Философия момента

Рассветает. За окном уже неделю монотонно моросит, печальные туманы кочуют по песчаным дюнам, сонное море под облачной шапкой волнуется и ворчит.
Небо в тучах просело, от дождей отсырела земля, самое время еще в постели критическим взглядом заглянуть в самого себя. Сначала крикнула дикая чайка, потом надрывались колокола, когда соседский пес залаял громко, то стало уже не до сна.
В такую погоду и слякоть неплохо сидеть дома, читать интересную книгу под шелест блестящих оберток любимых конфет, чтобы под вечер, устав от приятного чтива, от вынужденного безделья и серости за окном, включить телевизор семейный, и, слушая последние вести, готовить в казане узбекский плов.
Дома тепло и сухо, чайник урчит на плитке, и так спокойно становится на душе, ... а тут, как черт из табакерки, приходит шальная мысль, что кто-то живет без крова, что кто-то блуждает в тумане, а наш сосед, что живет справа, вчера отправился в рейс, а в такое ненастье опасно бороздить океаны, можно врезаться в рифы или сесть на песчаную мель.
В такую штормовую погоду утешает только надежда, что люди вдали от дома, будут хранимы Богом, за них горят в церкви свечи и молятся родные, друзья.
Сегодня солнце в отгуле, сумерки прямо с утра, кошка на диване, с радостью пролёживает пушистые бока. Яркая люстра горит над столом, в гости пожаловал давнишний друг, мы с ним ведем неспешный разговор о добром, о вечном, но больше говорим о былом, словно на исповеди перед Христом.
Неожиданно, в полдень поднялся ветер, он заскулил под окном, а небо всполошилось, приободрилось и перевернулось, «вверх дном». Тучи съежились, сгрудились, поползли за горизонт, а сияющее солнце осветило все кругом, в вышине преобразившись именинным пирогом. Тут жена засуетилась, скатертью накрыла стол, на столе появились тарелки с закуской, фужеры, и хрустальный кувшинчик с домашним вином.
Если думать, то можно додуматься, что в философии воскресного утра хранится аксиома бытия.
Это откровение, когда все просто и понятно, коснется тебя на мгновение, и сердце, в быту очерствевшее, войдет в успокоение и вспомнит, что как сильно может оно любить.
Мы славим величие Бога, когда говорим о небесном, и славим Его за милость, когда говорим о мирском.