ему этот человек. Этот человек свидетельствовал, что то особое состояние близости к Богу и любви ко всему миру, которое испытал сегодня Виктор, может быть видно со стороны! Он увидел на лице Виктора некоторые отблески этого состояния!.. Впрочем, Виктор об этом догадывался — не раз уже, встречаясь в разных местах со своими духовными братьями, он с удивлением замечал, что они как бы отличаются от всех остальных людей, что от них как бы исходит некий свет! Но, поскольку эти люди были ему духовно близки, он и не придавал этому особого значения. Здесь же этот совершенно незнакомый человек, видимо, не ожидал ничего подобного, и потому сумел заметить это в лице Виктора! Интересно, кто же он был?.. Видимо, не из Братства, может быть, даже и вовсе человек неверующий — но, несомненно, духовно очень чуткий человек!.. Виктор теперь ругал себя за то, что он не сумел как следует воспользоваться этой ситуацией. Может быть, стоило с этим человеком заговорить, в какой-то степени объяснить ему ситуацию, завести с ним разговор о вере, о Церкви, или, если бы он оказался совсем неверующим, показать на небо, на храм... Но Виктор сам совершенно не ожидал этого и, увлекшись своим необычным "состоянием", упустил замечательную возможность нового духовного знакомства. Он теперь об этом очень сожалел.
Он, между тем, всё дальше шёл по людной вечерней улице. Места вокруг становились всё более ему знакомыми. Вот он свернул в другую улицу, поменьше, вот ещё в один совсем небольшой переулок. Вот кругом его виднелись уже совсем знакомые дома. Он прошёл ещё немного — и скоро снова стоял в том дворе. Удивительно, но в этот тихий вечер ноги снова принесли его сюда. Он хотел здесь укрепиться, обрести некоторую внутреннюю опору — и вместе с тем отдохнуть.
Снова этот небольшой тихий двор. Снова мерцают в его глубине белые стены храма, тихо поблескивают его купола. Снова вокруг виднеются знакомые строения, а совсем недалеко — знакомый приходской дом.
Виктор зашел во двор и задумчиво остановился. В этот день службы не было, и поэтому здесь была полная тишина. Он имел возможность просто постоять здесь, пройтись — и набраться сил, подкрепиться самой атмосферой этого места. Место это, как уже было сказано, как-то особенно действовало на Виктора, ему дышалось здесь спокойно и глубоко.
Не торопясь, задумчиво пошел он вокруг двора. Тишина и уют этого места действовали на него успокаивающе. Вот и дальний угол двора, и пространство за дальним домом, где находился как бы небольшой садик и росло несколько старых деревьев... Он зашел в этот садик и решил здесь немного посидеть. Здесь среди кустов стояла небольшая скамейка, к которой он и направился. Однако, подходя к ней, он вдруг услышал из-за куста негромкий смех. Скамейка, оказывается, была уже занята, и с неё весело смотрела на него его юная духовная сестра — Наталья.
Виктор, конечно, был удивлен. Он совсем не ожидал встретить здесь свою юную сестру в этот поздний час. Странно было, что во дворе никого не было, а она сидела в этом тихом незаметном месте совершенно одна. На коленях у неё была книжка — вероятно, что-нибудь духовное.
Виктор вдруг понял, что он чрезвычайно рад сестре. Она была ему симпатична — разумеется, в чисто духовном, возвышенном смысле. Это была та самая сестра, которую он встретил здесь в конце апреля, в тот, самый первый день, когда он в первый раз серьёзно подумал о своём «уходе». Она была такая наивная, восторженная, её так нравилось всё, что здесь происходило — и именно это-то и вызывало к ней любовь многих сестер и братьев. По сравнению с Виктором она была совсем ещё неопытной — отношения между ней и Виктором были примерно такие же, как между самим Виктором и братом Николаем. Может быть, поэтому Виктор и прощал многое сестре — и в первую очередь эти наивность и восторженность, которые во многом не соответствовали его собственным чувствам. Именно поэтому он теперь и был ей рад.
— Наталья, ты?!.. — удивленно воскликнул он.
Она, смеясь, смотрела на него.
— А я-то думаю — кто это здесь по двору крадется? — сказала она, — Такой таинственный, загадочный… Который ушел вдруг от всех неизвестно куда — а сам, оказывается, здесь бродит по вечерам!..
— А ты, оказывается, уж и знаешь, что я "от всех ушёл"! — смеясь, воскликнул Виктор, — Тебе, наверное, сестра Анна сказала! Да, я действительно отсюда на время ушел с тем, чтобы заняться чем-то, на мой взгляд, важным — но нет-нет, а меня и потянет сюда, и тогда я снова сюда приезжаю...
— И тебя, конечно же, бесполезно о чём-нибудь расспрашивать? — с той же лукавой улыбкой спросила она, — Ты ведь всё равно ничего не расскажешь?..
— Почему же? — удивлённо ответил Виктор, — Здесь нет никакого секрета! Обязательно расскажу — но только, может быть, не сейчас, а… в более подходящее время.
