Между Небом и Землей

Носенкову Сергею Тихоновичу,
Любимому дедушке моей супруги посвящается

- Дедушка, а дедушка, расскажи про тот случай, за который ты Орден получил, - пятнадцатилетняя внучка Марина, приехав помочь убраться в дом к бабушке Тане и любимому деду Сергею, раскрыла шкаф с его костюмами и увидала сверкающие в свете тусклой лампочки Ордена и Медали…

Делая уборку в большом и просторном доме, внучка тщательно вытирает тряпочкой пыль со столов и комодов, стареньких тумбочек и секретера, со всей мебели, напоминающей времена начала века в глухой русской деревушке. Бабушка Таня, женив на себе деда Сергея перед самой войной, никогда официально не работала и считала себя «за мужем». А дед Сергей, вернувшись в сорок третьем с войны инвалидом, поднялся от обычного заведующего складом до председателя райисполкома, откуда и ушёл на заслуженный отдых во время достопочтимой перестройки…

Зимой ли, в студёный, пронизывающий насквозь, ветер, в летнюю ли жару, осенними ли пасмурными днями и благоухающей весной, когда дедовский сад цветёт пышными белыми цветами абрикосов и черешни, Марина приезжает из соседнего посёлка в гости. Среди трёх внучек и одного внука, дед больше всех любит её, худенькую с тонкими косичками за плечами, Маринку. Он всегда её балует и многое позволяет, а она отвечает своей настоящей искренней девичьей любовью и всегда по приезду тщательно и долго убирается в доме, не забыв заглянуть в шкаф, где хранится праздничный костюм с Медалями и Орденами. А особенно она любит его рассказы о войне, которую ведает только по учебникам и фильмам…

- Да ты же наизусть знаешь эту историю, Маринка, - встряла в разговор бабушка, знающая, что больше всех дед любит её, самую младшую из всех, но ничего не может с этим поделать, ведь, он, глава семьи и деньги в дом приносит именно он.
- Ну и что, дед, расскажи.
Дед погладил внучку по голове, усадил её на здоровую ногу и…

- Да сам бой почти ничего примечательного не выказал, отступали мы по всем позициям и фронтам. Немец со всех сторон поджимал нас к Волге, артподготовками и бомбёжками с самолётов пугая молодняк и прижимая к земле бывалых стариков, загоняя в последний город перед рекой, в Сталинград. То совсем близко, то далеко разрывались снаряды, поднимая в небо комья земли и песка, вывороченные с корнями деревья и кусты. Мы боялись головы поднять, насколько были напуганы психологическим давлением немца. А между бомбёжками мы ползали на брюхе и собирали трупы, торчавшие из куч земли и воронок, искали живых и раненых. Ни спать, ни есть было некогда да и немец не дремал. То ли по запаху нашей походной кухни, то ли по наитию, но сразу начинал бомбить, как только на передовую привозили еду. Мы укрывали котелки под шинели и гимнастёрки, под каски и вещмешки, прятали, как могли, а потом так и жевали, вместе с той самой родимой землицей. На зубах скрипит, а есть-то хочется. У нас вся рота была из молодняка, только из школ да курсов командных. Нас, кому за двадцать пять и более, совсем немного было, вот и старались молодняк научить, как выжить и не схватить пулю…

- Подожди, дедушка, я тебе воды принесу, - встала внучка, понимая, что ком к горлу подступает у деда, когда он подходит к самому главному моменту этого рассказа, в это время голос у него «садится» и хрипит от избытка чувств.
Бабушка Таня, кряхтя и громко вздыхая, поднялась с дивана:
- Пойду, посмотрю на грядки, уж больно хорошо в саду абрикосы пахнут, - нашла повод и вышла в огород, этот рассказ она слушает, наверное, в сотый раз, и чего он только Маринке нравится.
Не знаю, может, потому, что любимый дед остался живой, хоть и увечный, но вернулся домой…
Может, потому, что они с бабушкой в пятидесятом родили своего сына Геннадия, Маринкиного папку…
Может, потому что дед любит до безумия младшую внучку, единственного ребёнка, которого смогла родить невестка…
Может, потому, что дедушка сегодня вот так, спокойно, только с мужскими горькими слезами на глазах, умеет рассказывать ей эти истории о далёкой и тяжёлой во всех смыслах войне…
Может…

