Накопленная ошибка.

Мой драгоценный друг, даль бесконечных звезд,
Привиделось ночью, что на голову рухнуло небо,
А в прогнившие дни моей были накрепко вплетены
Ветви забытых гнезд.
И земля - ломоть черного хлеба,
Впилась в ноги сорной травой. Полынь, да белена.
Надо мной бревенчатый потолок и кругла Луна.

Привиделось ночью, что замолкло лезвие белого рта,
Онемевшие пальцы застыли на нитях мелких морщин.
Вдохи замкнулись восьмеркой и там, где прошла черта,
Глядела на тусклый свет суть непостижимых причин.
Мир прорывался наружу как плач. Нет, все-таки вой,
Вой, что хотел напугать, но было, наверное, лень,
И над моею пустою судьбой
Кто-то крикнул:
«Живи. Твои страхи - болезнь.
Твоя боль, твоя грусть, твоя ложь рыдают с тобой.»

Дыры в полу. Тропический ливень. Камфорный спирт.
Родинки птиц.
Я помню ступени вниз. Помню ботинки и тех, кто бил:
Людей, что бежали за мной по пятам, их грозный вид -
Людей, что бежали за мной вдоль ряда пустых могил.
Я лежала в мусоре лет, замирая от странных снов,
Мимо и сквозь меня спешили куда-то судьи -
Тысячи тысяч пустых глазниц.
Я знала, что Ты и есть моя вера, надежда, моя любовь,
Познавший сакральный замысел и дьявольское орудие.

Я оставляла прошлое в прошлом - перемытые кости.
Покалеченность чувств добивала как грозный убийца.
Бесполезность иных вырастала, как крест на погосте -
Я раздала им со зла свои сумасшедшие лица.
Свивалась как свечи, как рельсы, фатальность судеб,
Врастала корнями в сырую почву, манила за горизонт,
Ставила скорбь в упрек.
Из ран ножевых в области сердца сочились густые тени,
Но я сохранила в жаркой груди имя Твое как чудо.
Встала пред ним на оба своих колена.
И было то явью уже - не сном.
А, значит, всё еще будет. Всё обязательно будет.
Только бы Ты предрек.