Устюжанина Майя
Мир стремительно меняется,
а владелец лесопилки, Янг Леман,
человек образованный, любознательный
и смелый, живет в глухом лесу и порою,
скучает. Хотя и говорят, что любопытство
часто не доводит до добра, в суеверия и
народную мудрость он не верит. Доверяя
лишь своей интуиции, он покупает
на городском рынке кое-что необычное,
чужое и потенциально опасное.
В середине зимы изнуряющая болезнь отступила, и Янг смог наконец-то позволить себе длительную прогулку. Ранним утром, управляющий, одетый в тонкий сюртук, сутулясь и похлопывая себя по плечам, выдыхая розовый пар, вышел на задний двор. Он прогрел машину и подогнал ее к парадному крыльцу, примяв черными колесами хрустящую серую снежную кашу. Утро было тихим. На заре пелена облаков чуть приподнялась на горизонте, и под рваной мрачной кромкой показалось светлое, малиново-голубое небо, освещенное весенним, пока еще недоступным для жителей северной части страны солнцем.


К тому времени, когда хозяин вышел из дома – нараспашку, лишь накинув на плечи, поверх белой тонкой рубахи, длинную волчью шубу, малиновый рассвет спрятался за толстое, ватное небесное покрывало.


Управляющий захлопнул за ним дверь и сел за руль, ожидая приказа трогаться. Янг Леман неподвижно затих, сидя на гладком, все еще прохладном, обтянутом кожей сидении. Он смотрел в запотевшее окошко, на то, как с мокрой хвои капает в снег осевшая из воздуха влага. Пахло печным дымом из высоких домовых труб и мокрым снегом. Солнца не было видно уже четыре месяца, но Янг знал, что когда оно, наконец, появится, улыбчивое, обманчиво жаркое, похожее на раскаленное блюдо, морозы еще вернутся, с удвоенной силой. Ненадолго. Но снег тогда станет сладко, как сахар на зубах, хрустеть под ногами, крошась в мелкую крошку и солнечно-розовое дыхание тогда будет вырываться из каждого рта. В этот момент и придет в их край настоящая весна.


-Поехали к крепости, - негромко скомандовал Янг. -Давно я не был на людях.

Ехали долго. Дорога, петляя через хвойный лес, приветствовала склонившимися от снежных шапок тяжелыми ветвями, коротким, как вспышка, блеском льда на неровной колее, рыжими пушистыми хвостами спасавшихся от невиданного чудовища, лисиц. В самом лесу было темно, точно в медвежьей берлоге. Сосны росли крона к кроне, сплетаясь ветвями и не давая света земле. Янг всматривался в гущу леса, все так же, как и в детстве, дивясь его мощи и крепости.


Только один раз за весь путь им показался горизонт – дымчатый, темно-синий, тяжелый. Там, где вода ближе всего подходила к поверхности, было обширное, до самого края их земель, болото и лес в этом месте уступал ему.


Сейчас, под ненадежным, тонким слоем льда, оно походило на обычное поле. Лишь кое-где, то ближе, то дальше, торчали остовы деревьев, искореженные и серые, тянущие к небу свои крючковатые ветви. Ветер завывал над болотом даже днем, тоскливо, жутко. И даже шум работающего мотора не мог заглушить этого протяжного, долгого воя.



Когда они, хлюпая колесами в глубоких, полных воды, ямах на разбитой дороге, добрались к старой крепости, день уже перевалил за середину. Рынок, вынесенный за стены старого города, кипел, как вода в котле. Он жил и дышал будто единый организм, но все-равно, ближе к вечеру тихо умирал. И в сумерках распадался на составляющие – отдельных людей, как муравьи, тянущих по домам свою добычу.


Сейчас же огромное скопище народу, мешалось, звенело, ухало, бранилось и хохотало одновременно. Широкие, нарядные и одновременно грязные ряды, были украшены цветными флажками. Крепкие фургоны, прицепы и бедные повозки, кое-как крытые старым тряпьем стояли вдоль старых стен. По центральной аллее ходили женщины с корзинами, старьевщики с тележками, пестрые, поблескивающие золотом в ушах, цыгане. Подавали голоса лошади, свиньи, овцы и козы, разнообразная птица в плетеных клетках. На старых камнях лежало сено, смешанное со снегом, в открытых жаровнях готовили быструю еду. Пахло серой, дымом, жареным мясом, пивом и конским навозом. Под ногами хлюпала тысячу раз мешаная снежная желтая крупа.


Рынок раскинулся вокруг старинной, разрушенной почти до основания крепости. Прежде эта крепость была древним городом, спасавшим людей от набегов завоевателей. Стены ее выдержали не одну осаду и дали возможность выжить предкам тех, кто сейчас населял всю северную часть страны. Те, прежние люди, рыжеволосые и коренастые, разбрелись, построили свои дома и размножились, осели и выстроили новые, молодые, свободные города. Но сейчас они все, старые и молодые, каждую неделю, все стекались к прародительнице, точно отдавая дань прошлому, несли под стены крепости свои деньги и товары.


От толстых стен громадины остался лишь каменный, все еще крепкий остов, служащий теперь забором, а внутренние комнаты превратились в лавчонки и кабаки. Бестолковое, шумное, галдящее место, затихающее в глубоких сумерках. Единственным островком духовности оставался здесь сохранившийся чудом и мастерски подлатанный шпиль, в котором жил и проводил службы старик священник. Он был до того дряхл, что казался ровесником этой крепости. Он упрямо, каждый божий день поднимался на самый верх колокольни и отбивал в чугунный колокол два раза – утром и вечером. И по традиции утром было десять ударов –древний знак тревоги, сбора, а вечером всего три удара. Как знак того, что все спокойно, что можно расходиться по домам и спать спокойно.


Янг легко ступил в грязную, пропитанную конской мочой снежную мешанину. Узкие ступни его были обуты в дорогие коричневые сапоги на высокой, крепкой подошве. Машину его, огромный, горячий и тяжелый, такой волшебный механизм, тут же обступили городские мальчишки. Маленькие девочки с подоткнутыми передниками, обернутые в козьи платки, робко стояли в стороне, не решаясь подойти к чудовищу ближе. Таких машин и в самом городе-то еще было две-три, не больше.


Филс, управляющий господина Янга, сутулый и похожий на старую ворону, шикнул на детей. Те отскочили, но, впрочем, неохотно и недалеко. А Янг уже скрылся за воротами. Его гнала жажда. Он знал, где именно можно заказать хороший травяной отвар, такой, который успокоит его измученные затянувшейся еще с промозглой осени болезнью легкие. Он, было дело, даже как-то подослал к хозяину той забегаловки своих людей, чтобы выведать секрет настоя. Но, то ли хитрый трактирщик его провел, то ли люди его что-то упустили. Получалось нечто похожее, но все же не то. А вот в трактире отвар был хорош. Он заряжал силой и бодростью надолго и потом еще долго, целых несколько дней, кашель совсем не беспокоил его.


Внутри было все то же, что и при отце Янга. Толстые сосновые, не сдвигаемые с места столы, отполированные до блеска рукавами посетителей за долгие годы службы. И тяжелые стулья, отполированные не менее тяжелыми задами. Низкий, закопчённый каменный потолок и горящие масляные светильники, развешанные по стенам. Старые дутые бочки стояли вдоль стен, такие большие, что несколько взрослых человек легко бы смогли в них уместиться.


Господина Янга, хозяина леса, посетители трактира поприветствовали поклонами и вскинутыми вверх чарками. Янг сдержанно кивнул в ответ и присел за ближайший свободный стол. Ритуал его визитов сюда не менялся. С тех самых пор еще как отец начал брать его с собой. Пару раз в месяц, не чаще. Отец, человек богатый, легкий и общительный, отдыхал, пил здесь пиво, кружку за кружкой, гоготал, окруженный знакомыми и приятелями, а Янг, в ту пору еще бледный, худой, черноволосый мальчик, молча таращась по сторонам, потягивал здесь этот самый отвар.


На отваре застыла пленка, точно тонкое стекло. Янг не спешил. Ему нравилось слушать человеческий гомон, вдыхать запах пожаренного теста и хмеля, как нравилось и бродить по торговым рядам, сливаясь с толпой и становясь незаметным, делать разные покупки, нравилось возвращаться домой поздно. К теплому камину и книгам. К послушным, боязливым людям, живущим в его доме и к своему тихому одиночеству. В доме, который принадлежал теперь ему одному.


Он незаметно осматривался, потягивая из тяжелой глиняной кружки. Друзей в городе у него не было, с городскими он дел не вел и все прежние, бывшие еще при отце связи, оборвались за несколько лет. Став хозяином, Янг перестал продавать пшеницу и горох, засадив свои поля новым молодым лесом. Он вел все дела иначе, более холодно и разумно, не страдая больше от прихотей засушливого лета и особенностей обработки покрытой камнями, скудной почвы.


Стуча по каменному полу деревянными подошвами, к нему приблизилась хозяйка. Некрасивая, высокая, мосластая женщина в перепачканном, пахнущем коровьим маслом и жиром переднике. Янг с любопытством вскинул на нее глаза.

-Как ваше здоровье, господин Леман? Давно вы не заходили к нам, кажется, еще с прошлой осени.

-И то верно. Давненько…

-Не обзавелись еще молодой хозяйкой? – кокетливо спросила она.

-К сожалению, нет. Мало у нас там, в лесу, свободных девиц.

Хозяйка засмеялась.

-Скучно поди у вас там… не то, что здесь. Вот, как с неделю назад к нам сюда с запада привезли «нечистых», -наклонившись, тихо сообщила она последние новости.

Янг проследил как она ставит на его стол блюдо с парой свежеиспеченных овсяных печений. Янг никогда не притрагивался к ним, ему нужен был лишь отвар, но она подавала их всякий раз.

-Они продаются, или это просто зверинец? – спросил он, удивленный этой новостью.

Хозяйка, заметив его живой интерес, улыбнулась сжатыми губами, скрывая отсутствие переднего зуба.

-Нескольких уже продали фермерам. Наши местные, из города, купили для работы на кухне одну совсем молодую девочку. Кое-кто еще остался. Я даже видела их сама. Смирные, здоровые, очень тихие. Такая редкость нынче.

-Я бы тоже глянул. Предупредишь хозяина? – Он поблагодарил ее, сунув в карман передника несколько медных монет.

Но вставать и идти в холодную слякоть ему не хотелось. От выпитого стало жарко, на лбу выступил пот, и потому он не спешил.


В последнее время в его жизни было мало событий и жил он скорее по привычке, а это было утомительно. Янг задумался, продолжая посматривать на окружающих людей и в запотевшее окно. «Нечистые» очень крепкие работники – вспоминал он все, что знал о них. Обычно ловкие, сильные, выносливые и здоровые, умные от природы и очень одаренные. Они, как известно, обладают особыми, недоступными для людей умениями и знаниями, и оттого считаются опасными. Особенно после того, как люди растоптали их города и почти дотла выжгли их род, а жалкие остатки их племени сделали своими рабами и игрушками. Но и эти, оставшиеся, все равно опасны, опаснее любых диких зверей, потому что они – лишь подобие человека. Скрытные, странные, упорные. Не хотят служить поработившим их людям в полную силу, не отдают ни знания, ни умения. Есть вероятность, что вид их скоро вымрет совсем. Иссякнет. Потому что в неволе они… не могут плодиться.


В доме Янга никогда не было подобного существа. Отец не хотел брать этих даровых работников из-за матери, хотя проезжие торговцы, гремя своими железными клетками и цепями, не раз останавливались у их высоких кованых ворот. Брезгливость и ненависть к ним матери была сверх всякой меры…, а Янг и его сестра Виктория, изнуренные запретами и любопытством, тайком подкрадывались к клетками и смотрели в лица, покрытые слоем грязи и пыли, в глаза, подернутые пеленой равнодушия, на выступающие над всклокоченными волосами рога…


Янг, раззадорив воспоминаниями вое любопытство, поднялся со стула и накинул шубу на плечи. Приехал не зря, - решил он. Хоть какое-то, но событие в этой бесконечной, однообразной, промозглой зиме.

«Нечистых», как сообщила хозяйка трактира, продавали в старых катакомбах, в стороне от животных, и Янгу пришлось пересечь широкую, забитую людьми площадь, отбиваясь от детворы и назойливых продавцов.

При входе в узницу, полуподвальное каменное сооружение, лежал розоватый, стоптанный снег, пропитанный кровью. Леман нахмурился, увидев это, и даже засомневался... Но светильник уже загорелся, и Янг, сопровождаемый смотрителем, направился вглубь темного каменного помещения.

Дневной, мутный и холодный свет падал сверху, из узких вентиляционных щелей. Звонко цокая о камень, капала талая вода. Смотритель, угрюмый, крепкий, бородатый мужчина, сильный на вид как медведь, нес в вытянутой руке масляный фонарь, который давал в этом подполье больше двигающихся мрачных теней, чем настоящего света.


Леман знал, что прежде, в это место было тюрьмой и местом где держали пленных. Внутри было довольно тепло и сыро, влага висела в воздухе густым туманом. Вдоль стен были сформированы маленькие, тесные клетки. Узники не могли бы выпрямиться в них в полный рост, поэтому они сидели, либо лежали на каменном, местами покрытой старой соломой полу. В узнице стоял резкий звериный запах и Янг тот же подумал –они не люди. Они звери. У них есть рога, они пахнут зверьми и владеют знаниями опасными для людей. Но все же, несмотря на это – они не преступники. Прирученные, они кротки и исполнительны. Хотя, говорят, прежде бывало всякое…


Ему было жутко и любопытно. Первыми он увидел в желтом тусклом свете двух женщин. Они сидели спина к спине. Светловолосые, молодые, одетые в коричневые одинаковые платья-балахоны.


Янг замер перед каморкой. Картина, открывшаяся перед ним была вовсе не такой, какую он себе только что нафантазировал.

-Это же…девушки! – выдохнул он, широко распахнув глаза.

-«Нечистые». – Смотритель хмуро покосился на него. –Не воспринимайте их как людей, они обманчиво беззащитны. Эти две – сестры, - спокойным тоном продолжил он. -Ничего особенного. К домашней работе они не приучены, брать в дом не советую. Но если у вас есть коровья или козья ферма, то для такой работы они вполне сгодятся. Они любят животных, ладят с ними.

-У меня нет фермы, - пробормотал Янг и закашлялся в кулак. -Все это …странно. Они такие...обычные

-Посмотрите на их рога. Да разве же это люди? - смотритель ухмыльнулся на молодого, изумленного господина. -Пойдемте же дальше.

В следующей каморке на соломе скорчился мальчик. Подросток лет пятнадцати. Он сидел согнувшись, выставив на посетителей свои острые спинные позвонки и лопатки, просвечивающие сквозь светлую тонкую рубаху. Янг, тревожно переступая с ноги на ногу, прижал густой меховой рукав к своему носу. Как нельзя кстати вспомнились ему слова их набожной матери: «Это большой грех, дети. Смотреть на них –грешно, прикасаться к ним – грешно. Но самый большие грех – разорять их дома и торговать ими наподобие животных. Ибо они люди. Потомки дьявола, его ученики и последователи, но все равно - люди»…

-…отличный пловец. Может сутками не выходить из воды. Совсем не боится холода, - кивнул на ребенка сопровождающий. –Ловит рыбу сетями, чует ее. Так мне рассказал про него торговец.

Янг смотрел и лишь молча хмурился.

-Но явно глухой, - недовольно проговорил смотритель. -Видимо, от болезни, или еще по какой причине. Не дозовешься даже на кормежку. Таких как он, молодых, осталось уже мало. Он умеет делать только то, чему его научили люди, знаниями своих он не владеет.

-Значит, он просто ребенок?

-Есть еще несколько, - пробурчал недовольно смотритель. –Но поймите, господин, сейчас с ними так худо… Они не рожают детей и прячутся в лесах. Те, кого удается поймать, бьются насмерть. Слышал я, в столице, говорят, что мол, торговля и отлов - все это варварство и хотят ввести закон, дающий им свободу. Но на кой черт им сдалась теперь свобода? У них нет ни земель, ни домов. Кто даст им землю? И сами они – рогатые черти, разве смогут жить по соседству с нами?

Под этот глухой бубнеж Янг прошел еще немного вперед, миновав несколько пустых каморок.

-Еще один. –Янг остановился, всматриваясь и щурясь. Глаза ему резало от скудного света и едкой гари, источаемой светильником.

-Этот уже довольно взрослый. Торговец перекупил его у кого-то по пути сюда. Говорит, что он прожил в плену почти десять лет. Он очень спокойный. На вид он здоров и крепок и, кажется, совсем не так глуп, как хочет казаться.

-Он не выглядит таким уж здоровым, – не удержался от комментария Янг, пристально смотря вглубь каморки.

В отличие от предыдущих, этот сидел лицом к ним, подобрав под себя ноги и прижавшись спиною к каменной стене. Веки его были опущены. Он был высок ростом, но чрезмерно худ и явно сильно измучен.


Янг хмурился и щурился, но не отводил взгляда. Лицо этот «нечистого» было совсем другим, не таким равнодушно-пустым, как у предыдущих особей. Оно казалось…наполненным. Он помнил все, что тайком выспрашивал про «нечистых» у знающих их людей. И теперь, воочию убедился в их правоте, рассмотрев этого явно сломленного мужчину в тусклом, сыром и дурно пахнущем склепе. Но даже не это взволновало его. Не его осмысленное, кроткое, чистое выражение и точно излучающее белый свет лицо. Было еще кое-что кроме. То, что Янг угадывал сразу и в чем не ошибался. Он всем телом чувствовал стоящую сейчас за спиною «нечистого» смерть, так, как часто ощущал ее рядом с самим собою, с самого детства, всегда.


Этот нелюдь готовился к смерти, и Янг с трепетом, пристально смотрел на него. Сам он в такие минуты всегда ощущал жуткий животный страх. И страстно молился про себя, прося дать ему еще: времени и здоровья. У него было все: богатство, и молодость, жизнь его была легка и терять ее не хотелось.

Но что же было у этого существа? Ничего. Ничего такого, за что можно было бы держаться.

Смотритель покосился на застывшего у клетки, с побледневшим, искаженным, точно в гримасе боли лицом, гостя.

-Может, вам выйти на воздух?

Янг очнулся от своих раздумий.

-Нет…. Скажите, что случилось с ним? - Янг указал на клетку. -Почему он… такой?

-Да он постоянно спит!

Смотритель, размахнувшись, резко ударил по решетке железным прутом, который все это время волок за собою по каменному полу. Янг вздрогнул от резкого звука, звонким эхом заметавшегося по стенам.

-Эй, очнись! - крикнул смотритель. -Ты вообще там живой?!

«Нечистый» проснулся. Янг щурясь, пытался разглядеть пленника в деталях, но затылок того растворялся в темноте, лишь серые волнистые кольца волос опускались на бледный лоб. Глаза его казались странно черными и глубокими. Он лишь скользнул по людям взглядом, а затем уставился в стену.

-Как тебя зовут? - Янг впервые обращался к «нечистому». Ответа, впрочем, он не дождался.

Смотритель, кинув быстрый взгляд на своего озадаченного покупателя, со злостью ударил прутом по металлической решетке, точно надеясь пробить ее и достать до тела.