Юная сестра шутливо-разочарованно махнула рукой.
— Ну, да я, честное слово, и не надеялась…
Виктор с радостью смотрел на нее.
— Честное слово, Наталья, — серьёзно сказал он, — я обязательно поделюсь своими впечатлениями! Но только всё это пока ещё не устоялось, и, к тому же, сейчас я занят одним делом, которое ещё неизвестно чем закончится!..
Он чуть было не начал говорить что-то на эту тему, но вовремя сдержался.
— Но ты-то сама как, Наталья?.. — тут же воскликнул он, — Какие новости?..
Она так же весело взглянула на него.
— Новости очень интересные. Я теперь учусь в училище сестёр милосердия. Мы ходим в больницу и ухаживаем там за больными. Честно говоря, для меня это хороший урок. Я там привыкаю глядеть на человеческие страдания. Я теперь вижу, что жизнь — это не постоянный праздник, весёлые братья и духовное общение, но что в ней есть и несчастья, и страдания, и горе, и боль...
Виктор с каким-то особым чувством взглянул на сестру. Вот, она вдруг заговорила на такую непростую и серьёзную тему — и эта же тема как раз сейчас была близка Виктору!..
— Вот, например, у нас в больнице недавно умерла одна больная, — став вдруг серьёзной, продолжала Наталья, — Мы за ней все вместе с сёстрами ухаживали. Она стала нам так близка, совсем как родная!.. И вот вдруг, несмотря на все усилия, наши и врачей, неделю назад она умерла!
Виктор серьёзно и внимательно слушал.
— Она, главное, совсем не понимала, что умирает! — в волнении продолжала его духовная сестра, — Она всё надеялась поправиться! Она совсем еще молодая была. Мы с сестрами всё время вместе к ней ходили. Я и в последний день с ней рядом была...
Виктор понимал волнение сестры.
— Да, наверное, это тяжело — видеть, как рядом человек умирает... — задумчиво сказал он.
Они вместе с духовной сестрой помолчали.
— Ну вот… а зато мы живы… — неожиданно сказала она, — Знаешь, это так странно — знать, что мы здесь, в этом мире, а её уже нет... Впрочем, нет, это неправда, что ее уже нет! — вдруг воскликнула она, — Это я бы так сказала раньше, ещё до прихода к вере — а теперь нет, совсем не так! Нет, какая всё-таки это удивительная вещь вера, которая соединяет всех живых, и не только всех живых — но и всех живых с умершими! И благодаря этому смерти как бы нет, и в Боге, в Церкви все умершие по-прежнему так же живут! Я именно в последнее время это как-то особенно ясно поняла!..
Виктор с удивлением взглянул на сестру. Вместо тревоги и смущения, которые в обычных людях вызывает упоминание о смерти, он вдруг увидел на ее лице какое-то особое, светлое и возвышенное выражение. Она сидела и с этим высоким и светлым чувством смотрела вверх, в вечернее темнеющее небо, будто желая проникнуть взглядом в какую-то тайну. Это было так необычно — видеть такое выражение на лице такой молоденькой и совсем ещё неопытной девушки. Виктор вовсе не думал, что его юная духовная сестра способна на такие переживания.
— Как странно думать, — продолжала она, — что и мы все когда-нибудь умрем, и встретимся в ином мире... Я иногда об этом последнее время размышляю...
— Да, — серьезно ответил Виктор, — Я тоже иногда думаю об этом...
Они снова какое-то время помолчали.
— И ты знаешь, я даже вовсе не грущу об этой девушке! — снова, не в силах оставить эту тему, начала Наталья, — Потому что я точно знаю — она там! Да, она на какое-то время оставила нас, но все равно она — с нами. Все-таки какая это удивительная вещь — Церковь! Как она меняет все взгляды на жизнь! Ты знаешь, Виктор, мне кажется, что у меня будто сознание расширилось, я теперь совершенно иначе смотрю на многие вещи! Я действительно будто заново родилась!
Виктор с удивлением смотрел на сестру. Он вдруг услышал сейчас от нее  исповедание  веры, то, что составляло смысл их общей жизни здесь, что их всех здесь объединяло. Такие слова от новенькой, еще не окрепшей девушки его глубоко взволновали. Наталья тоже серьезно смотрела на него.
— Ведь так? — спросила она, — Ты  тоже так  чувствуешь?
— Да, — ответил Виктор, немного подумав, — Я тоже чувствую так.
Они ещё немного помолчали. Вдруг Наталья будто чего-то смутилась и рассмеялась.
— С ума сойти!.. — весело воскликнула она, — Никто не поверит! Молодой человек и девушка сидят вечером на скамейке — и ведут такие разговоры! Даже наши братья не поверят! Нет, все-таки не зря я говорила, что вера очень сильно меняет человека! В мирской жизни ведь это было бы совершенно невозможно! Нет, я несомненно за эти месяцы изменилась, мы все здесь изменились — правда?
