Глава 1

– Эта картина не стоит трёх миллионов, – откинувшись на спинку кресла, сказала оценщица, и посмотрела на Марту выразительным взглядом.
– Это хорошая картина, и выставить её можно даже за четыре с половиной, – тоже откинувшись на спинку кресла для посетителей, ответила Марта.
Уже более двух часов разговор вертелся вокруг достоинств полотна. Марта не имела даже малейшего представления о его стоимости. Живопись в целом, конечно, Марте нравилась, особенно Рембрандт, но вот определить стоимость на глаз… Однако она поняла, что картина дорогого стоит, так как эта суховатая грымза-оценщица выглядела явно заинтересованной. Было заметно, что картина ей нравилась, всё упиралось лишь в стартовую цену.
Грымза выжидающе смотрела на клиентку.
Марта Ковальски, ещё недавняя выпускница колледжа гостеприимства и гостиничного дела, получившая в подарок от доброй старушки, у которой все четыре года учёбы снимала комнату в 1-м Фрунзенском переулке, пару старинных вещиц и эту замечательную картину, твёрдо вознамерилась с головой окунуться в океан возможностей гостиничного дела, но для этого требовался стартовый капитал.
– Давайте попробуем, – после длительных переглядов с оценщицей, наконец произнесла она.
За эти два с половиной часа она ни на рубль не отступила от той суммы, за которую собиралась продать картину.
Оценщица скривила недовольную мину и уже открыла рот, чтобы сказать что-то, как вдруг в первой комнате, служившей прихожей, слабо звякнул колокольчик входной двери, и обе девушки невольно повернулись в её сторону.
– Израэль Маркович! – Грымза энергично выпрыгнула из-за стола и направилась к пожилому господину, вошедшему во второй зал Аукционного дома, где среди стеллажей со старинными красивыми вещами даже воздух пах миллионами.
– Израэль Маркович, какая неожиданность, вы так быстро вернулись… – затараторила тощая вобла и скрылась вместе с ним за дверью, на которой висела табличка «Служебное помещение».
– Это наш эксперт, – сказал средних лет щёголь, лениво переворачивавший страницы каталога возле столика эпохи Людовика XIV. Его малиновый шейный платок как у известного модника и кутюрье ярким пятном бросился в глаза Марте, когда она только вошла в офис Аукционного дома.
– А́ртур – совладелец этого Аукционного дома! – Именно так, с ударением на первую букву, представился щёголь. Он подошел к Марте и пожал ей пальцы, слегка склонившись. «Какое счастье, что не стал лобызать», – подумала Марта.
– Марта Ковальски, – зачем-то вскочила Марта.
– Очень приятно, – сухо ответил А́ртур и, встав возле картины и обхватив подбородок правой рукой, стал внимательно вглядываться в полотно.
Катрина была довольно старой. А вот сюжет редкий, и Марте очень нравился: в пещере, заваленной разными драгоценными вещами, милая гордая молодая леди, скрестив руки на груди, похоже, беседовала со старым багряно-золотым скептически настроенным драконом. Марте так сильно нравилась эта картина, что принеся её на продажу, в глубине души она чувствовала себя предательницей.
Мадлена Рихторовна, сухонькая старушка, у которой Марта четыре года снимала комнатушку, говорила, что эта картина досталась ей почти даром. Хозяйка рассказала, что родилась она в Ленинграде и по внешнему виду напоминала истинную петербурженку. Волосы её всегда были уложены в туго закрученную причёску. Всегда скромно, но со вкусом одета, она даже дома носила брючные трикотажные костюмы, которые были ей к лицу. Строгая, спокойная, всегда сдержанная, и даже когда их залили «свежевъехавшие» соседи сверху, не позволила себе ни одного грубого слова, даже «за глаза». Марта часто помогала ей с уборкой (она сама напросилась помогать и делала это всегда с радостью). В эти часы старая Графиня (так мысленно Марта окрестила свою хозяйку) сидела за столом той комнаты, где Марта прибирала, и рассказывала ей истории из своей жизни. Марте нравилось слушать её подскриповатый голос, и истории ей очень нравились. Со своим покойным мужем, военным атташе, она побывала во многих интересных местах и пережила много сложных, иногда опасных ситуаций. Конечно, никаких секретов или «тёмных» историй Мадлена Рихторовна ей не рассказывала, но из всего услышанного Марта сделала вывод, что они есть.
Квартира старой Графини могла бы стать самостоятельным музеем. Даже шикарный офис Аукционного дома, доверху забитый редкими вещицами прошлых столетий, где даже на стенах были сплошные шедевры, не шёл в сравнение со «скромной» обстановкой Графини.
Эту картину, которую сейчас так внимательно изучал А́ртур, Графиня держала в кладовке, где она была завешена старым персидским ковром, и похоже, хозяйка рада была от нее избавиться. Сейчас Марта смотрела на картину пустым взглядом – перед её мысленным взором проносились события последних четырех лет. И то, как она обживалась с хозяйкой, как пили с ней кофе по утрам, и то, какая она все-таки славная старушенция, несмотря на все её строгости.
– Деньги любят, когда их меняют на соответствующие им вещи! Марта, вы со мной согласны? – реплика А́ртура вывела Марту из задумчивости.
– Возможно, – уклончиво ответила Марта, хватая за хвост последние слова А́ртура. – Я немного задумалась, о чем речь?
– Израэль Маркович, наш эксперт, очень вовремя вернулся, я говорю. Он ездил к внучке, она собирается замуж, и выбор драгоценностей к свадьбе абы кому доверить нельзя, но, слава богу, климат Флориды нашему дорогому Израэлю не по нраву, так что, – привстав на мысках и перекатившись на пятки, А́ртур перевел взгляд на Марту, – вам, дорогая моя, повезло!
– Этот эпитет больше подходит этому полотну, – улыбнувшись лишь уголками губ, Марта подмигнула А́ртуру.
– Ну-у-у-у… вот это мы скоро и выясним.
Дверь служебного помещения открылась, эксперт степенно одернул полы пиджака и направился к картине. Следом за экспертом порхала Грымза, расспрашивая его о ценах на камни во Флориде.
На ходу из кармана жилета Израэль достал наглазную лупу и подошел к полотну. Сушеная вобла замолчала, а А́ртур отошел в сторону. Похоже, у эксперта устоялась своя манера осмотра экспонатов, к которой все уже привыкли. В комнате повисла тишина. Учитывая, что в офисе кроме них была только администратор, но она находилась за стеной, а двери между этой комнатой и приемной не было, то отчетливо стало слышно, как она щелкает клавишами компьютера на фоне мерного тиканья дюжины старинных часов.
– Так как вы считаете, любят ли деньги, когда их меняют на хорошие вещи? – присев на край стола оценщицы, почти шепотом обратился А́ртур к Марте.
– Может быть, но как определить, действительно ли они хорошие? – пожала плечами Марта.
– Вот, например, замок в Крыму – это хорошая вещь?
– Пф-ф!!! Замок!? – Развалины! – скорчила пренебрежительную гримасу Грымза.
– Не слушайте её, Марта, – по-прежнему шёпотом сказал А́ртур. – Просто недвижимость в Крыму – это не ее профиль оценки.
Вобла недовольно пожала плечами и подошла ближе к картине, встав рядом с Израэлем.
– Замок, пусть и слегка разрушенный, по-моему, прекрасное вложение средств, – сказала Марта. – Можно, например, сделать из нее отличную гостиницу.
Глаза А́ртура округлились:
– Вы читаете мысли? Не-е-е-т, правда! Минуту назад мне пришла в голову именно эта идея!
– Идея чудесная. Если вам понадобится управляющий, я готова, – сказала Марта, наблюдая как эксперт, почти касаясь полотна носом, внимательно вглядывается прямо в глаз нарисованному дракону через окуляр наглазника.
– Алмазная крошка! – резко отстранившись от картины, на удивление твердым голосом изрек Израэль Маркович. – Несомненно это алмазная крошка, первый раз такое встречаю, – сказал он, убирая лупу в карман жилета.
– Ну, и сколько? – поинтересовалась оценщица.
– Для начала можно пятнадцать, – уверенно сказал эксперт.
Грымза ахнула, а А́ртур присвистнул. Марта просто разинула рот, и продавать такое сокровище ей тут же категорически расхотелось.
– Так! Лот снимается с продажи, – внезапно охрипшим от сдавившего комом горла голосом сказала Марта.
Все присутствующие молча уставились на нее. Первым из состояния шока вышел А́ртур:
– Идет! – сказал он. – Беру вас управляющим с условием, что это полотно будет висеть в главном зале замка, – и протянул руку для рукопожатия.
После сказанных ею слов об отзыве лота Марте слегка поплохело, аж голова закружилась, она и предположить себе не могла, куда она сейчас пойдет с картиной размером два сорок на три двадцать. Сюда, в Аукционный дом, она её еле-еле дотащила, благо жила в соседнем дворе, и продажу картины считала хорошей идеей. Из комнаты Графини она съехала как раз утром и в кармане уже был билет на поезд в Крым, где она собиралась наняться в одну из гостиниц администратором. А сейчас? Что делать?
– Идет, – схватила и пожала она руку А́ртура, сама не ожидая от себя такой прыти.
– Правда, зала как такового еще нет. – А́ртур пристально уставился в глаза Марте, а ей показалось, что он смотрит ей прямо в сердце. – Так что, за дело, компаньон!
– За дело! – Марта широко улыбнулась. Именно в это мгновенье ей вдруг почудилось, что только что, в эту секунду, перед ней широко распахнулись двери в новый, по-настоящему сказочный мир. Неожиданная радость и предвкушение чего-то необычайно увлекательного ворвались в ее сердце разноцветным салютом.




Глава 2

Когда утро размыкало свой солнечный глаз сквозь розовое веко облаков, блестящий красный лимузин уже почти два часа пылил по щебенке вверх и вверх.
Дракона со своей собеседницей решено было оставить в офисе Аукционного дома.
– Пусть клиентов привлекает, – сказал А́ртур. Сами же компаньоны решили не откладывать дела в долгий ящик и отправились в Замок.
Еще до рассвета, одетый в дорожный твидовый костюм, А́ртур встретил Марту на Крымском вокзале. Налегке, с одним рюкзаком, еще сонная и немного взъерошенная, Марта не сразу сообразила, что оказалась в роскошном лимузине. А́ртур сел на водительское место, разглядывая в серой предрассветной мгле очертания зданий, Марта (её воображение рисовало загадочные замки повсюду) села на сиденье рядом, поставив рюкзак в ноги. И лишь спустя полчаса, когда они вышли купить кофе, обалдела от этой роскоши! Гладко выбритые щеки А́ртура зарумянились от удовольствия, когда он прочитал на лице Марты удивление и восторг. Он любил шикануть, но только если вызывал подлинное восхищение.
А́ртур был тонким ценителем прекрасного, с детства рос в окружении по-настоящему роскошных вещей. Его мама работала экспертом в музее, её коньком была эпоха Возрождения. Она также имела богатый опыт реставрационного мастерства, сходу отличала подделку. Маленький А́ртур обожал маму и постоянно приходил к ней на работу, можно сказать, что он вырос в обстановке короля Людовика XIV. Мамин стол, где она составляла отчеты, стоял в запаснике в уголке эпохи Возрождения. Мама много рассказывала о картинах, об их истории, о мебели разных эпох и всяких безделушках тех времен. Иногда даже поручала А́ртуру какую-то мелкую работу, когда она, как любила говорить, «лечила искусство». С возрастом дух подлинной старины впитался в кровь А́ртура, он каким-то шестым чувством определял ценность вещи, и Аукционный дом стал естественным воплощением его страсти, его детищем. Израэль Маркович, второй совладелец, – прекрасный эксперт и историк от бога, благодаря своей проницательности не раз в трудные времена вытаскивавший Аукционный дом буквально из ямы, был прекрасным дополнением этой «диадемы». Они вдвоем, как двуглавый орел, являлись единым целым – душой Аукционного дома.
– Приехали, – сказал А́ртур, паркуя машину на пустыре возле дороги.
Старые кипарисы, пережившие ворота, определяли вход в некогда роскошный парк. Марта огляделась. Справа по ходу, вверх, вдалеке у скалы, она увидела узкие готические окна старого Замка, сейчас рисовавшие в её воображении облик средневековой крепости, плотно прижавшейся к огромному утесу. А слева, с другой стороны дороги, через площадку, застланную коротким дерном, уже выжженным солнцем, и огромную как два футбольных поля, заканчивающуюся обрывом, блестело и искрилось на солнце голубое море. Вид искрящегося моря всегда радовал Марту. Вот и сейчас она не могла оторвать глаз от этого простора.
– Пошли! – крикнул А́ртур, обернувшись. Марта увидела, что он уже скрылся за кипарисами, и направилась следом. Это был запущенный английский парк, геометрически правильно расположенный, тут и там встречались тисы-переростки, четко угадывались дорожки, виднелись остатки постаментов для садовых скульптур.
А́ртур ждал ее возле полукруглых мраморных ступеней, ведущих к массивным резным дверям, кое-где сохранившим медные накладки. Даже сейчас можно было сказать, что двери очень красивые. Фасад Замка представлял собой хорошо сохранившееся строение из серого камня, врезавшееся в утес, украшенное затейливой резьбой между этажами, и завершалось все это остроконечной крышей-башенкой в готическом стиле. Не все прекрасные вытянутые окна сохранили стекла-витражи, но это казалось не важным, вид фасада одновременно был как мрачен, так и прекрасен.
Справа и слева от «основного здания» имелись башни поменьше, тоже из серого камня и тоже выдававшиеся из утеса, оформленные в том же стиле и соединенные с ним ажурными галереями до третьего этажа.