-Отвечай!! Молчит… Уж как я его хлестал всю предыдущую неделю – все равно молчит. С молодых-то и взять нечего – они не обученные, а вот эти, пойманные уже взрослыми, они все что-то умеют. Но он так и не признался, -с ненавистью в голосе прошипел смотритель. -Но шкура его заживает быстро. Он скрывает знания. И, кажется мне, это что-то нехорошее для нас. Не берите его, господин Янг. Зная вашего покойного отца и всю вашу добрую семью, я…. не советую вам. Сдам кому-нибудь, никуда не денется. А даже если и умрет здесь – невелика потеря. Взгляните лучше на оставшихся…

Янг остановил смотрителя коротким жестом. Вдохнул спертый, теплый воздух подземелья.

-Нет, погодите…

-Что такое, господин Леман?

-Я его покупаю.

-Что ж… Как прикажете, воля ваша. – Смотритель равнодушно кивнул и затем прошипел, обращаясь к своему товару: – Считай, что тебе крепко повезло…. Я уже готов был запороть тебя до смерти, чертов ты гордец!

***

Дорога домой оказалась долгой. Янг все никак не мог согреться, кутался в мех и задумчиво молчал. Из-за налетевших туч сумерки сгустились раньше обычного. Вскоре повалил густой и липкий мокрый снег.

-Надеюсь, он не погубит нас по пути. От них всего можно ожидать, проклятое племя.... У вас столько работников и служанок, зачем он вам сдался?

Янг молчал. Он ощущал усталость и тоску. И не собирался вступать в унылую беседу. Филс быстро понял это и больше не проронил ни слова. В машине пахло углями, выделанной кожей и мокрой шерстью от его шубы. Но никакого звериного запаха не было, сколько бы Янг не принюхивался.

Никаких суеверных страхов он перед этим существом не испытывал. Он не верил в сверхъестественную силу этого племени. Сидящий позади них был тих и спокоен. Он не разговаривал, не вздыхал, вообще никак не проявлял себя. Точно они везли с собой не живое тело, а мешок сухой картофельной ботвы.


Это было странное ощущение. Он купил равного себе человека, эта мысль не покидала Лемана. Постыдное и одновременно щекотливое чувство. Его самого могли бы так же продать, или Викторию, ведь могли бы, родись они от «нечистой» женщины… Янг видел чернокожих рабов и рабынь, привезенных богатыми путешественниками из-за моря. Это были настоящие люди. И они были куда менее похожи на представителей его благородного народа, чем этот тихий и смиренный белокожий зверь.


Мысли вертелись в его голове вихрем, обрывочные, короткие, его клонило в сон от усталости. Он нарушил запрет матери, он везет в их дом потомка дьявола. Для чего он его купил? Из прихоти, - ответил Янг сам себе, точно пытаясь оправдаться. От скуки. Мне просто стало интересно. И еще из жалости. Мне не хотелось, чтобы он умирал. Я вообще не выношу даже ее упоминания и очень боюсь смерти.

На одном из поворотов машина крепко увязла в снегу. Филс боролся за их свободу, мотор ревел, но толку было мало.

Сумерки давно уже перешли в глухую и темную ночь. Окруженные лесными стенами, они словно находились в западне. Металлические округлые части машины тускло поблескивали в темноте и отдавали тепло. Леман и Филс, щелкая дверными задвижками, вышли на дорогу.

-Я знаю. Ты говорил мне, что погода не для прогулок. Я тебя не виню, - успокоил старика Янг, -Скажи, у нас есть с собой лопата?

-Есть, господин, - ответил Филс.

Янг зажег светильник и решил пройтись вперед, чтобы убедиться в том, что они смогут проехать дальше. Снег чавкал и хрустел под его ногами. Левой рукой он удерживал на плечах ставшую тяжелой шубу, а правой - масляный светильник, сделанный из стекла и металла. Свет падал совсем недалеко, толком все-равно ничего не было видно. Он долго всматривался в темную, тихую даль, но видел лишь узкую, бледную ленту дороги, окаймленную чернотой густого старого леса. Пару раз ему показалось – что-то мелькает перед ним, не так далеко. Но снег летел прямо в лицо, сырой и липкий, норовил залепить глаза. Янг вспомнил о волках и поспешил вернуться.


Мотор в машине глухо шумел, а канавка, в которой они застряли, была уже почти расчищена. Филс заставил «нечистого» копать снег и тот справлялся с этим делом быстро. Руки у него были сильные, ноги – длинные и ростом он был действительно высок. Длинная рубаха, схваченная на поясе ремнем, болталась на поджаром теле, волосы падали ему на лицо, прикрывая глаза и рот, и он не убирал их, продолжая трудиться. Янг пристально рассматривал его, до тех пор, пока случайно не заметил на снегу следы босых человеческих ступней – это было странно. Подойдя ближе и осветив землю, увидел, что ноги «нечистого» - в крови. Тот был бос и изрезал себе ступни об острые заледеневшие края.

***

В большом, просторном доме, в несколько этажей, было тепло и тихо. Янг улыбнулся, войдя в жарко натопленную, чистую, большую комнату, сбросил мокрый мех на пол, поближе к камину. Поленья в очаге тихо потрескивали, отдавая свой теплый, смолистый аромат.


Он приблизился к окну. За высоким, обрамленным тяжелыми шторами стеклом было черно. Лишь только белые мокрые хлопья снега, гонимые ветром, с размаху впечатывались в стекло. Тьма и холод вокруг. Но уже безопасно и спокойно. Он был дома.


Леман отдал приказ подавать в библиотеке чай. И тут же Филс, громыхая подбитыми гвоздями сапогами, привел в гостиную единственную сделанную на сегодняшнем рынке покупку. Янг ждал их. Он склонил голову набок, с нескрываемым любопытством рассматривая вошедшего мужчину. Он не знал ни его имени, ни разу еще не слышал голоса этого странного существа. Верил ли Янг в то, что перед ним стоит не человек, а нечто другое? Он и сам не отдавал себе в этом отчета. Его пробирало лишь жгучее любопытство, тянущееся родом из детства, как неутоленное мальчишеское желание иметь что-то недоступное, запретное и опасное.

-Подойди поближе, - потребовал Янг, едва управляющий, оглядываясь и неодобрительно качая головой, скрылся за дверью.

«Нечистый» приблизился к камину, бесшумно ступая босыми ногами по блестящему, теплому начищенному паркету. Он был высок, строен, очень спокоен и послушен, как автомат. И, кажется, довольно интересен собой внешне, что было бы виднее, если бы не спутанные, прикрывающие лицо волосы и опущенная вниз голова.


Леман находился на своей территории и нисколько не опасался его, оставшись наедине. Ему хотелось заглянуть ему в лицо, увидеть глаза, но «нечистый» смотрел строго в пол и не поднимал своего взгляда.

-Меня зовут Янг Леман. Я хозяин этого дома и, стало быть, твой хозяин тоже. Скажу тебе честно – я не рабовладелец и ни разу им не был, как и мой отец. Я нанимаю людей для работы, и они служат мне по доброй воле. Даже не знаю, что именно подвигло меня сегодня на такой странный шаг. Но дело сделано и теперь ты здесь. Мой управляющий обеспечит тебя всем необходимым, одеждой и прочим… можешь обращаться к нему по любому вопросу.Ты нуждаешься в лечении или чем-то еще?


«Нечистый» лишь качнул головой, давая понять, что ему ничего не нужно. Янг хмыкнул про себя, проскользнула мысль о том – а в порядке ли у этой особи голова? Может, тронулся давно от всего пережитого, и теперь перед камином в его особняке стоит пустая оболочка, тело, способное выполнять лишь определенный набор несложных функций? Но ведь его лицо, там, в камере…, освещенное мыслью изнутри, точно светом – оно не могло померещиться ему.

-Посмотри на меня. – потребовал Янг. -Если ты того не заслужишь, я никогда не буду ни пытать, ни мучить тебя, хотя, я так полагаю, ты привык видеть в людях иное. Но я не для этого выкупил тебя. Тебе действительно незачем бояться меня.

-Я не боюсь вас, - произнес «нечистый», поднимая свою голову и затем - темный, глубокий взгляд.

От его голоса Янга продрал озноб. Голос этого существа прошелестел, точно ветер в кронах, тихо, но почти осязательно. Но взгляд его темных глаз был спокойным и кротким. А в лице таилось все то же, замеченное Янгом еще в катакомбах, скрытое тот всех знание, и господин Леман понял, что не ошибся. Он пристально, с жадным любопытством уставился в это лицо. Оно было бледное, точно выточенное из полупрозрачного дымчатого оникса, неподвижное, тонкое. С размашистой, темной линией бровей и аккуратным, строгим носом. Темная щетина покрывала его подбородок, острые от худобы углы нижней челюсти и немного шею. «Нечистый» стоял, замерев, как статуя. Он был настолько спокоен, что это казалось подозрительным.


Любопытство – враг мой, - думал Янг, тревожась из-за собственных обострившихся чувств. Я, должно быть, спятил, если решил приволочь домой такое… Невероятно. Ведь внешне он такой…человек и вместе с тем – нет. Будто какая-то часть его связана с потусторонним миром, который закрыт для нас, но распахнут для них.

Кисти рук его были покрыты буграми синих вен, ногти обломаны, босые стопы – красны и грязны. Все прочее в нем скрывала старая, покрытая пятнами, слишком холодная для зимы одежда.

И где же этот характерный признак, выдающий с потрохами их племя? Янг, не произнося ни слова, приблизился к нему, почти вплотную, поднял свою правую руку и опустил ее на чужую голову. «Нечистый» не пошевелился, а хозяин довольно быстро одернул назад свою ладонь. Его передернуло от сильного, глубокого чувства из смеси страха и отвращения. Под волнистыми, жесткими волосами по обеим сторонам головы этого, казалось, человека, прощупывалось два твердых, будто каменных выступа, сужающихся кверху.

-Ну что ж… я этим ясно, - проговорил Янг, потирая правую руку о рукав. –А теперь, будь добр, разденься,- потребовал он.

В глазах «нечистого» промелькнуло недоумение. Это была первая эмоция, слетевшая с его «каменного» лица с тех пор, как Леман увидел его. Но человечность в Янге с самого утра сражалась со стыдом и жгучим желанием видеть и знать. Он решил на время заглушить человечность и дойти до конца, раз уж начал.

-Я всего лишь хочу взглянуть на тебя.

«Нечистый» на долю секунды прикрыл глаза, точно борясь с самим собой. Его шея едва заметно дернулась. Это был уже довольно взрослый мужчина. Прошедший, очевидно, через многое, покорный, смирившийся. И Янг слегка склонил голову набок, ожидая подчинения. Он привык получать желаемое. И ему снова подчинились.


Обнаженное тело было крепким, стройным, явно сильным и выносливым. И, вместе с тем, изящным. Длинные ноги и руки, тонкая поясница, прямая спина и гордо посаженная голова в копне серых спутанных волос, падающих на лицо и шею. Ничего «ненормального» и «неправильного» Янг в нем не рассмотрел. За исключением того, что тело было изранено. Кожа на спине и груди – в сетке тонких шрамов, заживающих рваных ран и ссадин. Сбитые локти и колени, старые следы от ожогов и обморожений. Янг рассматривал чужое тело, точно карту мира. Десять лет рабства отпечатались внутри и снаружи этого существа. Средневековье какое-то…в наше-то время… «Нечистый» и сейчас смотрел - вперед, мимо хозяина. Спокойный, равнодушный ко всему и прежде всего - к себе самому.


Лемана пробирала внутренняя щекотка. Он медленно ходил по за ним кругами, точно подле рождественской елки. Он сегодня купил…человека. Во времена его молодости отца это было еще нормой – но сейчас такие действия уже практически вне закона. Парламентарии все тянут, не хотят брать на себя ответственность и ждут, пока первой в защиту рогатого народа выступит какая-нибудь другая, близлежащая страна. Но закон, дающий эти жителям гор свободу, в любом случае будет принят, годом раньше, или годом позже, разницы это не имеет.

-Можешь одеваться.

«Нечистый» наклонился и быстро подобрал с пола сброшенную одежду.

-Ты образован? – снова начал допрашивать его Янг, едва тот затянул свой брючный ремень .

-Да.

-Умеешь ухаживать за лошадьми, косить траву, рубить дрова, класть кирпич, рыть колодцы, тесать камень?

-Да.

-И это тоже… Твой прежний хозяин не будет тебя искать? По-моему, он крупно прогадал, что продал тебя.

-Он уже не с нами, - «нечистый», коротко взглянув на Янга, вскинул свой указательный палец вверх, очевидно, имея в виду небо.

-Ясно. – Янг улыбнулся этому жесту. –Пусть так. Но мы-то с тобой здесь. А на земле у нас немало дел, - продолжил он. –Послушай меня сейчас внимательно, ибо я скажу это лишь раз. Будет очень хорошо, если ты окажешься для меня хорошим помощником. Бежать тебе незачем…, повторюсь, я – не жестокий и не злой человек. Но я все же сообщу тебе, вдруг ты сам не понял - что вокруг нас густой лес. В нем живут хищные звери. Вокруг нас озера, покрытые тонким льдом. И еще болота. В них лучше не соваться. И это не просто земля. Это мой лес. Мои болота, мои озера и мои холмы. А дальше начинаются земли чужие. И для вас здесь нет места.

-Вам не стоит беспокоиться о том, что я сбегу, - тихо ответил тот. –Моя жизнь в ваших руках. И стоит она ровно столько, сколько вы заплатили за нее.

***

Комната показалась ему этим вечером нежилой. Слишком тихо, холодно и пусто было вокруг. Янг, сидя на постели, протянул руку и усилил подачу топлива в газовый рожок, но лучше от этого не стало. Желтый свет колебался от сквозняков, дующих через оконные ставни, по потолку и стенам бродили серые тени, и было ощущение, что он все еще находится в катакомбах.

-Что это был за ответ? Дерзость? Гордость? Теперь стало понятнее, отчего его спина исполосована на ремни. Он, видимо, знает себе цену и презирает весь человеческий род.

Янг никогда не сомневался в правильности своих поступков и адекватности своих желаний. До этого дня. Ему было слегка не по себе и постель, в которой он сидел, не грела его. Зачем он купил и привез в свой дом это существо? Что еще за блажь скучающего барина? Молодой хозяин уныло вдохнул и улегся на бок, прикрыв свои, вечно замерзающие на сквозняке ноги шерстяным клетчатым одеялом.


Ему не спалось. Комната наполнилась неслышимыми прежде звуками. Слабый треск горящего пламени, вой ветра за окном, легкий перезвон тонких стекол в деревянных рамах и слабый шорох в стенах. В доме опять завелись мыши.

Во время болезни он ничего подобного не слышал. Лишь только собственный, сотрясающий стены, надрывный кашель. Сейчас дышалось ему легко. Он прикоснулся рукой к своей груди. Сердце билось часто и сильно.

-Не притащил ли я часом в дом свою собственную смерть? - с улыбкой подумал он. – Не прикончит ли меня этот «зверь»? В отместку за все то, что сотворили с ним люди, за все те боли и унижения, которые он пережил. Сколько же раз его били, пытаясь добиться ответов? Есть хотя бы что-то такое, чего он по-настоящему боится?

Так я добавил ему иную боль. – Янг резко распахнул глаза. Уставился в серую стену напротив. – Я унизил его. Неудовлетворенное детское любопытство взяло надо мною верх. Мне хотелось рассмотреть его тело, и я это сделал. Но я имел право сделать это, ведь я его купил, не так ли?

***

-Я считаю, что он сбежит при первой же возможности. Вы даете ему свободу передвижения слишком рано.

Янг, сидя на кровати, не торопясь и застегивая на своей рубашке мелкие пуговки, усмехнулся.

-Пусть, если так. Не могу же я посадить его на цепь. Если он и сбежит, то в любом случае, мы быстро об этом узнаем. Пустим по следу собак...

-Хотел бы я принять участие в такой охоте.

-А ты довольно кровожаден, старина.

-Так мой отец был охотник. Стрелял уток, волков и лисиц.

-Вот как…, - Янг задумчиво уставился в окно. -Мы не будем торопить события. Я хочу понаблюдать за ним. Возьму его с собой на лесопилку. Толку там от него будет гораздо больше, чем в доме.

-Да, это точно, -ухмыльнулся управляющий. -Все служанки вчера забились по углам как мыши, едва только прознали про то, кого вы изволили привезти домой. Если уж не то пошло – они просто разбегутся и вам придется стирать себе рубашки самому.



Дорога петляла в снегах, среди могучих сосен, узкая, неровная, больше похожая на темный тоннель. Грязно-серые облака висели так низко, что того и гляди – прорвутся о макушки деревьев. На чадящей, фыркающей машине они продвигались в самую глубь темного леса. Черный дымок клубами вылетал из высокой, закопчённой трубы и растворялся в сыром промозглом воздухе.

-Я вчера забыл кое о чем тебя спросить. Как твое имя? – спросил «нечистого» Янг.

Тот не ответил.

Сидя по правую руку от своего хозяина, он смотрел на дорогу, руки его лежали на коленях. Спина – все так же прямая, лицо – застывшая маска.

-Я знаю… - Янг двинул обтянутый кожей руль в сторону, уворачиваясь от сломанной снежным сугробом и упавшей на дорогу сосны. Их, всех троих, качнуло налево, к стенке машины. –У вас…. вашего народа, имя имеет сакральное значение. В ваших именах зашифрованы ваши судьбы и ремесла, которыми вы владеете. Но люди ведь должны как-то обращаться к тебе, не так ли?

-Можете назвать меня сами, -тихо отозвался тот.

Янг покачал головой.

-Это будет не совсем правильно. Ведь каждому от рождения дается имя. И человек, как правило, ни разу не меняет его на протяжении жизни.

-У меня было много имен.

-После того как ты попал в рабство к людям?

-Да, после этого.

-А сколько лет тебе было?

-Годы жизни мы исчисляем по-другому. Мне сложно будет объяснить вам.

-Хм… - Янг удивленно покосился на него. -Но ты…. – он задумался, -Ты был моложе, или старше, чем я сейчас?

-Я был моложе.

-И как ты попал к людям?

«Нечистый» не ответил и на этот вопрос. Янг окидывал его взглядом в ответ на молчание. «Каменный» профиль светился на фоне мелькающих за окошком темных стволов и веток. Лицо и волосы его сегодня были чистыми, и теперь он был тепло одет. Филс позаботился об этом.

-Вас завоевали, не так ли? – сказал Янг. -Взяли штурмом. Весь ваш город, запрятанный высоко в горах разобрали по камню и вывели жителей вниз, продали в рабство ваших детей и жен. Ваши семьи навсегда разлучились… Но вы не сдаетесь. Вы владеете удивительными древними знаниями и разнообразными умениями, которые передавали из поколения в поколение. И большую часть этих знаний вы унесли с собой в преисподнюю…. откуда и произошли.

-Выпороть его. Тогда он расскажет все, - пробормотал Филс, сидящий позади Янга.

Для безопасности преданный старик держал на своих коленях заряженный пистолет и не сводил с «нечистого» глаз.

-Филс, ну вот мы-то не дикари, - усмехнулся Леман. -Сколько можно говорить об одном и том же?

-А Маркуса, сына кузнеца, помнится, чуть насмерть не запороли прошлым летом.

