Живёт поэт, судьбы листает дни...

Не лгу ль себе, ему слагая вирши?
Он сам себе свой памятник напишет.
А как умрёт - не стоит хоронить...
Иссякнут руды, стают ледники.
Потоп и смрад живое сжить со света
не смогут, потому что у поэта
любви запасы в сердце велики.
Он будет там, где будет много лжи,
где маски надеваются, как вещи.
Где пьют вино, где будет много женщин.
Где никого: ни тела, ни души...
Поэт войдёт, поэт зайдёт за край.
И нет границ, и нет предела страсти
для любящих поэтов разной масти,
опасных, как для пороха - искра.
Ведь, так рванёт! - запомнят на века.
Никто не может так сгорать прекрасно.
Но жизнь и смерть - поэту всё подвластно.
Поэт велик, и всё в его руках.
Когда в продаже совесть, и попы
сливают индульгенции на бирже,
нет Богу никого поэтов ближе,
не знающих богатства пустоты.
И даже если валятся блага -
поэт других материй счастье ищет.
Пришло - отдал. Иль пропил.... Вот и нищи,
по-своему богатые всегда.
Смешные... Неприкаянны... Ничьи...
Не бойтесь, если вдруг он станет тише.
Поэт ещё не умер, если дышит.
Поэт не умер, если он молчит.
Не верьте: не потеряны слова.
Не легче важных слов молчаний бремя.
Поэт ещё споёт, настанет время.
Не верьте: он не думал пасовать.
Не стоит ждать беды от тишины.
Какая блажь - на всё искать ответа!
Есть творчество в молчании поэта.
А в творчестве поэта нет вины...

... А как уйдёт - не надо хоронить.
Слова пусты, а слёзы скорби - лживы.
Умершие поэты тоже живы.
И их удел - за всех за нас любить...

Помнишь, на днях ты сказала, что пахнет весной?
Пахнет, родная! Уже и грачи веселятся.
Ангелы Солнца в тебя без стеснений вселятся.
Будешь мне Мартой, любимая? Будешь со мной?
Я постараюсь быть ветром в твоих волосах,
ласковым, гладящим нежно, дыханием Крыма.
Хочется так, чтоб с тобой нас весною накрыло,
чтоб унеслись мы отсюда на всех парусах...

Чем ты мне более Марта, тем глубже тепло
льётся в меня - непременно разбудит драконов.
Будешь смущаться, согласно природным законам,
что к тем драконам сильнее тебя повлекло.
В жертву весне мы заботы отдать посулим.
Что тебе нынче не жалко за звуки капели?
Всё отдавай! Чтоб надёжней и легче взлетели.
Буду стараться быть лучшим Апрелем твоим...

"Лёва, родимый, я шлю тебе карточки наши.
Вклей нас с женою в альбом под фамилией Краут.
Так себе снимки - но нам уж не выглядеть краше.
Нынче в Глубоком евреев под корень стирают...
Помнишь Цинципера? - Стёрли. За курицу с воли.
Он за "колючку" пронёс под подолом цыплёнка.
"Умер за курицу" - вот, брат, нелепая доля!
Только нацисты - как звери! Убьют и ребёнка.
Арон, которому в марте исполнилось десять,
с лесу чуть-чуть земляники припрятал в кармане.
А за излишки еды - не убьют, так повесят.
Стёрли семью пацана... Расстреляли. В чулане.
Гофмана сдал полицай за "обилие" хлеба.
Видно не прятал глаза иль попался под руку.
Гофмана стёрта семья - поселились на Небе.
Жили они небогато, а умерли в муках.
Ашер, жена его, бабушка, дедушка, дети...
Нет больше Гофманов. Вырыли сами могилу.
Им приказали копать. Побыстрей. На рассвете.
В яме той всех расстреляли их, Боже, помилуй!..

Чтоб они жили, но очень и очень недолго!
Я про фашистов... Как носит земля только вид их?!.

Лёва, родимый, я видел - аж, сердце замолкло:
детки стирают одежду недавно убитых...
Как это больно! - малёхонький, тоненький Гитлиц
платье полощет, что сняли с убитой мамашки.
Фрейдкина Маня в слезах, под усмешками фрицев,
кровь отмывает с убитого мужа рубашки...

Стёрли, проклятые ироды! Стёрли полмира.
Нашего мира, Глубокого. Мало им гетто.
Если и дальше тереть - вам останутся дыры,
жёлтые звёзды Давида на голых скелетах...

