Автор: Shirley Grace. Книга: Скрытые Призраки: Профессор Академии

Глава № 1. Призраки не просят о помощи

«Прошлое не умирает. Оно лишь ждёт того, кто откроет дверь»
— Из архивов Императорской Академии Магических Искусств

Ночь окутывала своим безмолвным покровом величавое здание Императорской Академии Магических Искусств, носившую имя великого древнего мага Энтиериуса. Лиам Элирид неспешно шёл по широкому, безлюдному мраморному коридору, его шаги глухо отдавались эхом под высокими сводчатыми потолками. Витражные окна ловили лунный свет и разбивали его на тысячи осколков — сапфировые и серебристые блики танцевали по белым стенам академии, превращая строгие коридоры в зачарованный лабиринт света и тени. В воздухе витал лёгкий аромат ладана и старых книг, смешиваясь с прохладным дыханием ночи, проникающим сквозь щели в вековых рамах. Вдоль коридора, освещённого лишь этими лунными бликами, тянулась вереница спящих аудиторий.

Двадцать лет. Двадцать лет прошло с того дня, когда огонь вырвал из его жизни всё: дом, родителей, детство. День, когда он стал пеплом, развеянным по ветру. Элирид стиснул кулаки, чувствуя, как в груди поднимается знакомая, обжигающая волна — смесь скорби и ярости. Два десятилетия, а он помнил всё до мельчайших деталей, словно это случилось вчера. Запах дыма, едкий и удушливый, треск пожирающего пламени, отчаянные крики, полные ужаса... Этот хаос, эта паника словно раскалённым клеймом выжглись в его памяти. Они преследовали его навязчиво и неотступно, словно тени из прошлого, тянущиеся к нему из самой бездны. Эхо пережитого, обрывки кошмарных воспоминаний до сих пор проскальзывали в его снах, превращая ночь в пытку, а сон — в повторение кошмара.

Сегодня, в этот день, когда мир вновь отмечает годовщину той трагедии, он чувствует, как время не лечит, а лишь углубляет раны, оставленные огнём.

Именно поэтому он искал спасения в самом сердце древнего замка, направляясь в заброшенное крыло, где таился зал, известный как «Утраченные Искусства». Там, казалось, сама тишина звенела отголосками подавленной магии, словно призраки, навеки запертые в стенах, тщетно пытались вспомнить своё предназначение. Пыльные витражи, словно осколки сновидений, бросали на пол призрачные блики, и тени прошлого, тягучие и неумолимые, словно пытались схватить его за пятки. Под этими сводами, где даже стены дышали забытыми заклинаниями, он искал не просто убежище, но и забвение — спасение от неумолимой власти памяти.

— Не оглядывайся назад, то время уже прошло. — твердил себе Лиам.

Но в тот момент само прошлое смотрело на него. За грудами старых, потрёпанных временем книг, пахнущих пылью и утратой, он нашёл его дневник. Его обугленные края, словно свидетельство пожара, бушевавшего в чьей-то душе, контрастировали с выцветшей, но всё ещё различимой кожей обложки. А на ней — фамильный герб Элирид. Его герб. Символ, который он видел с детства, но который сейчас, в полумраке зала, казался чужим и зловещим.
Лиам с замиранием сердца открыл первую страницу. Чернила, поблёкшие от времени, складывались в слова, которые мгновенно захватили его разум. Они резонировали в его сознании, как старые, давно забытые мелодии, способные разбудить памятные моменты. Каждое слово, каждая фраза отзывались эхом в его душе, словно он сам когда-то пережил всё это. Он чувствовал, как холод пробегает по спине, а в голове начинают всплывать обрывки смутных воспоминаний, словно осколки разбитого зеркала, отражающие давно минувшие события.

Внезапно на странице проявилась следующая запись: «Призраки не умирают. Они ждут ключа... Того, чья кровь открывает врата».

