Снежинка

Декабрь выдался снежным и холодным. Город утопал в сугробах, каждое утро «радуя» коммунальщиков новой порцией снега. К вечеру поднимался ветер и начинало подвьюживать. Дороги вставали в длинных, непробиваемых пробках. Но одно всё-таки радовало: две недели до нового года! И каждый прожитый день неуклонно приближал волшебный вечер с праздничным столом, «Огоньком» по телевизору и подарками под ёлкой!
Отмена электрички и задержка следующей, видимо, были первыми «предновогодними подарками» от железной дороги. На платформе скопилось много замёрзших и уставших после длинного рабочего дня пассажиров. То и дело кто-нибудь начинал вслух возмущаться по поводу «пунктуальности» электричек и в конец замёрзших ног, а потом всё завершалось высказыванием о чьей-то матери.
Наконец издевательски медленно, по ведомому только ей одной расписанию подплыла долгожданная электричка. Минуту поразмыслив, она всё-таки распахнула свои двери, и люди с отмороженными пальцами ног и синими носами начали вваливаться в тамбур, не дав до конца выйти счастливчикам, извергающимся из её тёплых недр.
Меня внесли в числе первых, и я не стала привередничать, плюхнувшись на первое же свободное место справа от двери у окна. Машинист сердито брякнул о том, что посадка завершена и двери закрываются. Но это не остановило людей с платформы: они продолжали втискиваться в вагон, доказывая, что если Москва и не резиновая, то подмосковные электрички резиновые точно.
Немного отогревшись, я стянула с рук перчатки и расстегнула молнию пуховика. Вагон был потрёпанным и жарким. Пассажиры стояли, плотно втиснувшись друг в друга. В воздухе тянуло потом, и периодически к нему примешивался запах спиртного. Люди, ещё десять минут назад мечтавшие о тепле, начинали «плавиться» и мечтать о глотке свежего воздуха.
Я посмотрела на соседей. Привалившись друг к другу и чуть съехав с сиденья, напротив меня спала глубоким сном парочка: мужчина и женщина лет сорока, а у окна в клетчатом пальто с меховой оторочкой сидела девочка лет десяти. Она сидела ко всем спиной и вглядывалась в огни пролетавших микрорайонов и посёлков сквозь протопленный пальчиком в заледеневшем окне маленький пятачок. Девочка была худенькой и бледной. Из-под вязаной шапочки без отворота торчали две светло-льняные косички, а на самой шапочке красовалась серебряная диадема из пластмассы. Такие сейчас продавали повсюду вместе с бенгальскими огнями, масками, мишурой и прочими атрибутами новогодних праздников.
Через какое-то время я поймала на себе взгляд её светло-серых глаз. Она с интересом посмотрела на меня и тут же уткнула взгляд в своё оконце. Через какое-то время она снова посмотрела на меня, но, встретившись со мной глазами, вновь отвела взгляд, при этом деловито поправляя свою корону. Потом, уже не глядя на меня, нарочито вздохнула и снова поправила корону. Ей явно хотелось обратить моё внимание на своё «сокровище».
Я чуть подалась к ней и тихо сказала:
- Какая у тебя красивая корона. Мама подарила?
По лицу королевишны расплылась улыбка, а в глазах запрыгали радостные огоньки.
- Нет, бабушка, - и она снова поправила диадему.
- А как звать тебя?
- Юленька!
- Ух ты! И имя красивое, и корона чудесная. Ты, наверное, на Новый год её наденешь?
- Да, но сначала на утренник, в школу.
- Здорово. А кем ты нарядишься на утренник? Наверное, Снежной Королевой?
-Нееет. Снежной Королевой будет Алиса. Ей мама купила длинное белое платье. А я буду снежинкой. Бабушка пришила к моему голубому сарафану белую мишуру и снежинки. И я буду танцевать танец снежинок.
- Здорово.
- А ещё я буду петь песню Дедушке Морозу от нашего класса. Надежда Петровна сказала, что у меня получается петь её лучше всех в классе. Надо петь тоненько-тоненько и красиво.
- Ну, ты молодец.
- А ещё Надежда Петровна поставила меня в первый ряд снежинок, потому что у меня лучше всех получается изображать руками падающие снежинки в конце танца!
- Ну, так уж и лучше всех?!