-Так он подстерег в лесу и напал на дочку аптекаря! – с нажимом в голосе возразил Янг. -А что, если бы это была твоя дочка, Филс? Как при

Чужие края
Устюжанина Майя
Мир стремительно меняется,
а владелец лесопилки, Янг Леман,
человек образованный, любознательный
и смелый, живет в глухом лесу и порою,
скучает. Хотя и говорят, что любопытство
часто не доводит до добра, в суеверия и
народную мудрость он не верит. Доверяя
лишь своей интуиции, он покупает
на городском рынке кое-что необычное,
чужое и потенциально опасное.
В середине зимы изнуряющая болезнь отступила, и Янг смог наконец-то позволить себе длительную прогулку. Ранним утром, управляющий, одетый в тонкий сюртук, сутулясь и похлопывая себя по плечам, выдыхая розовый пар, вышел на задний двор. Он прогрел машину и подогнал ее к парадному крыльцу, примяв черными колесами хрустящую серую снежную кашу. Утро было тихим. На заре пелена облаков чуть приподнялась на горизонте, и под рваной мрачной кромкой показалось светлое, малиново-голубое небо, освещенное весенним, пока еще недоступным для жителей северной части страны солнцем.


К тому времени, когда хозяин вышел из дома – нараспашку, лишь накинув на плечи, поверх белой тонкой рубахи, длинную волчью шубу, малиновый рассвет спрятался за толстое, ватное небесное покрывало.


Управляющий захлопнул за ним дверь и сел за руль, ожидая приказа трогаться. Янг Леман неподвижно затих, сидя на гладком, все еще прохладном, обтянутом кожей сидении. Он смотрел в запотевшее окошко, на то, как с мокрой хвои капает в снег осевшая из воздуха влага. Пахло печным дымом из высоких домовых труб и мокрым снегом. Солнца не было видно уже четыре месяца, но Янг знал, что когда оно, наконец, появится, улыбчивое, обманчиво жаркое, похожее на раскаленное блюдо, морозы еще вернутся, с удвоенной силой. Ненадолго. Но снег тогда станет сладко, как сахар на зубах, хрустеть под ногами, крошась в мелкую крошку и солнечно-розовое дыхание тогда будет вырываться из каждого рта. В этот момент и придет в их край настоящая весна.


-Поехали к крепости, - негромко скомандовал Янг. -Давно я не был на людях.

Ехали долго. Дорога, петляя через хвойный лес, приветствовала склонившимися от снежных шапок тяжелыми ветвями, коротким, как вспышка, блеском льда на неровной колее, рыжими пушистыми хвостами спасавшихся от невиданного чудовища, лисиц. В самом лесу было темно, точно в медвежьей берлоге. Сосны росли крона к кроне, сплетаясь ветвями и не давая света земле. Янг всматривался в гущу леса, все так же, как и в детстве, дивясь его мощи и крепости.


Только один раз за весь путь им показался горизонт – дымчатый, темно-синий, тяжелый. Там, где вода ближе всего подходила к поверхности, было обширное, до самого края их земель, болото и лес в этом месте уступал ему.


Сейчас, под ненадежным, тонким слоем льда, оно походило на обычное поле. Лишь кое-где, то ближе, то дальше, торчали остовы деревьев, искореженные и серые, тянущие к небу свои крючковатые ветви. Ветер завывал над болотом даже днем, тоскливо, жутко. И даже шум работающего мотора не мог заглушить этого протяжного, долгого воя.



Когда они, хлюпая колесами в глубоких, полных воды, ямах на разбитой дороге, добрались к старой крепости, день уже перевалил за середину. Рынок, вынесенный за стены старого города, кипел, как вода в котле. Он жил и дышал будто единый организм, но все-равно, ближе к вечеру тихо умирал. И в сумерках распадался на составляющие – отдельных людей, как муравьи, тянущих по домам свою добычу.


Сейчас же огромное скопище народу, мешалось, звенело, ухало, бранилось и хохотало одновременно. Широкие, нарядные и одновременно грязные ряды, были украшены цветными флажками. Крепкие фургоны, прицепы и бедные повозки, кое-как крытые старым тряпьем стояли вдоль старых стен. По центральной аллее ходили женщины с корзинами, старьевщики с тележками, пестрые, поблескивающие золотом в ушах, цыгане. Подавали голоса лошади, свиньи, овцы и козы, разнообразная птица в плетеных клетках. На старых камнях лежало сено, смешанное со снегом, в открытых жаровнях готовили быструю еду. Пахло серой, дымом, жареным мясом, пивом и конским навозом. Под ногами хлюпала тысячу раз мешаная снежная желтая крупа.


Рынок раскинулся вокруг старинной, разрушенной почти до основания крепости. Прежде эта крепость была древним городом, спасавшим людей от набегов завоевателей. Стены ее выдержали не одну осаду и дали возможность выжить предкам тех, кто сейчас населял всю северную часть страны. Те, прежние люди, рыжеволосые и коренастые, разбрелись, построили свои дома и размножились, осели и выстроили новые, молодые, свободные города. Но сейчас они все, старые и молодые, каждую неделю, все стекались к прародительнице, точно отдавая дань прошлому, несли под стены крепости свои деньги и товары.


От толстых стен громадины остался лишь каменный, все еще крепкий остов, служащий теперь забором, а внутренние комнаты превратились в лавчонки и кабаки. Бестолковое, шумное, галдящее место, затихающее в глубоких сумерках. Единственным островком духовности оставался здесь сохранившийся чудом и мастерски подлатанный шпиль, в котором жил и проводил службы старик священник. Он был до того дряхл, что казался ровесником этой крепости. Он упрямо, каждый божий день поднимался на самый верх колокольни и отбивал в чугунный колокол два раза – утром и вечером. И по традиции утром было десять ударов –древний знак тревоги, сбора, а вечером всего три удара. Как знак того, что все спокойно, что можно расходиться по домам и спать спокойно.


Янг легко ступил в грязную, пропитанную конской мочой снежную мешанину. Узкие ступни его были обуты в дорогие коричневые сапоги на высокой, крепкой подошве. Машину его, огромный, горячий и тяжелый, такой волшебный механизм, тут же обступили городские мальчишки. Маленькие девочки с подоткнутыми передниками, обернутые в козьи платки, робко стояли в стороне, не решаясь подойти к чудовищу ближе. Таких машин и в самом городе-то еще было две-три, не больше.


Филс, управляющий господина Янга, сутулый и похожий на старую ворону, шикнул на детей. Те отскочили, но, впрочем, неохотно и недалеко. А Янг уже скрылся за воротами. Его гнала жажда. Он знал, где именно можно заказать хороший травяной отвар, такой, который успокоит его измученные затянувшейся еще с промозглой осени болезнью легкие. Он, было дело, даже как-то подослал к хозяину той забегаловки своих людей, чтобы выведать секрет настоя. Но, то ли хитрый трактирщик его провел, то ли люди его что-то упустили. Получалось нечто похожее, но все же не то. А вот в трактире отвар был хорош. Он заряжал силой и бодростью надолго и потом еще долго, целых несколько дней, кашель совсем не беспокоил его.


Внутри было все то же, что и при отце Янга. Толстые сосновые, не сдвигаемые с места столы, отполированные до блеска рукавами посетителей за долгие годы службы. И тяжелые стулья, отполированные не менее тяжелыми задами. Низкий, закопчённый каменный потолок и горящие масляные светильники, развешанные по стенам. Старые дутые бочки стояли вдоль стен, такие большие, что несколько взрослых человек легко бы смогли в них уместиться.


Господина Янга, хозяина леса, посетители трактира поприветствовали поклонами и вскинутыми вверх чарками. Янг сдержанно кивнул в ответ и присел за ближайший свободный стол. Ритуал его визитов сюда не менялся. С тех самых пор еще как отец начал брать его с собой. Пару раз в месяц, не чаще. Отец, человек богатый, легкий и общительный, отдыхал, пил здесь пиво, кружку за кружкой, гоготал, окруженный знакомыми и приятелями, а Янг, в ту пору еще бледный, худой, черноволосый мальчик, молча таращась по сторонам, потягивал здесь этот самый отвар.


На отваре застыла пленка, точно тонкое стекло. Янг не спешил. Ему нравилось слушать человеческий гомон, вдыхать запах пожаренного теста и хмеля, как нравилось и бродить по торговым рядам, сливаясь с толпой и становясь незаметным, делать разные покупки, нравилось возвращаться домой поздно. К теплому камину и книгам. К послушным, боязливым людям, живущим в его доме и к своему тихому одиночеству. В доме, который принадлежал теперь ему одному.


Он незаметно осматривался, потягивая из тяжелой глиняной кружки. Друзей в городе у него не было, с городскими он дел не вел и все прежние, бывшие еще при отце связи, оборвались за несколько лет. Став хозяином, Янг перестал продавать пшеницу и горох, засадив свои поля новым молодым лесом. Он вел все дела иначе, более холодно и разумно, не страдая больше от прихотей засушливого лета и особенностей обработки покрытой камнями, скудной почвы.


Стуча по каменному полу деревянными подошвами, к нему приблизилась хозяйка. Некрасивая, высокая, мосластая женщина в перепачканном, пахнущем коровьим маслом и жиром переднике. Янг с любопытством вскинул на нее глаза.

-Как ваше здоровье, господин Леман? Давно вы не заходили к нам, кажется, еще с прошлой осени.

-И то верно. Давненько…

-Не обзавелись еще молодой хозяйкой? – кокетливо спросила она.

-К сожалению, нет. Мало у нас там, в лесу, свободных девиц.

Хозяйка засмеялась.

-Скучно поди у вас там… не то, что здесь. Вот, как с неделю назад к нам сюда с запада привезли «нечистых», -наклонившись, тихо сообщила она последние новости.

Янг проследил как она ставит на его стол блюдо с парой свежеиспеченных овсяных печений. Янг никогда не притрагивался к ним, ему нужен был лишь отвар, но она подавала их всякий раз.

-Они продаются, или это просто зверинец? – спросил он, удивленный этой новостью.

Хозяйка, заметив его живой интерес, улыбнулась сжатыми губами, скрывая отсутствие переднего зуба.

-Нескольких уже продали фермерам. Наши местные, из города, купили для работы на кухне одну совсем молодую девочку. Кое-кто еще остался. Я даже видела их сама. Смирные, здоровые, очень тихие. Такая редкость нынче.

-Я бы тоже глянул. Предупредишь хозяина? – Он поблагодарил ее, сунув в карман передника несколько медных монет.

Но вставать и идти в холодную слякоть ему не хотелось. От выпитого стало жарко, на лбу выступил пот, и потому он не спешил.


В последнее время в его жизни было мало событий и жил он скорее по привычке, а это было утомительно. Янг задумался, продолжая посматривать на окружающих людей и в запотевшее окно. «Нечистые» очень крепкие работники – вспоминал он все, что знал о них. Обычно ловкие, сильные, выносливые и здоровые, умные от природы и очень одаренные. Они, как известно, обладают особыми, недоступными для людей умениями и знаниями, и оттого считаются опасными. Особенно после того, как люди растоптали их города и почти дотла выжгли их род, а жалкие остатки их племени сделали своими рабами и игрушками. Но и эти, оставшиеся, все равно опасны, опаснее любых диких зверей, потому что они – лишь подобие человека. Скрытные, странные, упорные. Не хотят служить поработившим их людям в полную силу, не отдают ни знания, ни умения. Есть вероятность, что вид их скоро вымрет совсем. Иссякнет. Потому что в неволе они… не могут плодиться.


В доме Янга никогда не было подобного существа. Отец не хотел брать этих даровых работников из-за матери, хотя проезжие торговцы, гремя своими железными клетками и цепями, не раз останавливались у их высоких кованых ворот. Брезгливость и ненависть к ним матери была сверх всякой меры…, а Янг и его сестра Виктория, изнуренные запретами и любопытством, тайком подкрадывались к клетками и смотрели в лица, покрытые слоем грязи и пыли, в глаза, подернутые пеленой равнодушия, на выступающие над всклокоченными волосами рога…


Янг, раззадорив воспоминаниями вое любопытство, поднялся со стула и накинул шубу на плечи. Приехал не зря, - решил он. Хоть какое-то, но событие в этой бесконечной, однообразной, промозглой зиме.

«Нечистых», как сообщила хозяйка трактира, продавали в старых катакомбах, в стороне от животных, и Янгу пришлось пересечь широкую, забитую людьми площадь, отбиваясь от детворы и назойливых продавцов.

При входе в узницу, полуподвальное каменное сооружение, лежал розоватый, стоптанный снег, пропитанный кровью. Леман нахмурился, увидев это, и даже засомневался... Но светильник уже загорелся, и Янг, сопровождаемый смотрителем, направился вглубь темного каменного помещения.

Дневной, мутный и холодный свет падал сверху, из узких вентиляционных щелей. Звонко цокая о камень, капала талая вода. Смотритель, угрюмый, крепкий, бородатый мужчина, сильный на вид как медведь, нес в вытянутой руке масляный фонарь, который давал в этом подполье больше двигающихся мрачных теней, чем настоящего света.


Леман знал, что прежде, в это место было тюрьмой и местом где держали пленных. Внутри было довольно тепло и сыро, влага висела в воздухе густым туманом. Вдоль стен были сформированы маленькие, тесные клетки. Узники не могли бы выпрямиться в них в полный рост, поэтому они сидели, либо лежали на каменном, местами покрытой старой соломой полу. В узнице стоял резкий звериный запах и Янг тот же подумал –они не люди. Они звери. У них есть рога, они пахнут зверьми и владеют знаниями опасными для людей. Но все же, несмотря на это – они не преступники. Прирученные, они кротки и исполнительны. Хотя, говорят, прежде бывало всякое…


Ему было жутко и любопытно. Первыми он увидел в желтом тусклом свете двух женщин. Они сидели спина к спине. Светловолосые, молодые, одетые в коричневые одинаковые платья-балахоны.


Янг замер перед каморкой. Картина, открывшаяся перед ним была вовсе не такой, какую он себе только что нафантазировал.

-Это же…девушки! – выдохнул он, широко распахнув глаза.

-«Нечистые». – Смотритель хмуро покосился на него. –Не воспринимайте их как людей, они обманчиво беззащитны. Эти две – сестры, - спокойным тоном продолжил он. -Ничего особенного. К домашней работе они не приучены, брать в дом не советую. Но если у вас есть коровья или козья ферма, то для такой работы они вполне сгодятся. Они любят животных, ладят с ними.

-У меня нет фермы, - пробормотал Янг и закашлялся в кулак. -Все это …странно. Они такие...обычные

-Посмотрите на их рога. Да разве же это люди? - смотритель ухмыльнулся на молодого, изумленного господина. -Пойдемте же дальше.

В следующей каморке на соломе скорчился мальчик. Подросток лет пятнадцати. Он сидел согнувшись, выставив на посетителей свои острые спинные позвонки и лопатки, просвечивающие сквозь светлую тонкую рубаху. Янг, тревожно переступая с ноги на ногу, прижал густой меховой рукав к своему носу. Как нельзя кстати вспомнились ему слова их набожной матери: «Это большой грех, дети. Смотреть на них –грешно, прикасаться к ним – грешно. Но самый большие грех – разорять их дома и торговать ими наподобие животных. Ибо они люди. Потомки дьявола, его ученики и последователи, но все равно - люди»…

-…отличный пловец. Может сутками не выходить из воды. Совсем не боится холода, - кивнул на ребенка сопровождающий. –Ловит рыбу сетями, чует ее. Так мне рассказал про него торговец.

Янг смотрел и лишь молча хмурился.

-Но явно глухой, - недовольно проговорил смотритель. -Видимо, от болезни, или еще по какой причине. Не дозовешься даже на кормежку. Таких как он, молодых, осталось уже мало. Он умеет делать только то, чему его научили люди, знаниями своих он не владеет.

-Значит, он просто ребенок?

-Есть еще несколько, - пробурчал недовольно смотритель. –Но поймите, господин, сейчас с ними так худо… Они не рожают детей и прячутся в лесах. Те, кого удается поймать, бьются насмерть. Слышал я, в столице, говорят, что мол, торговля и отлов - все это варварство и хотят ввести закон, дающий им свободу. Но на кой черт им сдалась теперь свобода? У них нет ни земель, ни домов. Кто даст им землю? И сами они – рогатые черти, разве смогут жить по соседству с нами?

Под этот глухой бубнеж Янг прошел еще немного вперед, миновав несколько пустых каморок.

-Еще один. –Янг остановился, всматриваясь и щурясь. Глаза ему резало от скудного света и едкой гари, источаемой светильником.

-Этот уже довольно взрослый. Торговец перекупил его у кого-то по пути сюда. Говорит, что он прожил в плену почти десять лет. Он очень спокойный. На вид он здоров и крепок и, кажется, совсем не так глуп, как хочет казаться.

-Он не выглядит таким уж здоровым, – не удержался от комментария Янг, пристально смотря вглубь каморки.

В отличие от предыдущих, этот сидел лицом к ним, подобрав под себя ноги и прижавшись спиною к каменной стене. Веки его были опущены. Он был высок ростом, но чрезмерно худ и явно сильно измучен.


Янг хмурился и щурился, но не отводил взгляда. Лицо этот «нечистого» было совсем другим, не таким равнодушно-пустым, как у предыдущих особей. Оно казалось…наполненным. Он помнил все, что тайком выспрашивал про «нечистых» у знающих их людей. И теперь, воочию убедился в их правоте, рассмотрев этого явно сломленного мужчину в тусклом, сыром и дурно пахнущем склепе. Но даже не это взволновало его. Не его осмысленное, кроткое, чистое выражение и точно излучающее белый свет лицо. Было еще кое-что кроме. То, что Янг угадывал сразу и в чем не ошибался. Он всем телом чувствовал стоящую сейчас за спиною «нечистого» смерть, так, как часто ощущал ее рядом с самим собою, с самого детства, всегда.


Этот нелюдь готовился к смерти, и Янг с трепетом, пристально смотрел на него. Сам он в такие минуты всегда ощущал жуткий животный страх. И страстно молился про себя, прося дать ему еще: времени и здоровья. У него было все: богатство, и молодость, жизнь его была легка и терять ее не хотелось.

Но что же было у этого существа? Ничего. Ничего такого, за что можно было бы держаться.

Смотритель покосился на застывшего у клетки, с побледневшим, искаженным, точно в гримасе боли лицом, гостя.

-Может, вам выйти на воздух?

Янг очнулся от своих раздумий.

-Нет…. Скажите, что случилось с ним? - Янг указал на клетку. -Почему он… такой?

-Да он постоянно спит!

Смотритель, размахнувшись, резко ударил по решетке железным прутом, который все это время волок за собою по каменному полу. Янг вздрогнул от резкого звука, звонким эхом заметавшегося по стенам.

-Эй, очнись! - крикнул смотритель. -Ты вообще там живой?!

«Нечистый» проснулся. Янг щурясь, пытался разглядеть пленника в деталях, но затылок того растворялся в темноте, лишь серые волнистые кольца волос опускались на бледный лоб. Глаза его казались странно черными и глубокими. Он лишь скользнул по людям взглядом, а затем уставился в стену.

-Как тебя зовут? - Янг впервые обращался к «нечистому». Ответа, впрочем, он не дождался.

Смотритель, кинув быстрый взгляд на своего озадаченного покупателя, со злостью ударил прутом по металлической решетке, точно надеясь пробить ее и достать до тела.

-Отвечай!! Молчит… Уж как я его хлестал всю предыдущую неделю – все равно молчит. С молодых-то и взять нечего – они не обученные, а вот эти, пойманные уже взрослыми, они все что-то умеют. Но он так и не признался, -с ненавистью в голосе прошипел смотритель. -Но шкура его заживает быстро. Он скрывает знания. И, кажется мне, это что-то нехорошее для нас. Не берите его, господин Янг. Зная вашего покойного отца и всю вашу добрую семью, я…. не советую вам. Сдам кому-нибудь, никуда не денется. А даже если и умрет здесь – невелика потеря. Взгляните лучше на оставшихся…

Янг остановил смотрителя коротким жестом. Вдохнул спертый, теплый воздух подземелья.

