Девочка и чертово колесо

Это были лучшие моменты моей жизни. Ты даже не представляешь — каково это — стоять на земле, держась потной ладошкой за мамину юбку, озираясь и не понимая, что вообще происходит. Боясь даже карликового пуделя, который кажется размером с медведя. А через пару минут - ты уже едешь в небо. Ветер свистит в ушах, и твоя голова вот-вот упрется прямо в облака. Никогда, никогда в жизни я больше не испытывал ничего подобного!
Папа все повторял и повторял эту историю. Раз за разом. Из года в год. Селена завороженно слушала, пытаясь представить — каково это — чувствовать небо? Уезжать в небо? Пыталась почувствовать раз за разом. Но, как ни пыталась — ничего не выходило. А так хотелось.

Этой ночью в пятки врезались острые сучки. Комьями липла к ступням мокрая земля, отваливаясь через пару шагов. Тут же прилипала новая. Ноги вязли, разъезжались, давая возможность веткам впиваться и сбоку. То ли шляпки грибов, чавкая, ломались под шагами, то ли это были скользкие жуки, выползшие на ночную охоту, да сами ставшие глупой добычей. Ледяной ветер, налетая сквозь чёрные силуэты веток, трепал невесомую полупрозрачную ночную рубашку, пытаясь унести Селену вместе с ней. Но тяжелые земляные ступни не давали взлететь.
- Ты всё еще здесь, девочка. Не бойся. Никуда ты не улетишь. Посмотри вверх. Посмотри! - Что-то больно схватило и спиралью выкрутило прядь волос влево. Селена схватившись за ухо, и сама выкрутилась спиралью. С такой резкой болью и не разобрать, за что потащили. - Посмотри, говорю, вверх. Ну! Видишь как ветки сцепились там? Даже если ветер поднимет тебя до самых верхушек самых высоких деревьев в этом лесу — не улетишь.
Хриплый смех, царапая воздух, заставил сотрясаться и плечи Селены, грозясь выдернуть прядь волос вместе с виском.
- Видишь как переплелись ветви? Большой ночной паук давно уже не плетет паутину. Потеряли былую хватку его быстрые да цепкие когда-то лапы. Нити с годами становились всё тоньше да слабее, а потом и вовсе исчезли. Еще и слепнуть стал, мух и комаров перестал видеть при свете солнца. А на старости лет нашел себе занятие. Карабкаться стал по стволам, к самым небесам, по ночам. Да те кренятся иной раз, разве что не ломаются. В размерах-то раздался паук, с тех пор как стал питаться мхом да падалью на болоте. Поменялся изрядно — шепчут те, кто видел его и жив остался. Хотя, жив ли. А ветви сплетал паук одному ему ведомыми узлами. Накрепко. Навсегда. Лишь бы не то что солнце в лес не попадало лучами, а даже так, чтобы луна запуталась в этих узлах. Чужд ему свет стал с тех пор как молодость потерял, да вкус к мухам. А ты посмотри наверх, посмотри! - Волосы все еще крепко держало, но уже не дергало. - Небо видишь, звезды? То-то и оно. И не увидишь. Не ходи сюда больше. Сгинешь, и всем счастье здесь будет. А девочка наша на качелях рада-то как будет! Давно она ждет кого-нибудь в подруги забрать. Но, говорит - качели свои ей не уступлю. И даже не подвинусь. Но вон лодка заброшенная перевернутая возле сухого пруда. Пусть она на ней катается вечно, как и я - здесь. Ведь дети так любят кататься. А на чем — не так и важно, правда, девочка?