Виктор понял духовную сестру. Их беседа показалась ей слишком "патетичной", и она решила несколько снизить тон. Он тоже несколько расслабился, и более будничным тоном спросил:
— Ну, какие ещё новости, сестра?
Наталья тоже решила вернуться к более обычным темам.
— А вот, мы после практики в больнице с сёстрами в паломничество собираемся…
— Интересно, куда? — живо поинтересовался Виктор.
— Конечно, в Европу!.. — убеждённо ответила Наталья, — Франция, Германия, Италия… Мы ещё с весны в эту поездку собирались!..
Виктор с некоторым удивлением взглянул на сестру. Его всегда смущали эти черты в жизни Братства, которые он замечал здесь во многих духовно близких людях. Согласно этим чертам, здесь всегда предпочитали духовную поездку в Европу подобной же духовной поездке в какой-нибудь здешний, отечественный храм или монастырь. Впечатление было такое, что это совершалось вполне сознательно, что это здесь всячески подчёркивалось. Эти люди так заботились о своей широте и «всемирности» — и часто забывали, что человеку для нормальной жизни и веры часто нужно что-то более скромное и родное. Это было заметно во многих старших братьях — но вот, оказывается, и новоначальные христиане, лишь недавно пришедшие к вере, тоже этому настроению поддавались. Самое печальное, на взгляд Виктора, было то, что многие здесь, по-видимому, этого просто не осознавали, что это было просто некоторой привычной, бессознательной чертой здешней жизни. И вот теперь Виктор уловил то же привычное, бессознательное настроение в словах своей юной духовной сестры.
— Почему же, однако, так далеко?.. — спросил он, — Почему бы не съездить в какой-нибудь подмосковный монастырь?..
— Потому что мы должны думать о будущем! — уверенно ответила Наталья, — Потому что всё, что здесь — лишено будущего! Я не знаю, правда, почему это так — но нам старшие братья говорили. Они объясняли, что если даже здесь и есть некоторые признаки духовного возрождения, то всё это лишь видимость, на какие-нибудь 15-20 лет, а потом всё равно вся эта культура погибнет. А мы не имеем права от этого зависеть, мы не должны быть с этим связаны, мы должны будем и дальше существовать. Именно поэтому для нас так и важны эти поездки в Европу.
Виктор снова ощутил некоторое смущение. Он знал, что такие настроения распространены в этом кругу — но не мог судить, насколько это правда, так это или не так. Он не знал, как это подтвердить или опровергнуть — и всё же такой ход мыслей его огорчал, казался в чём-то неправильным.
— В Европе вас никто не знает... — сказал он, — Вы там просто гости... Всё-таки наша родина здесь... Здесь нам и придётся наш будущий духовный путь проходить...
— Конечно! — совершенно резонно откликнулась Наталья, — Но ведь мы здесь и ходим в больницу!
Впрочем, она тут же смягчилась и решила загладить некоторую резкость своих слов.
— Ты не обращай внимания, если я вдруг что-нибудь не то говорю, — сказала она, — Я ведь в этих вопросах совершенно не разбираюсь. Просто повторяю, что иногда слышала, что нам катехизатор на беседе говорил... Я ведь самая обыкновенная сестра... Мне и не нужно в эти вопросы вникать... Так что не придавай значения, если в моих словах вдруг что-нибудь тебя смутило — я ведь прекрасно понимаю, что к этим темам многие по-разному относятся...
Некоторая неловкость была сглажена, пошатнувшийся мир восстановлен. Наталья смотрела теперь нарочито легкомысленно, как бы подчёркивая, что все эти сложные вопросы её на самом деле не волнуют. Они ещё немного посидели, слушая шорох деревьев и глядя на темнеющее небо.
— Ты замечала, как здесь легко дышится, сестра?.. — неожиданно спросил Виктор, — Это потому, что здесь рядом храм...
— Да, я тоже очень люблю сюда приходить, — откликнулась духовная сестра, — Меня сюда будто что-то тянет… Иногда хочется о чём-то подумать, или побыть одной — я тогда сразу сюда, и сижу подолгу с Евангелием... Это оттого, что здесь общая молитва, что здесь чувствуешь поддержку братьев...
Они ещё немного помолчали.
— Всё-таки как мы за это время сильно изменились... — задумчиво продолжал Виктор, — И я, и ты, и все мы... Какая это все-таки удивительная вещь — вера…
— Да, мы действительно сильно изменились, — как эхо, откликнулась сестра, — Вера — это действительно великая, удивительная вещь…
Тут она вдруг заторопилась.
— Н что ж, мне, пожалуй, пора, — буднично сказала она, — Засиделась я тут... Очень рада была тебя повидать (весело взглянула она на Виктора). Знаешь, честно говоря, я по тебе немного соскучилась. Все-таки ведь ты мой старший духовный брат — всё равно что духовный наставник. Раньше мы с тобой всё время виделись на богослужении — а тут вдруг ты куда-то пропал... Но очень хорошо, что мы сегодня так неожиданно встретились! Знаешь, я очень ценю эти встречи.
