Ни о чём или путь обратно. Часть 1

                Франческе, моей подруге посвящается.


     Ночью по улице опять бегали шакалы. Каждый раз, выходя на балкон в четыре утра, вижу этих облезлых худых  голодных хищников, тихо передвигающихся трусцой, распугивая кошек.
 
     В пять утра начали петь попугаи. Да что там петь… они орут, как резаные.  Перелетают стаей с пальмы на эвкалипт и обратно. И орут. Утренняя разминка. И мне нравится их веселый тарарам.

     В шесть утра в соседнем доме пропиликал домофон, кто-то вошёл, громко хлопнув дверью. Где-то заплакал младенец. Его никто не утешал, видимо, родственники спали.

     Узкая улица с односторонним движением не предполагает интенсивного потока машин, но сегодня они уж как-то громко разъезжаются от своих домов – воскресенье, первый рабочий день.

     Послышался грохот приближающейся мусорособирающей машины. Она останавливалась у каждого дома, и, лязгая железом, опрокидывала в свое ненасытное чрево мусорные баки.

     Следом подъехала моющая машина, два черных парня соскочили с подножки, ловко размотали шланг и быстро вымыли шампунем и каким-то дезинфицирующим средством все мусорные баки в близлежащих домах, окатив их мощной струей воды из шланга. Улица наполнилась ароматом лилий и чего-то больничного.

     Потом проехала маленькая мощная машинка – пылесос со шваброй, она гудела громче, чем первые две.  Пылесос всасывал невидимый глазу мусор, а швабра следом делала влажную уборку. Наверное, в нашем городе сегодня санитарный день.

     В доме через дорогу послышался вызов скайпа. Ответила женщина хриплым голосом. Её абонента я тоже слышала. Женщина долго рассказывала о погоде, о растущих ценах,  о своей жизни, о жизни домочадцев, соседей, горожан и страны вцелом, не забыв упомянуть предстоящие выборы и  премьер-министра, который находится под следствием. С противоположной стороны ей рассказали последние новости в экономике, политике, о борьбе с коррупцией, о пенсионной реформе, о ценах, убийствах и грабежах. Так, сидя на балконе с чашкой кофе,  я узнала  новости  двух стран, телевизор можно было не включать.

     Раннее утро постепенно перетекло в позднее, и я вышла из дома.
 
     Я шла бесцельно  по улицам города, осознавая, что начала свой путь обратно. Вспомнила, как мой пятилетний сын говорил:  «Человек, отправляясь в кругосветное путешествие, начинает свой путь обратно». Вот и я начала свой путь…
 
     Я шла мимо банка, у входа возле банкоматов стояли модели…  У нас в Израиле иной раз не поймёшь, в банке ты или в ночном клубе. На днях прихожу в банк, а там в фойе девушки стоят, выглядят так, будто только что из ночного клуба вернулись. Но нет, на ленточках бейджики висят, оказывается – консультанты. Одна меня просто наповал сразила – на голове белый  парик  как стог сена, волосы до попы болтаются, ресницы приклеены, макияж карнавальный, украшения нацеплены на все возможные места, штаны с дырками в обтяжку и каблуки сантиметров пятнадцать. Я к ней с некоторой опаской обратилась, ан, нет, любезно помогла. Если закрыть глаза, так и вообще вроде с нормальной девушкой разговариваешь. Но вид просто с ног сшибает.

     Недалеко от банка в тени мирта сидит нищий на корточках. В левой руке сигарета, держит он её двумя пальцами, а огонёк в зажатом кулаке спрятан. Сразу пришла в голову мысль, что был он в тех местах, где приходилось прятать огонёк сигареты…  У ног нищего стояла коробочка, в ней пяти- и десятишекелевые монетки. Недалеко от него  на тротуаре лежала монетка, один шекель. Маленькая, симпатичная, блестящая. Наверняка нищий её видел. Но поднять её было лень. Подумала, что в Израиле даже нищие ленивые. Как и все израильтяне. Бельё с верёвки упадет, никогда не станут поднимать, легче пойти новое купить. Помню, в автобусе мой муж протянул водителю сто шекелей, мелочи не было,  а билет стоит четыре шекеля десять агорот. Водитель махнул рукой, едь, мол,  так, без билета. Ему лень было сдачу считать.

     Нищий курил сигарету и аккуратно прятал разгорающийся огонёк в кулаке. И тут его окликнул неряшливо одетый мужчина: «Эй, Гофман!» «Гофман» лишь слегка встрепенулся, но головы не повернул. «Вот ты умный, немец, - продолжал мужчина, - скажи, зачем мы живём?» «Гофман» лишь сильнее сжал кулак с горящим огоньком. И тут мужчина пропел: «А мы лежим на склоне холма… Кверху ногами на склоне холма»… «Гофман» съёжился и ниже опустил голову. Ну, это уж слишком, подумала я, вспоминая фильм «Брат» и свернула в сторону набережной.