Селена, запустив пальцы в волосы, наконец, смогла выпутать меньшую их часть. Дернув головой посильнее, освободилась и вовсе. Толстый густой локон отпружинил назад вместе с веткой. Заколыхался, прощаясь. Не участвовать ему больше в переплетении с розовой да белой ленточкой. Земля к ступням липнуть перестала. Споткнувшись двумя ногами разом, упала через лопнувшее бревно двумя ладонями во что-то мокрое. Белая ночнушка, чуть попав в расщелину, задергалась. Кто-то внутри пытался затащить её внутрь целиком. Селена, вскочив, заскользила. Схватившись за бревно одной рукой, другой резко дернула ночнушку. В бревне тоже дернули. Судя по размеру бревна - в нём не мог сидеть кто-то настолько сильный. Рывок. Ещё. Часть прозрачной ткани с любимой невесомой оборкой отлетела, чуть треснув ниткой, и мигом исчезла в расщелине. Голые ступни завязли в холодной черной жиже. Не двигаться и дальше не получилось бы. Был выбор. Позволить жиже втягивать себя, очень медленно, глубже. Сантиметр за сантиметром, согреваясь все больше и, ближе к коленям уже начать получать удовольствие, отдавшись во власть другой стихии. Ведь она-то точно знает, что делает. А ты в это время можешь разрешить себе постепенно переставать думать и начать, наконец, отдыхать. Ноги будут приятно согреваться от тягучего поддавливания, а ближе к бедрам уже и вовсе станет сладко. Паника охватила бы позже — когда завязнут и локти, и нельзя будет почесать глаз и согнать навязчиво садящуюся на щеку болотную муху. К плечам станет совсем страшно, и даже придет прозрение, что не надо было и начинать стоять, надо было идти, да будет уже поздно. Жижа пойдет к шее, и кричать долго уже не получится. Да, последние минуты лучше бы шли быстрее. Но с природой не поспоришь. Болото ведь тебя не выбирало и не приглашало, правда? А теперь - почувствуй себя в роли банки, которую заполняют по самые спиральки. Лучше идти сразу. Хоть и велик соблазн постоять. Болото тянулось за ногами, успевая обматывать невидимыми водорослями или веревками. Селена шла вперед, обхватив себя за плечи крепко-крепко. Хотя вперед в темноте — может, и не вперед. Но когда нет выбора — лучше думать так. Колесо должно было быть где-то впереди. Должно было быть. Но и этого леса - не должно было быть. Папа описывал обычную лесополосу.
- А что, доча, там ведь было не далеко. Ныряешь в деревья, ёлки. Тропинки вроде есть, а вроде как и нет, потому что по краям от них кусты, да такие разлапистые, ветви все слева да справа на тропинке и соединялись. Чуть страшно становилось. Да впереди-то мама шла. Эти кусты она и раздвигала. А я следом уже проскакивал. За пару минут деревья проходили. Можно было и потерпеть — ведь за ними — праздник. Другой мир. Дорога в небо.

Сегодня ночью у Селены была последняя возможность испытать то же, что испытывал папа. Первый раз почувствовать, как выныривает из серого марева дней рядом с вечно уставшей мамой, похожих друг на друга как снежинки, падающие на бетонную плиту. Всего-то и надо - немного настойчивости, бесстрашия и помощь в преодолении земной гравитации. Как знать, может быть, если доехать до самого верха — до самой-пресамой вершины — не только испытает то самое неведомое счастье, но и встретится с папой. Хоть ненадолго. Надолго ей еще рано, она ведь маленькая. И хочется стать не только большой и вырасти вверх, но и долго-долго потом идти вдоль, и вбок, и во все стороны. Нет, лучше в одну сторону. Нет, запуталась.

Селена уже много раз думала об этом. В какие стороны ей идти, когда вырастет. Конечно, хорошо бы, не теряя времени, в одну, как папа. Тянуло его в высоту, и всё тут. Будто даже не птицей родился — им-то земля совсем не чужда. А облаком, или звездой. Только в небе или рядом с ним было ему хорошо. В нём себя и искал - чинил крыши в высотных домах, пытался работать на подъемном кране. Но с краном не сложилось сразу — там хоть и в небе, да приходилось вниз все время смотреть, толку что небо рядом. Мыл окна в высотках и небоскребах — пропитываясь разреженным воздухом и любуясь облаками сбоку, сзади, и даже спереди, отражающимися в только что освобожденном от городского смога и грязи, искристом лимонно-нефритовом стекле. Всё искал себя. Но шёл-то ведь в одном направлении, все равно.