-Нет, погодите…

-Что такое, господин Леман?

-Я его покупаю.

-Что ж… Как прикажете, воля ваша. – Смотритель равнодушно кивнул и затем прошипел, обращаясь к своему товару: – Считай, что тебе крепко повезло…. Я уже готов был запороть тебя до смерти, чертов ты гордец!

***

Дорога домой оказалась долгой. Янг все никак не мог согреться, кутался в мех и задумчиво молчал. Из-за налетевших туч сумерки сгустились раньше обычного. Вскоре повалил густой и липкий мокрый снег.

-Надеюсь, он не погубит нас по пути. От них всего можно ожидать, проклятое племя.... У вас столько работников и служанок, зачем он вам сдался?

Янг молчал. Он ощущал усталость и тоску. И не собирался вступать в унылую беседу. Филс быстро понял это и больше не проронил ни слова. В машине пахло углями, выделанной кожей и мокрой шерстью от его шубы. Но никакого звериного запаха не было, сколько бы Янг не принюхивался.

Никаких суеверных страхов он перед этим существом не испытывал. Он не верил в сверхъестественную силу этого племени. Сидящий позади них был тих и спокоен. Он не разговаривал, не вздыхал, вообще никак не проявлял себя. Точно они везли с собой не живое тело, а мешок сухой картофельной ботвы.


Это было странное ощущение. Он купил равного себе человека, эта мысль не покидала Лемана. Постыдное и одновременно щекотливое чувство. Его самого могли бы так же продать, или Викторию, ведь могли бы, родись они от «нечистой» женщины… Янг видел чернокожих рабов и рабынь, привезенных богатыми путешественниками из-за моря. Это были настоящие люди. И они были куда менее похожи на представителей его благородного народа, чем этот тихий и смиренный белокожий зверь.


Мысли вертелись в его голове вихрем, обрывочные, короткие, его клонило в сон от усталости. Он нарушил запрет матери, он везет в их дом потомка дьявола. Для чего он его купил? Из прихоти, - ответил Янг сам себе, точно пытаясь оправдаться. От скуки. Мне просто стало интересно. И еще из жалости. Мне не хотелось, чтобы он умирал. Я вообще не выношу даже ее упоминания и очень боюсь смерти.

На одном из поворотов машина крепко увязла в снегу. Филс боролся за их свободу, мотор ревел, но толку было мало.

Сумерки давно уже перешли в глухую и темную ночь. Окруженные лесными стенами, они словно находились в западне. Металлические округлые части машины тускло поблескивали в темноте и отдавали тепло. Леман и Филс, щелкая дверными задвижками, вышли на дорогу.

-Я знаю. Ты говорил мне, что погода не для прогулок. Я тебя не виню, - успокоил старика Янг, -Скажи, у нас есть с собой лопата?

-Есть, господин, - ответил Филс.

Янг зажег светильник и решил пройтись вперед, чтобы убедиться в том, что они смогут проехать дальше. Снег чавкал и хрустел под его ногами. Левой рукой он удерживал на плечах ставшую тяжелой шубу, а правой - масляный светильник, сделанный из стекла и металла. Свет падал совсем недалеко, толком все-равно ничего не было видно. Он долго всматривался в темную, тихую даль, но видел лишь узкую, бледную ленту дороги, окаймленную чернотой густого старого леса. Пару раз ему показалось – что-то мелькает перед ним, не так далеко. Но снег летел прямо в лицо, сырой и липкий, норовил залепить глаза. Янг вспомнил о волках и поспешил вернуться.


Мотор в машине глухо шумел, а канавка, в которой они застряли, была уже почти расчищена. Филс заставил «нечистого» копать снег и тот справлялся с этим делом быстро. Руки у него были сильные, ноги – длинные и ростом он был действительно высок. Длинная рубаха, схваченная на поясе ремнем, болталась на поджаром теле, волосы падали ему на лицо, прикрывая глаза и рот, и он не убирал их, продолжая трудиться. Янг пристально рассматривал его, до тех пор, пока случайно не заметил на снегу следы босых человеческих ступней – это было странно. Подойдя ближе и осветив землю, увидел, что ноги «нечистого» - в крови. Тот был бос и изрезал себе ступни об острые заледеневшие края.

***

В большом, просторном доме, в несколько этажей, было тепло и тихо. Янг улыбнулся, войдя в жарко натопленную, чистую, большую комнату, сбросил мокрый мех на пол, поближе к камину. Поленья в очаге тихо потрескивали, отдавая свой теплый, смолистый аромат.


Он приблизился к окну. За высоким, обрамленным тяжелыми шторами стеклом было черно. Лишь только белые мокрые хлопья снега, гонимые ветром, с размаху впечатывались в стекло. Тьма и холод вокруг. Но уже безопасно и спокойно. Он был дома.


Леман отдал приказ подавать в библиотеке чай. И тут же Филс, громыхая подбитыми гвоздями сапогами, привел в гостиную единственную сделанную на сегодняшнем рынке покупку. Янг ждал их. Он склонил голову набок, с нескрываемым любопытством рассматривая вошедшего мужчину. Он не знал ни его имени, ни разу еще не слышал голоса этого странного существа. Верил ли Янг в то, что перед ним стоит не человек, а нечто другое? Он и сам не отдавал себе в этом отчета. Его пробирало лишь жгучее любопытство, тянущееся родом из детства, как неутоленное мальчишеское желание иметь что-то недоступное, запретное и опасное.

-Подойди поближе, - потребовал Янг, едва управляющий, оглядываясь и неодобрительно качая головой, скрылся за дверью.

«Нечистый» приблизился к камину, бесшумно ступая босыми ногами по блестящему, теплому начищенному паркету. Он был высок, строен, очень спокоен и послушен, как автомат. И, кажется, довольно интересен собой внешне, что было бы виднее, если бы не спутанные, прикрывающие лицо волосы и опущенная вниз голова.


Леман находился на своей территории и нисколько не опасался его, оставшись наедине. Ему хотелось заглянуть ему в лицо, увидеть глаза, но «нечистый» смотрел строго в пол и не поднимал своего взгляда.

-Меня зовут Янг Леман. Я хозяин этого дома и, стало быть, твой хозяин тоже. Скажу тебе честно – я не рабовладелец и ни разу им не был, как и мой отец. Я нанимаю людей для работы, и они служат мне по доброй воле. Даже не знаю, что именно подвигло меня сегодня на такой странный шаг. Но дело сделано и теперь ты здесь. Мой управляющий обеспечит тебя всем необходимым, одеждой и прочим… можешь обращаться к нему по любому вопросу.Ты нуждаешься в лечении или чем-то еще?


«Нечистый» лишь качнул головой, давая понять, что ему ничего не нужно. Янг хмыкнул про себя, проскользнула мысль о том – а в порядке ли у этой особи голова? Может, тронулся давно от всего пережитого, и теперь перед камином в его особняке стоит пустая оболочка, тело, способное выполнять лишь определенный набор несложных функций? Но ведь его лицо, там, в камере…, освещенное мыслью изнутри, точно светом – оно не могло померещиться ему.

-Посмотри на меня. – потребовал Янг. -Если ты того не заслужишь, я никогда не буду ни пытать, ни мучить тебя, хотя, я так полагаю, ты привык видеть в людях иное. Но я не для этого выкупил тебя. Тебе действительно незачем бояться меня.

-Я не боюсь вас, - произнес «нечистый», поднимая свою голову и затем - темный, глубокий взгляд.

От его голоса Янга продрал озноб. Голос этого существа прошелестел, точно ветер в кронах, тихо, но почти осязательно. Но взгляд его темных глаз был спокойным и кротким. А в лице таилось все то же, замеченное Янгом еще в катакомбах, скрытое тот всех знание, и господин Леман понял, что не ошибся. Он пристально, с жадным любопытством уставился в это лицо. Оно было бледное, точно выточенное из полупрозрачного дымчатого оникса, неподвижное, тонкое. С размашистой, темной линией бровей и аккуратным, строгим носом. Темная щетина покрывала его подбородок, острые от худобы углы нижней челюсти и немного шею. «Нечистый» стоял, замерев, как статуя. Он был настолько спокоен, что это казалось подозрительным.


Любопытство – враг мой, - думал Янг, тревожась из-за собственных обострившихся чувств. Я, должно быть, спятил, если решил приволочь домой такое… Невероятно. Ведь внешне он такой…человек и вместе с тем – нет. Будто какая-то часть его связана с потусторонним миром, который закрыт для нас, но распахнут для них.

Кисти рук его были покрыты буграми синих вен, ногти обломаны, босые стопы – красны и грязны. Все прочее в нем скрывала старая, покрытая пятнами, слишком холодная для зимы одежда.

И где же этот характерный признак, выдающий с потрохами их племя? Янг, не произнося ни слова, приблизился к нему, почти вплотную, поднял свою правую руку и опустил ее на чужую голову. «Нечистый» не пошевелился, а хозяин довольно быстро одернул назад свою ладонь. Его передернуло от сильного, глубокого чувства из смеси страха и отвращения. Под волнистыми, жесткими волосами по обеим сторонам головы этого, казалось, человека, прощупывалось два твердых, будто каменных выступа, сужающихся кверху.

-Ну что ж… я этим ясно, - проговорил Янг, потирая правую руку о рукав. –А теперь, будь добр, разденься,- потребовал он.

В глазах «нечистого» промелькнуло недоумение. Это была первая эмоция, слетевшая с его «каменного» лица с тех пор, как Леман увидел его. Но человечность в Янге с самого утра сражалась со стыдом и жгучим желанием видеть и знать. Он решил на время заглушить человечность и дойти до конца, раз уж начал.

-Я всего лишь хочу взглянуть на тебя.

«Нечистый» на долю секунды прикрыл глаза, точно борясь с самим собой. Его шея едва заметно дернулась. Это был уже довольно взрослый мужчина. Прошедший, очевидно, через многое, покорный, смирившийся. И Янг слегка склонил голову набок, ожидая подчинения. Он привык получать желаемое. И ему снова подчинились.


Обнаженное тело было крепким, стройным, явно сильным и выносливым. И, вместе с тем, изящным. Длинные ноги и руки, тонкая поясница, прямая спина и гордо посаженная голова в копне серых спутанных волос, падающих на лицо и шею. Ничего «ненормального» и «неправильного» Янг в нем не рассмотрел. За исключением того, что тело было изранено. Кожа на спине и груди – в сетке тонких шрамов, заживающих рваных ран и ссадин. Сбитые локти и колени, старые следы от ожогов и обморожений. Янг рассматривал чужое тело, точно карту мира. Десять лет рабства отпечатались внутри и снаружи этого существа. Средневековье какое-то…в наше-то время… «Нечистый» и сейчас смотрел - вперед, мимо хозяина. Спокойный, равнодушный ко всему и прежде всего - к себе самому.


Лемана пробирала внутренняя щекотка. Он медленно ходил по за ним кругами, точно подле рождественской елки. Он сегодня купил…человека. Во времена его молодости отца это было еще нормой – но сейчас такие действия уже практически вне закона. Парламентарии все тянут, не хотят брать на себя ответственность и ждут, пока первой в защиту рогатого народа выступит какая-нибудь другая, близлежащая страна. Но закон, дающий эти жителям гор свободу, в любом случае будет принят, годом раньше, или годом позже, разницы это не имеет.

-Можешь одеваться.

«Нечистый» наклонился и быстро подобрал с пола сброшенную одежду.

-Ты образован? – снова начал допрашивать его Янг, едва тот затянул свой брючный ремень .

-Да.

-Умеешь ухаживать за лошадьми, косить траву, рубить дрова, класть кирпич, рыть колодцы, тесать камень?

-Да.

-И это тоже… Твой прежний хозяин не будет тебя искать? По-моему, он крупно прогадал, что продал тебя.

-Он уже не с нами, - «нечистый», коротко взглянув на Янга, вскинул свой указательный палец вверх, очевидно, имея в виду небо.

-Ясно. – Янг улыбнулся этому жесту. –Пусть так. Но мы-то с тобой здесь. А на земле у нас немало дел, - продолжил он. –Послушай меня сейчас внимательно, ибо я скажу это лишь раз. Будет очень хорошо, если ты окажешься для меня хорошим помощником. Бежать тебе незачем…, повторюсь, я – не жестокий и не злой человек. Но я все же сообщу тебе, вдруг ты сам не понял - что вокруг нас густой лес. В нем живут хищные звери. Вокруг нас озера, покрытые тонким льдом. И еще болота. В них лучше не соваться. И это не просто земля. Это мой лес. Мои болота, мои озера и мои холмы. А дальше начинаются земли чужие. И для вас здесь нет места.

-Вам не стоит беспокоиться о том, что я сбегу, - тихо ответил тот. –Моя жизнь в ваших руках. И стоит она ровно столько, сколько вы заплатили за нее.

***

Комната показалась ему этим вечером нежилой. Слишком тихо, холодно и пусто было вокруг. Янг, сидя на постели, протянул руку и усилил подачу топлива в газовый рожок, но лучше от этого не стало. Желтый свет колебался от сквозняков, дующих через оконные ставни, по потолку и стенам бродили серые тени, и было ощущение, что он все еще находится в катакомбах.

-Что это был за ответ? Дерзость? Гордость? Теперь стало понятнее, отчего его спина исполосована на ремни. Он, видимо, знает себе цену и презирает весь человеческий род.

Янг никогда не сомневался в правильности своих поступков и адекватности своих желаний. До этого дня. Ему было слегка не по себе и постель, в которой он сидел, не грела его. Зачем он купил и привез в свой дом это существо? Что еще за блажь скучающего барина? Молодой хозяин уныло вдохнул и улегся на бок, прикрыв свои, вечно замерзающие на сквозняке ноги шерстяным клетчатым одеялом.


Ему не спалось. Комната наполнилась неслышимыми прежде звуками. Слабый треск горящего пламени, вой ветра за окном, легкий перезвон тонких стекол в деревянных рамах и слабый шорох в стенах. В доме опять завелись мыши.

Во время болезни он ничего подобного не слышал. Лишь только собственный, сотрясающий стены, надрывный кашель. Сейчас дышалось ему легко. Он прикоснулся рукой к своей груди. Сердце билось часто и сильно.

-Не притащил ли я часом в дом свою собственную смерть? - с улыбкой подумал он. – Не прикончит ли меня этот «зверь»? В отместку за все то, что сотворили с ним люди, за все те боли и унижения, которые он пережил. Сколько же раз его били, пытаясь добиться ответов? Есть хотя бы что-то такое, чего он по-настоящему боится?

Так я добавил ему иную боль. – Янг резко распахнул глаза. Уставился в серую стену напротив. – Я унизил его. Неудовлетворенное детское любопытство взяло надо мною верх. Мне хотелось рассмотреть его тело, и я это сделал. Но я имел право сделать это, ведь я его купил, не так ли?

***

-Я считаю, что он сбежит при первой же возможности. Вы даете ему свободу передвижения слишком рано.

Янг, сидя на кровати, не торопясь и застегивая на своей рубашке мелкие пуговки, усмехнулся.

-Пусть, если так. Не могу же я посадить его на цепь. Если он и сбежит, то в любом случае, мы быстро об этом узнаем. Пустим по следу собак...

-Хотел бы я принять участие в такой охоте.

-А ты довольно кровожаден, старина.

-Так мой отец был охотник. Стрелял уток, волков и лисиц.

-Вот как…, - Янг задумчиво уставился в окно. -Мы не будем торопить события. Я хочу понаблюдать за ним. Возьму его с собой на лесопилку. Толку там от него будет гораздо больше, чем в доме.

-Да, это точно, -ухмыльнулся управляющий. -Все служанки вчера забились по углам как мыши, едва только прознали про то, кого вы изволили привезти домой. Если уж не то пошло – они просто разбегутся и вам придется стирать себе рубашки самому.



Дорога петляла в снегах, среди могучих сосен, узкая, неровная, больше похожая на темный тоннель. Грязно-серые облака висели так низко, что того и гляди – прорвутся о макушки деревьев. На чадящей, фыркающей машине они продвигались в самую глубь темного леса. Черный дымок клубами вылетал из высокой, закопчённой трубы и растворялся в сыром промозглом воздухе.

-Я вчера забыл кое о чем тебя спросить. Как твое имя? – спросил «нечистого» Янг.

Тот не ответил.

Сидя по правую руку от своего хозяина, он смотрел на дорогу, руки его лежали на коленях. Спина – все так же прямая, лицо – застывшая маска.

-Я знаю… - Янг двинул обтянутый кожей руль в сторону, уворачиваясь от сломанной снежным сугробом и упавшей на дорогу сосны. Их, всех троих, качнуло налево, к стенке машины. –У вас…. вашего народа, имя имеет сакральное значение. В ваших именах зашифрованы ваши судьбы и ремесла, которыми вы владеете. Но люди ведь должны как-то обращаться к тебе, не так ли?

-Можете назвать меня сами, -тихо отозвался тот.

Янг покачал головой.

-Это будет не совсем правильно. Ведь каждому от рождения дается имя. И человек, как правило, ни разу не меняет его на протяжении жизни.

-У меня было много имен.

-После того как ты попал в рабство к людям?

-Да, после этого.

-А сколько лет тебе было?

-Годы жизни мы исчисляем по-другому. Мне сложно будет объяснить вам.

-Хм… - Янг удивленно покосился на него. -Но ты…. – он задумался, -Ты был моложе, или старше, чем я сейчас?

-Я был моложе.

-И как ты попал к людям?

«Нечистый» не ответил и на этот вопрос. Янг окидывал его взглядом в ответ на молчание. «Каменный» профиль светился на фоне мелькающих за окошком темных стволов и веток. Лицо и волосы его сегодня были чистыми, и теперь он был тепло одет. Филс позаботился об этом.

-Вас завоевали, не так ли? – сказал Янг. -Взяли штурмом. Весь ваш город, запрятанный высоко в горах разобрали по камню и вывели жителей вниз, продали в рабство ваших детей и жен. Ваши семьи навсегда разлучились… Но вы не сдаетесь. Вы владеете удивительными древними знаниями и разнообразными умениями, которые передавали из поколения в поколение. И большую часть этих знаний вы унесли с собой в преисподнюю…. откуда и произошли.

-Выпороть его. Тогда он расскажет все, - пробормотал Филс, сидящий позади Янга.

Для безопасности преданный старик держал на своих коленях заряженный пистолет и не сводил с «нечистого» глаз.

-Филс, ну вот мы-то не дикари, - усмехнулся Леман. -Сколько можно говорить об одном и том же?

-А Маркуса, сына кузнеца, помнится, чуть насмерть не запороли прошлым летом.

-Так он подстерег в лесу и напал на дочку аптекаря! – с нажимом в голосе возразил Янг. -А что, если бы это была твоя дочка, Ф

Чужие края
Устюжанина Майя
Мир стремительно меняется,
а владелец лесопилки, Янг Леман,
человек образованный, любознательный
и смелый, живет в глухом лесу и порою,
скучает. Хотя и говорят, что любопытство
часто не доводит до добра, в суеверия и
народную мудрость он не верит. Доверяя
лишь своей интуиции, он покупает
на городском рынке кое-что необычное,
чужое и потенциально опасное.
В середине зимы изнуряющая болезнь отступила, и Янг смог наконец-то позволить себе длительную прогулку. Ранним утром, управляющий, одетый в тонкий сюртук, сутулясь и похлопывая себя по плечам, выдыхая розовый пар, вышел на задний двор. Он прогрел машину и подогнал ее к парадному крыльцу, примяв черными колесами хрустящую серую снежную кашу. Утро было тихим. На заре пелена облаков чуть приподнялась на горизонте, и под рваной мрачной кромкой показалось светлое, малиново-голубое небо, освещенное весенним, пока еще недоступным для жителей северной части страны солнцем.


