Ты так одета

И звёзды (как-нибудь) сойдутся.
И ладони -
тебя припомнят. И сомкнутся
у лба на склоне.

И снизойдёт на мостовую
тот самый, вечер.
Сирень, дурман. И как вслепую
к тебе на встречу

иду, иду. И ты одна
среди фигурок -
и воздух тот пьяней вина,-
тушу окурок.

Я подхожу. Со мной волна
надёжных шуток.
Ты целиком (почти) видна
сквозь промежуток,

случайно найденный лучом
в подмышках где-то,-
я (совершенно) не причем -
ты так одета.

Кругом черёмуха, сирень
вершат цветенье,-
ты не отбрасываешь тень,
как наважденье.

И я дурею и плету,
наверно, ересь,-
ты принимаешь на лету...
И я надеюсь...

Потом гудок, второй, вокзал,-
тебя не стало.
Я что-то дерзкое сказал...
И полегчало.

смелость

ты говоришь - всё в городе не так,
но он зачем то, всё же, существует,
и я в фонтан бросаю свой пятак,-
вернусь, когда в деревне затоскую,-
в деревне лето, тишь да благодать
и травостой такой, что в пору где-то
ветра́м травы гордыню приобнять
и опустить на грешную планету,-
дождя не будет - бесполезно ждать,-
лазурь на небе кадмием бликует,-
о связи с небом можно не мечтать -
оно вовсю ласкает твердь земную,-
сияют сосны, испуская свет,
пригорок замыкает перспективу,-
иду туда и буду рвать букет,
в саду незрелую сорву (зачем-то) сливу,-
она на блюдце,- не летит оса,
я поспешил и сам об этом знаю,-
я рвал её и мне твои глаза
напомнили про яблоко из рая,
и сарафан, в котором ты плыла,-
он не был смел - свободен как туника
и яблоня отчаянно цвела,
и запах источала земляника,-
прошло всё это, знали что пройдёт, -
и помню только то, что было белым,
года идут - то время отстаёт, -
и хорошо, что в нём я не был смелым.

Апельсин

...ты помнишь где живу? - все та же дверь,
звонков вот меньше, меньше и соседей,
двор проходной - не проходной теперь,
не спутаешь (тупик) когда приедешь.
Когда приедешь, - лучше невзначай,-
зайди из переулка, как бывало -
есть бутерброды, закипает чай,
и скотч всё там, откуда доставала
свои конспекты, тощие они,
не помню, чтобы ты их открывала, -
да и когда?- какие были дни!
какую ночь дверь эта прикрывала!
Я находил в глазах твоих себя,
хоть не искал. Тебе же было мало
согласных всех, всех гласных, словаря,
всех слез твоих, в которых ты молчала.
Закрыт сентябрь, - что переросли
хранится в фотографиях и парках,
куда не заблудившись забрели,
не избегая тех тропинок марких,
где октябрю уже бродить во всю,
где не жалеет гулких луж ноябрь.
Я осень эту помещаю всю
под коркою, которой стал... Декабрь
не оставляет времени на сплин -
внутри тепло, снаружи снег и вечер.
Я марокканский чищу апельсин
и вспоминаю, как не гасли свечи.

ещё февраль...

…И ты развенчан?! - Нет!.. Конечно нет!
…А может, да – такое тоже было…
Я помню - возвышался табурет,
скрипела дверь - она не приходила…
Ещё февраль... Его туманный след…
Она февраль, - не помнишь ли? - любила?
…Я... Зябко было, помню... И жакет…
И пуговицу, помню, теребила…
Она хранила что-нибудь, скажи,
что память держит, что прочней заколок?-
Стишка два-три (слова и ты спиши)-
и память ли?.. и срок ли?.. Просто долог…
…И ты ответь - тебя ведь тоже нет, -
а вечер - он укутывает плечи, -
вот и детали стали силуэт -
он перламутров вновь и опрометчив…
Так вот скажи - среди других потерь
душе ты место отведёшь какое?
Она меж берегов каких теперь?-
Таких, где двое нас... Прости! - по двое…
И что сейчас? - Сейчас мы спим и сон
нас укрывает, как траву листвою,
и хорошо, что каждый о своём…
А время?!.. Время осень,- золотое…

Ноябрь... Залив... Неровности песка...