- Ты, главное, слушай внутри. Куда тебе надо. Пусть даже не понимай до конца. А может, и вообще не понимай. Но чувствуй — куда тянет? Кто-то ведь сразу все знает, и идет. А кто-то — ищет. Правда, есть и те, кто не ищет. Но — мы вообще не о них. Чувствуй, доча. А если никак — пробуй. Может, вокруг слишком шумно и не слышишь себя. Тогда тишины добавь внутри. Или, наоборот, бывает, застойно. Тогда - добро пожаловать в шум земного мира. Так, сразу и не разберешь, бывает, где твоё прячется. А я вот, видишь, услышал где
себя — кто-бы мог подумать — на колесе! С него и началось.

А потом — потом папа нашел себя ещё выше. Правда, мама сотни раз повторяла, что лучше бы остановился вовремя и жил как все нормальные люди, «без этой всей дури в голове».
Инструктор по парашютному спорту — выше оставался только космос. Но это уже получилось бы не только долететь до мечты, но даже перелететь. В достижениях же тоже важно остановиться вовремя. Счастлив был каждый день. По ночам ворочался - все не мог дождаться, когда же опять, в небо. О земном притяжении слышали все, а вот небесное — хоть и мало изучено, да оно посильнее будет! Сокрушался, правда, Селене иногда: «Как передать? Как же передать вот это все, что в небе испытываю? Это же ни музыка, ни бумага, никакое земное искусство не передаст! Небо! На то оно и небо...
А потом был день, когда папа улетел вверх надолго. Досадные земные оплошности иногда вмешиваются в ход дел небесной канцелярии.

По лицу что-то ударило наотмашь и пронеслось дальше, ухая. Правый глаз закрылся сам собой, заслезившись. Роговица горела острым огнем. Приложить бы мокрую холодную марлю, но где ее возьмешь.
«Может, не надо было затевать это. Да как теперь назад повернуться. Все зря было, получается? Только теперь вообще неизвестно, дойду ли. Папа ведь говорил — тропки хоженые есть. А нет их. Хотя, откуда знать мне? - Селена, сделав очередной шаг, ощутила ногой что-то шуршащее, похожее на высохшую траву. Та мигом облепила ноги, пристав к размазанной болотной жиже, будто к клею. Леший бы точно позавидовал таким валенкам. - Вернусь назад если — как жить потом, дальше? Все время думать — а надо было попробовать. Надо было попытаться. Ведь впереди — самые волшебные моменты, за лесополосой. Папа ведь говорил — пара минут вверх — и ты другой, и все по-другому. Я хочу попробовать, по-другому. Так давно хочу, что если бы не пошла и на этот раз — просто молча визжала бы на луну каждую ночь, тоскуя и ожидая. Потом визжала бы и днем. Днем ведь тоже больно думать о том, что не попыталась. А она есть — дорожка эта, к ветру в волосах. Только вот в путь отправляться ночью — неправильно было. И одной — неправильно. Хотя. А с кем же тогда? Мама не пошла бы — сказала ведь тогда: «Селена, каждому свое место. Не дури. Что там папа тебе все мозги запудрил — так забудь. Мало ли что ему когда понравилось. У тебя свой путь».
Последний шанс сегодня. «Мама теперь как перейдет с ночных дежурств в больнице на дневные, и все. Все. Толку что будет со мной больше времени проводить? Если мы чем ближе — тем дальше. И обувь эта. Сколько можно мои ботинки уносить с собой на ночь. Не уйду, - Селена горько усмехнулась, - как же, не уйду. Что ж теперь — бесконечно избегать? Прятаться от всего? А вдруг - наши пути с папой - похожи? И вкусы — похожи? Я попробую — и тоже стану счастливой! Хоть на пару минут. А может и…»

В ступни начали врезаться мелкие камни. Хотелось верить что камни, а не стекла. Но ветви вверху вдруг стали не такими густыми. В просветах потянулось серое марево. В большой палец что-то всё-таки впилось и успело проникнуть еще глубже. Пока Селена пыталась сесть, не упав при этом, в дымном свете стало видно, что из пальца течет кровь. Быстрой струйкой, такой легкой и живой, будто она и рада была покидать тело. Что-то острое, застряв в середине, отказалось показать хоть кончик или выйти наружу при надавливании. Придется смириться и хромать так, наступая лишь на пятку. Правда, капающая следом кровь в ночном лесу — нехорошая история. Судя по всполохам между веток — летучие мыши заняты своими делами. Но в свои дела никто не помешает включить им и новую добычу. Впереди что-то полыхнуло пару раз, и исчезло. Может, уже близко? Темный, бесконечный и запутанный лес ведь бывает только в кошмарных снах, правда? Сейчас ведь не он? Впереди замигало еще и еще. Селена ускорила шаг, неловко подтягивая ногу. Двумя сразу, хоть было мокро и остро, и холодно — но идти было гораздо удобнее. Но понятно это стало только сейчас. Если разобраться с этой историей раз и навсегда — она тоже узнает, что такое — счастье в первый раз. И вообще — что такое настоящее счастье. Ведь с двух лет только и слышала о волшебном подъеме в небо. О переходе за одну минуту из отчаянья и страха — в состояние полета и могущества. А еще — какого-то полного осознания. Правда — что это, не понимала раз за разом, сколько папа не объяснял. Сейчас уже и не объяснит. Поэтому только через страх, самой. Мама за руку - не поведет. Если узнала бы, куда собирается — первое, что сказала: «Такая же двинутая, как и папаша. Всё вам надо куда-то. Слушай его больше. Давай, мечтай побольше, фантазируй, отрывай ноги от земли, пари! А пока там паришь, за ногами здесь твоими кто следить будет?»

