БЛАЖЕННЫ НИЩИЕ ДУХОМ

Хруст.

Этот звук разносился по комнате последние полчаса.

Низкий силуэт девушки маячил в полумраке, передëргиваясь. В ушах до сих пор звенели слова сестры:

«Я думала, мы вместе боремся!»

Короткие красно-чёрные волосы свалялись и больше походили на побитый временем парик, всё время падающий на глаза.

Она была похожа на изодранную кошку.

И хрусты усилились.

— Я боролась! — смахнув запутанную прядь, девушка с раздражением откинула хрустящую подушку и с ненавистью посмотрела на дверь, которой Ванесса так сильно хлопнула, и теперь, небось, в очередной раз плачет в коридоре, — Слышишь!? Мы с тобой одной крови! Мы всё ещё вместе! И боремся тоже вместе!

В уши сразу же просочился глухой грохот, на пополам с руганью из соседней комнаты и пронзительным дребезжание стекла.

Черт. Подушка попала в лампу, а соседу опять всё не то.



Перед глазами мгновенно сгустилась уже настоящая тьма. Только туманный свет уличного фонаря бесформенным пятном расползся по грязному оконному стеклу, бросая бледное отражение на нищее убранство комуналки. Злостно простонав и мысленно сосчитав до десяти, девушка обернулась. На золотистом ковре смутно мерцала россыпь замызганных осколков, оставшихся от небольшой лампы. «Спокойно, доверяй уму, не загрязняй душу. Beati pauperes spiritiБлаженны нищие духом. Просто возьми ночник, и всë будет хорошо» думала разновласая, пока взгляд блуждал по двери.

«Эти молитвы и очередное избиение уже превращаются в привычку... Но... Но мне больно! Мне больно, и это превращается в ловушку! — Ванесса рыдала. »

Рядом лежала прочная коричневатая коробка, служившая импровизированной тумбой.

Аккуратно переступив через перепачканное стекло, девушка опустилась на корточки возле коробки и, достав из еë недр простенький ночник, на полусогнутых ногах прошла к одной единственной белой розетке, вделанной в нижнюю часть правой от окна стены.

— Я говорила, что он тебе не пара, раз избивает, —сверкнул ток, и через несколько секунд в потëмок комнаты вклинился тусклый белый свет.

Хозяйка комунальной комнаты слегка улыбнулась маленькой лампочке, как только та обвила сухое лицо слабыми лучами и осторожно протянула к ней ладонь. Подушечки пальцев с погрызанными ногтями мягко коснулись гладкой пластмассы и плавно по ней заскользили, издавая едва уловимый скрежет. Взгляд начал стремительно рассредотачиваться, и девушка даже не обратила внимания, когда тонкая кисть сползла с округлого ночника на шершавую стену. Не обратила, но в яркой мере ощутила нахлынувшее отвращение, когда узкие пальцы запутались во влажной плесени.

Резко отдëрнув руку, хозяйка комнаты тут же распрямилась и принялась лихорадочно вытирать холодную ладонь о чëрную футболку без принтов. «Beati pauperes spiriti. Просто поспи, во сне нет никаких проблем» снова успокоила себя разновласая, хоть и с трудом. А затем, поправив короткие тëмные шорты, поспешно переместилась в противоположную часть комнаты. Рваное постельное бельë заманчиво светлело в уютном полумраке.

Но неожиданно слух прорезал мерзкий писк, а лицо искривилось при виде суетливой возни, которую испуганные крысы устроили на еë прогнувшейся раскладушке. Поджав пухлые губы и снова досчитав до десяти, девушка перегнулась через лежащую рядом коробку и достала старую подушку. Хорошенько отряхнув бурый квадрат от бренчяших осколков, разновласая кинула его в нескольких шагах от ночника и улеглась на пыльную ткань спиной, запрокинув голову на стену. А затем, успокоившись, застыла, будто чей-то безжизненный снимок, прикрыв большие тëмно-синие глаза. А в комнате осталась разлита только густая тишь, переплетëнная со мраком в поросших плесенью углах и тусклым светом маленькой лампочки. А под толстой синтетической тканью футболки ритмично вздымалась и опускалась небольшая грудь, делая искрасна-черноволосую живой для остального мира. Дыхание еле слышно слетало с приоткрых губ, вплетаясь в стойкое безмолвие, заполнившее комнату наравне с сумраком.