Ноябрь... Залив... Неровности песка…
Волна лежит на длинных лапах дюны,-
до снега день... И стылые лагуны
соединят безлюдье и тоска…
И то сказать - не плоский пейзаж,
а вертикаль (почти сплошная) света
возникнет здесь, и главная примета
не грифеля на белом макияж,
не отголоски замершего смеха,-
а время - наклонённое как веха, -
следы перемещаются в мираж
и им названия уже не дашь, -
и то канва для следствий без причины,
где женщины седее, чем мужчины,
и влага,- что повисла между ними, -
ушла в залив, прочтя зрачки сухими…

...Ковчег не здесь,- здесь то, чем стало лето…
И, хошь не хошь, а думаешь про это,
пока зима (холодными руками)
играет в нас и не играет с нами…

сумерки
...Как хочется (ну как-нибудь) забиться

в тепло, в уют ‒ туда, где есть очаг…

Нахохлились в углу оконца птицы –

молчат…

Повешенная летом прошлым лампа

скрипит, качаясь, –

пыли бахрома...

На сумерки с опаской опираясь,

заходит тьма…

Не шевелись... Желанье шевелиться

с лихвой заменит округленье глаз.

Спугнёшь его – оно не повторится, –

оно сейчас…

Здесь сумерки... Закатного светила

последний отблеск лужей отражён…

Она – то, первое, что тут застыло, –

не моветон…

На глади стен разводы, тени, лица,

поверх стекло, –

ему ещё не довелось разбиться –

везло…

Не много слов, не много в них тумана, –

когда февраль...

День съёжился, – как лак и амальгама,

как календарь…

предзимье
...тут всё осталось на потом -
изгиб залива, сосны, ком,
с которым в горле уходил
(один его и прихватил)
и дерзость, чтобы оправдать
утраты белизны, тетрадь,
что первою погибла, дом,
где слива с грушею вдвоем
стучали в стену и мотив,
что замер (всех опередив)
гнездо осиное - жужжали
согласно осы - замечали
не нас, а сахарный арбуз -
и послевкусие, и вкус,
нахлынувшей уже печали,
запа;х (её оттенка) шали,
потом предзимья ломкий тон,
без запятых слова потом,
гул обретённой пустоты
и новая тетрадь - пусты
листы её пока...
их опасается рука.

И звёзды (как-нибудь) сойдутся.
И ладони -
тебя припомнят. И сомкнутся
у лба на склоне.

И снизойдёт на мостовую
тот самый, вечер.
Сирень, дурман. И как вслепую
к тебе на встречу

иду, иду. И ты одна
среди фигурок -
и воздух тот пьяней вина,-
тушу окурок.

Я подхожу. Со мной волна
надёжных шуток.
Ты целиком (почти) видна
сквозь промежуток,

случайно найденный лучом
в подмышках где-то,-
я (совершенно) не причем -
ты так одета.

Кругом черёмуха, сирень
вершат цветенье,-
ты не отбрасываешь тень,
как наважденье.

И я дурею и плету,
наверно, ересь,-
ты принимаешь на лету...
И я надеюсь...

Потом гудок, второй, вокзал,-
тебя не стало.
Я что-то дерзкое сказал...
И полегчало.

ты говоришь - всё в городе не так,
но он зачем то, всё же, существует,
и я в фонтан бросаю свой пятак,-
вернусь, когда в деревне затоскую,-
в деревне лето, тишь да благодать
и травостой такой, что в пору где-то
ветра́м травы гордыню приобнять
и опустить на грешную планету,-
дождя не будет - бесполезно ждать,-
лазурь на небе кадмием бликует,-
о связи с небом можно не мечтать -
оно вовсю ласкает твердь земную,-
сияют сосны, испуская свет,
пригорок замыкает перспективу,-
иду туда и буду рвать букет,
в саду незрелую сорву (зачем-то) сливу,-
она на блюдце,- не летит оса,
я поспешил и сам об этом знаю,-
я рвал её и мне твои глаза
напомнили про яблоко из рая,
и сарафан, в котором ты плыла,-
он не был смел - свободен как туника
и яблоня отчаянно цвела,
и запах источала земляника,-
прошло всё это, знали что пройдёт, -
и помню только то, что было белым,
года идут - то время отстаёт, -
и хорошо, что в нём я не был смелым.