- Не верите? Хотите покажу? – и, не дождавшись моего ответа, она вдруг вскинула вверх свои тоненькие ручки в клетчатых рукавах пальто. На мгновение худые, полупрозрачные кисти рук застыли над головой, а потом вдруг начали плавно вращаться и опускаться вниз, легко и изящно описывая окружность вокруг девочки. Я застыла. На секунду мне показалось, что это и правда две большие белые снежинки, занесённые невесть откуда в этот душный вагон.
Прочитав в моих глазах восторг, Юленька расплылась широкой доброй улыбкой и снова отвела взгляд в окно.
- Ну, а стих ты подготовила Деду Морозу?
- Да. Мы с бабушкой учили. Хотите прочитаю?
- Давай!
Чуть прикрыв глаза, Юленька начала читать негромко и с вдохновеньем:
- Медленно-медленно падает снег.
Тихо по снегу идёт человек
В шапке и шубке своей меховой,
Красные санки везёт за собой…

В это время женщина, спавшая всю дорогу, проснулась и хриплым голосом произнесла:
- Юлька! Чего шумишь? Вишь, мы спим!
Осёкшись, Юленька опустила голову и, оправдываясь, сказала:
- Я тётеньке стихотворение читаю, которое с бабушкой учила.
- Стихотворение? Это хорошо.
Женщина начала тормошить соседа:
- Сенька, Сенька! Дай глотнуть, у меня горло пересохло!
Осоловелый Сенька, бормоча что-то нечленораздельное, вытащил из-за пазухи недопитую бутылку «Столичной» и протянул попутчице. Сделав несколько глотков из горла, она поморщилась и быстро убрала пузырь в сумку между ног.
- Фу, теплющая. Пусть остынет здесь.
Сенька попытался что-то возразить, но, не поняв своим пьяным мозгом ни одного слова, махнул рукой в пустоту и опять засопел. Женщина же, наоборот, взбодрившись от обжигающей водки, была готова пообщаться:
- Стихи это ооочень хорошо! НО! Но песня для моего настроения лучше!
И вдохнув полной грудью воздух, заорала на весь вагон:
- Ой, мороз, морооооз, не морозь меняяяя…
Глаза Юленьки округлились и наполнились ужасом. Она начала тормошить мать за рукав и тоненьким тихим голосом умолять:
- Мам, ну не надо, мам. Люди же…
Мать вырвала рукав и отмахнулась:
- Юлька, не мешай, сказала! Неее морозь меняяя, моего коняяяя!
Тут завозмущались пассажиры:
- Ни стыда, ни совести! Мало того, что перегар на весь вагон, так ещё и порядок нарушают!
Окинув всех удивлённым взглядом, женщина возразила:
- Ничего я не нарушаю! Песня народная, между прочим, ни одного матерного слова! Ну дааа, выпила чуток для сугрева. А может, у меня праздник сегодня! – и всхлипнув, добавила:
- Или горе…
Женщины продолжали возмущаться:
- При ребёнке, из горла! Да прав родительских таких лишать!
Возмутительница покоя чуть качнулась, а потом, махнув на всех рукой, опять прильнула к плечу попутчика и уже через минуту звучно засопела…
Ошарашенная произошедшим, я посмотрела на Юлю. В глазах девочки стояли слёзы. Я потянула к ней руку, взяла за рукав и заглянула в глаза, пытаясь дать ей понять, что ничего страшного не произошло. Юля отдёрнула ручку и резко развернулась ко всем спиной, снова уставившись в круглый пятачок на замерзшем окне. До конца дороги я не сводила с неё глаз, надеясь, что она немного оттает и посмотрит на меня снова. Но девочка словно застыла. Она, почти не мигая, смотрела в проталинку окна, улетев куда-то далеко в своих невесёлых и уже недетских мыслях…
После той встречи прошло много лет, но я никак не могу забыть Юлю. Где она, что с ней стало? Хрупкая, нежная, удивительно чистая в мире огрубевших взрослых. Растаяла ли, подобно нежной снежинке, или превратилась в Снежную Королеву с непроницаемым ледяным сердцем и стальным взглядом? Или смогла вырасти, вопреки всему, замечательным добрым человеком, с нежной и тёплой душой?
Где ты, моя снежинка?...