К тому времени, когда хозяин вышел из дома – нараспашку, лишь накинув на плечи, поверх белой тонкой рубахи, длинную волчью шубу, малиновый рассвет спрятался за толстое, ватное небесное покрывало.


Управляющий захлопнул за ним дверь и сел за руль, ожидая приказа трогаться. Янг Леман неподвижно затих, сидя на гладком, все еще прохладном, обтянутом кожей сидении. Он смотрел в запотевшее окошко, на то, как с мокрой хвои капает в снег осевшая из воздуха влага. Пахло печным дымом из высоких домовых труб и мокрым снегом. Солнца не было видно уже четыре месяца, но Янг знал, что когда оно, наконец, появится, улыбчивое, обманчиво жаркое, похожее на раскаленное блюдо, морозы еще вернутся, с удвоенной силой. Ненадолго. Но снег тогда станет сладко, как сахар на зубах, хрустеть под ногами, крошась в мелкую крошку и солнечно-розовое дыхание тогда будет вырываться из каждого рта. В этот момент и придет в их край настоящая весна.


-Поехали к крепости, - негромко скомандовал Янг. -Давно я не был на людях.

Ехали долго. Дорога, петляя через хвойный лес, приветствовала склонившимися от снежных шапок тяжелыми ветвями, коротким, как вспышка, блеском льда на неровной колее, рыжими пушистыми хвостами спасавшихся от невиданного чудовища, лисиц. В самом лесу было темно, точно в медвежьей берлоге. Сосны росли крона к кроне, сплетаясь ветвями и не давая света земле. Янг всматривался в гущу леса, все так же, как и в детстве, дивясь его мощи и крепости.


Только один раз за весь путь им показался горизонт – дымчатый, темно-синий, тяжелый. Там, где вода ближе всего подходила к поверхности, было обширное, до самого края их земель, болото и лес в этом месте уступал ему.


Сейчас, под ненадежным, тонким слоем льда, оно походило на обычное поле. Лишь кое-где, то ближе, то дальше, торчали остовы деревьев, искореженные и серые, тянущие к небу свои крючковатые ветви. Ветер завывал над болотом даже днем, тоскливо, жутко. И даже шум работающего мотора не мог заглушить этого протяжного, долгого воя.



Когда они, хлюпая колесами в глубоких, полных воды, ямах на разбитой дороге, добрались к старой крепости, день уже перевалил за середину. Рынок, вынесенный за стены старого города, кипел, как вода в котле. Он жил и дышал будто единый организм, но все-равно, ближе к вечеру тихо умирал. И в сумерках распадался на составляющие – отдельных людей, как муравьи, тянущих по домам свою добычу.


Сейчас же огромное скопище народу, мешалось, звенело, ухало, бранилось и хохотало одновременно. Широкие, нарядные и одновременно грязные ряды, были украшены цветными флажками. Крепкие фургоны, прицепы и бедные повозки, кое-как крытые старым тряпьем стояли вдоль старых стен. По центральной аллее ходили женщины с корзинами, старьевщики с тележками, пестрые, поблескивающие золотом в ушах, цыгане. Подавали голоса лошади, свиньи, овцы и козы, разнообразная птица в плетеных клетках. На старых камнях лежало сено, смешанное со снегом, в открытых жаровнях готовили быструю еду. Пахло серой, дымом, жареным мясом, пивом и конским навозом. Под ногами хлюпала тысячу раз мешаная снежная желтая крупа.


Рынок раскинулся вокруг старинной, разрушенной почти до основания крепости. Прежде эта крепость была древним городом, спасавшим людей от набегов завоевателей. Стены ее выдержали не одну осаду и дали возможность выжить предкам тех, кто сейчас населял всю северную часть страны. Те, прежние люди, рыжеволосые и коренастые, разбрелись, построили свои дома и размножились, осели и выстроили новые, молодые, свободные города. Но сейчас они все, старые и молодые, каждую неделю, все стекались к прародительнице, точно отдавая дань прошлому, несли под стены крепости свои деньги и товары.


От толстых стен громадины остался лишь каменный, все еще крепкий остов, служащий теперь забором, а внутренние комнаты превратились в лавчонки и кабаки. Бестолковое, шумное, галдящее место, затихающее в глубоких сумерках. Единственным островком духовности оставался здесь сохранившийся чудом и мастерски подлатанный шпиль, в котором жил и проводил службы старик священник. Он был до того дряхл, что казался ровесником этой крепости. Он упрямо, каждый божий день поднимался на самый верх колокольни и отбивал в чугунный колокол два раза – утром и вечером. И по традиции утром было десять ударов –древний знак тревоги, сбора, а вечером всего три удара. Как знак того, что все спокойно, что можно расходиться по домам и спать спокойно.


Янг легко ступил в грязную, пропитанную конской мочой снежную мешанину. Узкие ступни его были обуты в дорогие коричневые сапоги на высокой, крепкой подошве. Машину его, огромный, горячий и тяжелый, такой волшебный механизм, тут же обступили городские мальчишки. Маленькие девочки с подоткнутыми передниками, обернутые в козьи платки, робко стояли в стороне, не решаясь подойти к чудовищу ближе. Таких машин и в самом городе-то еще было две-три, не больше.


Филс, управляющий господина Янга, сутулый и похожий на старую ворону, шикнул на детей. Те отскочили, но, впрочем, неохотно и недалеко. А Янг уже скрылся за воротами. Его гнала жажда. Он знал, где именно можно заказать хороший травяной отвар, такой, который успокоит его измученные затянувшейся еще с промозглой осени болезнью легкие. Он, было дело, даже как-то подослал к хозяину той забегаловки своих людей, чтобы выведать секрет настоя. Но, то ли хитрый трактирщик его провел, то ли люди его что-то упустили. Получалось нечто похожее, но все же не то. А вот в трактире отвар был хорош. Он заряжал силой и бодростью надолго и потом еще долго, целых несколько дней, кашель совсем не беспокоил его.


Внутри было все то же, что и при отце Янга. Толстые сосновые, не сдвигаемые с места столы, отполированные до блеска рукавами посетителей за долгие годы службы. И тяжелые стулья, отполированные не менее тяжелыми задами. Низкий, закопчённый каменный потолок и горящие масляные светильники, развешанные по стенам. Старые дутые бочки стояли вдоль стен, такие большие, что несколько взрослых человек легко бы смогли в них уместиться.


Господина Янга, хозяина леса, посетители трактира поприветствовали поклонами и вскинутыми вверх чарками. Янг сдержанно кивнул в ответ и присел за ближайший свободный стол. Ритуал его визитов сюда не менялся. С тех самых пор еще как отец начал брать его с собой. Пару раз в месяц, не чаще. Отец, человек богатый, легкий и общительный, отдыхал, пил здесь пиво, кружку за кружкой, гоготал, окруженный знакомыми и приятелями, а Янг, в ту пору еще бледный, худой, черноволосый мальчик, молча таращась по сторонам, потягивал здесь этот самый отвар.


На отваре застыла пленка, точно тонкое стекло. Янг не спешил. Ему нравилось слушать человеческий гомон, вдыхать запах пожаренного теста и хмеля, как нравилось и бродить по торговым рядам, сливаясь с толпой и становясь незаметным, делать разные покупки, нравилось возвращаться домой поздно. К теплому камину и книгам. К послушным, боязливым людям, живущим в его доме и к своему тихому одиночеству. В доме, который принадлежал теперь ему одному.


Он незаметно осматривался, потягивая из тяжелой глиняной кружки. Друзей в городе у него не было, с городскими он дел не вел и все прежние, бывшие еще при отце связи, оборвались за несколько лет. Став хозяином, Янг перестал продавать пшеницу и горох, засадив свои поля новым молодым лесом. Он вел все дела иначе, более холодно и разумно, не страдая больше от прихотей засушливого лета и особенностей обработки покрытой камнями, скудной почвы.


Стуча по каменному полу деревянными подошвами, к нему приблизилась хозяйка. Некрасивая, высокая, мосластая женщина в перепачканном, пахнущем коровьим маслом и жиром переднике. Янг с любопытством вскинул на нее глаза.

-Как ваше здоровье, господин Леман? Давно вы не заходили к нам, кажется, еще с прошлой осени.

-И то верно. Давненько…

-Не обзавелись еще молодой хозяйкой? – кокетливо спросила она.

-К сожалению, нет. Мало у нас там, в лесу, свободных девиц.

Хозяйка засмеялась.

-Скучно поди у вас там… не то, что здесь. Вот, как с неделю назад к нам сюда с запада привезли «нечистых», -наклонившись, тихо сообщила она последние новости.

Янг проследил как она ставит на его стол блюдо с парой свежеиспеченных овсяных печений. Янг никогда не притрагивался к ним, ему нужен был лишь отвар, но она подавала их всякий раз.

-Они продаются, или это просто зверинец? – спросил он, удивленный этой новостью.

Хозяйка, заметив его живой интерес, улыбнулась сжатыми губами, скрывая отсутствие переднего зуба.

-Нескольких уже продали фермерам. Наши местные, из города, купили для работы на кухне одну совсем молодую девочку. Кое-кто еще остался. Я даже видела их сама. Смирные, здоровые, очень тихие. Такая редкость нынче.

-Я бы тоже глянул. Предупредишь хозяина? – Он поблагодарил ее, сунув в карман передника несколько медных монет.

Но вставать и идти в холодную слякоть ему не хотелось. От выпитого стало жарко, на лбу выступил пот, и потому он не спешил.


В последнее время в его жизни было мало событий и жил он скорее по привычке, а это было утомительно. Янг задумался, продолжая посматривать на окружающих людей и в запотевшее окно. «Нечистые» очень крепкие работники – вспоминал он все, что знал о них. Обычно ловкие, сильные, выносливые и здоровые, умные от природы и очень одаренные. Они, как известно, обладают особыми, недоступными для людей умениями и знаниями, и оттого считаются опасными. Особенно после того, как люди растоптали их города и почти дотла выжгли их род, а жалкие остатки их племени сделали своими рабами и игрушками. Но и эти, оставшиеся, все равно опасны, опаснее любых диких зверей, потому что они – лишь подобие человека. Скрытные, странные, упорные. Не хотят служить поработившим их людям в полную силу, не отдают ни знания, ни умения. Есть вероятность, что вид их скоро вымрет совсем. Иссякнет. Потому что в неволе они… не могут плодиться.


В доме Янга никогда не было подобного существа. Отец не хотел брать этих даровых работников из-за матери, хотя проезжие торговцы, гремя своими железными клетками и цепями, не раз останавливались у их высоких кованых ворот. Брезгливость и ненависть к ним матери была сверх всякой меры…, а Янг и его сестра Виктория, изнуренные запретами и любопытством, тайком подкрадывались к клетками и смотрели в лица, покрытые слоем грязи и пыли, в глаза, подернутые пеленой равнодушия, на выступающие над всклокоченными волосами рога…


Янг, раззадорив воспоминаниями вое любопытство, поднялся со стула и накинул шубу на плечи. Приехал не зря, - решил он. Хоть какое-то, но событие в этой бесконечной, однообразной, промозглой зиме.

«Нечистых», как сообщила хозяйка трактира, продавали в старых катакомбах, в стороне от животных, и Янгу пришлось пересечь широкую, забитую людьми площадь, отбиваясь от детворы и назойливых продавцов.

При входе в узницу, полуподвальное каменное сооружение, лежал розоватый, стоптанный снег, пропитанный кровью. Леман нахмурился, увидев это, и даже засомневался... Но светильник уже загорелся, и Янг, сопровождаемый смотрителем, направился вглубь темного каменного помещения.

Дневной, мутный и холодный свет падал сверху, из узких вентиляционных щелей. Звонко цокая о камень, капала талая вода. Смотритель, угрюмый, крепкий, бородатый мужчина, сильный на вид как медведь, нес в вытянутой руке масляный фонарь, который давал в этом подполье больше двигающихся мрачных теней, чем настоящего света.


Леман знал, что прежде, в это место было тюрьмой и местом где держали пленных. Внутри было довольно тепло и сыро, влага висела в воздухе густым туманом. Вдоль стен были сформированы маленькие, тесные клетки. Узники не могли бы выпрямиться в них в полный рост, поэтому они сидели, либо лежали на каменном, местами покрытой старой соломой полу. В узнице стоял резкий звериный запах и Янг тот же подумал –они не люди. Они звери. У них есть рога, они пахнут зверьми и владеют знаниями опасными для людей. Но все же, несмотря на это – они не преступники. Прирученные, они кротки и исполнительны. Хотя, говорят, прежде бывало всякое…


Ему было жутко и любопытно. Первыми он увидел в желтом тусклом свете двух женщин. Они сидели спина к спине. Светловолосые, молодые, одетые в коричневые одинаковые платья-балахоны.


Янг замер перед каморкой. Картина, открывшаяся перед ним была вовсе не такой, какую он себе только что нафантазировал.

-Это же…девушки! – выдохнул он, широко распахнув глаза.

-«Нечистые». – Смотритель хмуро покосился на него. –Не воспринимайте их как людей, они обманчиво беззащитны. Эти две – сестры, - спокойным тоном продолжил он. -Ничего особенного. К домашней работе они не приучены, брать в дом не советую. Но если у вас есть коровья или козья ферма, то для такой работы они вполне сгодятся. Они любят животных, ладят с ними.

-У меня нет фермы, - пробормотал Янг и закашлялся в кулак. -Все это …странно. Они такие...обычные

-Посмотрите на их рога. Да разве же это люди? - смотритель ухмыльнулся на молодого, изумленного господина. -Пойдемте же дальше.

В следующей каморке на соломе скорчился мальчик. Подросток лет пятнадцати. Он сидел согнувшись, выставив на посетителей свои острые спинные позвонки и лопатки, просвечивающие сквозь светлую тонкую рубаху. Янг, тревожно переступая с ноги на ногу, прижал густой меховой рукав к своему носу. Как нельзя кстати вспомнились ему слова их набожной матери: «Это большой грех, дети. Смотреть на них –грешно, прикасаться к ним – грешно. Но самый большие грех – разорять их дома и торговать ими наподобие животных. Ибо они люди. Потомки дьявола, его ученики и последователи, но все равно - люди»…

-…отличный пловец. Может сутками не выходить из воды. Совсем не боится холода, - кивнул на ребенка сопровождающий. –Ловит рыбу сетями, чует ее. Так мне рассказал про него торговец.

Янг смотрел и лишь молча хмурился.

-Но явно глухой, - недовольно проговорил смотритель. -Видимо, от болезни, или еще по какой причине. Не дозовешься даже на кормежку. Таких как он, молодых, осталось уже мало. Он умеет делать только то, чему его научили люди, знаниями своих он не владеет.

-Значит, он просто ребенок?

-Есть еще несколько, - пробурчал недовольно смотритель. –Но поймите, господин, сейчас с ними так худо… Они не рожают детей и прячутся в лесах. Те, кого удается поймать, бьются насмерть. Слышал я, в столице, говорят, что мол, торговля и отлов - все это варварство и хотят ввести закон, дающий им свободу. Но на кой черт им сдалась теперь свобода? У них нет ни земель, ни домов. Кто даст им землю? И сами они – рогатые черти, разве смогут жить по соседству с нами?

Под этот глухой бубнеж Янг прошел еще немного вперед, миновав несколько пустых каморок.

-Еще один. –Янг остановился, всматриваясь и щурясь. Глаза ему резало от скудного света и едкой гари, источаемой светильником.

-Этот уже довольно взрослый. Торговец перекупил его у кого-то по пути сюда. Говорит, что он прожил в плену почти десять лет. Он очень спокойный. На вид он здоров и крепок и, кажется, совсем не так глуп, как хочет казаться.

-Он не выглядит таким уж здоровым, – не удержался от комментария Янг, пристально смотря вглубь каморки.

В отличие от предыдущих, этот сидел лицом к ним, подобрав под себя ноги и прижавшись спиною к каменной стене. Веки его были опущены. Он был высок ростом, но чрезмерно худ и явно сильно измучен.


Янг хмурился и щурился, но не отводил взгляда. Лицо этот «нечистого» было совсем другим, не таким равнодушно-пустым, как у предыдущих особей. Оно казалось…наполненным. Он помнил все, что тайком выспрашивал про «нечистых» у знающих их людей. И теперь, воочию убедился в их правоте, рассмотрев этого явно сломленного мужчину в тусклом, сыром и дурно пахнущем склепе. Но даже не это взволновало его. Не его осмысленное, кроткое, чистое выражение и точно излучающее белый свет лицо. Было еще кое-что кроме. То, что Янг угадывал сразу и в чем не ошибался. Он всем телом чувствовал стоящую сейчас за спиною «нечистого» смерть, так, как часто ощущал ее рядом с самим собою, с самого детства, всегда.


Этот нелюдь готовился к смерти, и Янг с трепетом, пристально смотрел на него. Сам он в такие минуты всегда ощущал жуткий животный страх. И страстно молился про себя, прося дать ему еще: времени и здоровья. У него было все: богатство, и молодость, жизнь его была легка и терять ее не хотелось.

Но что же было у этого существа? Ничего. Ничего такого, за что можно было бы держаться.

Смотритель покосился на застывшего у клетки, с побледневшим, искаженным, точно в гримасе боли лицом, гостя.

-Может, вам выйти на воздух?

Янг очнулся от своих раздумий.

-Нет…. Скажите, что случилось с ним? - Янг указал на клетку. -Почему он… такой?

-Да он постоянно спит!

Смотритель, размахнувшись, резко ударил по решетке железным прутом, который все это время волок за собою по каменному полу. Янг вздрогнул от резкого звука, звонким эхом заметавшегося по стенам.

-Эй, очнись! - крикнул смотритель. -Ты вообще там живой?!

«Нечистый» проснулся. Янг щурясь, пытался разглядеть пленника в деталях, но затылок того растворялся в темноте, лишь серые волнистые кольца волос опускались на бледный лоб. Глаза его казались странно черными и глубокими. Он лишь скользнул по людям взглядом, а затем уставился в стену.

-Как тебя зовут? - Янг впервые обращался к «нечистому». Ответа, впрочем, он не дождался.

Смотритель, кинув быстрый взгляд на своего озадаченного покупателя, со злостью ударил прутом по металлической решетке, точно надеясь пробить ее и достать до тела.

-Отвечай!! Молчит… Уж как я его хлестал всю предыдущую неделю – все равно молчит. С молодых-то и взять нечего – они не обученные, а вот эти, пойманные уже взрослыми, они все что-то умеют. Но он так и не признался, -с ненавистью в голосе прошипел смотритель. -Но шкура его заживает быстро. Он скрывает знания. И, кажется мне, это что-то нехорошее для нас. Не берите его, господин Янг. Зная вашего покойного отца и всю вашу добрую семью, я…. не советую вам. Сдам кому-нибудь, никуда не денется. А даже если и умрет здесь – невелика потеря. Взгляните лучше на оставшихся…

Янг остановил смотрителя коротким жестом. Вдохнул спертый, теплый воздух подземелья.

-Нет, погодите…

-Что такое, господин Леман?