...ты помнишь где живу? - все та же дверь,
звонков вот меньше, меньше и соседей,
двор проходной - не проходной теперь,
не спутаешь (тупик) когда приедешь.
Когда приедешь, - лучше невзначай,-
зайди из переулка, как бывало -
есть бутерброды, закипает чай,
и скотч всё там, откуда доставала
свои конспекты, тощие они,
не помню, чтобы ты их открывала, -
да и когда?- какие были дни!
какую ночь дверь эта прикрывала!
Я находил в глазах твоих себя,
хоть не искал. Тебе же было мало
согласных всех, всех гласных, словаря,
всех слез твоих, в которых ты молчала.
Закрыт сентябрь, - что переросли
хранится в фотографиях и парках,
куда не заблудившись забрели,
не избегая тех тропинок марких,
где октябрю уже бродить во всю,
где не жалеет гулких луж ноябрь.
Я осень эту помещаю всю
под коркою, которой стал... Декабрь
не оставляет времени на сплин -
внутри тепло, снаружи снег и вечер.
Я марокканский чищу апельсин
и вспоминаю, как не гасли свечи.

…И ты развенчан?! - Нет!.. Конечно нет!
…А может, да – такое тоже было…
Я помню - возвышался табурет,
скрипела дверь - она не приходила…
Ещё февраль... Его туманный след…
Она февраль, - не помнишь ли? - любила?
…Я... Зябко было, помню... И жакет…
И пуговицу, помню, теребила…
Она хранила что-нибудь, скажи,
что память держит, что прочней заколок?-
Стишка два-три (слова и ты спиши)-
и память ли?.. и срок ли?.. Просто долог…
…И ты ответь - тебя ведь тоже нет, -
а вечер - он укутывает плечи, -
вот и детали стали силуэт -
он перламутров вновь и опрометчив…
Так вот скажи - среди других потерь
душе ты место отведёшь какое?
Она меж берегов каких теперь?-
Таких, где двое нас... Прости! - по двое…
И что сейчас? - Сейчас мы спим и сон
нас укрывает, как траву листвою,
и хорошо, что каждый о своём…
А время?!.. Время осень,- золотое…

Ноябрь... Залив... Неровности песка…
Волна лежит на длинных лапах дюны,-
до снега день... И стылые лагуны
соединят безлюдье и тоска…
И то сказать - не плоский пейзаж,
а вертикаль (почти сплошная) света
возникнет здесь, и главная примета
не грифеля на белом макияж,
не отголоски замершего смеха,-
а время - наклонённое как веха, -
следы перемещаются в мираж
и им названия уже не дашь, -
и то канва для следствий без причины,
где женщины седее, чем мужчины,
и влага,- что повисла между ними, -
ушла в залив, прочтя зрачки сухими…

...Ковчег не здесь,- здесь то, чем стало лето…
И, хошь не хошь, а думаешь про это,
пока зима (холодными руками)
играет в нас и не играет с нами…

...Как хочется (ну как-нибудь) забиться

в тепло, в уют ‒ туда, где есть очаг…

Нахохлились в углу оконца птицы –

молчат…

Повешенная летом прошлым лампа

скрипит, качаясь, –

пыли бахрома...

На сумерки с опаской опираясь,

заходит тьма…

Не шевелись... Желанье шевелиться

с лихвой заменит округленье глаз.

Спугнёшь его – оно не повторится, –

оно сейчас…

Здесь сумерки... Закатного светила

последний отблеск лужей отражён…

Она – то, первое, что тут застыло, –

не моветон…

На глади стен разводы, тени, лица,

поверх стекло, –

ему ещё не довелось разбиться –

везло…

Не много слов, не много в них тумана, –

когда февраль...

День съёжился, – как лак и амальгама,

как календарь…

...тут всё осталось на потом -
изгиб залива, сосны, ком,
с которым в горле уходил
(один его и прихватил)
и дерзость, чтобы оправдать
утраты белизны, тетрадь,
что первою погибла, дом,
где слива с грушею вдвоем
стучали в стену и мотив,
что замер (всех опередив)
гнездо осиное - жужжали
согласно осы - замечали
не нас, а сахарный арбуз -
и послевкусие, и вкус,
нахлынувшей уже печали,
запа;х (её оттенка) шали,
потом предзимья ломкий тон,
без запятых слова потом,
гул обретённой пустоты
и новая тетрадь - пусты
листы её пока...
их опасается рука.