– Ого! Кажется, он в хорошем состоянии, – сказала Марта.
Достав огромный кованный железный ключ, А́ртур подошел к двери. Ключ легко повернулся, как будто механизм внутри был хорошо смазан, было слышно, как гулко щелкают затворы замка.
– Он достался мне почти даром, – сказал А́ртур, наваливаясь на створку, чтобы сделать последний оборот ключом. Двери открывались наружу. Отряхнув пиджак, А́ртур открыл двери и жестом пригласил Марту войти внутрь.
Марта шагнула внутрь и обомлела. Солнечные лучи, проникавшие сквозь многочисленные окна, услужливо освещали серые стены просторной парадной. Боковых парадных лестниц не было, частично сохранилась резная балюстрада балкона второго яруса. Пол оказался завален кусками скульптур и обломками штукатурки. На долю секунды у Марты от тоски сжалось сердце, всего на долю секунды она увидела парадную совсем другой: стены украшены гобеленами на которых изображены рыцари и драконы, огромные деревянные лестницы, резные балясины второго яруса, плотные портьеры, огромная хрустальная люстра. От неожиданности Марта моргнула, и ведение исчезло.
– Говорят, Замок проклят, – входя следом за Мартой, сказал А́ртур.
Последнее слово гулко отозвалось эхом. Стало жутковато.
– Это нам на руку, – сказала Марта, внимательно посмотрев в лицо А́ртура и пытаясь понять, не шутит ли он. – А куда ведет дорога, по которой мы ехали, будут ли гости?
– Эта дорога на перевал, будут, – ответил А́ртур доставая фонарик. – Пойдем, оглядимся. Я люблю бродить тут, идем, что-то покажу. Компаньон – А́ртур улыбнулся и подмигнул Марте, его глаза засветились мальчишеским восторгом. Марта и сама вдруг ощутила мистический дух приключения, этот дом ей нравился.
– Лестницы закажем тисовые, – А́ртур махнул в сторону проемов. – Здесь есть другие, идем!
Марта почувствовала себя ребёнком, как в детстве, когда она с соседскими мальчишками ходила исследовать «корабль» – давно проржавевшую старую баржу за поселком у бабушки, находившуюся довольно далеко от моря. Как она туда попала, дети не знали, но это только добавляло азарта.
Весь день они бродили по залам, ходили по галереям, поднимались по витым каменным лестницам на самый верх башен, забирались на чердак большой башни, но так и не решили, где будет основной зал, чтобы повесить «Дракона».
– Ого! Уже четыре! – воскликнул А́ртур.
– Я хочу есть, – прохныкала Марта.
Они стояли на площадке второго яруса, Марта подошла к части сохранившейся балюстрады, А́ртур задумчиво потирал подбородок, стоя на краю площадки, в том месте где должна была начинаться одна из тисовых лестниц.
– Я сейчас, жди здесь! – крикнул А́ртур, скрываясь в арке галереи. Торопливые шаги по каменной лестнице отзывались эхом, через минуту А́ртур уже спешил к дверям парадной.
– У меня кое-что есть в машине! – крикнул он, выскакивая на улицу.
Только теперь Марта обратила внимание, что «нутро» Замка выдолблено в скале, а фасад, башни и галереи сделаны из камня, взятого при постройке внутренних помещений.
Было очень тихо. Марта уселась на пол, скрестив ноги по-турецки.
– У-гу-гу! – крикнула Марта.
Эхо отозвалось в нескольких местах и совсем тихо где-то в глубине скалы, и еще там что-то щелкнуло. Марта вскочила на ноги и насторожилась. Снова стало совсем тихо. Ей даже показалось, что в этой тишине она различает звуки морского прибоя. Никаких щелчков она больше не услышала и успокоилась. Ей стало скучно, и она направилась к лестнице галереи, по которой спускался А́ртур. Но не успела она дойти до арки, как услышала стук входной двери. Это вернулся А́ртур, через минуту он уже показался на лестнице, держа в руках большую дорожную сумку. Когда А́ртур раскрыл ее, Марта ахнула от изумления. В специальных кармашках виднелись надежно пристегнутые столовые приборы, посуда. Еще там нашлись скатерть, салфетки и, конечно же, разные деликатесы. Марта взяла на себя роль хозяйки, расстелила скатерть, достала приборы и посуду, сервировала блюда. На дне сумки обнаружилась бутылочка Шардене тридцатилетней выдержки, Марта присвистнула от удивления. Бокалы тоже нашлись в боковых кармашках. А́ртур, стоя у края площадки и перекатываясь с пятки на мысок, по-хозяйски оглядывал владения. Похоже, он пребывал в отличном расположении духа.
Когда импровизированный стол был накрыт, яства, разложенные по тарелочкам, были изящно расставлены, а бокалы заняли свое место рядом с тарелками, А́ртур открыл вино.
– Я поднимаю этот бокал за начало нашего совместного проекта! – сказал А́ртур и наклонил свой бокал к бокалу Марты.
– За начало начала! – коснувшись своим бокалом бокала компаньона, сказала Марта, улыбнувшись.
– За нас, – тихо произнес А́ртур и нежно погладил Марту по щеке.
Глядя друг другу в глаза, они оба пригубили вино. А́ртур наклонил к Марте свое лицо и уже почти коснулся ее губ своими губами, как вдруг сухой треск раздался где-то внутри Замка, в той части, где помещения уходили далеко в глубь скалы. Они оба замерли.
Марта легонько чмокнула А́ртура в уголок губ и весело рассмеялась.
– Ну, приключения начинаются! – сказала она и осушила свой бокал залпом. Марта посмотрела в глаза А́ртуру, взяла его руку, и тихо произнесла:
– Пойдем, посмотрим...
Взявшись за руки, они осторожно пошли в глубь Замка. Здесь же, на уровне балюстрады, в просторном холле между галереями, ближе к арке правой галереи, была резная деревянная дверь, мимо которой они сегодня проходили много раз. Каждый из них даже по несколько раз дернул ее за ручку, но так и не открыл, а сейчас она была приоткрыта. Компаньоны переглянулись… Марта осторожно надавила на створку, а А́́́ртур направил в проем фонарик. Было тихо. Они заглянули внутрь и увидели просторное помещение, в конце которого имелась еще одна дверь, и она тоже была приоткрыта. А́ртур осветил дверь, возле которой они стояли: в замке с внутренней стороны торчал ключ. Он несколько раз повернул его в ту и другую стороны. Замок работал исправно, а самое интересное – очень тихо. Вытащив ключ из скважины, А́ртур крепко зажал его в кулаке. Когда они двинулись дальше, Марта, крепко схватившись за локоть А́ртура, не отставала от него ни на шаг. У второй двери не было ключа, и за этой дверью начиналась вырубленная в скале каменная лестница, уходившая далеко вниз. А́ртур осветил проход, на стенах находились старые держатели для факелов, а над ними темнели пятна сажи. Самих факелов не было. На долю секунды Марта почувствовала, что хорошо знает, что там, и что идти туда не следует, но тут же видение улетучилось, оставив привкус чего-то печального. Внезапно озноб пробежал по спине холодной ящеркой, её охватил страх, и это было удивительно, так как Марта всегда слыла отважной. Она еще крепче сжала локоть А́ртура.
– Давай не пойдем туда, – тихонечко, на ушко А́ртуру сказала Марта, – я боюсь.
– Трусишка, – тоже тихо ответил А́ртур. – Хорошо, не пойдем, к тому же я голоден как волк, а нас там чудесный паштет ждет.
– Ага! – обрадованно произнесла Марта.
И они двинулись обратно, внимательно прислушиваясь ко всему вокруг, но было так тихо, что в ушах зазвенело.
Закрыв загадочную дверь на два оборота, А́ртур задумчиво взвесил ключ на ладони.
– На! Держи! – и торжественно вручил ключ Марте. – Он твой!
Марта машинально протянула руку и взяла ключ, он был еще теплый от ладони А́ртура. Они внимательно посмотрели друг на друга и одновременно прыснули от смеха.
– Вот я дура-а-а-к, дергал, дергал ручку весь день, а надо было просто повернуть, – держась за живот от смеха, сказал А́ртур.
– Ага, наверно и повернул, но на автомате, когда мы в левую башню шли, – заливаясь от хохота, сказала Марта.
Ужинали они, поставив зажжённый фонарь рядом, хотя света было ещё достаточно. Но каждый раз, когда Марта наклонялась к столу, чтобы намазать себе или ему тост паштетом, положить кусочек сыра или ветчины, каждый раз, когда ей становилось не видно его лица, А́ртур с опаской смотрел на дальнюю стену холла, где в полумраке едва угадывалась загадочная дверь.
По дороге обратно в город, где А́ртур заранее забронировал номер в отеле, компаньоны оживленно обсуждали где и что будет находиться. И, конечно, название гостиницы.
– Отеля, – сказал А́ртур.
– Что? – переспросила Марта.
– Говорю, отеля, а не гостиницы.
– А-а-а, хорошо! Предлагаю: «У Слона и Медведя», как тебе? Представляешь, медная табличка: с одной стороны – Серебряный Слон, а с другой – Золотой Медведь, и оба держат герб, – Марта в воздухе руками изобразила размеры таблички. – Ну, герб… придумаем какой! – фонтанировала идеями Марта.
– А, давай! «У слона и медведя» – попробовав на язык, нараспев произнес А́ртур. – Годится, супер! Только чур герб выбираю я!
– Годится! – сказала Марта и чмокнула А́ртура в щеку. Они посмотрели друг на друга и расхохотались.
– А в том зале, ну-у-у, где мы нашли вход в подвал, – сказала Марта и опять прыснула от смеха. А́ртур тоже расхохотался.
– Ну, в общем, там продовольственный склад, наверно, – еле-еле успокоившись и обмахивая лицо ладонями, наконец просмеявшись, смогла произнести Марта.
– Понятное дело! Холодильников не было, а там наверно холодно! Винный погреб!!! – вдруг сказал А́ртур, и так обрадовался своей догадке, что даже нажал на тормоз. Марта качнулась вперед и повисла на ремне безопасности.
– Точно! Э-э-эх! Надо было пойти! – откровенно огорчилась она. Тень печали пронеслась по сердцу, но тут же покинула Марту, проиграв предвкушению обретения коллекции старинных вин.
Снова заведя машину и продолжив путь, А́ртур сказал:
– Ничего-о-о, завтра приедем, возьмем только фонарь помощнее, и… а у самого в висках бухало: «Проклято! Проклято!».
Но на следующий день они в Замок не поехали. А́ртуру рано утром позвонил Израэль Маркович. Написав примерно двести поручений, А́ртур, чмокнув Марту в щеку, умчался в аэропорт.
Накинув халат и взяв в одну руку канапе с черной икрой, а в другую чашечку эспрессо, Марта вышла на балкон, села в плетеное кресло и, наслаждаясь гомоном приморской жизни, счастливо улыбнулась.
– Зато я знаю, куда повешу «Дракона»! – внезапно став очень серьезной, медленно произнесла она.
Всю следующую неделю Марта «порхала как мотылек и трудилась как пчелка» звонки, переговоры, постоянное общение с А́ртуром по телефону, проекты, отбор, пересылка материалов А́ртуру на согласование – уйма дел. Иногда, она даже пообедать забывала, так эти заботы поглотили ее.
Только к четвергу следующей недели начали прорисовываться четкие контуры проекта. Рабочие были отобраны и приглашены, цветовая гамма, наконец, выбрана, табличка с названием и гербом окончательно утверждена и уже даже отдана в исполнение мастеру – лучшему другу Израэля Марковича, это будет его подарок отелю, он так решил. В общем, весь Аукционный дом на ушах, Марта – на седьмом небе от счастья!


Глава 3

Это была суббота, раннее утро. Марта сидела на краю обрыва и любовалась морем. А́ртур, увидев её машину, сразу понял где её искать. Он пересек пустырь, сел рядом и обнял. Она посмотрела ему в глаза и положила голову на его плечо. Едва проснувшееся солнце лениво играло с волнами, щедро выстилая золотыми монетками дорожку к парочке на краю обрыва. Он крепко сжал её за плечи, повернул к себе, заглянул в её пронзительно зеленые глаза и нежно коснулся губами её губ. Она обхватила его за шею, уронила на спину, оседлав сверху, удерживая его своим крепким поцелуем. Не отпуская её поцелуя, он нежно перевернул её, оказавшись сверху, и поцеловал её, возбужденный страстью.
Внезапно сильный порыв ветра пронесся над склоном. А́ртур поднял голову и краем глаза заметил огромную тень, как будто нечто огромное пролетело прямо над ними. Он резко сел, обернулся вокруг, но ничего необычного не увидел, лишь в животе похолодело, словно там тяжелый ледяной булыжник. Даже на лбу выступила испарина. Марта распахнула глаза.
– Что случилось? – приподнявшись на локтях, спросила она.
А́ртур отполз от края, пот катился с его лба крупными градинами.
– Не знала, что ты боишься высоты, – внимательно и серьёзно посмотрев на А́ртура, произнесла Марта.
У А́ртура тряслись ноги и руки, он едва поднялся на четвереньки и неуклюже сел на выжженную траву.
– Я не боюсь, но… Ты права, леденящий ужас сковал меня, – попытался улыбнуться А́ртур. – Я не знаю, что это. Мне показалось, над нами пролетел огромный орел, нет, нет… А́ртур заметил ухмылку на лице Марты. – Я серьезно, огромный, просто огромный!