-Я его покупаю.

-Что ж… Как прикажете, воля ваша. – Смотритель равнодушно кивнул и затем прошипел, обращаясь к своему товару: – Считай, что тебе крепко повезло…. Я уже готов был запороть тебя до смерти, чертов ты гордец!

***

Дорога домой оказалась долгой. Янг все никак не мог согреться, кутался в мех и задумчиво молчал. Из-за налетевших туч сумерки сгустились раньше обычного. Вскоре повалил густой и липкий мокрый снег.

-Надеюсь, он не погубит нас по пути. От них всего можно ожидать, проклятое племя.... У вас столько работников и служанок, зачем он вам сдался?

Янг молчал. Он ощущал усталость и тоску. И не собирался вступать в унылую беседу. Филс быстро понял это и больше не проронил ни слова. В машине пахло углями, выделанной кожей и мокрой шерстью от его шубы. Но никакого звериного запаха не было, сколько бы Янг не принюхивался.

Никаких суеверных страхов он перед этим существом не испытывал. Он не верил в сверхъестественную силу этого племени. Сидящий позади них был тих и спокоен. Он не разговаривал, не вздыхал, вообще никак не проявлял себя. Точно они везли с собой не живое тело, а мешок сухой картофельной ботвы.


Это было странное ощущение. Он купил равного себе человека, эта мысль не покидала Лемана. Постыдное и одновременно щекотливое чувство. Его самого могли бы так же продать, или Викторию, ведь могли бы, родись они от «нечистой» женщины… Янг видел чернокожих рабов и рабынь, привезенных богатыми путешественниками из-за моря. Это были настоящие люди. И они были куда менее похожи на представителей его благородного народа, чем этот тихий и смиренный белокожий зверь.


Мысли вертелись в его голове вихрем, обрывочные, короткие, его клонило в сон от усталости. Он нарушил запрет матери, он везет в их дом потомка дьявола. Для чего он его купил? Из прихоти, - ответил Янг сам себе, точно пытаясь оправдаться. От скуки. Мне просто стало интересно. И еще из жалости. Мне не хотелось, чтобы он умирал. Я вообще не выношу даже ее упоминания и очень боюсь смерти.

На одном из поворотов машина крепко увязла в снегу. Филс боролся за их свободу, мотор ревел, но толку было мало.

Сумерки давно уже перешли в глухую и темную ночь. Окруженные лесными стенами, они словно находились в западне. Металлические округлые части машины тускло поблескивали в темноте и отдавали тепло. Леман и Филс, щелкая дверными задвижками, вышли на дорогу.

-Я знаю. Ты говорил мне, что погода не для прогулок. Я тебя не виню, - успокоил старика Янг, -Скажи, у нас есть с собой лопата?

-Есть, господин, - ответил Филс.

Янг зажег светильник и решил пройтись вперед, чтобы убедиться в том, что они смогут проехать дальше. Снег чавкал и хрустел под его ногами. Левой рукой он удерживал на плечах ставшую тяжелой шубу, а правой - масляный светильник, сделанный из стекла и металла. Свет падал совсем недалеко, толком все-равно ничего не было видно. Он долго всматривался в темную, тихую даль, но видел лишь узкую, бледную ленту дороги, окаймленную чернотой густого старого леса. Пару раз ему показалось – что-то мелькает перед ним, не так далеко. Но снег летел прямо в лицо, сырой и липкий, норовил залепить глаза. Янг вспомнил о волках и поспешил вернуться.


Мотор в машине глухо шумел, а канавка, в которой они застряли, была уже почти расчищена. Филс заставил «нечистого» копать снег и тот справлялся с этим делом быстро. Руки у него были сильные, ноги – длинные и ростом он был действительно высок. Длинная рубаха, схваченная на поясе ремнем, болталась на поджаром теле, волосы падали ему на лицо, прикрывая глаза и рот, и он не убирал их, продолжая трудиться. Янг пристально рассматривал его, до тех пор, пока случайно не заметил на снегу следы босых человеческих ступней – это было странно. Подойдя ближе и осветив землю, увидел, что ноги «нечистого» - в крови. Тот был бос и изрезал себе ступни об острые заледеневшие края.

***

В большом, просторном доме, в несколько этажей, было тепло и тихо. Янг улыбнулся, войдя в жарко натопленную, чистую, большую комнату, сбросил мокрый мех на пол, поближе к камину. Поленья в очаге тихо потрескивали, отдавая свой теплый, смолистый аромат.


Он приблизился к окну. За высоким, обрамленным тяжелыми шторами стеклом было черно. Лишь только белые мокрые хлопья снега, гонимые ветром, с размаху впечатывались в стекло. Тьма и холод вокруг. Но уже безопасно и спокойно. Он был дома.


Леман отдал приказ подавать в библиотеке чай. И тут же Филс, громыхая подбитыми гвоздями сапогами, привел в гостиную единственную сделанную на сегодняшнем рынке покупку. Янг ждал их. Он склонил голову набок, с нескрываемым любопытством рассматривая вошедшего мужчину. Он не знал ни его имени, ни разу еще не слышал голоса этого странного существа. Верил ли Янг в то, что перед ним стоит не человек, а нечто другое? Он и сам не отдавал себе в этом отчета. Его пробирало лишь жгучее любопытство, тянущееся родом из детства, как неутоленное мальчишеское желание иметь что-то недоступное, запретное и опасное.

-Подойди поближе, - потребовал Янг, едва управляющий, оглядываясь и неодобрительно качая головой, скрылся за дверью.

«Нечистый» приблизился к камину, бесшумно ступая босыми ногами по блестящему, теплому начищенному паркету. Он был высок, строен, очень спокоен и послушен, как автомат. И, кажется, довольно интересен собой внешне, что было бы виднее, если бы не спутанные, прикрывающие лицо волосы и опущенная вниз голова.


Леман находился на своей территории и нисколько не опасался его, оставшись наедине. Ему хотелось заглянуть ему в лицо, увидеть глаза, но «нечистый» смотрел строго в пол и не поднимал своего взгляда.

-Меня зовут Янг Леман. Я хозяин этого дома и, стало быть, твой хозяин тоже. Скажу тебе честно – я не рабовладелец и ни разу им не был, как и мой отец. Я нанимаю людей для работы, и они служат мне по доброй воле. Даже не знаю, что именно подвигло меня сегодня на такой странный шаг. Но дело сделано и теперь ты здесь. Мой управляющий обеспечит тебя всем необходимым, одеждой и прочим… можешь обращаться к нему по любому вопросу.Ты нуждаешься в лечении или чем-то еще?


«Нечистый» лишь качнул головой, давая понять, что ему ничего не нужно. Янг хмыкнул про себя, проскользнула мысль о том – а в порядке ли у этой особи голова? Может, тронулся давно от всего пережитого, и теперь перед камином в его особняке стоит пустая оболочка, тело, способное выполнять лишь определенный набор несложных функций? Но ведь его лицо, там, в камере…, освещенное мыслью изнутри, точно светом – оно не могло померещиться ему.

-Посмотри на меня. – потребовал Янг. -Если ты того не заслужишь, я никогда не буду ни пытать, ни мучить тебя, хотя, я так полагаю, ты привык видеть в людях иное. Но я не для этого выкупил тебя. Тебе действительно незачем бояться меня.

-Я не боюсь вас, - произнес «нечистый», поднимая свою голову и затем - темный, глубокий взгляд.

От его голоса Янга продрал озноб. Голос этого существа прошелестел, точно ветер в кронах, тихо, но почти осязательно. Но взгляд его темных глаз был спокойным и кротким. А в лице таилось все то же, замеченное Янгом еще в катакомбах, скрытое тот всех знание, и господин Леман понял, что не ошибся. Он пристально, с жадным любопытством уставился в это лицо. Оно было бледное, точно выточенное из полупрозрачного дымчатого оникса, неподвижное, тонкое. С размашистой, темной линией бровей и аккуратным, строгим носом. Темная щетина покрывала его подбородок, острые от худобы углы нижней челюсти и немного шею. «Нечистый» стоял, замерев, как статуя. Он был настолько спокоен, что это казалось подозрительным.


Любопытство – враг мой, - думал Янг, тревожась из-за собственных обострившихся чувств. Я, должно быть, спятил, если решил приволочь домой такое… Невероятно. Ведь внешне он такой…человек и вместе с тем – нет. Будто какая-то часть его связана с потусторонним миром, который закрыт для нас, но распахнут для них.

Кисти рук его были покрыты буграми синих вен, ногти обломаны, босые стопы – красны и грязны. Все прочее в нем скрывала старая, покрытая пятнами, слишком холодная для зимы одежда.

И где же этот характерный признак, выдающий с потрохами их племя? Янг, не произнося ни слова, приблизился к нему, почти вплотную, поднял свою правую руку и опустил ее на чужую голову. «Нечистый» не пошевелился, а хозяин довольно быстро одернул назад свою ладонь. Его передернуло от сильного, глубокого чувства из смеси страха и отвращения. Под волнистыми, жесткими волосами по обеим сторонам головы этого, казалось, человека, прощупывалось два твердых, будто каменных выступа, сужающихся кверху.

-Ну что ж… я этим ясно, - проговорил Янг, потирая правую руку о рукав. –А теперь, будь добр, разденься,- потребовал он.

В глазах «нечистого» промелькнуло недоумение. Это была первая эмоция, слетевшая с его «каменного» лица с тех пор, как Леман увидел его. Но человечность в Янге с самого утра сражалась со стыдом и жгучим желанием видеть и знать. Он решил на время заглушить человечность и дойти до конца, раз уж начал.

-Я всего лишь хочу взглянуть на тебя.

«Нечистый» на долю секунды прикрыл глаза, точно борясь с самим собой. Его шея едва заметно дернулась. Это был уже довольно взрослый мужчина. Прошедший, очевидно, через многое, покорный, смирившийся. И Янг слегка склонил голову набок, ожидая подчинения. Он привык получать желаемое. И ему снова подчинились.


Обнаженное тело было крепким, стройным, явно сильным и выносливым. И, вместе с тем, изящным. Длинные ноги и руки, тонкая поясница, прямая спина и гордо посаженная голова в копне серых спутанных волос, падающих на лицо и шею. Ничего «ненормального» и «неправильного» Янг в нем не рассмотрел. За исключением того, что тело было изранено. Кожа на спине и груди – в сетке тонких шрамов, заживающих рваных ран и ссадин. Сбитые локти и колени, старые следы от ожогов и обморожений. Янг рассматривал чужое тело, точно карту мира. Десять лет рабства отпечатались внутри и снаружи этого существа. Средневековье какое-то…в наше-то время… «Нечистый» и сейчас смотрел - вперед, мимо хозяина. Спокойный, равнодушный ко всему и прежде всего - к себе самому.


Лемана пробирала внутренняя щекотка. Он медленно ходил по за ним кругами, точно подле рождественской елки. Он сегодня купил…человека. Во времена его молодости отца это было еще нормой – но сейчас такие действия уже практически вне закона. Парламентарии все тянут, не хотят брать на себя ответственность и ждут, пока первой в защиту рогатого народа выступит какая-нибудь другая, близлежащая страна. Но закон, дающий эти жителям гор свободу, в любом случае будет принят, годом раньше, или годом позже, разницы это не имеет.

-Можешь одеваться.

«Нечистый» наклонился и быстро подобрал с пола сброшенную одежду.

-Ты образован? – снова начал допрашивать его Янг, едва тот затянул свой брючный ремень .

-Да.

-Умеешь ухаживать за лошадьми, косить траву, рубить дрова, класть кирпич, рыть колодцы, тесать камень?

-Да.

-И это тоже… Твой прежний хозяин не будет тебя искать? По-моему, он крупно прогадал, что продал тебя.

-Он уже не с нами, - «нечистый», коротко взглянув на Янга, вскинул свой указательный палец вверх, очевидно, имея в виду небо.

-Ясно. – Янг улыбнулся этому жесту. –Пусть так. Но мы-то с тобой здесь. А на земле у нас немало дел, - продолжил он. –Послушай меня сейчас внимательно, ибо я скажу это лишь раз. Будет очень хорошо, если ты окажешься для меня хорошим помощником. Бежать тебе незачем…, повторюсь, я – не жестокий и не злой человек. Но я все же сообщу тебе, вдруг ты сам не понял - что вокруг нас густой лес. В нем живут хищные звери. Вокруг нас озера, покрытые тонким льдом. И еще болота. В них лучше не соваться. И это не просто земля. Это мой лес. Мои болота, мои озера и мои холмы. А дальше начинаются земли чужие. И для вас здесь нет места.

-Вам не стоит беспокоиться о том, что я сбегу, - тихо ответил тот. –Моя жизнь в ваших руках. И стоит она ровно столько, сколько вы заплатили за нее.

***

Комната показалась ему этим вечером нежилой. Слишком тихо, холодно и пусто было вокруг. Янг, сидя на постели, протянул руку и усилил подачу топлива в газовый рожок, но лучше от этого не стало. Желтый свет колебался от сквозняков, дующих через оконные ставни, по потолку и стенам бродили серые тени, и было ощущение, что он все еще находится в катакомбах.

-Что это был за ответ? Дерзость? Гордость? Теперь стало понятнее, отчего его спина исполосована на ремни. Он, видимо, знает себе цену и презирает весь человеческий род.

Янг никогда не сомневался в правильности своих поступков и адекватности своих желаний. До этого дня. Ему было слегка не по себе и постель, в которой он сидел, не грела его. Зачем он купил и привез в свой дом это существо? Что еще за блажь скучающего барина? Молодой хозяин уныло вдохнул и улегся на бок, прикрыв свои, вечно замерзающие на сквозняке ноги шерстяным клетчатым одеялом.


Ему не спалось. Комната наполнилась неслышимыми прежде звуками. Слабый треск горящего пламени, вой ветра за окном, легкий перезвон тонких стекол в деревянных рамах и слабый шорох в стенах. В доме опять завелись мыши.

Во время болезни он ничего подобного не слышал. Лишь только собственный, сотрясающий стены, надрывный кашель. Сейчас дышалось ему легко. Он прикоснулся рукой к своей груди. Сердце билось часто и сильно.

-Не притащил ли я часом в дом свою собственную смерть? - с улыбкой подумал он. – Не прикончит ли меня этот «зверь»? В отместку за все то, что сотворили с ним люди, за все те боли и унижения, которые он пережил. Сколько же раз его били, пытаясь добиться ответов? Есть хотя бы что-то такое, чего он по-настоящему боится?

Так я добавил ему иную боль. – Янг резко распахнул глаза. Уставился в серую стену напротив. – Я унизил его. Неудовлетворенное детское любопытство взяло надо мною верх. Мне хотелось рассмотреть его тело, и я это сделал. Но я имел право сделать это, ведь я его купил, не так ли?

***

-Я считаю, что он сбежит при первой же возможности. Вы даете ему свободу передвижения слишком рано.

Янг, сидя на кровати, не торопясь и застегивая на своей рубашке мелкие пуговки, усмехнулся.

-Пусть, если так. Не могу же я посадить его на цепь. Если он и сбежит, то в любом случае, мы быстро об этом узнаем. Пустим по следу собак...

-Хотел бы я принять участие в такой охоте.

-А ты довольно кровожаден, старина.

-Так мой отец был охотник. Стрелял уток, волков и лисиц.

-Вот как…, - Янг задумчиво уставился в окно. -Мы не будем торопить события. Я хочу понаблюдать за ним. Возьму его с собой на лесопилку. Толку там от него будет гораздо больше, чем в доме.

-Да, это точно, -ухмыльнулся управляющий. -Все служанки вчера забились по углам как мыши, едва только прознали про то, кого вы изволили привезти домой. Если уж не то пошло – они просто разбегутся и вам придется стирать себе рубашки самому.



Дорога петляла в снегах, среди могучих сосен, узкая, неровная, больше похожая на темный тоннель. Грязно-серые облака висели так низко, что того и гляди – прорвутся о макушки деревьев. На чадящей, фыркающей машине они продвигались в самую глубь темного леса. Черный дымок клубами вылетал из высокой, закопчённой трубы и растворялся в сыром промозглом воздухе.

-Я вчера забыл кое о чем тебя спросить. Как твое имя? – спросил «нечистого» Янг.

Тот не ответил.

Сидя по правую руку от своего хозяина, он смотрел на дорогу, руки его лежали на коленях. Спина – все так же прямая, лицо – застывшая маска.

-Я знаю… - Янг двинул обтянутый кожей руль в сторону, уворачиваясь от сломанной снежным сугробом и упавшей на дорогу сосны. Их, всех троих, качнуло налево, к стенке машины. –У вас…. вашего народа, имя имеет сакральное значение. В ваших именах зашифрованы ваши судьбы и ремесла, которыми вы владеете. Но люди ведь должны как-то обращаться к тебе, не так ли?

-Можете назвать меня сами, -тихо отозвался тот.

Янг покачал головой.

-Это будет не совсем правильно. Ведь каждому от рождения дается имя. И человек, как правило, ни разу не меняет его на протяжении жизни.

-У меня было много имен.

-После того как ты попал в рабство к людям?

-Да, после этого.

-А сколько лет тебе было?

-Годы жизни мы исчисляем по-другому. Мне сложно будет объяснить вам.

-Хм… - Янг удивленно покосился на него. -Но ты…. – он задумался, -Ты был моложе, или старше, чем я сейчас?

-Я был моложе.

-И как ты попал к людям?

«Нечистый» не ответил и на этот вопрос. Янг окидывал его взглядом в ответ на молчание. «Каменный» профиль светился на фоне мелькающих за окошком темных стволов и веток. Лицо и волосы его сегодня были чистыми, и теперь он был тепло одет. Филс позаботился об этом.

-Вас завоевали, не так ли? – сказал Янг. -Взяли штурмом. Весь ваш город, запрятанный высоко в горах разобрали по камню и вывели жителей вниз, продали в рабство ваших детей и жен. Ваши семьи навсегда разлучились… Но вы не сдаетесь. Вы владеете удивительными древними знаниями и разнообразными умениями, которые передавали из поколения в поколение. И большую часть этих знаний вы унесли с собой в преисподнюю…. откуда и произошли.

-Выпороть его. Тогда он расскажет все, - пробормотал Филс, сидящий позади Янга.

Для безопасности преданный старик держал на своих коленях заряженный пистолет и не сводил с «нечистого» глаз.

-Филс, ну вот мы-то не дикари, - усмехнулся Леман. -Сколько можно говорить об одном и том же?

-А Маркуса, сына кузнеца, помнится, чуть насмерть не запороли прошлым летом.

