и оторвала от нее большую скалу с тем, чтобы водрузить эту скалу поверх той горы, что была на месте Акрополя.
Словно из облака обнажилось жилище богини Афины. Осенило такой гармонией, которую ощущал не только грек с курчавой бородкой, но и все последующие поколения людей. Глазомер великого архитектора озаботился, как будет выглядеть храм издали. Вспомнил слова стратега Перикла: «Мы любим прекрасное, соединенное с простотою, и мудрость без изнеженности».
Вблизи здание храма с мраморной колоннадой выросло, показалось огромным, но кривоватым, с наклонными колоннами. На цветном фризе высовывались барельефы с изваяниями богов. Там можно разглядеть конницу, колесницы, а также то, как юноши и девушки несут что-то для жертвоприношения.
Вдали над неподвижным голубым Средиземным морем греет и ласкает солнце, как мать, не опаляя и не охлаждая. В дымке порт Пирей с гаванью Перикла.
Показалось, я окончательно выздоровел. Может быть, влияло солнце, острова, сверкающая безграничная голубая даль морей, и так много непознанного вокруг! Да еще с сонмом богов, с которыми обеспечена новая жизнь после смерти. Это был, наверно, золотой век греческого единства после победоносной греко-персидской войны, когда все ликовали, и началось грандиозное строительство.

Спустился по дороге справа, по которой, как изображено на фреске Парфенона, проходили процессии в храм спасительницы Афин во время праздников, вышел через оливковые рощи и холмы на священную Агору в центре Афин.
Площадь окружена зданиями — храмами, государственными и торговыми зданиями с колоннами и красными крышами, везде раскрашенные статуи. Представьте себе голых синих красавцев с красными лицами и белыми белками глаз! А в будущем они предстанут благородными беломраморными богами с отбитыми частями тела.
Здесь людно, рыночная суета, мелочные лавки, цирюльники, разносчики новостей — глашатаи… Что-то калейдоскопическое, неразрывно-непрерывное представление целого.
Здесь можно найти все, что нужно: продукты питания, одежду, предметы роскоши и т.д. Торговцы со всех уголков страны съезжаются на Агору, чтобы предложить свои товары и найти покупателей.
Но это не только место коммерции. Насколько я знаю из книг историков, здесь собираются граждане города, независимо бедный ты или богатый, чтобы обсуждать больные вопросы городской жизни. Граждане выступают на политических собраниях, философских дискуссиях, принимают коллективные решения.
Как раз сейчас я увидел философскую дискуссию. Большая толпа окружила лысого человечка с козлиной бородой в навороченной на себя простыне, босого, курносого, с глазами навыкате и толстыми похотливыми губами. Вылитый сатир, компаньон бога вина Диониса, похожий на наших забулдыг, шастающих в поисках выпивки. Но этот оказался особенным, видимо, умел завлечь толпу.
Он что-то выкрикивал и, судя по всему, своей речью чем-то цеплял окружающую толпу. Я сразу вспомнил источники: это же философ древности, известный по книгам его друзей и врагов!
Тогда было принято получать домашнее образование, для этого нанимались учителя и преподаватели. Однако к его дому ежедневно приходили по несколько десятков, а то и сотен молодых людей, желающих услышать мудрые слова из его уст. Среди них очень много будущих известных и даже выдающихся личностей.
Подошел ближе. Из окружения человечка меня заметили, и начали смеяться.
— Это кто такой с козлиными ногами?
По-моему, шутили над моими по моде обшарпанными джинсами в обтяжку.
— Я тебя знаю, — обратился я к сатиру с восхищением. — Ты первый отделил личность от толпы, бездумно устремленной к цели вслед за вожаком, выделил ее из натурфилософии. После тебя развитие философии пойдет по другому!
Странно, говорил по-гречески, как на родном языке, схватывая на лету. Но из-за незнания обычаев невольно модернизировал слова.
Курносый оглядел меня и посерьезнел.
— Ты странно одет. И говоришь новыми сочетаниями слов. Да, человек становится тем, что он есть благодаря пайдейе, то есть духовному воспитанию, можно даже изменить врожденные качества. А толпу нельзя воспитать.
Ученики, так же в навороченных на себя простынях и хитонах, захлопали в ладоши.
— Вижу, ты далеко смотришь. В то время как остальные стремятся получить золото, славу и почёт, ты хочешь приобрести друзей.
Я обрадовался, и ляпнул:
— Говорят, ты ходишь повсюду, потому что убегаешь от сварливой жены?
Он захохотал.
— Это от меня она не хочет уходить!
Я вспомнил свою, ее опасное молчание, когда приходил домой поздно навеселе.
— Пойдем с нами, если не боишься угроз тирана и суда.
Миновали Царский Портик архонтов-царей, избираемых на один год, где шло какое-то пиршество. Философ помрачнел и быстро прошел мимо, увлекая за собой толпу. Я задержался перед входом у большой мраморной статуи богини Демократии. И восхитился: даже так — демократию возвели в богиню!
Прошли стою — длинную крытую галерею, поддерживаемую множеством колонн, где проходили еженедельные собрания граждан.
Зашли к молодому ученику, сапожнику Евфидему Красавцу, который набрался знаний из собранной им библиотеки книг ученых и поэтов, раскрашенных писцами, но делал вид, что говорит мудрые слова, возникшие из его головы словно сами по себе. Философ в споре сбивал с него спесь, своим методом уточнения предмета вопросами и сомнениями приводил его к мысли, что тот профан.
Простак не любит докапываться до истины, он сладко усыплен статичной поверхностью фактов и пропагандистских убеждений. Этот же философ любил разбивать застывшие в уме факты, задавая вопросы и углубляясь, и простак обнаруживал, что там, под этим фактом, слежалась такая муть, что, перелопачивая все мозги, он понимает, что ничего не знает.
Я спросил философа:
— Разве нужно чего-то бояться в демократии?
— Ты говоришь о власти толпы? Не должны мы заботиться о том, мой милый, что скажет о нас большинство, а должны заботиться о том, что скажет о нас тот, кто понимает, что справедливо и что несправедливо, — он один, да ещё сама истина.
Я знал, что его ведет внутренний голос — демоний, указывающий, как поступать.
Один из учеников преданно подтвердил:
— Демократия — это такой порядок, при котором хорошо живется дурным гражданам, а не хорошим и добрым.
Другой был саркастичен:
— Человек по имени Старый олигарх писал: «Тот, кто, не принадлежа к народу, предпочитает жить в демократическом, а не в олигархическом государстве, просто задается каким-нибудь преступным намерением и видит, что мошеннику скорее можно остаться незамеченным в демократическом государстве, чем в олигархическом».
Философ явно был не на стороне демоса. Я не понимал: демократия — это народовластие, мнение большинства правильное только потому, что его поддерживает народ. Прямые выборы, любой гражданин в Стое, общественном собрании, бросает остраконы в урну, за или против. И что важно, после выборов урну никогда не потрошат тайком члены избиркома, чтобы сделать результат в чью-то пользу. Тут, в открытом пространстве галереи с колоннами, негде спрятаться.
Это было время, когда граждане начали осознавать, что их демократия — это охлократия, власть толпы, которую направляют популярные вожди демоса демагоги.