     Я шла по аллее эвкалиптов и глубоко вдыхала воздух, наполненный эфирными ароматами, чуть сладковатыми и, будто бы осязаемыми, кажется, можно потереть рука об руку и на ладонях останется аромат эвкалипта. Вообще Израиль пахнет кошками и фалафелем. Кошки живут везде, в каждом городе, на каждой улице, в каждом дворе. И фалафель готовят почти на каждом углу. Но мой город пахнет эвкалиптами, розмарином, миртом и майораном, слегка напоминающим запах полыни.

     Аллея эвкалиптов заканчивалась у самого моря, где происходило смешение запахов солёной воды, водорослей и ароматов эвкалиптов, превращаясь в аромат счастья…

     На набережной увидела автобус, из которого шумно и весело выпрыгивали девушки в хиджабах. Видимо, их привезли на прогулку из какой-то арабской деревни.  «Девушки ли?» - подумала я. Ведь в арабском языке слово «девушка» отсутствует. До двенадцати лет она девочка, после двенадцати – женщина… Ещё у арабов есть обращение «как ты себя чувствуешь?» только мужского рода.  Я как-то поинтересовалась, а как это будет женского рода. Но оказалось, такого обращения женского рода не существует. Ибо никому не приходит в голову спросить, как чувствует себя женщина… И мне стало жалко арабских девочек-женщин…

     Свернула в город уже почти не ориентируясь и почти не понимая, куда я иду. Вышла на какую-то небольшую площадь. И тут недалеко от меня остановилась маршрутка. Я подошла и спросила водителя, куда он едет. Он назвал город, но я не поняла, а переспрашивать было лень. Да и какая разница… Я села в маршрутку на переднее сиденье, водитель подождал минут пять, пока придут ещё хотя бы два-три пассажира, и мы поехали.

     К счастью, мы заехали очень далеко, как раз туда, куда мне надо было. Сначала мы ехали по равнине, и лишь вдали возвышались горы Галилеи с маленькими деревушками у подножий. Потом мы ехали по холмам, дорога петляла, кружилась серпантином, то спускаясь, то поднимаясь всё выше, пока мы не поднялись на вершину холма. В маршрутке осталась я одна. Водитель обернулся ко мне и сказал, что дальше - вниз, обратно. Я вышла.

     Я оказалась в каком-то селении. Узкие улочки, низкие дома с черепичными крышами, сады, оливковые рощи, за ними снова холмы, поросшие хвойными лесами. И тишина. И смешанный аромат цитрусовых и хвойных деревьев. Я шла, осторожно ступая, не желая нарушать гармонию. Не видно было ни людей, ни машин. Вдали залаяла собака и тут же смолкла. Тишина стояла такая, что я слышала биение сердца и своё дыхание. Я замерла, не смея нарушить тишину и не в силах оторвать взгляд от синего неба и яркого солнца, от зеленых холмов, слегка затуманенных подвижным густым горячим, почти осязаемым воздухом, местами притененных низко проплывающими пушистыми белыми облачками.  Аромат счастья разливался по моим венам. Душа наполнялась покоем и гармонией.  «Гофман» не ответил на вопрос, зачем мы живем. Но я знаю. Я хочу просыпаться и видеть зеленые холмы, море вдали, погружаться в эту звенящую тишину, вкушая, как мёд, ароматы леса, наполняя свою душу гармонией и счастьем…

     Мне захотелось пить.  Я сорвала лимон с ветки, свисающей над дорогой, надкусила его, в рот брызнул кислый ароматный сок. Люблю. Я шла по дороге, петляя вместе с ней, спускаясь и поднимаясь, снова спускаясь, пока дорога не влилась в шоссе. Я шла вдоль шоссе,  совсем не заботясь о том, как буду добираться до дома, пока не наткнулась на автобусную остановку. Присела в ожидании автобуса на скамейку, всё еще погружённая в свои мысли и ощущения, стараясь не расплескать то зыбкое ощущение гармонии и счастья, посетившее меня на вершине холма…


     Уже смеркалось, когда я пришла домой. Едва открыла дверь в подъезде, как запел мой телефон голосом Криса Ри. Значит, звонит Франческа. Я только успела сказать «да, моя дорогая», в ответ услышала крики, стоны и плач одновременно. Моя подруга кричала, смешивая русские и итальянские слова о том, что он бросил её, ушел… Я ничего не понимала. Пока я поднималась в квартиру, Франческа прооралась и до меня дошло, что она говорит о своём муже. Я не верила, что он мог её бросить. «Прошу тебя, дорогая, успокойся и расскажи, что произошло», - попросила я её.  Мы разговаривали более часа. Выяснилось, что муж её и вправду ушёл. Но не к другой. Он погиб в автокатастрофе. 

     Я включила компьютер и купила билет в Рим. Через два дня я встречала рассвет в Тоскане. На веранде у Франчески. Созерцая окрестные зеленые холмы, рассечённые квадратами виноградников и отдельно стоящими, как свечи, кипарисами…