
Вскрывая боль и помехи.
И на серых ветвях близ домов
Черные крылья - предвестники,
На их крик, как из прошлого зов,
Слетаются мысли - наездники,
Наши страхи в тёмном обличии,
Раны прежние, забытые сном.
Но эти птицы имеют отличие,-
Станут точкой, встав на крыло.
За окном падает медленно снег,
Незаметно сдуваемый ветром,
В каждом доме жив человек,
Его сердце любовью согрето.

К вечеру стало прохладно
И сумрак затишье создал.
Чувствую, сдаться мне надо,
Растворяя эмоций накал.

За облаком серым и хмурым
Есть дом, где тепло и уют.
Но в сердце не вольно, понуро,
Птенцы там в гнездах снуют.

Окна в доме светятся мягко, -
Им прощаю счастье сполна.
Там песни и смех звучат сладко,
Всегда там людская молва.

В тайне у сердца невзгоды,
Опыта прошлого след.
Вдруг знаю, - осталось немного,
Недолго. Наступит рассвет.

Пробуждение пуще неволи.
Палевой зарницей падёт
На крылья мои свет свободы, -
Я открыта для новых высот.

Сквозь тихий призрачный вечер
Парит птица, не тронув крыла, -
Мое сердце открыто навстречу,
Ведь полет я сама создала.

Захваченный зарей небосвода
Мой дух воспарил и воспрял.
Как будто на крыльях по сводам
Две ласточки устремляются вдаль:

По прошествии всего лишь минуты
Они стали вдруг пламенем розы, -
Так разительны мета`морф`озы,
Упоительна их тонкая грань.

Они словно направляющий ангел! -
Сирень нежная распустилась в груди.
Лепестками цветущей магнолии
Трепещет тело: «Я на верном Пути»

Дрожь и радость от Солнца и жизни,
Безмятежность, могущество сил.
Несравненно дивная нежность,
Имя Бога, упоение, мир.

Смех мой слышен в пространстве
Раннего воскресного дня:
«Я люблю тебя. Я люблю так тебя»
Отпускаю молитву я в странствие.

Как закованы ложью сердца, -
Боль и скорбь в них накопилась.
Но пробуждается душа, и слеза
Очищает в миг от накипи, слизи.

Что создано Творцом, а не нами
Затмевает красотой витражи.
О, Всевышний, научи, разреши
Мне творить Твоими руками!