Ода Риге

О, Рига, погружённая в туман,
в изгибах зеркала уснувшей Даугавы!
Каким доисторическим томам
принадлежат седые амальгамы
твоих недвижных вод,
но вот, на башнях
тронет ветер новый флюгер,
и запах из кофеен и «калашных»
опять зацепится за угол
и упадёт на камни мостовой,
дотянется чешуйчатой змеёй
до нефов Домского собора,
где шторм поёт орган и плачет
мокрый зонтик – укором
осознанья, что забыт,
что Бах, как встарь, неподражаем,
и жаль, что завтра уезжаем,
а дождь снаружи моросит,
он тянет нити слёз дрожащих,
уснул в тумане лунный зайчик,
и царственен Вецриги вид.
Мостовые Ленинграда
Далеко от меня Ленинград,
ариадновой нитью Сапсана,
нет на братских могилах оград,
чтобы не рубцевалися раны,
чтоб всходила весною трава,
кантовала угрюмый булыжник,
сорок первого года тропа
фронтовая, на подступах ближних,
не в тебе, а околь моя жизнь:
то Москвой, то Камчаткою мимо всё,
но по-прежнему дед мой лежит
на твоём Серафимовском.