Однако слабым, еле ощутимым, как зовущий голос маленькой неизвестной жизни, в этой мгле брезжил свет дешëвого ночника. С этой жизнью и этим светом можно сравнить и еë существование. Блëклое и однотонное, подстать выцветшим обоям этих давящих стен, покрытых гнилью прожитых в пустую годов.Только родная сестра разбавляла его всю их жизнь. И из этой гнили, из объявшей еë мохнатой тьмы и из этого мерклого сияния теперь вытекала оглушающая тишина. Как ночь пару часов назад из-за горизонта. Вместе с этой ссорой. А звëздами в этой ночи проносились однообразные мысли девушки. Столь же далëкие и неинтересные, они несли безэмоциональные воспоминания о последних днях. Деньги на книги и вейпы кончились, хоть она и полностью продала первые...

«Вот увидишь, мы найдём там счастье! Как во всех книгах!»

...последняя еда была съедена ещё вчера, а горло пересохло от жажды. Завтра надо будет отдать последние деньги за комнату, иначе ко всем бедам добавиться ещё и отсутствие дома. А без него этом районе ожидает только…



Смерть.

Мучительная и ужасная. Такую только властям пожелаешьВ работе у власти вымышленные персонажи, которые не имеют никакого отношения к нашему миру. Да и город этот тоже придуман. . Впрочем, без денег ждëт тоже самое. На работе дают совсем мало. Девушка старалась отпускать малоприятные думы в эту тишину, пропуская беззвучие через себя, словно любимую музыку.



И неожиданным фальшивым аккордом в этой композиции вдруг стало протяжное урчание из живота и странные горячие импульсы, разлившиеся по костям и горлу. Разновласая слегка задрожала.

«Наркотики!? Что с тобой стало, Элла!»

«Ломка. Терпи, сама виновата» поëрзав на жëстком ковре, Элла запустила в него замаранные пальцы и принялась беспорядочно отрывать пыльные катушки, делающие его похожим на старый свитер. А ведь бабушка так любила вязать свитера… А внучка с такой радостью отрывала катушки… Сейчас воспоминания о деревне приносили лишь боль.

«И на кой черт мы сюда переехали! Жили бы в доме бабушки, но не-е-ет! — Ванесса облизнулась, прежде чем сказать следующее, — Это ведь была твоя идея...»



В комнате снова раздался противный писк и по полу зацокали множественные лапки. «Beati pauperes spiriti» в который раз напомнила себе Элла. Крысы продолжали носиться, рядом смердила плесень, тело тряслось под действием ломки, а пальцы, доставляя только больше боли, бередили старые воспоминания о бабушке, разрывая ковëр.

Beati puperes spiriti.

— Чëрт! — выкрикнула Элла, с размаху ударив по ковру, отчего крысы в противоположном конце комнате разом пискнули и хлынули по углам, — Достало! Господи, за что мне это?! За то, что я деревенщина, доверившаяся книгам?! Не могу я больше, Господи! Прости, если сможешь, но моя душа не чувствует никаких благ! Только разочарование… Я не могу успокоиться, мне тошно! И мой ум и бессмертие ничего не дают! Какой от них, блядь, толк?! — высказала в пустоту жертва книжной аферы и на ватных ногах отползла от стены.

А затем дрожащей рукой подняла с ковра грязный осколок. В нëм тускло отпечатался свет ночника и искрились оранжеватые лучи фонаря. Размером он был как раз с девичью ладонь. Сжав до крови нижнюю часть осколка, она поднесла его к левому предплечью… На стеклянных гранях играла тень, вены ясно посматривались сквозь тонкую, как папирус кожу, излучая странное спокойствие. Элла смотрела на них, словно на труп чужого человека — равнодушно, без страха. В этаком трансе с лëгким привкусом волнения. Или предвкушения… А затем перешла свою точку невозврата, перепачкав тонкий ковëр. Хм… А это не так уж и больно…

Говорят, что всё возвращается к началу. Рождение идëт к смерти, а та к новому рождению, если верить Библии. Когда суицидница родилась, то еë случайно уронили, и малышка оцарапалась о разбитую бутылочку, которую не смогла удержать в крошечных детских ручках.