В прошлой неделе сто тощих евреев подняли.
И по морозу, по снегу погнали средь ночи.
Петь - стариков, молодых - танцевать заставляли.
После всех в яму - чтоб выстрелом в голову кончить.
Каждого. Выстрелом. В голову. Прямо в затылок.
Сотня евреев... Слоями зарыты, в исподнем...
Возле урочища Борок, в лесу, у развилки...
Лёва, под корень стирают евреев сегодня.
Всех нас убить этим тварям как будто неймётся.
Чтоб их... Пускай поцелуют под фартук медведя.
Память стереть невозможно! Хоть кто-то спасётся
с этого ада из наших несчастных соседей.
В этом конверте найдёшь ты листы с именами.
(Краутов нет в этом списке - их песня не спета).
- это нестёртые стёртые, те, кто не с нами,
те, кто не должен быть временем предан посмертно.
Эти листки сохрани, потому что так надо!

Лёва, прощай.
Чую, выживет кто-то едва ли...
Ночь на дворе. Мне пора - в два часа, за оградой
соли насыпать тайком мне в платок обещали..."

Нет больше Краута. Пойман был с солью. Застрелен.
Тысячи рядом легли - кто до смерти запорот
просто за то, что ходить по дороге посмели.
Кто-то не смог пережить эти холод и голод.
Кто-то, отчаявшись выжить, нашёл в себе силы
броситься в битву, и камни кидал в самолёты...
Вы их запомните. Эти убитые - живы!
Живы они! Навсегда прописались в Глубоком...

.Для того, кто записан последней строкой в списке дел,
для того, кто просящим о хлебе не видит конца...
Я хотел ему высказать мысли, но я не посмел...
И тому, кто не зряч, не положено видеть лица.
.Я хотел ему спеть, но слова оказались водой.
И текли родники не к нему, а ко мне - от него.
И, начавшись волной Енисея, качаясь Невой,
эти воды любви не имели нигде берегов...
.Для него мне не жаль самых лучших цветов и молитв.
Для меня у него наготове и слёзы, и смех.
Он кладёт мне на голову руку - душа не болит.
Он целует меня - я сей час же встречаю успех.
.Я хотел бы уметь так как он - не хватило любви.
Я хотел ему строить дворец - не нашёл из чего.
Он, то - пепел Помпеи с истерикой снежных лавин,
то - щемящая нежность... И я не могу без него...
.Для того, кто не в силах забыть и не хочет "забить",
кто нас тащит из наших грехов до седьмых петухов...
Пусть всегда будут силы ему, чтоб держать эту нить.
И родник пусть течёт и не сохнет во веки веков.

От лета - к лету... Прожит новый год.
Оранжев май, и небо цвета счастья.
Тасую карты - снова нужной масти.
Пасьянс сошёлся - стало быть, везёт...
Футболка с Бобом Марли... В голове -
клубничный регги, отпуск... И ещё бы
упасть в траву и слушать лес Мещёры,
где день и ночь не молкнет соловей...
Бежит ко мне со всех июньских ног
пора жары, когда асфальт расплавлен.
За то, что нам глоток ручьёв оставлен
спасибо, Бог! хотя, причём тут Бог?!.
Мой Будда был угрюм, потом - плечист.
А где он был, когда я так недужил?!
Он где-то был... потом он стал не нужен.
И я теперь - счастливый атеист.
И я себя, как прежде, не лишу
ни этих мечт, ни праздников для тела.
Я жизнь люблю и пользуюсь умело.
Я полон сил и больше не спешу.
Так я о чём? - о том, что прожит год.
Какая радость: лето на подходе!
Покой и наглость сею в огороде -
пускай во мне любовью прорастёт!..

В Москве уже зима. Хочу пройтись
по Центру, где сегодня, как когда-то
фаины ждут качаловых у МХАТа,
а Чехов вызывается на бис...
Хотел бы по Арбату на санях,
укутавшись овчиною до носа…
Извозчик набивает папиросу,
а дамочки флиртуют в соболях...
Москва, надеюсь, помнишь, как жила?
Беднее, но изнанкою наружу.
Набитый гастроном икрой белужьей -
как символ веры праздного стола.
... Задумавшись, я замер у окна.
Как много, развиваясь, мы теряем!
Нет бабы больше тряпочной над чаем
и скатертей из тканого сукна...
Детей моих берёт к себе прогресс.
У них другая память - гигабайты.
И мы перед собою виноваты,
коль в нынешнем обходимся мы без...