В тишине комнаты, нарушаемой лишь тихим потрескиванием дров в камине, произошло нечто странное. Зеркало, до этого скромно приютившееся в углу, вдруг замерцало, словно пойманная в стекле молния. Лиам, заворожённый этим необъяснимым явлением, медленно, с осторожностью, словно крадущийся зверь, приблизился к нему. Сначала он увидел лишь своё собственное отражение — бледное лицо, настороженный взгляд, приглушённый свет в глазах. Но затем, словно сквозь пелену, за его спиной проступил силуэт. Женщина. Высокая и печальная, она стояла в платье, сотканном, казалось, из самого пепла. Белая ткань, испещрённая серыми разводами и тёмными пятнами, струилась вокруг неё, словно дымка воспоминаний о давно угасшем пожаре. Её присутствие ощущалось не как физическое, а как призрачное, словно она была лишь отголоском прошлого, застрявшим между мирами.

Голос сорвался в шёпот, ноги приросли к полу:

— Мама? — вырвалось у него, словно он сам не ожидал, что произнесёт это слово.

В зеркале отразилась рука, поднявшаяся в безмолвном жесте предостережения. И тут же, словно откликнувшись на этот немой зов, камин, до этого согревающий комнату живым теплом, вдруг зашипел и затих. Огонь, ещё недавно игравший золотыми искрами, сжался в комок и потух, оставив лишь призрачное свечение тлеющих углей. По комнате пронёсся ледяной порыв, словно дыхание чего-то древнего и невидимого, и единственное тепло, что ещё оставалось, было вытеснено. Зал погрузился в кромешную тьму, лишь лунный свет, пробиваясь сквозь узорчатые витражи, вычерчивал на стенах причудливые, дрожащие тени, словно отголоски той самой руки, что предупреждала из зеркала.

Элирид почувствовал, как ледяные пальцы коснулись его щеки, и услышал шёпот, такой тихий, что он едва мог его различить:

— Не ищи ответы там, где их нет. Прошлое должно остаться в прошлом, иначе оно поглотит тебя целиком.

Лиам, словно парализованный, вцепился в дневник, не в силах отвести взгляд от треснувшего перед ним зеркала.

— Мама? Это... правда ты? Почему? Что тогда случилось в нашем родовом поместье? — дрожащим голосом произнёс он.

По ту сторону зеркала отражение резко встряхивало головой. Искры осыпались с платья, превращаясь в мерцающую пыль в воздухе комнаты. Рука призрака женщины снова была вскинута — ладонью наружу, словно она удерживала невидимую стену.

— Не... листай... дальше. Там... не твоя правда. Там... моя тьма. — Голос прозвучал негромко, почти шёпотом, но пронзил тишину комнаты, словно осколок льда.

— Твоя тьма? Она сожгла тебя! Сожгла нас! Отец сбежал, а я... я годами ищу ответы! Дай мне их, прошу тебя! — яростно прокричал Лиам.

Голос его дрожал, срываясь на хрип, а глаза метали молнии, отражая отблески лунного света. Он вцепился в старый дневник, словно в этих пожелтевших страницах таился ключ к разгадке многолетней трагедии.

Внезапно в руках дневник стал обжигать пальцы, ладони. Жар проникал сквозь кожу, оставляя ощущение, будто внутри плещется расплавленный свинец. Страницы зашевелились, как крысы под тканью, шурша и царапая друг друга в безумном танце. На обложке, словно проступая из самой глубины дерева, появилось влажное пятно — отпечаток детской руки, маленькой и беззащитной, навеки запятнанной копотью и пеплом. Отпечаток, который Лиам помнил до мельчайших деталей, отпечаток, который преследовал его во снах, напоминая о потерянном младшем брате и невыносимой боли. Запах гари и тлена ударил в нос, заполнив комнату удушливым смрадом прошлого.

— Что всё это значит...?! — произнёс Элирид.


Его фраза повисла в воздухе, пропитанном горечью разочарования и густым туманом непонимания.

Видение в зеркале бледнеет, голос рвётся сквозь вой ветра:

— Он... не сбежал. Его... поглотила моя ошибка... как и меня. Беги... пока можешь! «ОНА»... в дневнике... просыпается! — прошипел призрак.