Ей тогда еле удалось выжить.

Элла истерически засмеялась и резко прорезала аккурат по многолетнему шраму новую борозду, лязгнув по кости. Эта рана далась больнее, но кровь всë омоет. Она итак в самом низу и об этот же низ и царапается. Только на этот раз она не собирается выживать. Она сделала ещё надрез, на этот раз длинной с карандаш. И ещё и ещё… И пока сердце пульсировало в ранах, выливая оттуда поблëскивающую жидкость, суицидница похвалила себя за это решение. Нос защекотал сладкий металлический запах.

Вот она, смерть. Странно, что жертва сама приближает еë, да ещё и с таким остервенением. Но как же чертовски приятно, что эта жизнь сейчас закончится. Еë душа выдохлась. Сил сдерживать своë отвращение к жизни не осталось. И смерть уже не пугает. Какая разница, в каком аду жить? В следующем, если он существует, хоть подавлять себя не придëтся. Терять то всë равно уже нечего, а горячую липкую кровь столь приятно ощущать во рту и на предплечье… И видеть еë на осколке давно погасшей лампы… Элла перевела потускневшие глаза влево. И вдруг…

Руки показались такими беззащитными, как никогда.

Элла провела языком по ране, задев кожу зубами. Через секунду на нëбе начал стремительно засыхать солоноватый привкус, и по комнате прокатился ещё один смешок. Подбородок, точно душу, потянуло вверх, а глаза закрылись. Элла снова ударила себя по руке, чувствуя, как вены податливо рвуться под обагрëнным стеклом. И по всему телу разлилась…

Б-О-Л-Ь

Та самая боль, которая вытесняет всё, оставляя лишь желание… Жить.?

Внутри бухнуло. Грудь как будто заполнила куча стеклянных осколков. А желание никуда не делось… Только нарастало вместе с навязчивой пульсацией в венах.

Элла заставила себя встать на ноги. Мозги словно оказались в невесомости, а в глазах на миг потемнело. И пока с изрезанного предплечья безостановочной рекой текла яркая кровь, а пространство покачивалось из стороны в сторону, как корабельная палуба, она сделала несколько неуклюжих шагов прямо…



К небольшому пыльному окну, слившемуся с покрытой мороком стеной. И тишину комнаты, будто трещина стекло, прорезал протяжный скрежет оловянного шпингалета. Элла тяжело перегнулась через прямоугольное отверстие, прижавшись плоским животом к холодной шершавой поверхности и уперев локти в каменный подоконник. В рëбра что-то больно вонзилось, но она не стала убирать оттуда свой дешëвый билет в один конец.

Дымчатые потоки тут же набросились на исхудалые щëки, захлестали кровавыми и смольными прядями по зрачкам, путая волосы в густых ресницах. В носу почти сразу смешались никотиновый перегар, мощный запах мокрого асфальта, перемешанный со смрадом канализации. Элла прищурила глаза, старательно бегая ими по округе, пока в уши и шею врезались мягкие мошки и остужающий ветер. И вместе с его свистом слух начал до предела заполняться нарастающим рокотом многочисленных моторов, пыхтением смертоносных фабрик, слëзными мольбами о помощи и чьими-то тяжëлыми, прокуренными голосами, прошитыми трëхэтажным, как высота, откуда она на всë это глядела, матом.

Элла скривилась, больше не останавливая себя в гневе и осуждении. Всë равно она сейчас умрëт. В животе постоянно урчало и пузырилось, но спустя несколько минут она продолжала слышать только ритмичное шипение в ушах, похожее на безмятежный шум моря, уловимый в ракушке. Это стучало сердце, разгоняя горячую кровь по перерезанным венам. А ведь и в раковине слышится не плеск моря, а безостановочный ход собственной крови. Хотя… Чем кровь не море?