– Огромный, огромный... – все повторял и повторял А́ртур, но тише и тише. Как будто что-то припоминая, он коснулся лба, склонил голову и сдавил виски одной рукой. Получился как козырек от солнца, он поднял голову и посмотрел в глаза Марте. Она смотрела на него спокойно своими зелеными глазами, в которых сейчас он утонул окончательно. Марта подползла к нему на коленях и ткнулась лбом в грудь:
– Трусишка, мой упрямый трусишка, – снова заглянула ему в глаза. – Не буду больше целовать тебя на самом краю, сказала она и нежно прикусила его верхнюю губу. Он обхватил её и упал на спину, увлекая её на себя. От былого ужаса и следа не осталось. Вся тревога растворилась от её зеленых глаз.
– Я привез архитектора, – оторвавшись от сладкого поцелуя, сказал А́ртур. – Он сейчас бродит по Замку. Я дал ему час, пусть осмотрится.
Марта отстранилась от любовника, села рядом, сорвала длинную травинку, и закусив её, хмуро посмотрела на него:
– Ты же видел мои наброски, они тебе не понравились? – тихо спросила она, переведя взгляд на море.
– Конечно, понравились, – произнес А́ртур, приподнявшись на локтях и прищурив один глаз от яркого солнца, и посмотрел на свою любимую. – Но и Клаус пусть что-нибудь нарисует, – тоже подхватив травинку и прикусив её, сказал А́ртур.
– Ах! Так сам Клаус приехал!? – Марта обернулась к нему, и А́ртур полностью погрузился в её широко распахнутые зеленые глазищи. Вместо ответа он притянул её к себе и, нежно целуя, крепко обнял. Запах вялой травы, шум прибоя, его нежные объятия – так хорошо ей никогда еще не было. Похоже, это продолжалось целую вечность, но и вечности с ним ей было мало, она не хотела отпускать его от себя, потом они счастливые лежали рядом и рассматривали облака.
Море искрилось бриллиантовой россыпью, день обещал быть удачным.
– Как дела, мэтр?! – Клаус обернулся и увидел, что через распахнутую А́ртуром дверь входит Марта. Все еще поднимающиеся солнце сыграло с Клаусом оптическую шутку – на мгновенье, когда Марта делала шаг через порог и вскинула голову, чтобы откинуть локоны и разглядеть происходящее, лишь на долю секунды, на короткий миг мелькнули две синие тени, напомнившие Клаусу кожистые крылья дракона, и его тут же озарило вдохновение.
– Есть интересные идеи? – А́ртур обнял Марту за плечи, и они оба восторженно уставились на Клауса, который как раз сейчас стоял на складном стульчике и еще минуту назад пытался отколупнуть чудом сохранившуюся штукатурку со свода арки второго яруса.
А́ртур знал, что «этот чёртов гений» ужасно капризный, не каждое место его вдохновляет, при этом он любит встречаться с местом концепта лично, без никого, без чьих-либо глаз. Поэтому, когда А́ртур нашел Марту у обрыва, обрадовался вдвойне. Во-первых, понял, как сильно он скучал по Марте, а во-вторых, коммерческая жилка в нем возликовала, ведь шансы заполучить Клауса на этот объект существенно увеличились.
Как только Клаус вошел в Замок, его посетило смутное, еле уловимое ощущение былых шика и роскоши. Обойдя лишь холл и галереи, ему удалось ухватить это ощущение за самый кончик хвостика и создать в голове полную (пусть чуть смазанную) картину внутреннего убранства помещений: контрастный цвет стен, роспись потолка, величину люстры, её объем и то, как преломление хрустальных висюлек должно играть с солнцем в удивительные игры.
Клаус родился гением! У него всегда было это удивительное чутье – видеть исходный замысел творца, а навыки художника и архитектора, въевшиеся ему в подкорку в разных школах мира, знание истории декора и архитектуры заставили блистать этот талант с неудержимой силой. На этом он и воздвиг свою «империю». То, что он лучший, уже давно не вызывало сомнений априори. Ему нравилось, лишь изменив детали, иногда только цвет, иногда к этому добавив несколько контрастирующих вещей, полностью поменять вид интерьера, сохранив при этом исторически ценные элементы, но представив их в «новом свете». Как ему это удавалось – всегда удивляло. Его называли «импрессионистом в архитектуре», ведь при помощи освещения и игры света в деталях он создавал настоящие чудеса. Он продавал людям воплощение их мечты, а за то, чтобы «подержать мечту в руках», многие готовы были хорошо платить. Клаус знал, что он гений, и обожал, когда ему об этом говорили.
– Я берусь! – наконец, произнес Клаус.
– Что? – переспросил А́ртур, хотя он все это время внимательно следил за «магическими» действиями архитектора, который продолжил изучение свода арки и стен, однако, когда услышал голос Клауса, понял, что отвлекся. Марте даже показалось, что мэтр принюхивается к собственноручно отковырянным кускам штукатурки.
– Я берусь причесать твой дом, он мне нравится.
– У меня есть пара набросков, может взглянешь? – сказала Марта и пристально посмотрела в лицо резко повернувшемуся Клаусу.
Продолжая перебирать пальцами кусок штукатурки, он слез со стула, подошел ближе к краю яруса, и тоже очень внимательно посмотрел на Марту. Пауза затянулась. Марта опустила взгляд к полу и стала мыском туфли разгребать ошметки упавшей штукатурки, которая устилала пол холла.
Áртур притянул Марту к себе и чмокнул в щеку. Марта посмотрела на любимого и перевела взгляд на Клауса, он все еще смотрел прямо на неё.
– Обязательно взгляну, – наконец очень тихо и очень медленно произнес Клаус.
Áртур привык, что Клаус всегда делает только то, что хочет, причем в общении тоже. Он мог бы вообще не ответить. И то, что Клаус не просто пробурчал что-то, а согласился «взглянуть» на эти наброски, счёл хорошим знаком. А зря! Если бы Áртур хоть что-то понимал в гениях, то заподозрил бы неладное, но он разбирался только в искусстве (причём был при этом совершенно счастлив) и поэтому не заметил, как сердце этого эксцентричного щёголя только что перешло в полное владение Марты.
Клаус смотрел на Марту очень внимательно, он слышал, как Áртур говорил о своих планах на цвет стен, потолков, гардин, говорил о мебели, которая, по его мнению, сюда вписывается, о лифте с раздвижными решетчатыми дверцами и мальчике-лифтере в бордовой форменной ливрее. Слышал и просто смотрел на Марту, и ничего вокруг больше не имело значения. Клаус всегда делал только то, что хотел!
Уже через минуту Клаус снова занялся изучением стен, а Марта повела Áртура по галерее в правую башню. Она хотела показать на месте планируемые ею изменения, но не успели они дойти до арки второго яруса, как в кармане у Áртура зазвенело. Ответив на вызов, он, смешно сгорбившись, повернул назад, и только у самых дверей холла, энергично жестикулируя свободной рукой, принялся расхаживать взад-вперед. Марта, поднявшаяся к тому времени на площадку второго яруса, с интересом наблюдала за Клаусом. Через какое-то время они оказались совсем рядом, и Марта заглянула в его небесно-голубые глаза.
– Буду счастлив взглянуть, – сказал Клаус.
– На наброски? – прищурилась Марта.
– Именно, – и немного помолчав, добавил: – привозите завтра.
– Сюда? – удивилась Марта.
– Да! – схватив складной стульчик за спинку, Клаус направился к галерее, ведущей в правую башню. – Я остаюсь, – спустя минуту донесся до Марты приглушенный голос Клауса.
Марта подошла к краю площадки второго яруса, рассматривая остатки балюстрады. Она попыталась увидеть их глазами Клауса, разглядывая древесину, обнажившуюся от времени и условий, поняла только, что это очень прочная древесина, скорее всего дуб.
– Марта! – возвращая прямоугольник телефона в карман, Áртур сделал несколько шагов и оказался как раз напротив балюстрады. – Мне нужно срочно уехать, подбросишь Клауса до города?
– Он собирается тут остаться, – оторвавшись от изучения балясин и отряхивая руки, сказала Марта.
– А-ха-ха-ха, – направляясь к выходу, расхохотался Áртур. – Не затягивайте, тут темнеет очень быстро.
– Пока, – посылая воздушный поцелуй, сказала Марта.
Проводив Áртура взглядом, Марта огляделась и, убедившись, что Клаус находится довольно далеко, увлечён изучением и вообще весь в своих мыслях, направилась к маленькой резной двери, на ходу доставая ключик. Около самой двери что-то остановило её. Поиграв ключиком между пальцами, она убрала его в карман и широкими шагами направилась к лестнице, ведущей в противоположную башню, той к которой пошёл Клаус. Поднялась на самый верхний уровень и присела на край подоконника. Оглядела комнату. Пол здесь тоже был сильно захламлен. Куски штукатурки перемешаны с каким-то мусором, Марта даже разглядела подобие узора на клочке грубой бумаги в углу. Сознание услужливо подкинуло идею об обоях.
Марта перевела взгляд на пейзаж за окном. Он был великолепен! Белые барашки пены прыгали по волнам, на безупречно голубом небе не было ни облачка, приятный бриз освежал лицо через пустые глазницы окон. Только маленькая дверка на площадке второго яруса не давала покоя. Марта резко поднялась на ноги, стряхивая наваждение, оглядела комнату ещё раз, мысленно отмечая, где поставит перегородку, разделив помещение на кабинет и спальню, где поставит стол, где хорошо впишется камин, и даже для кушетки для чтения мысленно нашла подходящее место. Медленно пересекла комнату и оказалась на площадке перед винтовой лестницей. Ключик в кармане, кажется, зажил свой жизнью, она постоянно опускала руку в карман, чтобы подержать его. Методично осмотрев все комнаты башни, как-то автоматически отмечая, где можно устроить номера, а какие помещения подойдут для служебных нужд, Марта снова оказалась в холле между башнями, на огромной площадке второго яруса, в том месте, где утром увидела Клауса. Она оказалась как раз посередине, между местом, где увидела Клауса, с одной стороны и маленькой резной дверкой с другой. Сердце Марты забилось сильнее, она почувствовала, как ноги сами несут её к этой двери. Отпирая её, она почувствовала, как у неё в груди бешено колотится сердце. Нащупав в кармане маленький фонарик, Марта направилась ко второй маленькой двери, ведущей в подвал, и опрометью устремилась по лестнице вниз. Свет от её фонарика рисовал на стенах причудливые тени. Если ещё кто-нибудь мог бы находиться здесь, то ему могло бы показаться, что эти тени вовсе не человека, а какого-то другого существа, с тугими кожистыми крыльями. Она вдруг почувствовала, как внутри неё всё перевернулось, она поняла, что знает это место, и что там дальше внизу, она как будто стала больше. И еще, она вдруг осознала, что свет фонарика ей совсем не важен. Маленький фонарик выхватывал из темноты узкую часть пространства, а она каким-то шестым чувством уже знала, что там просторный зал. Вступила в темноту и почувствовала, как сердце бьется от предвкушения большой радости.
То, что было внизу, действительно когда-то было винным погребом. Огромный длинный зал с достаточно высоким потолком мог вместить около полусотни крепких бочек, а стеллажи у стены готовы били принять целую батарею пузатых и не очень бутылок. Марта быстро пробежала через весь зал к противоположной стороне и стала ощупывать руками стену. Наконец её палец провалился в углубление. Её сердце снова бешено заколотилось, она достала тот ключ, которым открыла первую дверь. Ключ совершенно подошел и к этому замку. Она несколько раз повернула его в одну и другую стороны. Непонятное ощущение охватило Марту. Она хотела толкнуть дверь, и вдруг ей внезапно стало очень тесно в этом просторном зале, она часто задышала. На мгновенье ей показалось, что у нее радужные круги перед глазами и земля уходит из-под ног. Было темно. Отдышавшись и крепко зажав ключ в руке, она бросилась обратно. Уже наступив на первую ступеньку каменной лестницы, она почувствовала, что ей становится лучше. Несмотря на то что лестница была довольно крутая, в первый зал, который уже окрестила кладовой, Марта вошла совершенно спокойной. И только выйдя в коридор перед галереями, поняла, что оставила фонарик внизу.
Некоторое время мысли путались у неё в голове, ей даже казалось, что когда она спускалась в погреб и неслась по залу, то очень хорошо знала, что находится там, за той дальней дверью. И внезапно охвативший её ужас выдавил из её сознания что-то очень важное. Изо всех сил Марта силилась вспомнить, ухватить за хвост мимолётное ощущение, подарившее предвкушение какого-то счастья, но от этого только голова разболелась. Марта сжала виски ладонями, свежий ветер, ворвавшийся из окон галереи, отвлек её от этих мыслей. Она подошла к окну, чтобы надышаться влажным морским воздухом. Вдали блестели и переливались волны, игрались солнечными зайчиками, перекидывались клоками белой пены. Марта могла бы простоять тут целую вечность, но… Клаус!
– Надо найти Клауса, – подумала Марта. Выходя из галереи, она решила, что гений Клауса не обращает внимания ни на что и ни на кого, когда он увлечен.

Тем временем Клаус, вдохновленный красотой Марты, обходя Замок, наслаждался простором помещений. Видения интерьеров и убранства комнат не успевали сменять друг друга. Давно он не испытывал такого восторга от предстоящей работы. Каждая новая комната открывала ему свои секреты. Клаус делал пометки в блокноте, рисовал наброски, делал расчеты, много идей возникало в его гениальной голове. Он уже представлял себе, каким хочет видеть это место. Предвкушение полного погружения в волшебный мир красоты наполнило его сердце детской радостью. Клаус не заметил, как пролетел день.
Когда Марта покидала галерею, сумерки уже заявили о своих правах. Клауса она нашла в самой верхней комнате Замка. Он сидел на полу, скрестив ноги, оперев подбородок на сложенные ладони, локти рук упирались в согнутые колени. Глаза его были открыты, но было видно, что он путешествует в мыслях.
