Сюй Хун - Поэтические переводы

Пер. Николаев С.С.

Сюй Хун (788/791 – ?)
Государственный деятель империи Тан, цензор.

Предисловие

С малых лет я занимался поэзией, долго не зная трудностей. Хотя были у меня устремления, но талант был невелик. В третьем году правления Да Чжун (849 год н.э.) я занимал должность помощника цензора. Из-за болезни не мог посещать двор, настойчиво просил об отставке и возвращении на восток. В следующем году, когда стало немного легче, я, пребывая в уединении и имея много свободного времени, собрал свои старые и новые стихотворения – всего около пятисот – и расположил их на столе. Делаю это просто для собственного удовольствия, а не для того, чтобы снискать известность. Написано собственноручно в сельском доме у ручья Динмао, в год Гэн-у, десятого дня третьего месяца.

Вспоминая друга

Затворник я у врат цветущих в час обманчивой весны,
Письмо держу: то – весть и встреча дня на криведных стезях,
Но где-то южный странник в Сяо стороне и Сян краях
Внимает песне тростника, луны полночной, тишины.

В Цзиньлине, вспоминая минувшее

Умолкла песнь гнилого древа, ведь царский род суть прах,
И каждый отзвук битвы тих, и пуст дозорный тракт.
Вдали, вблизи – средь сосен, клёнов – могил забытых строй,
На склонах, где желтеет нива, руины и покой.

Касаясь неба, птиц ватага дождём грозит в зенит,
Ушли герои – только эхо в веках о них летит,
Вздымая волны океана, дельфины прокричат,
Что вечны горы в стольном граде, незыблем их уклад.

Цапля

Дыханье ветра западного – тишь, неспешная река…
Снежинки-пятна, шёлк дождя, и грусть ещё тиха.
К беседке старой я с тоской безмерной, прислонюсь пока.
Рогоз зелёный и гречихи пламень – мне пора.

Тридцать шесть излучин

В ночной тиши тоскует флейта, и лодка рвётся в свет.
Овеян ветром, дымкой белой вздыхаю о красе,
А шелест тростника и клёна разбросан по росе,
Где осень, тридцать шесть излучин, и в небесах привет.

Возвращение после провала

Понурый, возвращаюсь в глушь по тропке узкой,
Покинув вешний сад, где будет вскоре пусто.
Я вижу, ива над дорогой горько плачет
И небо, абрикосам – цвет, мне – неудача.

Зовёт пастух телят алеющим закатом,
Сосед-старик и внук его друг другу рады.
Не ведают они, как сердце горем полно,
Встречают у коня: - Здоров ли ты? - Довольно…

В обители

Умолкли благовония, сгустилась тень над кельей,
Сорвал осенний ветер лепестки порою летней.
Почти погасли свечи, и стена осела криво,
Закатной тишиной дым сосен растеряет силу…

Горы

Пред пиками отбросил ныне труд и книги прочь,
В обители латаю платье, чтоб себе помочь.
Луна упала, хмель душистый всё ещё дрожит,
Мне ветер ночи сон, припомнив, снова повторит.

В дожде расстанусь с городом речным в ночной тиши,
В туманной дымке в горы возвращусь я для души.
Гектар бобов в цвету, бамбука три гектара – тень,
Покамест брошу якорь здесь, прощай, рыбацкий челн…

На границе

Под Санганем ночным в пору сечи безмерно жестокой,
Пала Циньская рать, не вернётся домой половина!
Утром весть поспешает, да только совсем не с подмогой:
Шлют нам платья походные - мчитесь в чужие долины!

Перед снегом

Древние горы здесь тенью вечерней наш город обнимут,
Ветер, начавши свой танец стесненья, закрутится мимом.
Лунная дева, что в храме небесном приветствует лад,
Вся к журавлям устремится и проседью в яхонтный град.

Буря уносит со склона сокровище - сливовый цвет,
Холод лесной тяготит как тайник непреложный весь свет.
Полная вод протекает река из туманности дней.
Вспомнилось мне: есть надежда ещё и заря для людей.