- Когда в апреле 42-го нас собрали в роту под Таганрогом, много ещё было взрослых парней и мужиков, умных, образованных, деревенских и городских, стреляных и ушлых. Много… - со вздохом продолжил дед Сергей, когда выпил немного воды и вытер слёзы рукавом рубахи. – А потом началось. Бомбёжка за бомбёжкой, бегство за бегством, отступление за отступлением и осталось совсем ничего. А тут пополнение пришло, необстрелянные и безусые, «зелёные» совсем. Каждого шороха боятся, от каждой царапины и капли крови в обморок падают и плачут. Учили мы их учили, как прятаться от осколков и летящего металла, бесполезно…

Внучка смирно сидит на диване, где только что грела место бабушка и ждёт самой кульминации рассказа, от которой каждый раз всё внутри девчонки цепенеет и холодеет…

- А тут тишина по всем направлением. Да такая, что слышно на дальнем хуторе, как петух клокочет. Видать, не всех ещё съели деревенские. И мы только кашу доели с аппетитом и под комьями летающей землицы, и только что пушки грохотали. Ушам своим не поверили, что на войне может быть так спокойно, отвыкли от тишины… - дед перевёл дух прежде, чем приступить к самому тяжёлому моменту рассказа. - А в животе у меня так тепло и спокойно, спокойно и тепло. Укутался я в шинель, прилег на дне окопа и начал сладко засыпать… Заснул и вижу сон. Над окопом стоит старец, голова белая и бородища седая, в белых одеждах и смотрит на нас, лежащих и сидящих в укрытиях. Мы, как по команде его, встали в колонну и стоим, заворожённые. Старец поднял правую руку и начал говорить, спокойно так: «Завтра бой будет страшный, не многие останутся живыми. Ты, Микола, погибнешь, - и указывает моему напарнику вправо, - ты, Иван, тоже. А ты, Андрей, останешься жив и ещё долго будешь воевать, - и указывает ему налево. – Так всех и распределил. Справа почти все оказались, а слева едва с десяток набралось… Да только мне ничего старец не сказал, я так и стою, один. Мне и хочется узнать судьбу свою, и робею, взрослый, вроде, и комсомолец, не должен такому верить. А он мне и говорит, - А ты, Сергей, иди прямо… - и я пошел между рядами, думая, а как же такое может быть. И все мои бойцы смотрят на меня, не понимая, как их старшина может оказаться между небом и землёй…

Повисла пауза… Дед посмотрел на фотографию послевоенной поры. Он, в форме и с погонами старшины, сидит на стуле и держит на коленях четырёхгодовалую Тамарку, дочку, родившуюся под немецкой бомбёжкой и спасённую из утробы матери немецким же доктором. А бабушка, молодая казачка с длинной толстой косой, за стулом стоит и руку положила деду на плечо…

- Вот так, внученька, я и был определён старцем остаться между небом и землёй в том бою. Проснулся я от начавшейся бомбёжки и атаки немецких танков. Нас поливали огнём из всех орудий. Сначала все прятались в окопах и воронках, а потом командир поднял роту в атаку, из которой…

Дед снова жадно глотнул из стакана воды:
- Прав был старец, мы отбили эту атаку, да только в живых осталось всего-то с десяток. Я же очнулся в госпитале, в нашем тылу, на третьи сутки. Врачи думали, что не выживу. Кости ноги раздробило осколком в мелкие кусочки и мне ногу-то эту собирали по крупицам. Оттого я и хромаю, у меня эта нога короче здоровой на пять сантиметров… Но я жив, а тем, кого старец отвел в правую сторону, не суждено было выйти из того боя…

Сергей Тихонович Носенков, инвалид Великой Отечественной Войны, комиссованный вчистую в декабре 1943 года, за тот бой, в котором остался жив и участвовал в отражении атаки танковой бригады немцев, получил «Орден Славы 3 степени». Заслуженная награда нашла своего Героя в 1947 году, когда о том случае он почти забыл и старался не вспоминать. Слишком много товарищей потерял он в бою. Слишком несоизмеримы были потери наших войск в первые годы войны…

Скончался дедушка моей супруги 9 декабря 1995 года, после тяжёлой болезни, не дожив несколько дней до своего 79-ти летия…

Светлая ему память…
Светлая память всем, оставшимся на полях сражений и дошедшим до Берлина…
Светлая память всем, кто смог донести до следующих поколений правду той страшной войны…
Счастья и здоровья всем, кто жив и сегодня несёт свои истории нам, помнящим своих предков, отстоявших свободу Родины…
Светлая память…

9 мая 2017 года