– Мэтр! Пора ехать, – выдержав паузу, сказала Марта.
Минут через пять Клаус повернул голову в её сторону и внимательно посмотрел на неё. Она стояла в дверном проеме, и свет из окна освещал только половину девушки. Бурное воображение гения, вспыхнув на минуту, дорисовало другую половину – темный силуэт грациозного хищника.
– Я не могу тебя здесь оставить, ты слишком дорог, – сделала Марта еще одну попытку и улыбнулась.
Клаус наклонился над блокнотом и добавил несколько записей. Сгущавшиеся сумерки его не смущали.
– Нам уже барашка жарят. Áртур заказал на вечер столик в «Буржуе». Ты ел барашка, приготовленного Полем? – поверх головы Клауса Марта смотрела на море. Из этого окна оно виделось особенно прекрасным.
Как и все гении, Клаус хотел есть только тогда, когда говорили о еде. Он медленно встал и отряхнул руки. Проследив взгляд Марты, тоже посмотрел на море. Воображаемый аромат жаренного барашка, а он знал, как готовит его Поль, вытеснил из его гениальной головы мысли о цветовой гамме стен и узоре паркета. Вместо этого в воображении Клауса уже стоял улыбающийся Поль и протягивал ему соте из барашка с баклажанами на белоснежной тарелке. Клаус посмотрел на Марту и развел руками. Она увидела, какая у него удивительно красивая улыбка. Вместо холодного чванливого сухаря, пусть даже гения, перед ней стоял простой растерянный парень. Веселые искорки в его глазах уничтожили ледяную холодность, Марте даже показалось, что цвет глаз изменился. Однако она не была в этом уверена, в сумерках может померещиться что угодно.
– Спускаемся, – улыбнулась она в ответ.
– Спускаемся, – отозвался мэтр и припустил к выходу. Он ловко обогнал её в дверном проёме и поспешил к лестнице.
Марта едва поспевала за ним, удивляясь, как легко он сбегает по лестнице. Ей показалось, что это вовсе не Клаус. Энергичная пробежка этого типа очень отличалась от неспешности величественно и спокойно на всё взирающего Клауса.
– Неужели барашек Поля творит такие перемены в людях, – подумала Марта. Но этот «простой парень», умеющий ТАК улыбаться, нравился ей больше холодного гения, соизволившего «взглянуть на ее наброски».
Пока Марта закрывала двери Замка, Клаус прогуливался по дорожке перед лестницей, держа руки в карманах и пиная носками ботинок остатки прошлогодней листвы. И это не как не увязывалось со свойственной Клаусу степенностью. Марте никак не удавалось хорошенько навалиться на створку, чтобы провернуть ключ последний раз, и между попытками она краем глаза наблюдала за мужчиной. Ворот расстегнут, на рукаве пиджака были пятна от штукатурки, мыски ботинок превратились в «сплошное безобразие». Этот человек лишь внешне напоминал того Клауса, который сегодня изучал Замок. Хотя Марта лишь понаслышке знала, что Клаус педант, вполне возможно это были лишь слухи. Марта невольно подернула плечами в тон своим мыслям, положила ключ в сумочку после того как ей наконец-то удалось провернуть его последний раз, и, спустившись по ступенькам, устремилась к месту, где оставила машину. Клаус поспешил за ней. Возле самой стоянки Марта остановилась на мгновенье и обернулась, чтобы посмотреть на Замок в сгущавшихся сумерках. Ей очень нравился внешний вид этого дома, она так и любовалась бы им. Доставая ключ от машины, Марта посмотрела на свой роскошный кабриолет, сделала пару шагов и замерла. Клаус с ходу, не открывая дверцы, ловко запрыгнул на пассажирское сиденье. Пока Марта огибала капот, усаживалась на водительское сиденье и нажала педаль акселератора, он уже успел прикурить и теперь вальяжно стряхивал пепел. Солнце почти скрылось за скалой, темно-синяя тень пронеслась над ними, резко похолодало. Машина выехала на дорогу и начала набирать скорость. Ветер усилился. Клаус судорожно съежился от холода, его пальцы неловко распрямились, сигарета полетела на обочину.
– Какого черта!? – Клаус посмотрел на Марту холодными синими глазами. И следа улыбчивого парня не осталось в этом человеке.
– Вечерет, – приподняла бровь Марта и прибавила скорости.
Клаус показался ей каким-то растерянным, как будто он не понимал, что тут делает.
– Мэтр! Все в порядке? – спросила Марта.
– Да, – как-то неуверенно ответил он.
Марте даже показалось, что он с трудом разомкнул сильно сжатые челюсти. Острый приступ тоски сжал ей сердце. В этот момент ей очень захотелось еще раз увидеть его обаятельную улыбку, и она подумала, что может напоминание о стряпне Поля сработает еще раз и вернет хорошее настроение этому «айсбергу».
– Клаус, ты ел где-нибудь барашка, вкуснее чем у Поля? – не поворачивая головы, спросила она.
И, надо отметить, хитрость подействовала, упоминание о барашке и Поле в одном предложении волшебным образом извлекло из недр ледяных глаз Клауса апельсиновые искорки восторга.
– О, да! – Клаус умудрился усесться вполоборота к Марте и всю оставшуюся часть пути не умолкал о кулинарных шедеврах, которые ему довелось попробовать, в том числе о творениях Поля, попутно освещая пространство вокруг себя обворожительной улыбкой. Марта смотрела на дорогу и улыбалась лишь уголками губ. Почему-то ей было очень хорошо рядом с этим, именно с этим улыбчивым Клаусом.
Марта вспомнила, как недавно Áртур рассказывал о еще одном своем проекте – «Перламутровой раковине». Он обожал хорошо поесть, поэтому открытие ресторана на набережной было неизбежно. Предполагалось, что интерьеры обеденных залов будут розовыми, но у Клауса на этот счёт оказалось другое мнение. Áртур хохоча рассказывал, как они с Клаусом сорок минут, стоя посередине будущего главного обеденного зала, уперев «руки в боки» пристально смотрели друг на друга. Надо ли говорить, что Клаус одержал верх в этом споре. Áртур первый отвел взгляд и заговорил о гардинах. Да, леденящий взгляд синих глаз Клауса трудно и пять минут выдержать. А уж сорок… – Áртур собой гордился.
Ресторан пока не открылся. А Áртур мечтает заполучить себе лучшего повара всего побережья, именно поэтому почти каждый день ужинает в «Буржуе». Зная его настойчивость, можно с уверенностью сказать, что на открытии «Перламутровой раковины» именно Поль будет скромно стоять у дверей кухни, приветливо улыбаясь гостям. Но Марта знала еще более лучшее место для Поля. Когда откроется отель – Поль будет его лучшим сокровищем, и именно здесь горожане будут отмечать ВСЕ свои торжества.
Когда они наконец добрались до «Буржуя», на улицах уже зажгли фонари. На парковке к ним подбежал администратор. Олег встретил их, широко улыбаясь. Вечер выдался тёплым, гостей собралось много, с открытых веранд разносился веселый смех дружеских застолий. Провожая немного утомлённых путников к их столику, Олег сообщил, что Áртур еще днем, когда обедал, сказал, что вечером его не будет, но столик попросил оставить тот же. Марту это обрадовало, она любила сидеть именно за этим столиком, здесь было видно, а ночью слышно море, и именно это кресло ей очень нравилось. Марта машинально открыла телефон и увидела пять сообщений от Áртура. Бегло просмотрев их, она едва заметно улыбнулась. Помимо того что он срочно вылетает в Москву, Áртур также намекнул, что ее «дражайшая» в прямом и переносном смысле картина уже едет. Марта решила, что это надо непременно отпраздновать.
Марте было откровенно хорошо. Впечатления от съеденного с удовольствием барашка зашкаливали, этот шедевр Поля оказался выше всяких похвал. Двадцатилетнее Шардене показалось ей вполне симпатичным, и теперь она искренне смеялась над остроумными историями Клауса, у которого от вина порозовели щёки. Истории становились всё интересней и веселее. Из открытого окна веяло приятным ароматом цветов, шум моря элегантно вписывался в музыкальное оформление зала, всё было чудесно. Только перед мысленным взором Марты время от времени возникал образ девушки с её картины, но с одним отличием: теперь, скрестив руки на груди, девушка озадаченно, слегка приподняв одну бровь, смотрела на неё.




Глава 4

Прежде чем открыть глаза, Клаус сладко потянулся.
– Сто лет так не высыпался, – подумал он и протянул руку к прикроватной тумбочке, чтобы взять телефон.
– Я что, вчера напился? – снова подумал он, всё еще шаря рукой поверхности, мысленно возвращаясь к событиям вчерашнего дня. Её глаза – первое, что он вспомнил. Также вспомнил, как сразу утонул в них, – сладостная истома сжала сердце. Так как он не нащупал телефон, пришлось открыть глаза. Вчерашние события накрыли волной и прокатились по хребту мышиным страхом. Клаус со стоном прикрыл глаза ладонью, пот крупными бусинами усыпал лоб. Он никак не мог заставить себя повернуть голову к НЕЙ, чтобы констатировать очевидное!
– Гюнтер, – сквозь зубы еле выдавил из себя Клаус. – Ненавижу тебя, ненавижу себя, – шипя как змей, он тихо сполз с кровати, почти на корточках подкрался к окну и немного отодвинул тяжелую штору. Светало. Клаус быстро нашел телефон. Они давно договорились с Гюнтером о том, что и куда складывать, собрал в охапку вещи с пола. Ему попалась блузка Марты – он уткнулся в неё лицом и её аромат накрыл Клауса волной блаженства. Перед глазами опять возник её облик – она улыбалась и манила его к себе. Клаус аккуратно повесил блузку на спинку шикарного кресла – номер Марты поразил его роскошью. Мужчина стряхнул с себя наваждение и, сжав в руке свою одежду, прошмыгнул в ванную.
– Гюнтер, как ты посмел, ненавижу тебя! – обмывая лицо ледяной водой, шептал Клаус. В какой-то момент Клаусу показалось, что его трясет от злости. Невероятным усилием он приказал себе остановиться, поглядел в льдинки глаз того, кто отразился в зеркале, и окончательно успокоился.
Выйдя из ванной, он обнаружил, что Марта всё ещё спит. Розовые лучи, врывающиеся в узкую щель отодвинутой им шторы, яркой полоской выделяли драпировку стены и часть шкафа. Он подошел к Марте, наклонился и вдохнул аромат её волос, нежно пригладил непослушный локон. Клаус улыбался. Такое случалось крайне редко. Если бы не одно НО, Клаус мог бы подумать, что в это мгновенье он счастлив. НО, но, но ночью с ней был не ОН, а Гюнтер. И поэтому Клаус как вор, бесшумно подойдя к двери, оглянулся. Его сердце сжалось. Ему хотелось упасть на колени возле её постели и терпеливо ждать, когда она проснется. Но он не мог. Не мог позволить себе проговориться о Гюнтере.
Клаус обожал чаек. Мог целый час простоять на крутом склоне недалеко от гнездовья птиц и смотреть на взлёты и падения. Падения лишь для того, чтобы взмыть с добычей. Клаус считал, что это пример для жизни. Каждое падение следует заканчивать добычей.
Часто он приходил в это место, место своего уединения, с большой булкой, объедал корочку, а мякиш выщипывал и бросал вверх. Ему нравилось смотреть, как птицы на излете ловко подхватывают угощенье. Вот и сейчас Клаус стоял над обрывом и с яростью швырял куски хлеба в пропасть. Чайки на лету подхватывали добычу, резко меняя направление полета. Но сегодня Клауса не радовали птицы, он пришел сюда поговорить с Гюнтером.
Он узнал о Гюнтере, когда ему было шесть, а осознал всю трагедию их с Гюнтером сосуществования в тринадцать, когда впервые влюбился. И Гюнтер тоже. В подружку его Ольги, и переспал с ней. Вот и сейчас… Клаус невольно улыбнулся, произнося ее имя – Марта! На мгновенье жизнь осветилась радужными переливами.
Гюнтер молчал. Наблюдал за чайками и молчал. Но не раскаивался, он так жил. Клаус, можно сказать, привык к проделкам Гюнтера. Не раз ему приходилось быстро сматываться, именно так сложился непреложный договор о том, куда складывать вещи и как увиливать, переросший в железное правило.
Но только не сейчас – сейчас они оба, обе личности этого мужчины, понимали, что жизнь по прежним правилам закончилась. И надо что-то делать, потому что без Марты Клаус жизни не мыслил.
Проснувшись и не обнаружив Клауса в номере, Марта криво усмехнулась: «Так и знала». Слишком уж развязным показался ей этот мужчина, слишком не похожим на того человека, которого она увидела на балконе Замка. Тот стальной лед глаз…
– И, пожалуй, хорошо что он сбежал, – кисло улыбнувшись нахлынувшей тоске, подумала Марта. Она начала набирать номер портье, чтобы заказать завтрак.
Прохладный душ смыл неприятный осадок пробуждения, завтрак уже принесли и, как обычно, подали на столике на балконе. Марта налила себе чашечку кофе из кофейника и принялась с аппетитом поглощать яичницу с ветчиной. Ей нравилось во время завтрака наблюдать ленивое течение жизни городка.
Подливая себе кофе и глядя на площадь перед гостиницей, Марта мысленно вернулась в тот момент, когда увидела Клауса в Замке. Вспомнились его высокая фигура, озаряемая лучами солнца через проемы многочисленных окон, то, как он смотрел на неё, его бесконечно голубые глаза…
Допив кофе, Марта постаралась отогнать мысли о Клаусе, успокоив себя знаменитой фразой «подумаю об этом завтра», и переключилась на занимавшую её потерю. Каждый раз, когда она посещала подвал, хорошо помнила лишь возвращение по ступенькам вверх, и точно не могла вспомнить, что там делала. И время… Куда девались несколько часов времени, Марта не знала, как отрубило.