Ранняя осень

Средь долгой ночи – цитры ясный звон
И шёпот ветра к хору сочных лоз.
Уснул светляк, в росе как жемчуг скрыт,
Но слышен рядом грай и стук копыт.

В рассветной дымке кроны так густы,
В сиянье дня – даль гор еще светлей.
Один лишь лист тонул в реке Хуай,
Волну узнав. Мне нестерпимо жаль.

Под весенним дождём

Как травы пряны у реки и дождь болтлив.
Над зыбью вод склонилось племя ив.
К корням рогоза, где вода ещё тепла –
Гусь первый сел. Не трудится пчела.

Несётся песня в одичалые сады,
Отяжелели стяги от воды.
В Цзяннани снова полон чувственной тоски,
Смотрю на небо и пишу стихи.

На рассвете

Дорога север-юг: судьбы расписан путь,
Ведь жизнь – разлук и ожиданий муть.
Где кончилась земля и гор гряда исчезла,
Плыву я в час ночной, ища известий.

Под утренней росой поник тростник тяжёлый,
Под солнцем тает иней? Как же больно!
Мне стоит торопить гребцов и вёсел звон,
Душа желает, чтоб стал сон – не сон!

Провожая гостей

Один взошёл на царство и поклон творит,
Другой на юг стремится и врагов страшит,
Ведь там не ведали печати танской прежде,
В краю дремучем ныне ханьские одежды.

Речные тучи с солнцем – осень стала жарче,
Дожди и ветер с моря – лета хлад богаче.
О путник, с гор спустившись, не смотри назад!
Алеют травы, клён горит, стремнин каскад…

Жалобы в Чуском дворце

Первое

Двенадцать гор сияют, цвет последний пал,
Дворцовые ворота смотрят на Ян-тай.
Кружится в танце тонкий стан, владыка пьян,
Средь бела дня пришли солдаты и Цинь-ван.

Второе

Охотников отряды подступают к трону,
И сыры нынче все одежды у дракона.
Грохочут барабаны битвы за стеной,
Стреляют где-то в лань, ей нет пути домой.

Встреча

Забытый конь на берегу простужено заржал.
Осмотрим с южных круч прекрасный сердцу град Чанъань!
Но кто одежду мне сошьёт чрез столько лет теперь?
Всё вздор и тщетно шляпу поправлять. Но верь не верь!

Опять песком теряет краб следы вблизи, вдали,
И домики улиток снегом зимы замели.
Друзья былые изменились, новых больше нет,
Я рыбаком у тихой речки встречу свой рассвет.

Осенние мысли

Западный ветер, деревья и осень в постели…
Облако, воды и память былой суетой
Мне перед зеркалом что-то из прошлого пели:
Юноша вешний сегодня с седой головой.

Осенний путь

Листья багряны и слышится шелест,
Чарку последнюю выпью до дна.
Дождь моросит, где плоды уж созрели,
Тучи уходят, но не навсегда.

Горная даль растеряла все краски,
Воды в потоке бегут удалом…
Вновь возвращаюсь в придворные дрязги…
Снится мне лес и река за окном.

Слушая песню

Осень начальная, струны и флейты хрустальны.
Звуком небесным задержаны все облака.
Стихла мелодия. Где она прячется? Далью
Ветер гуляет. Мерцает луна свысока.

Отшельнику

Воды стынут и лоза в изъяне.
Сколько же отшельников в Чжунъяне!
С чаркой, цитрой подражаю им.
Осень во хмелю давай сравним!

Ковш забытый свис на ветке дальней,
Пал, пропав в пучинах зазеркалья.
Так и я на водах жизни – путник,
Неизменной горечи сотрудник.

Ссыльному

Невинность – повод обвинений,
Правдивость – причиняет боль.
Погаснут горы в водах мнений,
Курлыка огласит юдоль.