Виктор немного смутился, но тут же понял, что в словах сестры не было ничего личного, что это было всё то же общее чувство братской любви, с которым и все друг к другу здесь относились. Он тоже с теплом и любовью взглянул на сестру.
— Мне тоже... — спокойно сказал он, — Мне тоже все это время не хватало... всех вас.
Наталья тоже вполне его поняла. В этих их взаимных “признаниях” не было ни капли неловкости.
— Ну так что же, я пойду? — еще раз весело сказала она, — Нет, как все-таки хорошо, что мы встретились! Я очень рада была тебя повидать. А ты еще приходи. Обязательно приходи. Все-таки расскажешь что-нибудь интересное, и вообще… тебя здесь многие помнят.
Она ещё раз приветливо улыбнулась Виктору и скрылась за ближайшим кустом. Виктор, оставшись один, еще пару минут думал. Он вспоминал и бывший только что разговор с сестрой, и другие впечатления его жизни в Братстве. Пожалуй, теперь, когда он так опрометчиво от всех "ушёл", ему чего-то в жизни не хватало... Наконец, он встал, покинул это уютное место за деревьями, и пошел по направлению к метро.


ГЛАВА СЕДБМАЯ

На следующий вечер Виктор снова собрался в корпус. Он предварительно позвонил брату Николаю и коротко узнал его впечатления от вчерашнего посещения больного. Брат Николай, однако, был у больного не один, а уже с доктором. Впечатления его были достаточно неопределённые.
— Мне кажется, он серьезно болен, — говорил он, — Но, по-видимому, не всё потеряно. Надеюсь, мы его выходим.
Они с Виктором договорились о продолжении совместных усилий, о том, что надо вместе молиться, и Виктор повесил трубку. Он сам собирался идти сегодня вечером в общежитие.
Придя в корпус, он решил не заходить на этот раз к знакомым студентам, а направился сразу в комнату больного. Однако, постучав в дверь и приоткрыв её, он увидел, что больной уже не один. Около его кровати сидел какой-то молодой человек и с ним беседовал. Виктору было неудобно входить, и он снова ненадолго вышел в коридор. Он решил ждать окончания предыдущего визита, чтобы не создавать толкотни в комнате больного. Через несколько минут дверь открылась, и из нее вышел какой-то человек. Он был в величайшей тревоге и волнении, и всё время повторял:
— Ах, какой ужас, ах, какой ужас!.. Неужели он умрёт?..
Виктор пожелал вступить с ним в разговор.
— Скажите, Вы ведь тоже к Саше ходите?.. — внезапно обратившись к нему, как можно мягче сказал он, — Вы тоже из его друзей?.. Но почему Вы говорите, что он умрёт?.. По-моему, ситуация далеко не так безнадёжна...
Незнакомый студент удивился. По-видимому, он не ожидал, что кто-то с ним сейчас встретится и так на эти темы заговорит.
— А, видно, Вы тоже один из "сочувствующих"!.. — быстро догадался он, — Да, теперь нас много развелось, и мы все к нему ходим... Нет, чтобы обратить внимание на человека и помочь, когда ещё можно было помочь!..
— Но почему Вы думаете, что всё так безнадёжно?.. — продолжал допытываться Виктор.
— Потому что так должно быть! — с необычайным волнением заговорил студент, — Потому что он сам так говорит! Да, он совершенно не приспособлен для этой жизни! И эта жизнь не приспособлена для него! И потому он должен, должен умереть! Ах, неужели же он действительно, на самом деле умрёт?..
— Но, быть может, есть и какой-нибудь другой вариант?.. — осторожно заметил Виктор.
— Может быть, и есть, но это крайне маловероятно! — уверенно ответил студент, — А Вы, собственно, кто?
Виктор решил, что ему надо быть совершенно открытым и рассказать всю правду.
— Я из Церкви, — начал он, — Мы помогаем разным людям, оказавшимся в трудной ситуации. Вот, я и некоторые мои братья тоже ходим к Александру. Мы уже пригласили к нему сюда хорошего врача, а ещё мы надеемся как-нибудь повезти его в храм.
Молодой человек вдруг так и скривился.
— Из Церкви!.. — воскликнул он, — Как же, знаю я вас!.. Был я как-то на собрании одной общины... Такие чистенькие, аккуратные, уверенные в себе, в чёрных брючках и галстуках!.. Вы, по-моему, там только на себя любуетесь!.. А между тем, мир полон страданий!..
— Мы вовсе не только там на себя любуемся, — резонно заметил Виктор, — Вот, например, и сюда тоже приходим, помогаем...
— Конечно, приходите, — так же горячо продолжал студент, — Вы приходите только к одному студенту, на полчаса в день — а здесь помощь нужна десяткам, и не полчаса в день, а постоянно! Вот я, например — бывают дни, когда я по полдня провожу в этом корпусе! То к одному зайдёшь, то к другому, то этому что-нибудь принесёшь, то тому! Ведь здесь такое множество людей — и все, как один, несчастные! А я вынести этого не могу, я должен чем-то помочь! Вот поэтому я сюда и хожу.