В человеке еë точно хватит на небольшое озерцо. Озерцо надежды… Прудик эмоций, мыслей и решений… А ведь всё это несëтся по крови адреналином, серотониномГормон радости и эндорфиномГормон грусти прямиком в миллионы дендритовОтростки, которые соединяют нейрон (клетку мозга) с аксонами (они соединяют между собой клетки мозга и остальные нервные окончания, которые расположены по всему телу) https://ibb.co/M72j1tN (Картинка взята из Википедии) А те, в свою очередь, присоединяет дентритический щипик к аксону, создавая мысли, и уже они рождают решения, посылая в рецепторы нейромедиаторыКороче, посылая нервные импульсы, а те заставляют другие клетки работать (Двигаться, переваривать, осязать, слышать, чувствовать и т.д. и т.п.) … Всё это в крови, нервах, голове… Всё это в ней. Она — и есть то море, что наполняет хрипящими шорохами всю глубину тишины, окутавшей еë убогие хоромы со ставшей домом для крыс раскладушкой и картонной упаковкой вместо нормальной тумбочки.

Не душа, не Бог, не счастье, а она сама. Это же так очевидно… Реагировать на нищую жизнь омерзением это нормально. Зачем же тогда жизнь, если в ней нет плохого, а только «Beati pauperes spiriti»? Не любить непригодную среду обитания и искать пригодную это нормально. Это и есть "счастье". В этом и есть смысл жизни, остальное люди придумали сами. Мы сами доводим себя до самоубийства и сами же осуждаем. И учим, что так делать плохо, но и не нужно стремиться к богатству… Из пересохшего горла вырвался ещё один безумный смешок. А ещё называем себя великими мыслителями! Пхахаха! Наш разум не идеален, он воспалëн от прогресса и религиозного бреда! И мы только убиваем себя своей философией! Нет зверя человека несчастней! Нет зверя человека глупе-е-ей!!! Ахахаха. И она даже поверила в это открытие. Как говорится, в простоте сила. Нет, ну а что? Звучит ведь неплохо… Потому что…

Потому что чем сильнее сгущается тьма, тем ярче в ней разгорается огонь. И раз уж всё возвращается к началу, то пора бы ей вспомнить, как те книги описывали денежные аферы. А потом уехать на полученные деньги в глухую деревню!

И там, возле смердящих предприятий, в тени серых изрисованных домов и среди полупустых парковок, разбитых алкогольных бутылок и пакетов из-под высококалорийного фастфуда угрюмо стояли неровно спиленные берëзы. То, что девушка с такой завидной внимательностью выискивала. То, что так утруждало еë тело, привыкшее к природе посëлков. Отныне эти берёзы станут маяком для её будущего. Она найдет живые берёзы. Кора их уже давно растеряла всякий намëк на жизнь, а от символа русской природы остались лишь только изъеденные муравьями пеньки, которые разваливались едва ли слабее вонючих домов в округе. Птиц не было слышно. Удушливый сквозняк растëкся по ободранной стене и испачканному ковру, потопил в себе покрытые мусором и кровью ступни и распустил по щиколоткам щекочущие мурашки. И именно он в следующюю секунду начал судорожно затягиваться коротким, но глубоким вдохом. Лëгкие обожгло едким запахом аммиака, а в горле запершило от гари, летающей по ветру. Между рëбер снова кольнуло, и на этот раз несуицидница вытащила оттуда окровавленный осколок. И в необъятное ночное небо, затянутое соломенными клубами промышленного дыма и полнившееся волнами пропахнущих городской грязью ветров, поднялся истошный вопль, усиленный эхом, в котором сплелись истерика и некое облегчение:

— Я, мать вашу, всё изменю!!! — еë голос, такой же прокуренный, как и у остальных, надрывали хрипы, разрывая голосовые связки.

А из груди в ор вырывалась вся боль, накопленная годами подобного существования, и освобождалось место для решимости, которая словно вода плевалась и кипела на огне перенесëнных страданий. И этот крик поднялся далеко ввысь, на крышу того же дома, коснувшись маленьких алых ушей Ванессы за секунду до того, как та решилась на роковой шаг в бездну. Эхо растворило крик практически в шëпот, больше похожий на собственную мысль, плавно обволакивающую голову…

— Я, мать вашу, всё изменю? — тихо-тихо проблеяла объятая трепетом суицидница и подняла загнанный взгляд к небесам, сжав между пальцами облезлый крестик, — Но что я могу? Разве у меня получится драться? Разве я создана для любви?