-Так он подстерег в лесу и напал на дочку аптекаря! – с нажимом в голосе возразил Янг. -А что, если бы это была твоя дочка, Ф

Я на белой рубашке золотом,
Ваше имя сегодня вышила.
Я люблю Вас до неба звездного,
И про это все ветры слышали...
Фаина Николас
Температура поднялась под утро. Машка ворочалась во сне, скидывала тяжелое толстое взрослое одеяло, сопела и сухо покашливала, не открывая глазок.
Над спящим ребенком склонились три женщины. Две - молодые, родные сестры-погодки. Мать девочки – старшая сестра Ольга, высокая, по-девичьи стройная, смачивала лобик охлажденной в уксусно-спиртовом растворе марлей. Другая сестра - Анна, невысокая и плотная, с решительным, хмурым лицом, стояла напротив детской постели в своей любимой позе, уперев кулаки в бока. С другой стороны кровати, на принесенном из кухни табурете, ссутулившись, сидела их бабушка - Вера.
В комнате было сумрачно. Желтый электрический луч косо падал из коридора. За низеньким, чуть перекошенным оконцем занимался голубоватый мартовский снежный и сырой рассвет.
-Все еще растет, - Ольга, с тревогой смотря на ребенка, передала сестре градусник. -Ибупрофен у нас закончился еще в прошлый раз. Нужно было купить про запас, я не подумала, - тихо пробормотала она.
Аня хмуро и сонно посмотрела на старый градусник, повернув его блеклую полоску на свет, а затем опустила руку и прищурилась на окно. Времени было – начало шестого.
-Сейчас я съезжу на такси. В центре есть круглосуточная аптека.
-Может, лучше скорую?
-Нет, не нужно. Днем вызовешь педиатра. Что толку от скорой? Всадят ей укол и уедут. Она же только разорется спросонья.
Сказав это, Анна вышла из спальни. Ее низкая, густая тень последовала за ней, и в комнате стало чуть светлее. Ольга и Вера, не отрываясь смотрели на Машку, Вера протяжно, беззвучно и беспомощно вздыхала.
Аня достала с полки телефон и потерла залапанный экран о свой живот, затем приблизилась к кухонному окну. Изнутри на стекле матово поблескивали крупные прозрачные капли, это снаружи, сквозь старые деревянные рамы просачивалась в дом сырость. Герань, бурно разросшаяся на подоконнике, задетая Аниным круглым голым локтем, тут же пустила свой терпкий душок.
-Алло, здравствуйте, работаете? Я подъеду, спасибо….что? Нужно жаропонижающее. Ребенку. Пять лет…, да. Даже так? Да. Хорошо, так удобнее, конечно. Революции, дом двадцать пять. Да, дом частный. Ждем, спасибо.
Закончив разговор, она тут же заглянула в спальню и сказала сестре шепотом:
-Заказала доставку. Привезут в течение двадцати минут. Выйдешь – расплатишься и заберешь. Не забудь сегодня позвонить на работу и в детский сад. Вера, а ты - иди спать. Оттого, что ты там сидишь, ничего не изменится. Все, я буду собираться, время.
Через отмерянные на старых советских лакированных часах положенные двадцать минут, Ольга отошла от кровати, оставив дочь на старую прабабку. В тесной прихожей накинула поверх короткого халата пуховик, сунула свои босые белые ноги в Верины растоптанные сапоги и так вышла на улицу. Дверь за ее спиной, разбухшая от сырости, тонко скрипнула, Ольга придержала ее, чтобы та не хлопнула, и спустилась с низенького, расшатанного крыльца.
Под ногами было снежно, мягко и сыро. Влажный, нежный весенний ветер опустился сверху и погладил ее по распущенным волосам, пощекотал голые лодыжки. Она поплотнее запахнула пуховик и подняла лицо вверх. Кое-где еще мерцали звезды, высокое серое - синее небо было уже чуть розоватым на востоке. От старых, наваленных где попало и подтаявших сугробов шел холод и слабый свет. Мокрый, пахнущий холодом снег, казался голубым и вечным, потому что весна все никак не могла прорваться в их город.
Начинался обычный день, один из многих, одинаковых дней в этой затяжной, простудной, сырой и туманной зиме. Ольга вздохнула, предчувствуя тяжелый день с капризным, заболевшим ребенком. Снова придется просить начальницу, оправдываться, - с тоской думала она. А после – неделю бегать на отработки, возвращаясь затемно и едва переставляя ноги от усталости и недосыпа.
Хотелось прямо сейчас куда-нибудь уехать. Но это, в принципе, было невозможно, поэтому даже такая маленькая прогулка в одиночестве была ей в радость. Она вдохнула носом свежий, холодный запах влажного снега, и горький аромат мокрого дерева, идущий от старой яблони, с шершавым, толстым сырым стволом, крона которой покрывала собой весь дворик. За воротами было тихо. Улица, на которой они жили, узкая и тупиковая, машины по ней не гоняли, соседи в такую рань все еще спали. Ольга прислушалась к этой временной, блаженной утренней городской тишине, отперла ворота, с трудом подтянув вверх старый железный засов и вышла на дорогу.
На дороге стояла в луже серенькая «двенашка». Двигатель был заглушен. В салоне автомобиля горел желтый свет. Была видна широкая черная спина водителя и клочок развернутой газеты, которую он держал перед собой. Ольга нахмурилась, подумав о температурящей дочке. Она решила постучать в окно, но подойдя ближе и увидев водителя в профиль, остановилась перед машиной, замерев на одном месте.
Разве они с этим человеком не встречались прежде? Было стойкое ощущение, что она его знает. Вот только откуда? Глубоко дыша холодным сырым воздухом, она словно провалилась в свой самый приятный и легкий сон. И, затем, незаметно вылетела из своего незначительного, хрупкого тела вместе с мартовским сквозняком. Ее, как пылинку, несло вдаль, тянуло по берегу реки, царапало по сухим серым полевым стеблям, волокло по макушкам рощи. Поделать с этим она ничего не могла, лишь смотрела и смотрела на него глазами. И душою - внутрь себя.
Сырой, сумрачный, голубоватый рассвет. Глубокая рассветная тишина и повисшая в воздухе влага. Что это за человек? Она замерла, схватив на груди великоватый ей пуховик, забыв про холод и мокрый снег. И когда он медленно, как будто с трудом повернул к ней свое лицо, продолжила смотреть на него. Он тоже смотрел в ответ, чуть клонив голову набок, удивленный. Казалось, довольно долго. Точно сам забыл, для чего он здесь.
Сзади кто-то несильно толкнул ее в спину.
-Ну, что? Куда же ты пропала? Я опаздываю. Это курьер? Привез, что нужно? О-оля, - недовольно протянула Анна. –Время, время!
Анна отодвинула сестру, как мебель, заслонила собой удивительного человека в машине. Крепко дернула за машинную ручку и распечатала этот странный, затянувший в себя Ольгу, мирок. Наклонилась, влезла наполовину в салон, пошуршала там, в машине, заворчала.
-Да ладно вам. Да не нужно, что вы? Ну, как знаете. Спасибо.
Когда сестра вынырнула из машины, от нее стало пахнуть теплым двигателем и пеной для бритья. Ольга растерянно смотрела на нее.
-Пошли в дом. Фу, блин, сыро как. Снова все тает, в который раз уже. Денег за доставку не взял, представляешь? Ненормальный, я же хотела дать больше.

-Чайную ложку. И запить, - напомнила дома Анна.
-Знаю, знаю, - дребезжа голосом отозвалась Вера.
-Я голову помою – и на работу. - Аня скрылась в ванной. –Гренок вам нажарила, - крикнула она из-за запертой уже двери. –Не благодарите!
Ольга осталась в прихожей одна. Повесила пуховик на вешалку, при этом неловко зацепила петелькой деревянный лакированный крючок, неприятно царапнула коротким ногтем дощечку. Опустила глаза и растерянно посмотрела на свои ноги в старых Вериных сапогах. Ей было не по себе. В теле еще осталось ощущение полета, а в мыслях - растерянность от непонимания того, что же это с ней такое было.
Пару секунд спустя, она потянулась и сдернула с крючка пуховик, но не надевая, а в обнимку с ним, снова вышла из дома.
Машина все так же стояла за воротами. В проснувшемся кое-как, розовато-голубом утре слышались первые звуки. Гул мотора и скрежет шипов по мокрому льду. Водитель не мог выехать. Ольга не спеша подошла к окну, смело, так же, как и Анна. Водитель увидел ее и тут же потянулся, чтобы открыть окно.
-Дать вам лопату? – спросила она первое, что пришло на ум.
У него были темные волосы, крупные глаза, серые, или, кажется, голубые – непонятно. Он смотрел на нее без какого-то ни было выражения. А затем спросил:
-А у вас есть песок?
Он вышел из своей машины и оказался высоким человеком, под метр восемьдесят. По сравнению с Ольгой – великан. Он накинул поверх черной рубашки черную короткую куртку. Рукава куртки были ему коротковаты.
Вынутой из багажника лопаткой, наклонившись, копнул заснеженную маленькую горку у ворот – там был песок, летом Машка ковырялась в нем. Он кинул по лопате песка под задние колеса своей машины.
Ольга крепко держала лопатку, пока он выезжал из вечных, заледенелых ям, которые они, местные жители, знали уже на ощупь. Выехав из колеи, он остановился, заглушил мотор и, потянувшись, открыл переднюю пассажирскую дверь. Ольга села в машину вместе с лопаткой, удерживая ее перед собой и не решаясь опустить на чистый сухой пол.
Некоторое время они сидели в полной тишине и смотрели на мокрую, кривую и неровную дорогу перед собой.
Ей было щекотно, странно и страшно. Оттого, как сильно он понравился ей и оттого, что это, было, кажется, взаимно.
-Вы хотели бы встретиться со мной еще? – негромко и глухо, не глядя на нее, спросил он.
-Да.
После этого она, чуть повернувшись, решилась рассмотреть его вблизи. У него было крупное лицо, темно-русые волосы давно не стрижены и длинная челка падала ему на глаза клочьями. Под глазами лежали темные тени усталости. Губы полные и сухие, неподвижные. Она отвела взгляд.
-Меня зовут Андрей, - сказал он. И положил свои красивые большие руки на затертый руль.

***

Это был наглый, самоуверенный и умный тип. Хорошо одетый, со вкусом и вниманием к мелочам. Чистенькая обувь, остренькие белые уголки рубашки под стоячим воротом дорогого черного пальто. Очень внимательный и хваткий человек.
Дальше ворот они его не пустили, но он все норовил осмотреться, стремился попасть в их дом. Аня встала перед домом стеной, загородив ему дорогу своей выпирающей из-под растянутого толстого свитера, большой грудью. Султан за сеткой злобно таращился, но получив четкий приказ молчать, только скалился белыми клыками и шипел как змея, сидя у себя в будке. Ольга поглядывала то на него, то на Анну. Видела, как по-мужски ходят у сестры желваки, как она сдерживается и давит в себе гнев.
Интересно, он и дома такой же? Чистенькие носочки, белая рубашечка, платочек в кармане, или же салфеточки. И всегда одинаковая, гладкая, стильная прическа. Интересно, как его жена это выносит? - Думала Ольга. Она беззастенчиво пялилась, но он этого не замечал. Он смотрел на Анну.
-Вообще не понимаю вашего упрямства. Ведь вы держитесь за гнилье. Половина ваших соседей на этой улице уже дали добро. Участки выкупаются. Вам действительно не за что держаться. Дом – под снос. Вы разве не видите? – Риэлтор все давил на сестру. –Рано или поздно – вы все равно придете к этому. Так что давайте не будем затягивать.
-Мы отказываемся.
-Да нет, вы подумайте хорошенько! Это очень выгодное предложение для вас. Купите отдельную квартиру, с удобствами. Теплый подъезд, лифт, лоджия. Никаких забот. Ведь у вашего дома крыша просела – вы сами-то видели? Сколько ему лет?
-Да неужели? Лифт, подъезд… Нас четверо, между прочим. А денег, которые вы предлагаете, хватит разве что на лоджию.
-Ну знаете… ваш маленький участок действительно столько стоит. Хотя и цены на жилье сейчас сильно упали. Новых застроек много. Ознакомьтесь на досуге с предложением. И, тем более, ведь не обязательно брать квартиру в самом центре. Там душно и тесно. Сейчас в городе много новых районов с развитой инфраструктурой. Там и школы и больницы, и торговые центры и парки. Все рядом.
-Нет, мы отказываемся.
Риелтор устало выдохнул. У него была очень чистая и гладкая кожа. Но неприятное, птичье лицо. Должно быть, это сильно мешало ему в работе. Глаза его воровато сновали по мокрому маленькому двору, из угла в угол. Ольге, которая в разговоре почти не участвовала, стало стыдно за нищету, когда она заметила, что он рассматривает их двор. Было стыдно за некрашеный изнутри, серый, подгнивающий снизу забор, за кучу прошлогодней листвы у крыльца, за скользкие неопрятные лужицы на дорожке. В доме, во дворе, нет мужчины, хозяина, это было заметно.
Ее мигом накрыла глупая, острая материнская жалость. К неодушевленным, старым предметам. К низенькому сырому старому дому, к большой, еще живой, таящей в себе будущие цветы, яблоне, к перекосившемуся окончательно крылечку, к игрушкам, брошенным у входа. А затем и к домочадцам – к старой Верочке, к маленькой, болезненной Машке, к характерной и сильной родной сестре, старающейся защитить их мирок, к мечущейся за сеткой, большой, умной собаке.
Закатать лужицы асфальтом, вырвать яблоню, снести дом. Взрыть землю под ним и проложить канализацию, придавить их тихие дворовые летние вечера новым, большим, красивым домом. С подъездами, лифтами и лоджиями, со стоянками и квартирами, которые они никогда не смогут позволить себе купить. Наверное, это правильно. Город растет, и людям нужно место, чтобы комфортно жить.
-Разрешите, я проведу здесь замеры. И тогда смогу назвать вам точную стоимость. Возможно, она даже окажется выше.
-Нет, мы отказывается, – спокойно повторила Аня. –От замеров тоже. Я и так знаю, что у нас здесь - семь соток. Что их мерить?
-Напрасно вы. – Он нервно подхватил под мышку черную пластиковую папку. –Советую вам, девушки, хорошенько подумать. Или будете жить в вашем дряхлом доме рядом со стройкой. Шум, пыль, бетон. А оно вам нужно? Вы хоть бы о своих детях подумали.
-Клуши, - мысленно продолжила про себя Ольга. –Старые клуши. Толстые старые клуши.
— Вот ведь… выхухоль, гондон рваный! - Выругалась Аня, едва незваный гость вышел за ворота.
Ольга рассмеялась.
-Ань, ну ты что! Услышал ведь.
-Да мне то что!
-Сожгут нас вместе с домом, Ань. Ты как думаешь? Слишком дорогая под нами земля.
-Да пусть пробуют! Как же достало все… - Анна подошла к сетке и позвала Султана, достала из кармана тонкий, спутавшийся поводок. Желтый, свалявшийся после зимы Султан нетерпеливо переступал, ожидая, пока его наконец-то пристегнут и выведут на улицу.
-У меня - Машка, - напомнила Ольга, наблюдая, как сестра выводит собаку из вольера.
-Да у тебя не только Машка, - Аня косо глянула на нее. –Ведь так? Почему ничего не рассказываешь?
-Особо нечего.
-Да брось. Что за человек? Откуда?
Ольга промолчала. Аня, не дождавшись ответа, вздохнула, отвернулась и вышла за ворота, оставив сестру во дворе.
Ноги замерзли. Ольга стояла в коротких резиновых сапожках, посреди мартовской лужи. Снег почти растаял, повсюду повылезла жидкая грязь. Пахло весной: теплый долгий ветер приносил запахи моря, островов, дальних дорог. Она любила этот весенний ветер, порывистый, качающий прошлогодние сухие стебли в полях, гуляющий в черных верхушках еще не проснувшихся пока деревьев. Ветер странствий – так она называла его про себя. Именно этот ветер тащил ее тем недавним памятным утром через поля и реки. И теперь, он всегда был рядом. Аня никогда бы не поняла.

Впереди чернели поля. Куски снега островами белели по обе стороны дороги. Они ехали по трассе, и грязь от встречных машин летела в лобовое стекло машины. Дворники смывали ее, образуя на сером стекле квадратное окошко.
Ольга смотрела по сторонам. И чувствовала себя юной. Легкой и смелой, как раньше. Привлекательной. Будто ей семнадцать лет. И она впервые куда-то далеко едет сама, без родителей.
-Ты живешь далеко от города?
-Не очень. И там у меня не очень хороший дом. Увидишь сама. Зато большой старый сад. В нем можно заблудиться.
-Такой большой?
-Почти как лес.
Андрей устало прищурился на дорогу. Он был медлительным. С плавными, тяжелыми жестами, всегда крайне сосредоточенный на том, чем именно занят в данный момент. Молчаливый и задумчивый. Кажущийся странным, с первого взгляда, человек.
Ольге нравилось на него смотреть. Он плавно вел машину, объезжая ямы и трещины. Волосы, все такие же нестриженые, касались его густых темных бровей и подрагивали от движения.
-Ты красивый человек, - сказала она, повернув к нему свое лицо. –У тебя красивые движения и добрые руки. Ты это знаешь?
Он тихо рассмеялся. Обнажив зубы, и чуть склонив голову на руль, точно был смущен. Она тоже улыбалась.
-Нет, я не знал… У меня сейчас будет холодно. Пока я растоплю печь, лучше не разуваться и не снимать верхнюю одежду.
-Ты там не ночуешь?
-Два дня в неделю я ночую в машине. Из-за ночной работы курьером. Дом успевает остыть и отсыреть.
-А днем?
-Днем я работаю в магазине.
-Я тоже работаю в магазине, - сказала она. -Удобный график. Пока дочка еще маленькая.
Он спокойно вел машину. Молчал. Ольге показалось – он повеселел. По крайней мере, с того момента, когда они только встретились, тогда его глаза были словно затянуты мутной пленкой усталости и недосыпа. Сейчас же они блестели.
Она свои сжала лежащие на коленях руки. Удерживая себя от острого, неуместного и вызывающего желания прикоснуться к его бедру, длинному и сильному, обтянутому ярко-синей, грубой джинсовой тканью.
Дом стоял на отшибе села, село находилось на границе области. Дом был совсем простой. Деревенский, маленький, кособокий, старый. При входе Андрей наклонился, чтобы не снести головой притолоку. Внутри их встретил запах сырой побелки и засохшая на полу грязь в холодной, пустой прихожей.
Хозяин прошел на кухню, положил ключи на обернутый клетчатой клеенкой столик и вышел за дровами на улицу.
Ольга неспеша осматривалась, прикасаясь к холодным и влажным стенам кончиками пальцев. Здесь все, с первого взгляда, показалось ей родным. А все оттого, что такой же дом когда-то был у ее деда, да и у всех тех, кто родом из деревни, кто проводил там свои школьные лета, кто просыпался утром от яркого солнца, звонкого кудахтанья кур и ошеломительно радостно и звонко поющей по радио свою «Хуторянку» Ротару.
Ольга вернулась на кухню и распаковала свою хозяйственную сумку. Еду она приготовила заранее.
Андрей вернулся с дровами. Прошел, не разуваясь, тяжело шагая, сгрузил сухие дрова на пол, на прибитую к деревянным доскам металлическую пластину, выкрашенную коричневой половой краской. Присел на корточки перед печью.
Ольга стояла, опираясь о столик, и смотрела на него через коридор. Ей нравилось то, как он сидит на корточках, согнув свои длинные, сильные ноги. Как не спеша укладывает дрова и разжигает огонь, дуя в нутро печи. Загоревшийся огонь окрасил его лицо и волосы горячим медным оттенком.
Поднялся он медленно, тяжело. Опираясь руками о еще холодный, обитый железом угол печки. Затем повернулся. Прошел через коридор, не спеша и приблизился вплотную. Посмотрел на нее сверху вниз. Затем склонил голову и плечи, и поцеловал ее. Долго, тягуче, медленно и очень крепко. От него пахло сухой летней травой, костром и солнцем. Она впервые дотронулась до его волос. Они были гладкие и теплые. Кожа его казалась горячей и была шероховатой.
Он оторвался от нее и, опустив глаза, произнес.
-Ты не будешь против? Мне нужно примерно час, чтобы отдохнуть.
-Я найду чем заняться. Не спеши.
-Спасибо.
Оставшись в кухне одна, Ольга нашла ведро, принесла из колонки воды и с удовольствием выдраила деревянный пол. Мурлыча про себя непонятно откуда взявшийся мотив, вымыла старую белую газовую плиту и перекошенные кухонные окошки.
День тихо клонился к закату. Пару раз она тихо заглядывала в его спальню – узкую, оклеенную желтыми обоями комнатку. Он тихо спал прямо на покрывале, не снимая ни брюк, ни рубашки. Длинные ноги свисали с кровати. Ботинки его стояли рядом.
Она подняла их – тяжелые и большие, вынесла к порогу. Нашла какое-то тонкое одеяло, накрыла его, спящего.
Дом медленно наполнялся сухим, пахнущим деревом, теплом. И темнотой. Свет она не зажигала, медленно ходила по дому в этом теплом полумраке.
Окна большой комнаты выходили в сад. Он, действительно, больше был похож на лес и уходил далеко вглубь, растворяясь в сумерках. Черные деревья и кустарники, казалось, переплелись между собой навечно. Молодые и старые деревья – все вперемежку. Таинственные, глухие, туманные и сырые дебри, неизвестно что таящие в себе. Как в сказке. В той старой сказке, где волшебный лес переполнен живыми существами, глухими тропами, непролазными дебрями, болотами и освещенными солнцем, цветочными полянами. Там, где, кто-то шуршит в чащобе, что-то хлюпает за спиной и в поваленных, старых деревьях живут рои диких пчел. Там, где по ночам болото светится огнями, в ветках ухает филин, а по низу, то тут, то там слышится шорох. Кто-то приближается к тебе, кто-то совсем рядом.
У нее захватило дух. Как же хорошо было почувствовать себя вот так: захваченной в плен добрым великаном, заточенной в старом замке, окруженном непролазным лесом. Отсюда не хотелось бежать. Но можно было сделать вид, что хочешь этого.
Ольга распустила волосы, растрепала их пальцами. Встала у окна и, наслаждаясь собственными мыслями, стала смотреть в этот густой лес.
Это чувство снова вернулось к ней.
В юности она как-то осознала, что совсем не хочет взрослеть. Не хочет, и все тут. Смотря на маму, бабушку, сестру, на всех прочих окружающих ее людей. Нет, она никому себя не противопоставляла. Но все же, ей было неимоверно скучно среди них. Она читала книги, много книг, она росла в обнимку с ними и мир, открывавшийся ей в эти часы, был куда заманчивее и нужнее, чем все прочее. Сестра и мама смеялись, подтрунивали над ней. Но книжки уносились в библиотеку и брались, покупались и покупались снова. Она точно жила в двух мирах одновременно. Это не мешало ей, но делало ее жизнь гораздо более насыщенной и яркой. Она хорошо училась. Она выросла и устроилась на работу, и жила, как все. Но открыв для себя однажды это чувство - отрешенности, вдохновения, полной свободы, возможности выхода за рамки своей реальности, когда в усталости и пылу будней, ты помнишь о том, что он есть у тебя – тот бесконечный, как горизонт, скрытый ото всех мир, -все это делало ее счастливой. И, наверное, особенной. В этом особенном мире ей можно было, даже не нужно было взрослеть, и она это поняла.
После развода с мужем, попытки перенести сказку в реальность она резко оборвала. Оглядевшись, приняв на себя обязанности, выслушав упреки, перетерпев жалость, стыд и насмешки, родив ребенка, научившись заботиться о нем, она приняла реальность такой, какая она есть. Это было нужное и правильное, это была ее жизнь. Ну и пусть – решила она. Пусть, теперь у нее не было даже минуты на то, чтобы почитать, лишь только тревоги и заботы занимали все ее время, но она всегда помнила о том, что он ее ждет. Она знала, что всегда сможет вернуться в свой вымышленный и живой мир, это было неизменно.
Она улыбалась, смотря в окно. Старый замок. Окруженный тихим лесом, темными озерами и голубыми туманами. Неизведанный еще мир, мир другого человека. Возможно похожий на ее грезы и добрый для нее, кто знает? Ее наконец-то похитили.