От этих мыслей жуткий холодок пробежал по спине. Марте показалось, что она вот-вот ухватит за «хвост» суть этой пропажи, но… Внезапный телефонный звонок выдернул её из раздумий.
– Утро доброе, моя птичка! – это Áртур тараторил, как сорока. – Сегодня не вернусь и завтра тоже. Возможно, через неделю, тут такое случилось, такое случилось… Ну ладно, потом расскажу. Главное, ты в Замке будь, Клауса не отвлекай, пусть творит. Возможно, уже завтра приедут мастера, остаешься на хозяйстве, целую нежно. – И, издав звук поцелуя, отключился.
Не успела Марта положить телефон, как снова прозвучал звонок. Это позвонили насчёт кафельной плитки, она договаривалась, чтобы прислали образцы. Потом позвонили по поводу количества сухих смесей для цемента, потом из салона штор, насчёт портьер и ткани для стен, в общем, закрутилось. Прижимая к уху телефон, Марта одевалась, сбегала по лестнице, ездила по городу, ловко выворачивая руль на узких улочках и попутно бросая «Куда смотришь!» и «Ну, проезжай же уже!» или что-то похожее. Только добравшись до салона или магазина, выключала телефон, чтобы не менее эмоционально провести переговоры и получить то, что ей нужно! Денек оказался «горячим», впрочем, таких в последнее время было много.
Когда, наконец, Марта подъехала к Замку, было уже далеко после полудня, причем три недели спустя. Подходя к парадному входу быстрым шагом и на ходу доставая ключи, Марта не заметила сидевшего на камне, некогда служившим бордюрным, прямо напротив ступеней, Клауса. Он сухо поздоровался, Марта взглянула на него и обомлела – он выглядел таким же серым, как камень, на котором сидел.
– У меня проблема, – сказал он, поднимаясь и выкидывая сигарету.
– У нас проблема, – сказала Марта, повернувшись к нему спиной и вставляя ключ в скважину.
– Что? – Клаус сделал несколько шагов к ступеням.
– Ты хотел сказать: «У нас проблема»? – Марта повернула к нему голову, наваливаясь на створку двери.
– Ты должна меня выслушать, – доставая новую сигарету, сказал Клаус. – Обещай не перебивать, – и пристально уставился на Марту льдинками своих глаз.
Распахнув створки двери и убирая ключ обратно в сумочку, на мгновенье повернувшись к Клаусу, Марта шагнула в дом.
– Пошли, – буркнула она сердито.
Отбросив едва прикуренную сигарету и собрав остатки воли в кулак, Клаус вошел следом. Совершенно поникший, даже какой-то посеревший, он, не смея поднять головы, плелся за Мартой, которая сейчас отдаленно напоминала хищную гарпию. Проигнорировав шикарный лифт – сплав чуда инженерной мысли и гениального дизайна (его доставили накануне), Марта направилась к ступеням каменной лестницы правой башни, в верхнем ярусе которой располагался её кабинет. Подъем по лестницам её успокаивал. Когда шагаешь по узкому винтовому проходу, а позади послушно плетется жалкое подобие мужчины, мужчины, которого ты боготворила, мужчины, про которого ты думала, что он твой, мужчины, талант которого так велик, что перед ним заискивают английские герцоги, то разбушевавшееся пламя гнева в твоем сердце, еще минуту назад готовое испепелить каждого, кто попадется на пути, с каждой ступенькой постепенно сникает чтобы уступать место сливочному зефиру радужных надежд.
Нет! Она так больше не могла! Не дойдя одной ступеньки до площадки верхнего яруса башни, Марта остановилась и резко повернулась к Клаусу. Он тоже остановился и, не поднимая головы, тяжело уселся на ступеньку рядом с ней.
– Мы должны поговорить, – начал Клаус.
– Я… – набрав полную грудь воздуха, едва успела произнести Марта.
– Подожди, – мужчина у её ног поднял руку. – Это очень долгий разговор, давай зайдем в кабинет. Тяжело опершись на ступеньку, Клаус поднял голову и умоляюще посмотрел на Марту.
– Как пожелаешь! – Марта повернулась и пошла к кабинету.
Возле самой двери она замедлила шаг и, повернув голову, посмотрела на Клауса. Это был не Клаус, это был тот самый мужчина, с которым она ужинала в «Буржуе» и в которого влюбилась по уши. Теперь она видела это отчетливо, но не могла никак в это поверить.
Все ещё понурый, он тяжело поднялся на ноги, посмотрел на неё исподлобья, уверенно направился в кабинет, но остановился в дверях. Сейчас это был Гюнтер. Марта неторопливо наливала в глинкеры виски, бросала лед и краем глаза смотрела не него.
Гюнтер остановился в дверях и оперся плечом о косяк. Марте показалось, что в его глазах заиграли апельсиновые искорки. Она подошла к нему и протянула бокал, внимательно и спокойно посмотрела ему в глаза минуты две или три, развернулась и пошла к креслу у камина. Камин был холоден, пепел и угли не убраны. Марта с ногами забралась в кресло. Ей захотелось укрыться пледом, но он лежал на тахте у окна, а ей лень было вставать.
– Меня зовут Гюнтер, – наконец произнес он.
Марта вдруг поняла, что даже голос его она любит, и он не похож на голос Клауса.
Широкими шагами он подошел к окну, взял плед с тахты, подошел к Марте и нежно укутал её. Гюнтер встал около неё на колени, поставил свой бокал на столик, взял её за руку и заглянул ей прямо в душу. Марта смотрела на него и не знала, что ей сейчас делать. Все это время, пока он трусливо прятался от нее за скудными общими фразами по телефону и не совал носа в Замок, Марта всей душой желала увидеть его. Просто повидать его, хоть ненадолго, хоть издалека. Погладить его непослушную челку, подержать его за руку, прижаться к щеке. Потом она даже просто запретила себе думать о нём. И вот теперь он явился как тень и как побитая собака скулит у её ног.
Марта было ошарашена.
– Почему Гюнтер, Клаус? – тихо спросила Марта, глядя в его замечательные глаза, хотя где-то в глубине души уже знала ответ, нутром чувствовала, что перед ней совсем другой человек. И в эту самую минуту она увидела невозможное. Глаза, в которые смотрела сейчас Марта, эти любимые ею искорки – стали меняться, огоньки пропали, ледяная лазурь вмиг выморозила ей душу.
– Гюнтер и я, – Клаус сухо усмехнулся, – это мы. – Так сказал мужчина, стоящий перед ней на коленях. И она увидела, как лед в его глазах тает и лазурь уступает место игривым огонькам.
– Да, я такой, – сказал Гюнтер и уткнулся носом Марте в колени.
Марта залпом выпила свой виски и поняла, что этого мало. Она попыталась что-то сказать, даже пошевелила губами, но не проронила ни звука. Гюнтер молча отдал ей свой бокал, Марта выпила и его, поставив его опустевший бокал на столик, запустила пальцы в шевелюру мужчины, крепко сжимающего её колени.
– Значит, Гюнтер! – резко осипшим голосом еле выговорила она.
– Гюнтер! – он поднял голову и посмотрел на неё, огоньки его глаз показались настоящим волшебством, потому что её обида, гнев и даже разочарование во всем роде мужском, строившие стену безразличия в её сердце всё это время, – враз испарились, не оставив даже строительного мусора.
Она обхватила его за шею, притянула к себе и поцеловала нежно-нежно.
– Я скучала без тебя, – почти жалобно сказала она.
– Я тебя люблю! – Гюнтер вскочил, подхватил Марту на руки и закружил с ней по кабинету, окончательно убедившись, что предполагаемая гроза рассеялась и солнце счастливой надежды заулыбалось ему. Посадив её с ногами на шикарный письменный стол, покрытый зеленым сукном, он уперся руками в край стола и посмотрел на неё неожиданно серьезно.
– Мы оба тебя любим! Сильно.
Марте даже показалось, что глаза Гюнтера стали глазами Клауса.
– Клаус, я люблю Гюнтера, – собрав всё свое мужество в кулак и насупившись, заявила Марта.
– Что мне делать? – наклонившись к ней и нежно целуя в губы, спросил Гюнтер.
– Живи здесь, – ответила Марта и покрепче притянув его к себе, наконец-то страстно поцеловала.
Письменные приборы, бумаги, все что было на столе, полетело прочь. О Клаусе они оба быстро забыли.


Глава 5

– Клаус все-таки гений, – наконец произнес Áртур. – Кстати, где он?
Áртур два с половиной часа ходил по Замку и придирчиво осматривал получившееся произведение. Каждая комната, каждое помещение, даже малюсенькие коморки – всё удостоилось пристального внимания компаньона Марты. Áртур восхищался снова и снова. Каждая новая комната, элементы отделки галерей и лестниц, лифты, сочетание мебели и декора – всё вызывало неподдельный восторг на лице этого знатока (и подлинного ценителя) прекрасного. Áртур ликовал в душе, он был горд иметь эту жемчужину в своей коллекции шедевров! Ему нравился этот отель, очень. Но… Он боялся его до жути, причем буквально. Стоило ему лишь подняться по старинным каменным ступеням к дверям, где то в груди как будто что-то щелкало, и ему становилось страшно. Просто страшно. Правда, страх отступал, когда Áртур попадал в холл. Ощущение домашнего уюта обволакивало, успокаивало. И это пугало ещё больше. Да, он на время забыл о страхе, наслаждаясь всем этим великолепием, дух гения Клауса витал в воздухе. Но где же он сам? Áртур звонил ему всю неделю, раз пятьдесят, наверно, и всё без ответа. Он думал, что, приехав сюда, сможет поговорить с ним. Ещё одно его детище – ресторан на набережной всё ещё только проект. Áртур не привык отступать, именно Клаус сделает его «Перламутровую раковину» шедевром.
Все два с половиной часа, которые ушли на любование Замком, Áртур молчал. Зато Марту было не остановить. В каждой комнате, возле каждого элемента декора, на каждой лестнице, везде, Марте было что сказать. Она показывала на тот или другой элемент и рассказывала о нём поистине интересную историю. Через какое-то время Áртур даже подумал, что надо издать книгу об интерьерах Замка с комментариями Марты. Когда они обошли всё, то оказались на балконе второго яруса: внизу, через холл, старинными привратниками чудились створки входных дверей, цветные витражи заняли законные места в глазницах окон, изогнутые языки перил дубовых лестниц по бокам услужливо спускались к входу, драпировка стен сочеталась с деревом холла, вид в целом ошеломлял помпезностью. И вот, когда Марта, наконец, выдохлась, он заговорил о Клаусе.
– А разве он не в «Перламутровой раковине»? – Марта округлила глаза. – Ты вроде собирался привлечь его к проекту?
Марта принесла бокалы и протянула Áртуру бутылку шампанского. Он посмотрел на этикетку, одобрительно цокнул языком и, откручивая мюзлé, подумал, что совсем не хочет рассказывать Марте о том, что ресторан по-прежнему завален строительным мусором и Клауса он не может найти. Наполнив бокалы, Áртур посмотрел Марте в глаза:
– За твой отель! – стукнув своим бокал о край ее бокала, сказал он. – Юристы подготовили все бумаги, ты готова поставить подпись?
– Это шутка? – спросила Марта, а в глазах уже заиграли искорки радости. – Не-е-ет, правда?!
– Истинная! – Áртур отпил немного игристого. – Юристы уже подготовили бумаги.
Марта подпрыгнула от восторга и повисла на шее у Áртура, расплескав шампанское из своего бокала. Áртуру на секунду показалось, что это крыло за спиной у Марты, так капли выплеснутого игристого взмыли в воздух, описывая полукруг. У него по спине пробежали мурашки. «Проклято, проклято»! – раздалось у него в голове. А Марта то обнимала его, то кружилась вокруг него, вальсируя с воображаемым партнёром. Потом нежно обняла его за шею и увлекла в танце, глядя ему прямо в глаза. Он вальсировал вместе с ней, нежно обнимая её за талию. Они кружили и кружили, и Áртур не заметил, как они оказались у картины. Старый Дракон с брильянтовыми глазами с интересом смотрел на девушку, скрестившую руки на груди. Они, эти двое на картине, казалось, мирно обсуждают что-то. Здесь, на этом месте, картина смотрелась идеально. Она так гармонично вписывалась в интерьер, что, вальсируя и вскользь посмотрев на неё, Áртуру почудилось, что это не картина, а живой Дракон беседует с милой девушкой. На секунду она даже показалась ему похожей на Марту, а хвост дракона, как и сокровища, окружающие собеседников, уходили вглубь, далеко в нишу, как будто и стены не было. Может это подействовало шампанское, может вальс, а может и то и другое вместе, но каждый раз, когда они оказывались рядом с картиной, Áртур видел живого Дракона. Ему даже казалось, что он видит, как движется его шкура у скул, и как переливается чешуя, как будто он передергивает спину. Áртуру стало жутко. Он остановился у балюстрады балкона и, жестом показывая, что запыхался, опустил голову вниз, чтобы Марта случайно не заметила его страха. Марта, все еще радостно вальсируя, схватила бутылку и подлила шампанского Áртуру и себе.
– За процветание отеля «У Слона и Медведя»! – произнесла она, отсалютовав бокалом бокалу Áртура, потом рассмеялась и отпила глоток.
– Я так счастлива! – сказала Марта, поставила бокал на широкие перила балюстрады и уселась рядом. «Она так прекрасна», – подумал Áртур и повернулся к ней боком, опершись локтем на перила. Отпил глоток и улыбнулся.