Виктор с интересом взглянул на студента.
— Вы говорите, что сюда ходите, — заметил он, — Значит, Вы не из этого корпуса?.. А как же Вы сюда попали, как связаны с ним?..
— Вообще-то я москвич, — признался студент, — Я просто со здешними жильцами на одном курсе учусь. А сюда я прихожу… сам не знаю почему. Меня сюда... какая-то сила влечет...
— Вы сюда приходите, чтобы людям помогать? — спросил Виктор.
— Конечно, — воскликнул студент, — Они ведь здесь такие несчастные и одинокие!.. Одни в чужом городе, совсем одни!.. Конечно же, нужно, чтобы им кто-нибудь помогал! Я не могу этого не делать, меня сюда будто что-то тянет!..
— И как же Вы, интересно, это делаете? — продолжал спрашивать Виктор.
— По-разному... Иногда пообщаться с людьми, иногда какие-нибудь книги им принести... Последнее время я новое средство нашёл — музыкальные записи им приносить!..
— Музыкальные записи?.. — удивился Виктор, — Это, интересно, какие же?..
— Да, разные!.. — смутился незнакомый студент, — В основном, классику... Последнее время я полюбил им Бетховена приносить... Музыка Бетховена, на мой взгляд, лучше всего помогает переносить жизненные трудности...
— И Вас не смущает то, что Вы пытаетесь помогать самостоятельным, взрослым людям, которые Вас вовсе не просили об этом?.. — неожиданно спросил Виктор.
Его собеседник потупился.
— То есть, Вы имеете в виду, что они в жизни гораздо опытнее меня, что я по сравнению с ними — ребёнок?.. Я это прекрасно понимаю, но ничего поделать с собой не могу. Это что-то выше меня. Я должен это делать, меня сюда что-то тянет.
Виктор задумчиво смотрел на студента. Эта встреча вдруг напомнила ему многое. Он вдруг вспомнил себя, лет десять назад, когда он был также студентом и точно так же ходил в студенческое общежитие, к друзьям. Даже и мотивы у него были, кажется, те же — он тоже считал своих друзей "несчастными", и тоже стремился им "помогать". Скорее всего, это не привело ни к какому результату по той же причине, о которой он вспомнил сейчас — что эти люди в жизни были гораздо опытнее его. Скорее, помощь была нужна ему самому, Виктору! Но он, повинуясь какому-то неопределённому чувству, всё искал и искал в окружающей жизни людей, которым, как ему казалось, было хуже его, и всё пытался уделить им какую-то долю своего тепла. Конечно, он был тогда совершенно неверующим. Он не то чтобы отрицал Церковь, но просто всё это его ещё не интересовало.
И вот теперь он вдруг увидел в этом корпусе что-то подобное — как будто увидел себя со стороны! Всё то же ощущение холодности мира, и всё то же желание его согреть!.. И что самое главное, и в то же время что было самое ужасное для Виктора — что всё это делалось абсолютно без Бога!.. Это была абсолютная самонадеянность, абсолютная надежда на собственные силы!.. И это производило на него ужасное впечатление! Виктору пришлось задуматься о сути своих собственных визитов сюда, о том, чтобы случайно не уподобиться этому несчастному студенту. Ему нужно было прочнее утвердиться в том, что он действует от Бога и должен делать то, что угодно Богу.
Виктор ещё раз подивился на то, насколько же меняет человека вера, если даже чувства в мирской жизни высшие (а именно такими можно считать желание заботиться о людях и жертвовать собой ради других) должны быть с приходом к вере быть отодвинуты на второй план и быть подчинены другим, более высоким целям. Он подивился на то, насколько церковное единство и желание творить волю Божью выше подобной личной самонадеянности в желании "творить добро". Но вслух он этого этому студенту не сказал — тот бы его, скорее всего, просто не понял. Как не понял бы этих мыслей и сам Виктор, если бы кто-нибудь их сказал ему десять лет назад. Поэтому вслух он просто сказал ему:
— Что ж, я желаю Вам успеха в Ваших добрых делах!
— Это все этот мир... — продолжал бормотать незнакомый студент, — Он слишком холодный и неприветливый... Я должен его согреть... Здесь есть одни студенты, которые составили своё тайное общество и хотят уничтожить нашего декана, потому что, по их мнению, он во всём этом виноват — но ведь это неправда, он не виноват!.. Это не он всё это придумал, это "система"... А систему так сразу не изменить, не нужно даже и пытаться, нужно просто творить добро... Вот мы, нормальные люди его и творим, а Вы говорите — Церковь...
Виктор не стал спорить, а только пожал руку студенту, улыбнулся, и взялся за дверь. Тот пошёл дальше по коридору, ужасаясь и повторяя:
— Ах, неужели он умрёт?.. Неужели он умрёт?..