Следи не следи, а одна уже чуть подтягивалась сзади, припадая на пятку. Лес вдруг кончился, да так внезапно, будто на сцене занавес подняли не как обычно, с томительной тягучестью и неторопливостью, а подменили на занавес Кабуки, отцепившийся и упавший в самый неожиданный момент.
Селена оказалась на узкой поляне с чуть отливающей фиолетовым травой. Уличный фонарь слева, с выбитыми стеклами и поржавевшей макушкой, тихо треснул разбитой лампой внутри. Темная полоса деревьев спереди сливалась с ночным воздухом настолько, что было непонятно — если пойти вперед - заплутаешь среди шершавых стволов или провалишься навсегда в чернильную бездну? Ледяной ветер, подувший из травы, взметнул ночнушку и волосы вертикально вверх. Селена, ловя подол, резко запрокинула голову. Колесо! Это было оно! Нависало на полнеба! Как можно было его не заметить сразу? Гигантское колесо обозрения. Цвета было не разобрать, лишь ломаные прямые грани, переходящие в полукруг и силуэты ящиков-кабинок. Ветер прокатил по голым ногам стукающимися друг о друга булыжниками. Селена, глубоко вздохнув, пошла заледеневшими негнущимися ногами к чернильной бездне. Если она хочет попасть на это колесо, придется перестать бояться. Почему папа не говорил, что вокруг него так страшно? Или раньше так не было? И вообще — почему все здесь выглядит так, будто в этих местах никогда и не было жизни? Хотя мертвым тоже не выглядит. Мимо проносились гонимые ветром коряги, грозясь подбить и вторую ногу.
- Папа, я нашла это колесо. Это ведь оно? - Селена посмотрела в небо. Небо молчало. Втянув воздуха сколько могла, подошла вплотную к деревьям. Назад идти поздно. А счастье — еще не рукой достать, но несколько шагов, и… Селена подняла ногу, покидая поляну, шагнула вперед и — земли внизу так и не оказалось. Густой жужжащий поток то ли подхватил сзади, то ли всосал в себя, но её понесло вниз и вперед. Вслед летело воющее эхо. Глаза крепко зажмурились. Оставалось только ждать, куда вынесет.

Вокруг застучало. Прислушалась к ощущениям. Лежала на чем-то влажном и холодном. Рядом тикало. Осторожно открыла глаза. Впереди, настолько близко, что исказились даже пропорции — нависало дряхлеющее колесо. Тик-тик-так-тик-тик-тата-так. Раскачиваясь чуть влево, оно тут же подавалось вправо. Вновь влево, вновь вправо. Словно думало — куда? Туда — туда? Или туда — не туда? А куда тогда — туда? Если и туда — не туда? Тихий монотонный скрип не прекращался ни на секунду. Селена непроизвольно начала кивать головой, наклоняя её из стороны в стороны, словно это могло повлиять на ход событий. Но эта нерешительность бездушной конструкции уже спустя пару минут начала сводить с ума.