Великан ждал ее в темном дверном проеме. Склонив голову набок, со смятой ото сна челкой, спокойный и тихий.
-Тебе нравится здесь?
-Мне спокойно. Мне нравится тишина. И сад тоже очень нравится.
-Весной будут петь соловьи. Прямо над окном. Так громко… Тогда тишины не будет.
-Я послушаю, можно? Когда придет весна.
Она подошла и взяла своего великана за руку.
В доме было уже почти совсем темно. Не зажигая лампу, они сели за стол друг напротив друга. Между ними было лишь маленькое оконце, через которое сочился последний синий свет.

***
В мае яблоня в их дворе цвела, как в последний раз. Розоватыми крупными цветками был усеяны все ее длинные ветки, вплоть до самых мелких и нижних, тех, что росли в тени. Дворик был усыпан белыми лепестками и желтыми солнечными пятнами. Весь день над головами жужжали насекомые.
Женщины лепили на кухне пельмени. Кухонька, тесная и заставленная утварью, вмещала в себя уголок со шкафами, старый холодильник, диванчик, обеденный стол, цветочные горшки. И икону, обставленную оплывшими свечами, стоящую на специальном треугольном столике в правом углу. Все три женщины были присыпаны мукой, мука была на полу и немного на подоконнике.
-Смирновы продають хату –то. Учора Нинка сказала, што Сашка решил продать. Усе, говорить, житья тут не будеть.
-Будет, Вера, будет. Посмотрим еще. – Аня сузила глаза, яростно раскатывая тесто. Столик скрипел и ходил ходуном.
-Ань, ты так столешницу проломишь.
-А стройка же? Как же? Стройка-то будеть здеся.
-Да, может и не будет. Если люди не согласятся продать участки, то и стройки не будет, - Анна подняла вверх скалку, точно замахиваясь на кого-то. Затем отложила ее и взялась за нож.
-А коли соглясятся? Нам-то куда деваться?
-Землянку выроем… Оль, Машку давно видела?
-Она во дворе.
-С ним?
-С Андреем, да, - ответила Ольга.
Аня, полосуя тонкое тесто, вскинула на нее глаза.
-Не боишься?
-Чего? – тихо спросила Ольга.
-Чего! – передразнила ее Анна. И, понизив тон, добавила: -Я не знаю, ты же мать… Почему он все время молчит? Что это за манера такая – молчать. Он странный, Оля. Ты что, не видишь? Совсем ничего не замечаешь? - Аня перешла на шепот: -У тебя ребенок, маленькая девочка. Ты о ней должна думать в первую очередь. Делать так, чтобы ей было хорошо.
-Я делаю, - просто ответила Ольга. –Вот, леплю пельмени.
-Лепит она… А дочка твоя с кем гуляет?
-С Андреем. Он крыльцо нам делает, а она смотрит. Ты же слышишь, как стучит молоток.
-Оль, ты дура?
Ольга вскинула не сестру удивленные глаза.
-Анька, ты-то тут не шуми. Чого ты узялась? Дура, говоришь на сестру. Угомонися.
-Вера, не лезь. Ты, Оль, узнала бы сначала человека. Хоть немного. – Аня бросила тесто и пристальным долгим взглядом пронизала сестру. -Что, как и откуда он пошел. А потом бы уже вела его в дом. Я – не против, - она приложила перепачканную мукой руку к своей большой груди. –Строй свою жизнь. Мы поможем тебе с дочкой. Но, знаешь, страшно. В наше время – страшно кому-либо доверять.
-Я понимаю…
-Что, ну вот что ты знаешь о нем? Например, сколько ему лет?
-Двадцать девять. Я спрашивала.
-Моложе тебя. Это раз. Родители его где?
-Развелись давно. Мама в Украине, замужем, отец… ну, про это он не знает. Да какая разница?
-Чудно. Какое у него образование? Зачем он по ночам работает? Почему до сих пор не был женат? Может, он судимый?
-Аня, потише, пожалуйста.
Ольга втянула голову в плечи.
-Ты его паспорт видела? Хотя, сейчас паспорт заменить – плевое дело!
-Не нагнетай. Отстань от меня.
-Один раз мы от тебя с мамой уже отстали. Когда ты в двадцать пять лет бегала на свидания после работы каждый день. Как школьница. Ты и слушать нас не хотела. А он доехать до твоего дома не мог. Машину ему было жалко бить по таким дорогам…
-Я помню, Аня. Я все помню. Про Женьку и про маму. И про вашу житейскую мудрость. Может, я слепая? Глупая курица. Ну что делать –то? Как жить? Раз я такая…
-Думай о дочери.
Ольга только вздохнула.
-Мама! – Машка, сверкая новым розовым платьем, надетым по случаю гостя, ворвалась в дом, как вихрь. Пробежала на кухню, роняя в коридоре сандалии.
-Что, детка? – спросили все три женщины хором.
-Там дядя Андрей...
-Что?
-Ему как-то плохо. Он упал.
Ольга побежала на улицу. Следом выкатились Аня, Вера, и оробевшая Машка.
Андрей сидел на земле, возле кучи свежих, напиленных досок, опираясь о землю и низко опустив голову. Он был очень бледным. Лицо его было в крупных прозрачных каплях.
-Сердце..., – Аня рванула обратно в дом, к аптечке, а Ольга, опустившись рядом с ним на колени, схватила его за плечи.

Вечер был тихим и теплым. На улице, за воротами, шумели соседские дети. Султан повизгивал, возбужденный их криками.
-Что с тобой такое? – Анна строго смотрела на молодого мужчину. Уперевшись руками в крутые бока и закрывая ему весь обзор, так что он мог видеть только ее.
Андрей сидел на кухне. Вера, перекрестившись и перекрестив всех, кто был в доме, ушла к себе, спать. Ольга в ванной комнате на ночь купала свою дочку, было слышно, как они негромко болтают там, за закрытой дверью.
-Все нормально, - ответил он.
-Как тебе права дали, если ты страдаешь такими приступами? Ты мою сестру возишь, между прочим.
Он неожиданно улыбнулся. Анна нахмурилась, увидев эту его улыбку, кажется, он улыбался впервые с того момента, как Ольга познакомила их. Улыбка была мягкой. С ямочками на выбритых щеках белозубая. Спокойные серые глаза его смотрели на нее и тоже улыбались. Это был красивый, большой человек. С неким мягким, тягучим обаянием, незаметным с первого взгляда, но чувственным, ощутимым вблизи. Ольга могла потерять голову, это неудивительно. Ольга же – романтик. Увлеченная, нежная, книжная натура. Не то, что она Аня, реалистка и еще раз реалистка. Ее-то на мякине не проведешь и улыбками не задобришь.
-У меня есть кое-какие проблемы, но это лечится.
-И ты сейчас занимаешься этим вопросом?
-Да.
-Какие именно проблемы?
-Аня, а я имею право хранить молчание? - тихо спросил он.
-Ну, допустим…
Она отошла от него, недовольная и встревоженная. Странный, странный тип. Хотя и Ольга – тоже. Одного поля. Ненормальные. Анна посмотрела в угол, подумала. Потом снова взглянула на него.
-Но, похоже, это серьезные проблемы?
-Да, - он отвел взгляд. – Но только, между нами. Спасибо, что помогла мне сегодня.
-У меня есть начальное медицинское образование, поэтому я догадалась... Ты напугал. Нас и ребенка. Ты это знаешь?
-Извини.
-А Ольга знает?
Он покачал головой.
-Ты должен рассказать ей все.
-Я не хочу делать этого сейчас. –Он опустил свою правую руку на стол и прижал к столешнице раскрытую, большую и сильную ладонь. –Я должен вести нормальную жизнь. Водить машину и работать. Иначе, это будет невозможно.
-Что, настолько, плохо? – Анна склонилась к нему. Встревоженная искренне, и не столько за свою добрую и невезучую сестру, а скорее этим странным, приятным и непонятным ей человеком.
Он снова улыбнулся.
-Нет, Аня. Все хорошо.

***
-Здесь много тропинок, смотри. Одна переходит в другую. Это живой лабиринт. Не бойся, ты не заблудишься
-Я не боюсь.
-Здесь есть фонарики – светлячки. Они будут светиться в траве, под ногами. Еще немного и уже стемнеет. Тогда можно будет выйти.
Примерно через час они вышли из дома. Обошли его и тут же углубились в сад.
Птицы уже начали свой перезвон. Но еще не здесь, не у дома, а где-то далеко. Поодиночке, с разных сторон, очень нежно и тожественно.
На траве лежала роса. Ольга наступала в траву, и ее тряпичная обувь быстро промокла.
-Андрей, а что там – за этим лесом?
Он посмотрел вдаль.
-Там? Лес и холмы. Еще есть болото.
-Правда? И никого больше?
-Нет. Там никого нет. Только звери и птицы.
-Ух ты! - Выдохнула она.
-Тебе это не кажется странным? – спросил он. –Тебя это не пугает?
— Это то, чего я всегда хотела.
-Тогда иди, - он легко толкнул ее. –Иди вперед. Не бойся.
Она сделала пару шагов вперед и обернулась. В темноте почти не было видно его черт. Только высокая и большая тень.
Внезапно он растворился.
Ей стало страшно, но лишь на секунду. Все равно, пусть все идет своим чередом. Ради таких моментов ей и стоило жить. Ради такой любви. И слияния с ночной, живой, дышащей природой, ради погружения в мир собственных фантазий и проживания их не во сне, а теперь уже по настоящему, снова и снова. Ей впервые в жизни удалось получить этот фантазийный мир наяву. Так, что она могла теперь дышать им, видеть и осязать его. Топтать ногами волшебную траву, мокнуть в ее росе и ждать своего великана.
У нее зашлось сердце, по спине пронесся рой колючих мурашек. В руках и ногах зазвенела сила. Она повернулась и побежала вперед, выставив перед собой руки.
Маленькие фонарики то и дело мелькали в сырой траве, у ее ступней. Блеклые, и не дающие достаточно света. Тьма поглощала их.
Сад был бесконечным. Извилистые тропинки, мокрые большие травы и ночные цветы, хлеставшие ее по ногам, ветки, хватающие за волосы – все это было наяву. Она сворачивала наугад, куда придется, вертелась, кружилась, забыв обо всем. Она искала – и не хотела найти выход. Лишь только это не кончалось. Ни эта ночь, ни эта тропа. Он где-то здесь. Она знала это и смотрела по сторонам, боясь и одновременно желая увидеть его темную фигуру. В конце - концов, он должен был ее рано или поздно найти. Ведь они так похожи. Странные, не от мира сего, сумасшедшие, еще молодые, сильные люди. Способные повторить эту ночь и много других, сотворить сказку для самих себя. Там, где только лес и горы, звери и птицы. И никого вокруг.
Сердце колотилось и в ушах стоял звон. Очертания крупного дерева впереди, ветки – точно протянутые вперед руки. Страшно. Страшно весело. Совсем нет усталости. И никому. Никому никогда не рассказать об этом. Какое это счастье – бежать по ночному саду, но не быть одной. И не спать….
Она ловила ртом воздух. Тропинки стали уже, но редкие фонарики не кончались. Можно было, не боясь, бежать на их свет. Ведь он был здесь, ее великан. Это и были его следы.
Она услышала шорох рядом с собой и сошла с тропинки. Побежала сквозь траву и зацепилась за куст. Дернула подол и дальше, вперед, задыхаясь туманом и счастьем.
Когда он ее поймал, роса уже не казалась такой холодной, а трава была чистой, как новое покрывало.

Утром следующего дня он не смог проснуться. Лицо у него было белее подушки, точно из человека за ночь выкачали всю кровь. Но выражение на лице было до жути умиротворенным.
Холодеющими руками, не понимая, не дыша и не помня себя, Ольга позвонила в скорую помощь. А потом – сестре. Потому что сестра была умна и рациональна, как мама – она всегда знала, что нужно делать.

Аня почему-то плакала. Совсем как мама. Растирала крупные слезы по крепким, тугим, красным щекам. Стянутые на затылке волосы и завивающиеся пряди на лоб, делали это семейное сходство еще более заметным.
-Твою ж мать, какого хрена тебе так достается? Что за х…,
-Аня, пожалуйста, не матерись. Мы в больнице. Скажи лучше, как там Маша?
-Маша в порядке. Утром съела кашу, молодец… Вера присмотрит… Оль, ну что теперь с этим делать, а? Как он? А ты?
Ольга отвела взгляд. Она была очень спокойной.
-Я не знаю. Мне будто все это снится. Я уже потерялась в том, что правда, а что нет… С ним так всегда.
-Ты с врачом разговаривала? – перебила ее Анна.
-Да. Он сказал мне, что Андрею необходимо лечение, как можно скорее…. Он, оказывается, собирал деньги себе на операцию. По квоте он ее не дождется, слишком долго ждать. У нас помочь не могут. - Ольга прищурилась, смотря в стенку напротив. Было ощущение, что она вытаскивает эти слова из своей памяти – по одному. -Этот порок лечится. В Германии такое сейчас лечат. Бывают случаи – люди после этого доживают до старости.
Анна вытерла последние слезы и громко шмыгнула носом.
-У него есть кто-то, кто может помочь?
-Если бы кто-то был, уже бы помогли. Я думаю. Ему давали прогнозы, что доживет лет до двадцати, может, чуть больше. А ему уже почти тридцать. Но сердце изношено.
-Вот черт! Невезуха, блин!
Анна беспомощно осмотрелась по сторонам. Больничный холл был пуст. Матовый, дымчатый холодный свет лился сквозь стекла, утро было пасмурным. Жизнерадостная суданская роза в деревянной кадке, выпустила в этот мир два ярко-красных, неестественно красивых, идеальных цветка.
-Я теперь понимаю, почему он…
-Странный? – Ольга грустно усмехнулась. –Да он не странный Ань, он никогда не был странным, тебе так казалось со стороны. Он особенный. И болезнь научила его любить в жизни все. Все то, что у него есть. Он ценит каждый свой день и каждую ночь. Он проживает свою жизнь в мире с самим собой и с окружающей его реальностью. Он находит радость в таких простых вещах, о которых мы с тобой даже не задумываемся. У него нет времени на то, чтобы тратить его впустую. Вот, что я поняла, когда узнала его. Думаю, это все, что должен уметь человек. Он умеет быть счастливым и ничего не ждет.
Ольга замолчала. Сестры немного посидели в холле. Затем Анна встала, взяла Ольгу за предплечье и потянула ее наверх.
-Поехали сейчас домой. Тебя дочка ждет.

***
Август выдался холодным. Каждый день светило солнце, но северные ветра не давали воздуху и земле прогреться. Машка где-то подцепила заразу и в легкой форме за неделю переболела ветрянкой. Ходила вся в пятнах, зеленая, как лягушка, но зато играла новыми игрушками, подаренными ей по случаю временного заточения в доме.
Ольга думала о дочери. О том, как та пойдет в школу и как она, Ольга, будет помогать ей учить уроки. Как будет наглаживать ей школьную форму, и будет трястись вместе с ней перед экзаменами. Думала о том, как она будет провожать, и встречать ее. До тех пор, пока взрослеющая девица не взбрыкнет и не откажется от этой компрометирующей материнской заботы.
Будет хорошо, если дочь вырастет похожей на маму и на Аню. Если она сумеет найти себя в профессии и сумеет построить свое личное счастье. Если она не будет грезить наяву, а станет жить, радуясь мелочам и легко преодолевая бытовые трудности.
Ребенка нужно этому научить. Нужно показать этот мир со всех сторон и на собственном приме