Скоро он скрылся за поворотом на лестницу. Виктор толкнул дверь и вошёл в комнату.

Обстановка внутри комнаты несколько изменилась. Больной студент лежал на своей постели с каким-то покорным, отсутствующим взглядом, глядя в потолок и скрестив руки на груди. Услышав звук появления Виктора, он краем глаза взглянул на него и с тем же отсутствующим выражением произнёс:
— А, это Вы... Ну вот видите, ничего у Вас не вышло... Я всё-таки скоро умру...
У Виктора внутри всё так и оборвалось.
— Почему ты так решил?.. — как можно более спокойно спросил он.
— А ко мне священник уже приходил. Вчера. Долго тут беседовал со мной, какие-то советы давал... С ним врач приходил, меня осматривал. Долго здесь у меня были, наверное, с полчаса. Я так и понял — раз такое внимание к моей персоне, значит, всё...
Виктор облегчённо вздохнул. Больной студент, очевидно, принял за священника брата Николая, который был здесь у него вчера вместе с доктором. Если так, то всё было не так страшно. Больной, со своей излишней впечатлительностью, просто принял обычного представителя Церкви (каким, конечно, и был брат Николай) за "служителя культа".
— Как он выглядел, этот "священник"? — поскорее спросил Виктор, — Наверняка был без бороды и в пиджаке! Ну вот, а нормальные священники бывают с бородой и в рясе! Конечно, это был мой духовный брат, о котором я тебе заранее говорил, что он вчера собирался прийти! А вместе с ним — доктор, тоже из моих братьев, тоже верующий человек.
Он, как мог, старался успокоить несчастного студента и внушить ему ту мысль, что он вовсе не обязательно скоро умрёт. Кажется, ему это отчасти удалось. Больной студент приободрился и взглянул на него веселее. Впрочем, он тут же вернулся к родной для него мысли о близкой смерти, и достаточно уверенно сказал:
— Ну всё равно. Всё равно я умру. Пусть это даже был не священник. Я, честно говоря, надеялся, что это священник, потому что это точно значило бы, что я скоро умру, но даже если не священник — то пусть. А я всё равно умру. Потому что... потому что так надо, что так должно быть.
— Но почему?!.. — вне себя от изумления воскликнул Виктор.
— Потому что такая судьба. Такова воля Божия. Так на роду написано. Я же Вам говорил, что я не приспособлен для жизни в этом мире, а мир не приспособлен для таких людей, как я. Значит, я должен умереть.
— Но это всё метафизика, философия!.. — взволновано воскликнул Виктор, — К тебе-то это какое имеет отношение?.. Тебе бы ещё жить да жить!..
— Правда?.. Вы уверены?.. — с некоторой иронией ответил студент, — А воля Божия по-другому говорит. Вот, я лежал здесь все эти дни и о многом передумал. Я вспомнил всю свою жизнь. И вот, я лежал и смотрел в потолок. Вон, видите, та трещинка на потолке?.. Как раз над моей головой?..
Виктор поднял голову и взглянул. Там, на потолке, над тем местом, где лежал студент, действительно была трещина в извёстке, довольно длинная, которая сначала шла прямо, а потом вилась и изгибалась.
— И вот, я лежал, и смотрел на эту трещину, — продолжал студент, — и мне невольно стало представляться, что эта трещина — моя жизнь. Вот, она идёт сначала ровно — это моя жизнь в детстве, в родном городе, а потом начинает петлять и извиваться — это когда я приехал в Москву, а потом глядите — делает резкий поворот и обрывается. Ну так чего же Вы хотите?.. Разве не ясно, что эта трещина — моя жизнь, и что я должен умереть?.. Ну вот, а Вы пытались что-то изменить, пытались сделать по-своему...
Виктор слушал с нескрываемой болью.
— Какая трещина?.. Какой вздор!.. — воскликнул он, — Причём здесь воля Божия?..
— Это ещё и потому так, — как бы не слыша его, продолжал студент, — что я, по существу, и сам не хочу жить. Ну к чему мне стремиться, что меня ждёт?.. Здесь, в этой обстановке, все планы не осуществляются. Мы приезжаем сюда, чтобы начать новую жизнь, чтобы здесь, в обстановке большого города, построить своё какое-нибудь, более-менее сносное будущее. А кому мы нужны?.. Нас поселяют в этом корпусе, как какие-нибудь сельди в бочке. Никому нет дела, как живёт человек, есть ли у него в самом деле возможность учиться. Бросили всех в одну миску, каждый выплывай, как может. Здесь никому нет никакого дела до человека. Это система такая. Здесь конкретного человека абсолютно не ценят. А потому, конечно же, я должен умереть.
— Так ты что же, чисто из идейных, теоретических соображений решил умереть?.. — воскликнул Виктор, — Или для того, чтобы кому-то что-то доказать?.. Стоит ли?.. Не лучше ли будет для всех, если ты, несмотря на это, вопреки всем обстоятельствам, будешь жить?..