Там, среди серости ядовитых облаков и миражей ночной мглы вдруг появилась рваная прорезь, на секунду открывшая одну единственную алмазную звезду. Та будто подмигнула девушке, и оная, до боли сжав крошечный крест, второй рукой отпустила рваную мутно-белую манжету открытой блузки и потëрлась ободранной ладонью о синие обтягивающие джинсы с оторванными стразами. И неожиданно чернову́ю ночь прорезал звонкий свист, доносящийся с шаткого виадукаВиаду́к — транспортное сооружение мостового типа, возводимое из камня, железобетона или металла на пересечении дороги с глубоким оврагом, лощиной, горным ущельем. (Википедия) https://ltdfoto.ru/image/ebNVAW, и крыша под ногами начала слегка вибрировать в такт.

Сознание постепенно заполнил грохот колëс и пробирающий металлический скрежет. Редко здесь такое услышишь. Казалось, что поезд всë больше разваливается во время движения, но чем ближе он подбирался, тем целостнее и увереннее доносилось его пыхтение. Ещё раз просвистел диковинный для этих мест сигнал, и где-то между растаянными во тьме трубами фабрик начал стремительно проноситься разрывающий мрак силуэт, размытый яркими золотыми огнями. Далëкие слова, произнённые неощутимым спасителем, сами полезли на язык. Это знак! И если ей удастся перекричать поезд, то значит, что Бог поможет ей изменить жизнь!

— Я, мать вашу, всё изменю, — увереннее повторила брюнетка, но надтреснутый голос сильно заглушил шум, разлившийся от рельс, и ветер, будто пытаясь поддержать, смахнул длинные засаленные пряди с еë вытянутого лица, где на синяках ссадинах слабо сверкали мокрые дорожки, — Я, мать вашу, всё изменю! — громче повторила девушка, но громыхание поезда всё сильнее расщепляло еë жалостливый голос, словно желая посеять в юной душе сомнения.

— Я, мать вашу, всё изменю! — борясь за эту мысль, словно за собственное дыхание, бывшая суицидница наравне с поездом набирала всë больше громкости и убеждëнности:

— Я. Мать вашу. Всё. Изменю!!! — чеканя сокровенные слова, словно кузнец золотую монету, продолжала повторять девушка и резко сорвалась на истеричный крик, отпустив из серых глаз очередные слëзы, крепко уперев бледные кисти в худые бëдра и слегка согнувшись:

— Я, мать вашу, всё изменю!!! — воскликнув это, она сжала кулаки так, что в пальцах аж запульсировали удары собственного сердца, и в ладонях навсегда остались глубокие шрамы в виде волн, которые сейчас бушевали в её отчаявшейся душе…



А отчаяние рождает безумие. Безумие способно стать силой, а та дарит смелость. Смелость же позволяет понять, что каждый выпущенный крик способен действительно что-то изменить. Сломать и собрать заново что-то внутри. И чем сильнее страдания, тем громче этот крик.

Еë голос дрожал от напряжения, а тело норовило вот-вот слететь с края трясущейся крыши, но вместо этого оттуда слетели эти заветные слова, подхваченные тревожным ветром и победившие в громкости гомон рассекающего ночь поезда. А сама она, размазав солëные слëзы по изодранным скулам, сорвалась в обратную сторону, готовая ломать любые преграды, которые рискнут встать на пути..

И в этот момент и без того шаткий дом с грохотом, подобным тысячи поездам, обрушился.

Весь дом рухнул, погребя под себя множество жизней. Его взорвали. Просто у каких-то жителей этого дома была своя война.

Только среди пыли и обломков застыли два правильных решения, две сильные мысли. Одни принадлежали той, которая успела найти тот самый родной дом... А вторые той, кто несмотря ни на что поверил в себя. Всё было погребено, кроме мыслей и решений. Это и есть след. Это и есть то, что останется после жизни. Поэтому стоит выбирать только самые простые и верные. Они не обманут.

«Блаженны нищие духом… Ибо таковых есть Царствие Небесное»