Звонок в кармане - дома заждались.
Сегодня времена, увы, другие.
Снежинки навевают ностальгию.
И хочется по городу пройтись...............

Уже почти ожил пчелиный рой.
Работа закипает в старом улье.
Так мы, в своей стране, в своём июне,
пытаемся справляться с головой.
Кипит работа в сердце всё сильней.
В девчонках расцветают незабудки.
Чем больше в них жары - тем выше юбки,
тем меньше силы воли у парней.
И тянет не работать, а - в любовь.
Смятения, волнения, обманы... -
всё спутано, как дреды растамана.
Хмелеет голова, вскипает кровь...
И всё вокруг кипит, кипит, кипит,
взрывается восторгом. Льются соки...
Июнь перевлюбляет одиноких.
Никто, никто один уже не спит.
Ещё чуть-чуть, и выйдет первый мёд,
забродит вожделённо в поцелуе.
Глядишь, - и стало тесно в старом улье.
И пчёлку прочь любовью понесёт....

Почти без слёз отплакался фагот.
Подвыл гобой тромбонам - сладкой паре.
Поклон.
Ушли...
А я - наоборот:
останусь здесь. Сыграю на рояле.
Победный туш меняет скучный ритм.
На отдых - вальс. А после - вдарим джазу.
Хорош мотив! Но он....
И он сгорит...
Ну, - что я там не исполнял ни разу?!
Аккорд как вдох.
Аккорд как выдох.
Стук...
Как сердца стук....
Отдача клавиш пальцам.
Рояль и я - борцы за чистый звук,
за честный звук, игру не для оваций.
Я столько лет!..
и, надо же, - всё зря...
Разбитый лоб во имя чьей-то славы...
Я столько лет играл не для себя.
Теперь пора играть в своей октаве.
И я спою, я ноты подобрал.
И ноты те меня под руки взяли.
Рояль и я...
И будет полон зал...
Рояль и я не всё ещё сказали....

На берёзке надрезы делали,
собирая текущий сок...
Береста отлетала белая,
я её у себя берёг.
И хранил, но не помню - долго ли,
как реликвию славных дней,
рядом с белой серёжкой тополя
и с цветком с золотых полей...
...Утекало сквозь сито времечко -
ручеёк был смешён и лих.
Я беспечно влюблялся в девочек,
навсегда уходил от них...
И частенько, с зарёй вечернею,
под горящие свечки звёзд,
я украдкой читал Есенина,
и стеснялся внезапных слёз.
За компанию крыл по матери,
окунаясь в житейский блуд.
И сражался с собой - мечтателем,
у которого мысли жмут...
Не справлялся с собой, не сдюживал -
слишком много во мне меня
не хотело являться к ужину,
не вмещалось в границы дня.
...Погружался, как губка, в месиво
из отборных и умных книг.
Выбирал для себя конфессию,
не приняв ни одну из них.
Верил только в кусты смородины
и в дождей проливных задор.
И молился одной лишь Родине,
был мне песней её простор.
А когда по душе морозами
жизнь водила, я был сильней:
пальцы грел на коре берёзовой,
гладил я стебелёк с полей.
...Время нынче летает соколом,
не поймаешь - спешат года.
Я мечтаю уснуть под тополем,
как когда-то ... забыл когда...

Я усну ... порасту побегами.
Так и будет: всему - свой срок.

...На берёзке надрезы делали,
собирая текущий сок...

Бессонница - период распродаж.
Даёшь воспоминания со скидкой!
Плачу я за пейзажи на открытках:
то - камни с огорода, то - грильяж,
рассыпаны у памяти калитки.
Куплю себе видения о том,
как маленьким мальчишкой, на уроке,
мечтал о той, стоящей руки - в - боки,
с косичками длиннющими и ртом,
испачканным смешно в вишнёвом соке.
Продам себе навязчиво про боль
той осени, ужасной от обиды
отвергнутого женщиной либидо.
И первая поездка в алкоголь,
и вены - недорезанные гиды....
Старушечьи подкашливает ночь,
ритмично издевается будильник.
Кошмар ночной отвесит подзатыльник.
Налью попить. И рожи мне не корчь,
кувшин с водой, случайный собутыльник!

Бессонница, не трожь меня, не трожь!
Сегодня я не твой - пусты карманы.
Но ты умна, не взять тебя обманом.
Рассыпали монетки мою ложь,
и я опять проснулся слишком рано...