- Ну же, начни. Начни!
Селена почти беззвучно шептала, сама того не замечая, но уже веря, что вращение в любую сторону лучше, чем эта бесконечная неопределенность. Титик-татак-тата-татак. Еще пару минут могли бы вогнать в транс самого Колдуна Джафара.
- А если тебя как-то подтолкнуть?
Селена, с трудом поднявшись и вскрикнув от острой боли в пояснице, быстро, насколько могла, и неловко пошла к колесу. Страх впасть в транс от монотонного покачивания был сильнее страха быть задавленной или загипнотизированной им же. За секунду до того как занесла ногу чтобы вскочить в открытую кабинку мелькнула последняя здравая мысль: «Если мама вернется после дежурства домой и не обнаружит меня — ведь окажется, что она была права всё это время. «Без вести пропавшая» — сейчас я могу сделать это своими руками. Или ногами».
Селена, схватившись двумя руками за железную трубу, оттолкнулась правой ногой и вскочила в кабинку. Ржавчина с остатками зеленой краски прилипла к ладоням кусками, тут же осыпаясь мелкой крошкой по краям. Колесо, может показалось, чуть накренилось. То ли собираясь завалиться плашмя набок, то ли пытаясь разглядеть кто же там, внизу, осмелился потревожить его. Слева по земле что-то зашуршало, будто огромный затаившийся уж резко проснулся и заскользил по своим делам. Черная тень метнулась к кабинке с выбитыми стеклами возле колеса. Селена было попыталась разглядеть, что это, но колесо задергалось в стороны, силясь выкрутиться не только из земли, но заодно выкрутить и голову дурной девчонки прямо из шеи. Последнее что увидела - мельтешащие длинные ломаные то ли палки, то ли клешни в рваных проемах будки. Колесо дернулось, как в последний раз. И издав лижущий скрип, медленно поехало справа налево.
Сидя в открытом, чуть проржавевшем на днище вагончике, очень медленно, но неумолимо, Селена отдалялась от земли. Кабинка покачивалась, вместе со всей конструкцией, в такт тиканью, поддаваясь порывам ветра. Тик-так, не-то не-так, то-так не-так, а-так-не-так, и-так-не-так. На циферблате явно предполагался другой ход. Звук становился все громче. И голос, тоже.
- Это были лучшие моменты моей жизни. Ты даже не представляешь — каково это — стоять на земле, держась потной ладошкой за мамину юбку, озираясь и не понимая, что вообще происходит. Боясь даже карликового пуделя, который кажется размером с медведя. А через пару минут - ты уже едешь в небо. Ветер свистит в ушах, твоя голова вот-вот упрется прямо в облака. Никогда, никогда в жизни я больше не испытывал ничего подобного! Я ехал прямо в небо, в облака! Представляешь?
- Папа, почему мне так страшно? Ты же столько раз рассказывал, что чем выше - тем лучше. Что происходит, папа? Ответь!
То ли ветер, то ли папа ответили треском начавшей лопаться цепи, удерживающей кабинку. Селена схватилась за сиденье, пытаясь слиться с ним. Колесо все больше уносило в сторону неба. Так-не-так-не-так-и-так. Все колесо чуть повело влево вместе с воздухом. Верхушки деревьев, похожих ночью на стебли ковыля, шли слаженной рябью. Вдруг захотелось нырнуть прямо в них и поплыть, поводя ладонями по щекочущему верхнему краю. Сколько оно будет вращаться? Папа говорил про несколько минут счастья. Тик-тик-тик-тик-тааак. Колесо накренило чуть больше.
- Папа, это то самое колесо или ты меня обманул? Ответь! Ответь, ты же рядом! Я здесь - из-за тебя! - Селена, вцепившись в сиденье, пристально вглядывалась в свинцово-черные облака. - Ты же говорил — надо попробовать, и все пойму! Для чего? Зачем я все эти годы так хотела и ждала это чертово колесо?!
- Не-так-не-тебе-не-так-не так-так. - Колесо отвечало за папу. И за всех, кому в детстве показалось что-то слаще самого сладкого и прекрасней прекрасного. Достигнув своей вершины, колесо застыло с немым вопросом.
- Понравилось ли тебе ехать на небо? Так-так?