– Я очень рад! – сказал он, разглядывая Марту. И он не лукавил, а действительно был очень-очень рад, что отдает этот отель Марте. Даже облегчение почувствовал, когда сказал ей об этом. Он не мог признаться, что до дрожи боится бывать здесь. И что точно знает, что тут творятся с ним странные вещи. И что он даже нанял детектива, который должен был собрать факты о том, что тут происходит, а этот детектив бесследно пропал, но перед этим позвонил и сообщил, что «нарыл кое-что» и что «надо встретиться». Но на условленное место не пришёл. И его невозможно найти. Совсем. Как Клауса. При этой мысли у Áртура защемило сердце.
– О-о-о! Чуть не забыл, мне надо в город, – погладив Марту по руке, сказал он и заставил себя улыбнуться. – Важная встреча.
– Ой-ой-ой! Какие мы занятые! – смешливо сказала Марта, встав рядом с ним полубоком, тоже опершись локтем на перила.
– Ты не забыл, у нас завтра открытие?! – Марта взяла свой бокал и отпила. – Уже скоро начнут прибывать наши люди.
– Обязательно буду! И документы как раз привезу.
Они посмотрели друг другу в глаза. Он погладил её щеке, она наклонилась к нему и поцеловала. Áртуру вспомнился их первый день в Замке. То, как они бродили по залам, как тут, очистив место от камней и упавшей штукатурки, устроили фуршет, как скрипнула потайная дверь, как они, взявшись за руки, пошли «на разведку» и как потом впервые были вместе. Все это припомнилось ему за время этого прекрасного поцелуя. Но страх, холодной струйкой пробежавший по спине, заторопил его.
Когда, помахав на прощанье рукой, Áртур вышел за двери и створки закрылись за его спиной, Марта все ещё стояла у балюстрады второго яруса. Может на небо набежала туча, может близко от окон пролетела чайка, может еще что-то, но если бы в это время кто-то стоял в холле и смотрел на Марту, то ему показалось бы, что за её спиной метнулись серые тени, похожие на кожистые драконьи крылья. Марта допила шампанское из своего бокала и направилась к маленькой дверке возле картины. Надо было готовить кладовую к пополнению припасами.
Спускаясь по лестнице в подвал и вертя в пальцах бокал с шампанским, Марта вспомнила тот день, когда всерьез задумалась о «феномене подвала». Как она тряслась от страха, спускаясь в подвал, и как одновременно с этим её как магнитом тянуло туда. Сейчас Марта вспоминала то время с улыбкой, а в тот день, когда она осталась в замке одна и впервые увидела этих существ с кожистыми драконьими крыльями и серой, как камни этого Замка, кожей, напугавших её до смерти, ей было не до веселья. Вспомнила, как бежала со всех ног в комнату, где обосновалась и жила всё время. Теперь тут кабинет. Сама не зная почему, решила, что именно тут она в безопасности. Вспомнила также, как трясущимися от ужаса руками не могла никак налить себе виски, хотя в голове пылала мысль, «что пить надо перестать, а то уже до чертей напилась». Как все-таки выронила бутылку и стакан, когда услышала еще непривычный резкий звонок большого черного телефона (их как раз накануне закупили, мебель еще не привезли, а телефоны – пожалуйста, привезли и даже уже поставили). Марта даже улыбнулась, это сейчас, а тогда было не до смеха. Воспоминания сиреневатым туманом заполнили её сознание.
– Алло, – как-то отстраненно пролепетала Марта, подняв тогда трубку телефона.
– Алло, Марта, у тебя все в порядке? – надтреснутый голос старой Графини, хозяйки квартиры, где она снимала комнату все время, пока училась, Марта узнала бы из тысячи других надтреснутых голосов. Внезапно возникшее облегчение скинуло с её плеч семипудовые мешки страха и отчаяния.
– Да, – ответила Марта и разрыдалась в трубку.
Марта плакала, громко всхлипывая, навзрыд, как будто она снова пятилетняя девочка и только что снова разбила коленки в кровь, и ей горько, больно и обидно. Мадлена Рихторовна минут пять молчала в трубку.
– Я выезжаю, – сказала Графиня, как только поняла, что «ниагарский водопад» иссякает.
В тот момент, услышав почти родной голос Мадлены Рихторовны, страх и ужас перед обитателями подвала показался ей не более чем наваждением, галлюцинацией, как и сами ужасные существа. В душе опять стало спокойно, и уверенность в том, что здесь с ней могут происходить только хорошие и очень хорошие события снова заняла почетное место в её сердце.
Растерев ладонями по лицу еще не высохшие слезы, аккуратно положила тяжелую эбонитовую трубку на рычажки черного, стилизованного под старину аппарата (который на самом деле был совершенно современным устройством, даже экран можно было открыть, нажав на панель под наборным диском) и посмотрела на дверь, ожидая, что она сейчас распахнется и Графиня с чемоданом на колесиках ворвется в комнату, чтобы утереть Марте её горючие слезы. Но чуда не случилось. Марта подошла к окну и погрузилась в созерцание моря. Душевное равновесие возвращали Марте волны любого размера. Особенно она любила, когда штормит. В такие дни, завернутая до ушей в теплый плед, с термосом горячего вина, она часами сидела у обрыва. В тот момент голубое и местами зеленое море улыбалось Марте барашками белой пены, а крики чаек свободно достигали слуха, так как окно кабинета было открыто настежь.
Настроение Марты окончательно улучшилось, мысль о том, что Мадлена Рихторовна уже в пути, настолько развеселила её, что Марта даже начала напевать любимую песенку. Как вдруг потрясающая идея заставила её отвлечься от созерцаний и непременно сейчас же найти в Замке такую комнату, которая Графине понравится так сильно, что она обязательно согласится остаться.
– В каждом приличном замке должна быть штатная гадалка! – сказала Марта, при этом припоминая, как часто видела в руках Графини потрёпанную колоду Таро, и потрясла в воздухе высоко вздетым указательным пальцем.
Потом подобрала с пола упавшие бокал и бутылку (хорошо, что она не сумела откупорить пробку) и налила себе две трети бокала. «Обойдусь без льда», – подумала Марта, убрала бутылку обратно на полку и, отпив глоток, направилась к двери.
Марта надавила на ручку и одновременно поднесла к губам бокал и немного глотнула. Дверь отворилась и первое, что она увидела в холле этого яруса Замка, были сразу два серых существа с кожистыми драконьими крыльями и отвратительно уродливыми мордами. Здесь, на свету, они выглядели менее зловеще, чем в подвале. Марте вспомнился Собор Парижской Богоматери, украшенный скульптурами очень похожих на эти существ. От неожиданности Марта прыснула на них тем виски, который не успела проглотить.
– Нет, не может быть! – высокомерно произнесла Марта, сделала еще один хороший глоток и шагнула к лестничному пролету. Под самым потолком, на узкой выпирающей каменной кромке, вниз по лестнице, тесно прижавшись друг к другу, сидело бесчисленное множество этих ужасных горгулий. Марта решила, что она свихнулась, но поразмышляв немного, решила: «ну, что ж тут поделать, свихнулась так свихнулась, надеюсь бизнесу это не помешает», поэтому торжественно и горделиво прошествовала мимо всей этой гвардии до самой галереи третьего яруса. Марта решила осмотреть комнату, аналогичную той, что выбрала для своего кабинета, только в противоположной башне, а попасть туда можно было лишь через галерею. Похоже, это была как раз та самая комната, которая может заинтересовать Графиню. Марта направлялась именно туда. Она хорошо знала вкусы Графини, поэтому считала, что угодить ей будет не трудно. Подойдя к лестнице левой башни, Марта оглянулась: множество горгулий сидело под самым потолком, крепко ухватившись лапами за каменный выступ. Марта вспомнила, что этот выступ часто занимал её размышления. Он явно не был частью декора, и теперь она убедилась в его сугубо утилитарном назначении. Все то время, пока она поднималась по лестнице, она слышала шуршание кожистых крыльев и цоканье коготков по камню. Она поняла, что уродцы перелетали и усаживались вдоль стены за её спиной. Дойдя до комнаты, которую присмотрела для Мадлены Рихторовны и уже даже приоткрыв дверь, Марта не выдержала и обернулась.
– Ну, сколько можно? Что вам от меня надо? – Марта гневно топнула ногой и даже потрясла давно уже пустым бокалом.
Горгульи оживились: хлопали крыльями, наклонялись друг к другу поближе, шептались. У Марты было достаточно времени, чтобы хорошенько рассмотреть их. Это были существа размером чуть больше кошки, но совершенно без шерсти, с довольно длинными конечностями. Передние имели что-то похожее на ладошки, еще были длинные пальчики с острыми коготками, что придавало им отдаленное сходство с конечностями обезьянок, но лишь отдаленное. Кожистые крылья, похоже, имели костяной каркас, а на некоторых выступах костяного каркаса крыльев Марта заметила коготки. Наконец, горгульи угомонились и вытолкнули вперед одного представителя.
– От тебя пахнет нашей Королевой, мы чувствуем, что она любит тебя, – проскрипел парламентер. Его голос напомнил Марте звук пенопласта по стеклу.
– И-и-и, – развела руками Марта, – вот поэтому вы решили взять и напугать меня?
– Не-е-е, – парламентер махнул своей маленькой ладошкой и немного отклонился. Марте даже показалось, что уродец смутился.
– Мы поймали шпиона и не знаем что с ним делать, – сказал парламентер и прикрыл одним крылом сконфуженную мордочку.
Когда Марта подошла к двери в подвал, то не успела даже протянуть руку к ручке, дверь как бы сама открылась, она шагнула внутрь и огляделась, пространство кладовой, уже оборудованное стеллажами и ходильными камерами, ждало более полного наполнения, под потолком были горгульи. «М-м-м, они наверно как-то переговариваются. Причем беззвучно», – подумала Марта. Когда она дошла до второй двери, в нижнее хранилище, эта дверь тоже «сама-собой» распахнулась. Более того, вдоль лестницы, на стене, в древних держателях размещались горящие факелы. Марта повела бровью от удивления, но… сочла это милым и даже удобным. Эти их проделки с открыванием для нее дверей, освещением темной лестницы, немного смягчили сердце Марты, и их внешний вид уже не казался ей таким отвратительным. Шелест крыльев и скрежет коготков по камню за спиной рождали в голове Марты ассоциации с преданными слугами, готовыми ради неё, величественной и прекрасной, на любые жертвы. «Ну надо же, всего один бокал виски, а уже такая склонность к величию», – задумавшись, усмехнулась Марта. Сам подвал еще только планировали оборудовать и провести свет в отличие от верхней части кладового помещения, поэтому здесь тоже сейчас горели факелы. Но сыры и вино уже завезли. Пройдя между стеллажами с сырами с одной стороны и винными полками с другой, она в сопровождении гвардии серого народца оказалась у стены, противоположной к входу. Сердце её бешено забилось, однажды она уже чуть не решилась открыть эту дверь, когда отыскала замочную скважину, но тогда отступила. Теперь на Марту волной нахлынуло нетерпение, она почувствовала, как горят щеки, внезапное осознание важности этого момента пронизало её дрожью. Когда Марта оказалась в шаге от стены, прямоугольник серого камня размером с межкомнатную дверь вдавился вглубь и медленно, с еле слышным скрежетом, стал отодвигаться в сторону. Деревянная дверь этой стены, оказалась лишь декором.
Там оказалась довольно просторное помещение с высокими потолками и более широкой стеной с противоположной стороны от входа, и как бы, расширяющееся во всех смыслах: и вширь и в высоту. Стены, украшенные витиеватой резьбой, освещались факелами, вдоль стен стояли потрепанные диваны и козетки в стиле ампир, некогда имевшие роскошную обивку, но ныне совершенно потрепанные. Под потолком на широком каменном выступе сидели как знакомые уже Марте горгульи, так и отличавшиеся от них шерстью на спинках и менее уродливыми мордочками тоже серые существа.
– Очевидно, это место – их обиталище, – подумала Марта.
Посередине комнаты «лицом» к входу стояло старинное деревянное кресло с высокой спинкой. Как и стены, оно было украшено изысканной резьбой. Широкими шагами Марта подошла к нему и села, положив руки на подлокотники. Только сейчас заметив, что всё ещё сжимает в руках пустой стакан, протянула его одной из горгулий. Серые существа влетели и разместились под потолком. Заслышав шум крыльев, на диване, справа от входа, кто-то зашевелился, огляделся и неторопливо сел, растирая глаза. Пленником оказался довольно молодой человек невысокого роста и среднего телосложения, совсем ничем не выдающейся внешностью, словом, самый обычный и совершенно не знакомый Марте. Когда он закончил тереть глаза, ещё раз огляделся, достал из кармана клетчатую кепку и вальяжно развалился на диване, напяливая её на голову.
Марта пристально посмотрела на него. Пленник повернулся и сел боком. Через какое-то время заелозил на диване, потом повернулся другим боком, встал и снова сел. Все это время он избегал смотреть Марте в глаза.
Марта сидела в центре просторного зала. До диванчика, на котором расположился пойманный горгульями (по их словам) шпион, было около трёх метров. Факелы хорошо освещали периметр зала, так как люстры в центре зала на было. Марта находилась в преимущественном положении: она хорошо видела пленника, при этом сама оставалась в полумраке. Она сидела ровно, кресло, к слову, оказалось очень удобным, в таком можно спокойно просидеть часа три, хотя оно было без обивки. Сидела, наблюдала за возней этого человека, и совершенно не представляла, что с этим всем делать.
Наконец узник встал, стянул с головы кепку, слегка сутулясь, неуверенными шагами медленно стал приближаться к Марте и остановился довольно близко от её кресла. Так близко, что Марта почувствовала, как сильно от него пахнет потом, рыбой и дымом.