— Нет, я вовсе не из идейных соображений делаю это, — ответил студент, — Я действительно чувствую так. Может быть, моя гибель кому-то на что-то откроет глаза, кому-то что-то поможет понять. Вот в этом и будет настоящая, подлинная польза от моей жизни. Я должен быть там, где тот несчастный, повесившийся в туалете студент.
Виктор не знал, что сказать.
— Но в Церкви ведь всё не так! — воскликнул он, — Там люди не борются за существование, и там каждый человек нужен!.. Ты ведь говоришь, что ты верующий!.. Где же твоя вера?..
— А вот эта тема совершенно особая, — ответил студент, — Кстати сказать, спасибо Вам. Вы передо мной этот мир открыли — или, по крайней мере, сделали его ближе. Я теперь уйду как верующий человек. И не обращайте внимания, что я иногда говорю невпопад, или неправильные вещи — я ведь в этой области ещё так мало знаю! Но я совершенно точно верую и в Бога, и в иной мир, и я теперь уйду туда как верующий человек!
Ну что тут было делать!.. Несчастный студент совершенно твёрдо настроился уйти из этой жизни в иной мир!.. Никакие увещания Виктора не помогали. Оставалась, правда, надежда, что студент говорит как-то абстрактно или символически, или что он шутит — но всё равно эта беседа произвела на Виктора странное впечатление. Он, честное слово, не знал, что говорить. Тем не менее, он всё-таки сказал:
— Ладно, сегодня я пойду. Мне кажется, у тебя сегодня какое-то странное настроение. Но завтра или послезавтра я приду, и мы снова поговорим — надеюсь, у нас обоих голова будет свежее. А пока, ради Бога, оставь эти мысли, наберись терпения, веры — и, ради Бога, не унывай!..
С этими словами он встал, ободрительно кивнул и улыбнулся больному, и направился к двери.


ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Виктору надо было пройтись. Происшедшая беседа взволновала его, смешала все его чувства. Задумчиво пошел он через окрестный район к своему дому. Вот уже и с детства знакомый двор. Проходя мимо одного из соседних домов, он снова вспомнил своего школьного товарища и его мать, заботливую Марью Ивановну. Задумчиво, как бы без всякой цели поднял он глаза на их подъезд. Да вот и она сама! Как раз возится в палисаднике у подъезда и поливает цветы перед домом! Как раз в этот самый момент она тоже подняла глаза и увидела Виктора.
— А, Витенька!.. — так и расплылась в сладкой улыбке она, — А я-то думаю — где мой Петров?.. Давно, давно тебя не видно! Мы ведь с тобой тогда говорили — и не договорили. Ты мне собирался ещё много интересного рассказать. Слушай — а пойдем сейчас ко мне! — вдруг воскликнула она, — За чаем посидим, поболтаем!.. Мои-то как раз сейчас ушли! Вот ты мне всё и расскажешь. Честно говоря, надоели они мне! То ли дело с тобой посидеть, поговорить!.. Ох, люблю моего Витьку, моего Петрова!..
Виктор был несколько смущён. Он не собирался сейчас с ней встречаться, ещё за минуту до того и не предполагал этой встречи. Но сейчас, находясь в беспокойных и смешанных чувствах, он был даже рад этой встрече, как некоторой возможности "переключиться", "развеяться". Поэтом он уже склонялся принять приглашение этой несколько слащавой, но, в сущности, доброй женщины. Она как раз закончила свои дела в палисаднике, вытерла руки о фартук, и они вместе с Виктором направились к ее подъезду, чтобы подняться в её квартиру.

— Ну что же, Витенька, какие у тебя новости? — ласково говорила она, садясь напротив него за стол, — Ты мне тогда не дорассказал… Мы с тобой как раз тогда о самом интересном заговорили — о таком духовном, о таком возвышенном!.. Ну вот ты мне сейчас всё и объяснишь. Так значит, ты говоришь, Бог есть?.. Мы ведь в тот раз об этом говорили...
Виктор был несколько разочарован. Ем не хотелось сейчас участвовать в поверхностно-несерьёзном застольном разговоре о том, "есть ли Бог". Он с удивлением смотрел на Марью Ивановну, ожидая от неё чего-то более серьёзного. Единственным её оправданием, на его взгляд, было то, что они только сели за стол и нужно было как-то начать разговор.
— Дело не в том, есть ли Бог, — ответил он, — мы, в общем-то, это достаточно хорошо знаем — а в том, как мы к этому относимся. Делаем ли мы что-нибудь для него? Вот Вам, например, никогда не приходило в голову, что Он ждёт чего-то от нас, что мы должны Ем служить?..
Весь вид доброй женщины выразил сильнейшее волнение.
— Ах, я, наверное, так мало Ему служу!.. Я не знаю, что я должна для Него сделать!.. Я так мало думала об этом!.. Я не знаю, чего Он ждёт от меня!..
— Значит, Вы всё-таки знаете, что Он есть, и что мы Ему чем-то обязаны, — заметил Виктор.