Лопнувшая чуть больше цепочка подгоняла с ответом.
- Я хочу вниз.
Так-так-так... Колесо, недоуменно дернувшись всеми кабинками, мерно поехало вниз. Ступни пристыли к ржавому дну с дырой посередине. Ковыль все быстрее и быстрее становился вновь верхушками деревьев. Ветер постепенно стихал, исчезая и вовсе. Земля больше не казалась такой мрачной, как до катания. Даже то самое топкое болото сейчас было желаннее, чем такое расхваленное папой счастье в небесах. Сухая трава с шишками была совсем близко. Приблизившись вплотную к проему, Селена прыгнула, не дожидаясь, вниз, на негнущихся ногах. Трава и ветки под ступнями. Какое счастье - стоять на них - оказывается, и не двигаться вверх.
- Куда идти? Куда мне идти? Теперь?
Тиканье сзади прекратилось. Тишину нарушали только изредка лопающиеся шишки. Лесополоса во все стороны было одинакова. Куда идти обратно — непонятно. Ноги сами направились влево. Палец, в который что-то вонзилось, почти перестал болеть. То ли от страха, то ли от холода. Примерно через девять деревьев среди веток стало мелькать что-то желтое, похожее на светлячки, только раз в десять больше каждого из них. К огонькам добавился шелест или гудящий шум. Селена ускорила шаг. Страшнее, чем на колесе — быть уже не могло. К шуму добавились протяжные шорохи. Еще два дерева, еще два, еще. Огоньки уже были совсем близко. И музыка. Это же музыка? Ноги сами несли вперед. Да да, быстрее! Еще дерево, еще.
Селена не поверила глазам. Она стояла перед широкой трассой. Неслись машины вправо, а по полосе напротив — влево. А через трассу — откуда он взялся? Она ведь не уходила так далеко от дома, это ведь где-то неподалеку. И — парк? Парк с аттракционами? Звук шарманки заполонял воздух, заглушая шум машин, отражаясь от деревьев, и так и звал — ну, заходи! А? И ещё — оно. Колесо. Колесо обозрения до небес. Еще выше старого, переливающееся фиолетовыми, желтыми и зелеными огоньками! Кабинки медленно плыли вверх и вниз, отражая новыми глянцевыми боками свет луны и свет фонарей вдоль трассы. Слева — пешеходный переход. Пожалуйста — иди. И заходи.
- А, а как? - Селена оглянулась на лес, задрав голову вверх. Над деревьями плыли лишь сизые облака и легкое розовое марево. Близился рассвет. Старого колеса не было. Может, она резко отклонилась от того места, или взобралась на пригорок? Или?
- Какая разница. Есть ты еще или нет. Я на тебя больше точно не хочу. Попробовала.
Каждая из проносящихся мимо машин звала за собой подол белой изодранной ночной рубашки.
- Иди, покатайся здесь. Здесь точно хорошо. - Светящиеся огни парка и звуки шарманки так и звали, так и манили. К нам, к нам.
- Пап! Пап! - Селена, захватив горсткой весь подол рубашки, чтобы он больше не колыхался, задрала голову к самым небесам. - Папа! Я покаталась на твоей карусели! Мне не понравилось! Прости! Я верю, что тебе тогда было хорошо, но с ней что-то произошло. - Селена опустила голову и перешла на шепот. - А может, она такая и была, хотя вряд ли. А может… Может, это была и не моя карусель вовсе. Нормальная, но не для меня.
- Заходи к нам! - Глянцевое колесо обозрения вдруг ослепило лучом прямо в лицо. - Уж я-то тебе не могу не понравится!
- Все эти колеса — это вообще, не мое. Не мое. Не попробовала бы — не узнала. Извини, - хотелось к кому-то обратиться, но к кому, - теперь знаю.

Впереди, в самом конце трассы, где она уходила в самый горизонт, забрезжило что-то желтое. Осторожно, словно наощупь. Всходило. Солнце. Первый луч аккуратно прокладывал путь к волосам Селены.
- Так тоже бывает. Ищи своё, доча. Прости.
Селена, посмотрев на парк через трассу, улыбнулась. Выяснить дорогу домой труда не составит. Дальнейший маршрут она придумает сама.