Пленник поднял голову и посмотрел Марте в глаза, виновато улыбнулся и немного наклонившись в её сторону, сказал:
– Да, мы с ними, в общем-то, сдружились, – и наклонившись сильнее, к самому уху Марты, продолжил: – Я чищу и отвариваю им рыбу, которую они приносят, – указав при этом рукой на дальний угол. – Они даже специи и соль ухитрились добыть, – он криво усмехнулся, – а вот отпустить меня никак не хотят. – Он посмотрел на Марту бесцветными глазами, сейчас ставшими совершенно грустными.
Марта повернулась и попыталась разглядеть, что находится в том угу, куда указал пленник, и пропустила резкий выпад в свою сторону. Неизвестно как оказавшаяся около неё горгулья, схватила за руку пройдоху, совсем уже около самого её виска.
– Я хотел достать из волос перышко, – побледнев и округлив глаза от испуга, сказал мужчина.
– Похоже, пора открыть карты. – Марта толком и испугаться не успела, однако в душе у неё укрепилось недоверие к этому человеку. – Ты кто такой?
Пленник как-то сразу сник, сел на каменный пол у ног Марты и начал мять в руках свою кепку. Остановившая его горгулья осталась рядом.
– Меня зовут Николаем, – сдавленным голосом, не поднимая головы, начал пленник – я частный сыщик, всегда думал, что хороший. Меня наняли следить за событиями в этом доме, но вот уже почти месяц я здесь, – медленно и монотонно проговорил он.
– Зато жив, – не удержалась от иронии Марта.
– Зато жив, – эхом повторил Николай, соглашаясь с этим неоспоримым преимуществом.
– Так зачем хотел ударить? – спросила Марта. – Ведь хотел именно ударить?
– Хотел проверить, – подняв лицо к Марте, сказал пленник. – Давно подозревал, что они читают намерения, вот убедился. Странные они, – немного помолчав, добавил он.
– Неужели? – почти искренне удивилась Марта. – Вы же вроде сдружились?
Узнавшая о существовании этих существ менее часа назад, Марта уже мысленно считала их своими союзниками и была абсолютно уверена в правильности их поступка, в смысле, что они совершенно правильно изолировали этого субъекта. Но… вот что с ним теперь делать? Вот это вопрос!
– Предлагаю тебе должность техника с сегодняшнего дня, – пристально глядя на пленника, сказала Марта. – Покидать Замок, разумеется, запрещено.
– Принимается… – Николай поднялся на ноги и отряхнул руки. Он хотел шагнуть к Марте ближе, чтобы можно было пожать ей руку, но не решился, опустил голову, потом взглянул на неё исподлобья и добавил:
– Меня наняли следить за Вами, я даже рад, что мне не придется докладывать…
Перед мысленным взором Марты, как кадры кино, пролетели события того вечера. Продолжая спускаться в подвал, Марта улыбалась, но не как обычно, широко или приветливо, а лишь уголками губ, для себя, просто воскрешая в памяти события, произошедшие в те дни.
Свет в кладовой давно уже провели, и включался он автоматически, а вот дальний зал, где обитали горгульи, по-прежнему освещался факелами. Марте надо было обговорить с Николаем план распределения провизии, которую в течение часа, максимум двух, должны были привезти. Николай с радостью остался в Замке, был повышен до должности распорядителя провианта, так как оказался «смышленым малым», и с горгульями действительно хорошо ладил. С момента её первой встречи с ними Марта кардинально поменяла к ним отношение – полюбила их всем сердцем, различала их и, более того, знала всех по именам. Они тоже полюбили её. Где только было возможно, всегда хоть несколько из них были рядом. Не говоря уже о спальне, пять–семь особо нахальных всегда засыпали на её одеяле. Конечно же, был у Марты и любимчик, тот самый из горгулий, который в первый день выступил парламентёром, – Олоф. Он всегда был поблизости и, что особенно радовало Марту, когда ей чего-то хотелось, всегда приносил ей. Да, они действительно читали мысли. И они нежные, как котята. О-о-очень любят, когда их гладят и чешут за ушком.
Николай встретил Марту у стеллажей с сырами. Свежие сыры привезли, пожалуй, даже раньше, чем новую партию вина. Сейчас он занимался тем, что аккуратно перекладывал самые спелые на стеллаж, ближайший к лестнице. Ну, как перекладывал… Стоял с задумчивым видом, потирая подбородок, и говорил, указывая пальцем то на один круг то на другой: «Этот сюда», – переводя палец на свободное место на стеллаже, – «А этот сюда». А горгульи, его закадычные помощники, перелетали с сырами в ручках с места на место. С такими помощниками Николай всегда всё успевал вовремя.
– Привет, парни! – поприветствовала Марта Николая и компанию. – Как успехи? Помните, примерно в три привезут провиант?
– Помним, помним, – весело отозвался Николай, снимая свою знаменитую кепку в знак приветствия и водружая её обратно на голову.
– Мы готовы, да, парни? – спросил Николай, оглядывая своих помощников. Парни ртов не разомкнули, но и Марта и Николай «услышали», что они совершенно готовы. Телепаты ж всё-таки. Когда Марта была с ними одна, она всегда общалась с ними молча, а вот Николай любил поговорить, даже с горгульями всегда общался вслух. А они, зная эту его тягу, терпеливо ждали, когда он договорит, и уже после этого приносили, чего он хотел, или выполняли, чего он просил. Очень они его полюбили.
Николаю нравилась их трогательное отношение к нему, да и сам он их обожал. А чего б их не обожать-то? Это с виду они ужасны и уродливы, а так, если не смотреть на внешность, – милейшие создания. Хотя Мадлена Рихторовна, оказавшаяся на самом деле их Королевой и пока ещё скрывающая от Марты свою «ужасную тайну» («Потерпи немного, пока не могу открыть тебе свою ужасную тайну» – сказала она, когда Марта попыталась «прижать» её), сказала, что лучше их не обижать.
Окинув придирчивым взглядом стеллажи с сырами и прогулявшись вдоль полок с вином, Марта заглянула в секретный зал, поздоровалась с теми горгульями, которых не встретила наверху, и отправилась обратно.
Поднимаясь по лестнице, Марта вспомнила день приезда Мадлены Рихторовны. Утро того дня было, как и многие дни на этом побережье, безупречно солнечным.
Марта поддерживала связь со старой Графиней с первых дней приезда сюда. Делилась всеми радостями и трудностями, иногда спрашивала совета. Мадлена Рихторовна в телефонных разговорах была немногословна, но всегда говорила, что очень рада успехам Марты, и давала поистине ценные советы. А когда в замке провели телефонный кабель, развесили и расставили черные эбонитовые аппараты, стилизованные под старину, но на самом деле являющиеся венцом инженерной мысли, Мадлена Рихторовна была первой, кому позвонила Марта.
До окончания отделочных работ было, наверное, еще лет сто, и не обращая внимания на суету Марты, рабочие спокойно и размеренно занимались своим делом, постепенно преображая Замок. Марте и в голову не могло прийти торопить их, к тому же их рекомендовал Клаус, так что лодырями они не были. Просто та красота, которую они устраивали в том месте, где находились, требовала их душевных затрат, поэтому, дело, конечно, спорилось, но уж как то неспешно. Клаус уже которую неделю занимался Áртуровой «Перламутровой раковиной» на побережье в городе и приезжал в основном за полночь, и это был уже Гюнтер, а сам Гюнтер мастерски владел стамесками, многие детали декора Замка были вырезаны им лично. Áртур же, как раз в это время, колесил по Мексике в поисках новых артефактов для Аукционного дома. Так что, время в Замке тянулось, как сапожный клей.
В день приезда Мадлены Рихторовны в Замке с самого утра стоял настоящий переполох. Марта металась от кладовой до кабинета, иногда забегая в комнату, приготовленную для Графини, чтобы лишний раз убедиться, что все подготовлено как надо. Даже рабочие выглядели взволнованными, не говоря уже о горгульях. Они вообще собирались отправиться на вокзал встречать её. Уговорить их остаться в Замке Марте помог Николай, он же был делегирован водителем и встречающим одновременно. Марта уже поняла, что именно старая Графиня и есть их Королева, но не стала выпытывать у горгулий подробности, а решила дождаться приезда Мадлены Рихторовны и уже ей самой позволить все объяснить. Особенно ее волновали те странные ощущения, которые она раньше испытывала в подвале каждый раз, когда оказывалась там. И, пожалуй, то, что она так сильно любит этот Замок, тоже волновало ее.
Рабочие в тот день занимались комнатами для гостей третьего яруса, так что Марта сварила себе кувшин какао и отправилась на площадку второго яруса, теперь уже имевшую роскошную балюстраду и тисовые лестницы с двух сторон. Удобно устроившись в кресле-качалке, заботливо принесённой горгульями, Марта налила себе в чашку дымящийся напиток и принялась ждать.
Держа чашку двумя руками и отпивая какао по глоточку, Марта вдруг задумалась о будущем. Вот она уговорит Мадлену Рихторовну остаться в Замке, может даже та согласится выдавать себя за гадалку. Марта даже хихикнула от этой мысли, представила, как толпы дам бальзаковского возраста, стекаются к «Прóклятому Замку», чтобы узнать свое будущее… Марта отогнала видение, отпила какао и вернулась к своим размышлениям. Приезд Графини, с одной стороны, радовал её, очень Марте почему-то не хватало её присутствия, а с другой стороны, пугал. Что-то ныло под ложечкой, какое-то смутное сомнение глодало ей душу. Именно в этом странном чувстве Марта пыталась сейчас разобраться. Поразмышляв ещё немного, Марта обнаружила, что выпила весь кувшин какао, и уже собиралась отправиться на кухню за добавкой, как правая створка входных дверей открылась и в холл осторожно вошла Мадлена Рихторовна. Горгулии, до этого момента сохранявшие невидимость (ну вот имели они такую способность – казаться невидимыми), вмиг проявились и, заполнив пространство шумом хлопающих крыльев, устремились со своих выступов под потолком к своей Королеве.


Глава 6

Открытие запланировали на десять утра. Всю ночь приехавший накануне вечером персонал трудился: застилал, накрывал, начищал, доводил до идеала. В шесть утра повара принялись за дело. Праздничное меню давно было подготовлено. Марта позаботилась о том, чтобы все в городе знали об открытии: заметки в газетах, баннеры в центре, флаеры во всех ресторанах на побережье. И везде напоминалось о чаепитии с пирожными для всех, кто придет на открытие. И это сработало.
К полудню парковка оказалась забита полностью, а обочины на обеих сторонах оказались очень даже подходящим местом, чтобы остановиться. Гости все приезжали и приезжали. Марту это радовало. На вечер был запланирован салют, так что, возможно, кто-то захочет остаться до завтра. Мысленно, в душе, Марта потирала руки.

Áртур взял фужер с шампанским и огляделся. Честно признаться, торжественную речь на открытие отеля он репетировал много раз. Впервые это случилось, когда он вошел в только что приобретенный Замок. В тот момент на него накатила такая большая волна радости, что счастье буквально распирало ему грудь. Поднявшись на площадку второго яруса и оглядывая серые стены и разруху, он видел шик и блеск нового отеля. Своего отеля!
– Добро пожаловать, друзья! – счастливо улыбаясь, Áртур широко развел руки в стороны, как будто он собирался обнять всех присутствующих разом. Именно сейчас он вспомнил тот самый первый день в Замке, когда произносил эти слова в пустом мрачном зале.
– Я рад приветствовать вас сегодня в этом прекрасном месте. Лучшие мэтры своего дела трудились над созданием этого шедевра, и самые внимательные мастера будут каждый день совершать для вас обыкновенное чудо! – все еще широко улыбаясь, он продолжал говорить давно заученные, но похожие на экспромт фразы, когда ему на глаза попался Клаус, который в это время аккуратно, двумя пальцами, брал канапе с подноса официанта и кивал головой, в чем-то соглашаясь с собеседником. Место для праздничного фуршета, выбранное в парковой зоне отеля, изобиловало зеленью, ветви деревьев немного заслоняли некоторых гостей. Стоя на возвышении, Áртур мог видеть почти всех собравшихся. Много раз и с удовольствием оглядывая собравшихся, он заметил Клауса. Тот стоял к нему полубоком и беседовал с господином в клетчатом пиджаке. И теперь так долго предвкушаемое удовольствие от этой торжественной (несмотря на то, что теперь это не его отель) речи улетучилось, словно облачко в знойный полдень. Теперь он не отрывал глаз от Клауса, с которым ему не терпелось поговорить.
Áртур долго готовил свою речь, часто репетировал её то перед зеркалом в ванной, то над обрывом у моря, то уставший, сидя у камина и представляя аудиторию, поигрывая бокалом с виски. Каждый раз полет его мысли в этот день заряжал его огромной порцией оптимизма, он не просто верил, что этот день наступит, он точно знал! Так что теперь, сосредоточив все внимание на Клаусе, он чисто автоматически, при этом не сбившись, даже выдержав нужную паузу в нужном месте, продолжил речь давно подготовленной острóтой, получив при этом ожидаемую реакцию собравшихся. Смех гостей получился искренний, кое-кто даже похлопал. На миг он потерял зрительный контакт с аудиторией, когда грациозно раскланивался, но этого оказалось достаточно, чтобы потерять Клауса из виду. По спине пробежали зловещие мурашки ужаса. Поставив бокал на поднос, церемонно раскланиваясь с «сильными мира сего», поднявшимися к нему на импровизированную сцену, и натужно улыбаясь, Áртур шарил глазами по головам собравшихся. Наконец он увидел Клауса и окликнул его. Клаус посмотрел на Áртура, кивнул ему, подняв свой бокал в знак приветствия.