— Кто?! Мама, кто «ОНА»? Что происходит?! — воскликнул Лиам, его голос дрожал от волнения.

Последний удар ветра с неимоверной силой разносится по комнате. Фотография, вырванная ветром из дневника, прилипает к треснувшему стеклу прямо перед лицом призрака. Женщина в белом коснулась её прозрачными пальцами, и внезапно из её груди вырвался беззвучный крик. Зеркало не просто разбилось – оно взорвалось, словно изнутри его разорвала неведомая сила. Но осколки… это было не стекло. Лиам замер, не веря своим глазам. На ковре, словно россыпь чёрного пепла, валялись крошечные кости. Обугленные, хрупкие, они хранили в себе отголоски чего-то живого, некогда дышавшего, а теперь превращённого в прах. Одна из этих костяных щепок, острая, как бритва, вонзилась Лиаму в шею.

Он отшатнулся от зеркала, и в этот момент из старого, пыльного дневника, который держал в руках, вырвался хохот. Не просто смех, а жуткий, искажённый звук, словно кто-то издевался над ним. «ЕЁ» хохот. Лиам точно узнал его, но не мог вспомнить кто это и где он мог его слышать. Записанный на плёнку много лет назад, а теперь прокрученный в обратном порядке, он звучал как проклятие.

Тишину, воцарившуюся после жуткого смеха, разорвал глухой удар. Словно повинуясь невидимому дирижёру, фотография упала на паркет, звук удара эхом отозвался в пустой комнате, гораздо страшнее, чем тот леденящий душу хохот.

В каком-то оцепенении Лиам наклонился, словно плыл сквозь густой туман. Рука, потянувшаяся к упавшему снимку, дрожала, как последний лист на ветке, обречённый на скорое падение. Каждая клеточка его тела замерла в ожидании, словно предчувствуя неминуемый удар.

Он поднял фотографию, а на ней, словно привет из счастливого прошлого, улыбалась его семья: мама, папа и маленький братишка. Двадцать лет назад, у стен родового поместья Монрок, они казались воплощением безмятежности. Но стоило ему повернуть снимок, как кровь отхлынула от лица. На обороте... кроваво-красными буквами, словно выжженными раскалённым железом, было выгравировано послание: «ТЫ СЛЕДУЮЩИЙ!»

На пороге, словно застывшая в ужасе статуя, стояла Элисса — одна из его учениц. Взгляд её был полон неподдельного страха, который сковал её тело, не позволяя сделать ни шагу.

— Профессор... Что здесь происходит? — произнесла она, в её голосе звучала не только паника, но и отчаянная надежда, что всё это — лишь зловещий сон, от которого она вот-вот пробудится.

Но реальность, жестокая и беспощадная, отражалась в тёмных глазах профессора, и в этом взгляде не было ни капли утешения. Лишь ощущение безысходности и гнёта прошлого, словно они давили на его плечи, обременяя его душу.

Последнее, что ощутил Лиам — хруст собственных костей, будто резали не шею, а позвоночник. Воздух стал жидким стеклом, было нечем дышать, будто грудь разом пронзили тысячи ножей. В ушах дико звенело, изображение перед глазами стало тускнеть, пока совсем не превратилось в чёрную точку.

«Вот же чёрт...» — последнее, о чём успел подумать он.

Он всегда думал о призраках как о потерянных душах, застрявших между мирами, молящих о покое, о помощи в завершении незаконченных дел. Он посвятил себя тому, чтобы быть их проводником, тихим слушателем, помогающим им найти дорогу к свету. Но теперь, стоя в эпицентре бушующей сверхъестественной бури, он понял, что жестоко ошибался.

В их ледяном шёпоте не было мольбы, в их бледных, мерцающих глазах не было надежды на спасение. Там была лишь ярость, древняя и всепоглощающая, испепеляющая ненависть, копившаяся веками. Не просьба о помощи, нет. Это был клич войны.

Пульс истории только забился сильнее. Спасибо вам за то, что дошли до этой точки! Я так же волнуюсь перед тем, что будет дальше, как и вы. Скоро увидимся на страницах второй главы!