Незваная придёт толпа
И где он, беззаботный час?
Дороже водная тропа,
Омой же грязь людских гримас.

В дар отшельнику

Отшельнику отвечу сей же час:
Источник жажды гор совсем погас.
Просить людей ли? Душу бередить!
А доброта? Исчезла всюду прыть!

Играть здесь нужно вовсе не по нотам,
Отвесных скал травинки не охота.
На небольшом я склоне буду жить,
Хоть стыдно мне. Прошу меня простить.

В земле Юэ

В пору цветения город столичный был птичьими песнями пьян,
Всадник, простившись с женою дражайшей, под чарами сбруи, стремян
Когда возвратится?
Когда возвратится?
Когда возвратится домой?
Когда прекратится?
Когда прекратится
Война и боренье с судьбой?
Сердце – не камень, жена ожидает и верность хранит лишь ему,
Зимнее платье из ткани парчовой сошьёт лишь ему одному
Когда возвратится,
Когда возвратится,
Когда возвратится домой,
Когда прекратится,
Когда прекратится,
Война и боренье с судьбой!

В день холодной пищи

Всюду плач, надрывный и звенящий,
Конь, как путник, в горести скорбящий.
Нет огня в трактире и тепла.
Рубят шелковицу как дрова.

Завтра праздник памяти усопших,
Оросим слезами память прошлых.
Не вернуться мне в родные дали,
Я виновен. Опоздал. Печален.

Старый дом

Было время лотос ранний, источая ароматы, знал надежду,
Растерял бамбук в потоке листьев шелест несравненный даже прежде,
Где ночами пировали богатеи без стесненья в тканях нежных
Не торжеств и возлияний время. Сумрак, призрак, заточенье между.

Прекратила песни цитра и легла немой на блюдо перламутра,
На коврах из шёлка больше жизнь не льётся, не играет и под утро
Где всё это? Блеск былого, ускользающим покровом пала пудра…
Запустение. Ворота. Под замком травы народы и безлюдно.

Ответ другу

Западный ветер стихает, роса как слеза,
Лодка плывёт, где поют о прекрасной Мулань.
Песня пропала, но память, ах, память! Грустна
Ночь. Обжигает луна берег хладный – тиран.

Ранняя весна

Луна и облака найдут свой дом
В родных горах, прудах, привычном крае.
Один цветок распустится, притом
Всю заводь сном весенним овевая.

Дождь навеял воспоминания о доме у озера

В горах пред нами ветер, дождь, прохлада,
Под сенью ивы конь мой отдыхает,
Не слышно лотосов уже – досада,
На юге осень – аромат канала.

Надпись для беседки Праведной Девы

Она ушла, постигнув истину в тиши девичьих комнат
В предместье южном. Отыскал я старый пруд, беседку с домом.
Застыл, любуясь гор закатных синевой. Её ли вспомнят,
Тоскуя? Жизнь спешит. Трава осенняя нам не знакома.

Смотреться в ночь как в зеркало с луной привычно будет нам,
Над входом украшение осталось и цветёт пока,
Но, право, по дневному шуму и потерянным следам
Спрошу: кто дал на память надпись девы, что так далека?

На горе Ли

Был покойный император красотой земною пьян
И блистал халат парчовый меж каменьев и румян.
Ветер вслед за буйной птицей уносился за бурьян,
Что мелодия туманов, становясь орудьем ран.

Пламя-колесница - север погрузился в тишину,
Знамя древнего дракона плыло где-то поутру.
Как погибла Ян-гуйфэй, тень мертвецки на пиру
Пьёт здоровье стен пропащих, где полынь я соберу.

Утки-мандаринки

На отмели зыбучей, птиц круженье,
А крики их - как эхо у ручья.
И, кажется мне, краска не сильна
Поймать сплетенье в танце отраженья.

Как вольно им взлетать, где захотят,
Не жаль, что радость кратка и проста.
Свободные созданья - красота…
Завидую сердцам, что так горят!