— Да, — уверенно откликнулась она, — но только я знаю это не разумом, а каким-то внутренним чувством. Я верю, что Он есть, и что Он всё кругом наполняет. Но только я об этом совершенно ничего не знаю. И... и я Ему так мало служу!.. Только лишь иногда в церковь захожу... — под конец добавила она.
— А Вы в какую церковь ходите? — как бы между делом спросил Виктор. Он вовсе не считал, что это так уж важно, но спросил случайно, просто на всякий случай.
— А это, знаешь, недалеко от *** метро, — принялась объяснять она, — Там, знаешь, есть *** проспект, и недалеко от метро небольшой сквер, и как раз в этом сквере стоит церковь!..
Все это было так странно!.. Ведь это было то самое место, недалеко от которого работал Виктор, и та самая церковь, в которую он уже пару раз заходил, неподалёку от которой жил Сергеев!..
— И как, Вам там нравится? — продолжал спрашивать Виктор.
— Конечно!.. — воскликнула она, — Я так люблю там иногда постоять!.. Иногда вдруг трудности какие, или в жизни неприятности — так я тогда туда приезжаю. Меня туда будто что-то влечет. И вот веришь ли — побудешь, постоишь там — и будто всё полегчает. Будто рукой сняло — куда все ушло?.. Будто другим человеком делаешься. А, Витька?.. Как же все это делается?.. Значит, всё это правда, значит, всё это есть!..
Виктор с глубоким чувством смотрел на женщину. Да, она была не слишком опытная, и не слишком часто ходила в церковь — но имела, без сомнения, глубокую и крепкую веру. Он, без сомнения, нашёл в ней "близкую душу". Теперь ему хотелось это ей как-то выразить.
— Вы знаете, Марья Ивановна, — наконец, сказал он, — наверное, мы с Вами будем друзьями. Не такими, как прежде, когда Вы относились ко мне как к ребёнку — а по-новому, как взрослые люди, на основе веры. Представьте себе, что и храм я этот тоже знаю, и иногда в него захожу. Вы тоже продолжайте ходить в него, и мы там в будущем обязательно как-нибудь с Вами встретимся.
Она всё продолжала с глубоким чувством смотреть на Виктора.
— Так значит, всё это правда, всё это на самом деле есть... — всё продолжала повторять она, — Сейчас ведь, знаешь, многие в церковь ходят... Но только у многих, по-моему, это несерьёзно, только ради моды... А я хочу, чтобы это было серьёзно... Я чувствую, что это действительно правда, что в этом действительно что-то есть… Ведь правда, Витька!?.. Ведь ты тоже так чувствуешь?..
Виктор молчал. Он чувствовал, что на этот вопрос не надо так сразу отвечать. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Даже атмосфера в кухне как бы изменилась. Они, эти два столь разных человека, будто сейчас вместе что-то поняли, между ними, здесь, в этом пространстве будто присутствовало что-то невидимое.
— Ну вот, — вдруг совершенно будничным тоном сказала Марья Ивановна, — а моих туда силком не загонишь. Все им телевизор, или дружеская компания — никаких духовных интересов! Вот поэтому я так люблю с тобой говорить. Ты совсем другой, ты всё понимаешь. Ты ещё и в школе такой был. Не зря все говорили — Витька светило, Витька вундеркинд! Потому я тебя так и любила! Ты давай, Витенька, как-нибудь ещё в самом деле заходи!..
Марья Ивановна вновь завела свою старую песню. Виктору вновь стало неловко, и он встал.
— Знаете, Марья Ивановна, я, пожалуй, пойду, — сказал он, — Мы с Вами ещё обязательно встретимся. Я к Вам обязательно буду заходить. Я так рад, что мы с Вами друг друга поняли, что мы нашли общий язык!
Она вышла проводить его в коридор.
— Ты знаешь, ты не обижайся на меня за то, что я тебя вначале спросила, есть ли Бог, — напоследок сказала она, — Это я не для того, чтобы начать с тобой пустой кухонный разговор, а совсем с другой целью. Я имела в виду, что Он  действительно существует, что Он вот сейчас присутствует здесь, в этой квартире, и видит нас, и слышит!..
Виктор был потрясён глубиной и тонкостью чувств этой женщины. Пусть и не в очень точных словах, и не очень ловко, но Марья Ивановна выразила то, что и он очень глубокое чувствовал — и, кроме того, то, что он считал самым важным. Поэтому он после некоторого молчания ответил:
— Да, Марья Ивановна, Бог действительно есть. И мы все ходим перед Ним.
Она молча и с волнением смотрела на него. Может быть, она и хотела что-то сказать. Но Тот, о Ком они сейчас говорили, действительно присутствовал сейчас в этой квартире, всё Собой наполнял, видел их насквозь. И поэтому слова были не нужны. Это была какая-то особая минута.
— Ну что же, ты уже пойдешь? — спросила она, — Да-да, тебе нужно идти… У тебя, наверное, дела…
— Да, мне нужно идти, — ответил Виктор, и это была сове