Áртур торопливо направился к краю «сцены», спускаясь по ступенькам, старался не терять Клауса из виду. Устремившись к тому месту, где находился Клаус, ему пришлось прокладывать себе путь сквозь толпу почитателей. Пожимая руки, похлопывая по плечу, кивая и улыбаясь, отвечая на поздравления, просто обмениваясь любезностями, Áртур целеустремленно двигался в сторону туи, выстриженной в виде кофейника, которую определил для себя как ориентир, здесь уже Клауса было не рассмотреть. Когда, казалось, что до Клауса, осталось пару шагов, его кто-то сильно потянул за рукав. Обернувшись, он увидел Николая, того самого детектива, которого нанял около полугода назад для выяснения загадочных событий в замке и который неожиданно и совершенно загадочно пропал. Николай разговаривал с каким-то человеком, потянувшись к Áртуру и придержав его за рукав, знаками показал, что попозже обязательно надо переговорить. Áртур был в смятении. То ни одного, то оба сразу! Аж мурашки по спине пробежали. Но мысль о том, что теперь это место не его, на миг согрело ему душу. Повинуясь инерции, продолжил движение к вожделенной туе и, едва не споткнувшись, ухватил за рукав Клауса. Волна накатившего облегчения стерла даже воспоминания о всех сегодняшних жутких мурашках. Взяв бокал с шампанским у вовремя оказавшегося рядом официанта и коснувшись бокала Клауса, Áртур широко улыбнулся и церемонно обнял так долго разыскиваемого друга. «И что это я себе понапридумывал, – пронеслось в голове Áртура. – Что, уже и личных дел, что ли, у человека быть не может». Хотя, касаясь жизни этого «айсберга», Áртур не мог ничего сказать о его личной жизни, и вообще, даже мысль об этом казалась ему абсурдной. Áртур нахмурился, он вдруг понял, что после стольких лет общения и плодотворной работы с Клаусом, знает о нём лишь то, что он сам о себе рассказывал. А этого было немного. Главное, что он искренне считал его другом. Внезапно налетевший приятный морской ветер обдал свежестью, и Áртур, встряхнув шевелюрой, отвлекся от своих мыслей.
После приветствий и глотка шампанского Клаус, как ни в чем не бывало, перешел к делу. Стал обрисовывать ситуацию с «Перламутровой раковиной», как он ее видит. Áртур так долго пребывал в «вакууме», что с легкостью согласился на увеличение расходов, у него даже мысль такая промелькнула: «А не специально ли Клаус отстранился, чтобы я стал посговорчивее?». Но мысль промелькнула и побежала себе дальше, никого не задевая, так как речь зашла о тонкостях отделки фасада, где А`Áртур и так собирался положиться полностью на вкус Клауса.
Стоя рядом с Клаусом и мирно обсуждая деловые вопросы, Áртур помаленьку успокаивался. Даже стал разглядывать толпу, выискивая глазами Марту. Он не видел её с самого утра, сейчас очень захотелось, чтобы она стояла рядом и держала его под руку, хотелось ощущать её присутствие, быть рядом, может быть даже навсегда. Он понимал, что организационные вопросы поглощают её полностью, поэтому спокойно отнесся к её отсутствию во время торжественной речи. Но сейчас, он заинтересовался тем, что может она где-то здесь, общается с гостями? И вскоре поймал её облик.
Марта стояла недалеко от импровизированной сцены, с которой он недавно приветствовал собравшихся, и беседовала с суховатой пожилой леди, усыпанной брильянтами. Áртур невольно засмотрелся на эту старушку, она просто сияла, переливалась и искрилась, так много было на ней прекрасных украшений. Как знаток антиквариата, Áртур чуть не присвистнул от восхищения – таких редких и великолепных украшений он давненько не видывал. И через «его руки» они явно не проходили. Его так взволновали эти «цацки», что он даже упустил нить разговора с Клаусом, периодически бормоча: «Да-да-да».
– Вот и ладненько! – выдернул его из раздумий ледяной голос Клауса. – Давай подпишем договор.
Áртур оторопел от неожиданности. С одной стороны, он, конечно, был рад такому быстрому разрешению давно мучившей его проблемы, но, с другой стороны… С другой стороны, он не привык решать серьезные денежные вопросы вот так, между бокальчиками игристого. Однако… Он внимательно посмотрел в льдинки Клауса и согласился. Клаус протянул ему увесистый «томик» договора.
– И когда успел подготовить? – подумал Áртур, наискосок проглядывая страницы. – Хоть бы Израэлю дать почитать. – Áртур задумчиво обхватил подбородок.
Пока Áртур разглядывал договор, точнее сказать, пялился на страницы, ничего не понимая, Клауса кто-то окликнул в толпе. Клаус засуетился, сунул Áртуру второй экземпляр, выхватил наполовину перелистанный Áртуром экземпляр, поставил размашистую подпись на последнем листе и еще на двух или трех в середине и со словами: «Почитаешь – подпиши», – заторопился к какому-то совершенно незнакомому господину в зеленом пиджаке. На ходу обернулся: «Мой экземпляр оставь Марте». И скрылся в толпе.
Áртур был окончательно сбит с толку. У него закружилась голова: торжественный, давно ожидаемый момент жизни, которого вожделел так долго; радость от неожиданной встречи с Клаусом, увидеть которого уже почти отчаялся; договор о «Перламутровой раковине» в руках; еще этот внезапно появившийся, как чёрт из табакерки, Николай, со своим «надо переговорить»; дама в брильянтах, с которой непременно хотелось пообщаться, – все эти события внезапно перемешались в его голове и закружились радужным хороводом. Áртур жестом подозвал официанта и залпом выпил три бокала шампанского. Оставляя последний фужер на подносе официанта, Áртур вдруг увидел Поля, стоявшего у дверей в форме шеф-повара отеля и улыбающегося гостям так радушно, что Áртуру показалось, что он теряет сознание.
– Ну-у-у, как тебе открытие? – он почувствовал, что кто-то подхватил его под руку. Обернувшись, он увидел сияющую от восторга Марту. В ней было столько энергии, столько радости, что Áртур невольно выпрямился, и к нему даже вернулось некое подобие спокойствия. Он смотрел на Марту и хлопал ресницами, не в силах произнести что-либо, даже злость на нее из-за Поля, вылезшая на первое место из всех событий сегодняшнего дня, никак не обрекалась в слова. Он просто смотрел на нее и часто моргал глазами.
– Да ты набрался! – удивленно и в то же время восхищенно констатировала Марта. – Пойдем, тебе надо увидеть кабинет управляющего, – потянула его к дверям Замка.
– Моего кабинета, – уже тише сказала она.
Перед взором Áртура лишь проносились ступеньки, ковры, гобелены, уважительно склоняющиеся перед ними в полупоклоне лакеи, официанты, лифтовые и коридорные. Блеск окружающего великолепия слепил ему глаза, а он, как отстраненный наблюдатель, лишь благосклонно позволял всему этому быть.
Когда Áртур пришел в себя, то обнаружил, что сидит в удобном мягком кресле напротив камина. Оглядевшись, он предположил, что находится в библиотеке. Справа от него на столике, за которым стояло еще одно кресло, пустовавшее на данный момент, обнаружился маленький фуршет из мини-закусок и брускетт. На тарелках и тарелочках он узнал разного размера шедевры Поля. На каминной полке он заприметил штофы и пузатые бутылки с алкоголем. Тут же стояла Марта. Отослав официанта, она сама управлялась с напитками. Щедро насыпая лед в два крупных стакана, она плеснула в каждый на две трети виски. Áртур оживился и завис в нерешительности над закусками и закусочками, выбирая, что предпочесть в первую очередь. Он знал, что Полю нет равных в приготовлении изощрённых угощений, поэтому никак не мог решиться, что же выбрать. Он даже невольно зашевелил пальцами, впав в задумчивость.
– Попробуй вот эти, с икрой, – указала Марта на среднюю тарелку этажерки, ставя перед ним виски.
Áртур взял чистую тарелочку и стал накладывать себе разные канапе, тарталетки и бутербродики. С удовольствием опустив на язык «ту штучку с икрой», он блаженно улыбнулся. Сейчас он наслаждался, и пусть весь мир подождет!
Отдав должное закускам, посидев, разглядывая трепещущие языки пламени, он наконец взял глинкер.
Марта тем временем отвечала на звонки и перезванивала сама, раздавая указания и советы, делая пометки в каком-то журнале, в общем, была сильно занята! Так что у Áртура нашлось достаточно времени отогреться душой. Ясность мыслей потихоньку налаживалась, события сегодняшнего дня постепенно занимали свои места в интеллектуальной иерархии Áртура. Договор с Клаусом отошел на четвертое по значимости место, и первое, что теперь волновало его, – это Дама в брильянтах.
Наконец Марта положила трубку телефона – это был большой телефонный аппарат, похожий на старинный, с матовыми боками и круглым поворотным диском. Такие стояли почти во всех помещениях Замка и были частью антуража. Áртуру нравилось слушать треньканье наборного диска, нравился зычный «голос» звонка. Ему все нравилось в этом отеле. Но щемящего чувства жалости расставания он не испытывал, всё ещё сильны были приступы неожиданного ужаса, внезапно нападающие на него здесь время от времени. Но сейчас ему было хорошо. И он собирался насладиться этим по полной. Он немного отпил из своего стакана, почувствовал, что лед растаял, и скривил губы. Подошла Марта, увидела гримасу, взяла его стакан и налила новый. Посмотрев на свой, вздохнула и себе тоже налила новый.
Молча глотнув виски, Марта села во второе кресло напротив камина и тоже уставилась на пламя.
– Устала? – не отрывая взгляда от пламени, спросил Áртур.
– Ужасно, – тихо ответила Марта и повернула к нему голову.
Áртур тоже повернулся к Марте. Поставив свой стакан на столик между их креслами, он, умилённо глядя на Марту, сполз на колени и совершенно неуклюже, медленно передвигаясь, прямо так, на коленях, подполз к Марте, сел у её колен и уткнулся в них носом. Потом поднял голову, посмотрел ей в глаза и взял её ладони в свои.
– Я очень люблю тебя, – сказал он, нежно целуя ей пальцы.
Она посмотрела на него нежно-нежно, и в горле у неё застрял ком из слов, давно подготовленных для этого разговора. Марта хотела всё рассказать ему как раз сегодня. Рассказать о Клаусе, вернее, о Гюнтере, что они уже давно любовники, и что она жизни своей не мыслит без Гюнтера, и что Клаус её тоже очень любит и ревнует к Гюнтеру. Что эти два красавца и дорогих ей человека уживаются в одном теле, и всё это время Клаус-Гюнтер живет здесь и тоже очень переживает. И как ей теперь быть, она совсем не знает, и очень хочет, чтобы всегда сильный и всегда всё могущий легко решить Áртур ей помог. Но не теперь! Глядя ему в глаза, Марта поняла, что ничего из этого сказать ему не смеет.
– Я давно хотел тебе признаться, Марта, – Áртур отпустил её ладони, повернулся к огню и заговорил тихо и спокойно. – Я очень сильно люблю тебя, но… – Áртур повернулся, пламя озарило гримасу страдания на его лице, взял свой стакан со столика и сел на пол, опершись спиной на ноги Марты, хлебнул виски, и невидящим взором уставившись на пламя, продолжил: – Но, я до жути, до коликов в животе боюсь этого Замка. Леденящий ужас наваливается неожиданно, холодный пот ручьем льёт по спине. Я не знаю, что со мной, хотя не один я слышал, что Замок проклят. Я вижу, что с другими такого не происходит.
Залпом допив виски, Áртур повернулся к Марте и, жалобно поджав губу, посмотрел на неё. Его тихий и спокойный голос почему-то заставил её сердце сжаться в ледяной комочек. А его взгляд… сейчас он напоминал побитую собаку у ног прохожего. Марта запустила свои тонкие пальцы в шикарную шевелюру Áртура, провела пальцами по голове. Она была в смятении, потому что хорошо знала природу его страхов, но не имела права рассказать ему всё, по крайней мере сейчас. Может потом, когда всё кончится… Она наклонилась и поцеловала Áртура. Он посмотрел ей в глаза, тяжело вздохнул и встал.
– Тебе подлить виски? – спросил он как ни в чём не бывало.
– Да, пожалуй, – покрутив в руках свой стакан, она поставила его рядом со стаканом Áртура. Нахмурив брови, резко повернувшись в его сторону, она открыла уже рот, чтобы сказать ему часть правды, уже даже встала и начала заламывать себе пальцы, как вдруг…
Двери в библиотеку, являвшуюся также кабинетом Марты, резко распахнулись, и Áртур тоже резко обернулся к дверям, увидел, как довольно быстрым шагом не вошла, а скорее влетела та самая Дама в брильянтах, так сильно поразившая его сегодня. Только сейчас на её плечи небрежно была наброшена черная шаль с кистями, расшитая алыми астрами.
– Мадлена Рихторовна! Что-нибудь случилось?
– Ах вот вы где, Марта!
Женщины произнесли это одновременно, причем довольно громко и довольно резко, и неожиданно весело рассмеялись.
– Áртур, позволь тебе представить: Мадлена Рихторовна – наша «предсказательница».
– Аида, – протягивая пальцы Áртуру, поправила она Марту. – Я взяла псевдоним. «Мадлена Рихторовна» для предсказательницы – чересчур. – И они обе опять рассмеялись.
А у Áртура сложилось впечатление, что они давние подруги.
– Я подумала, что для Замка со статусом «прóклятый» обязательно нужен Салон предсказательницы, – хихикнула Марта. – Пойдем, мы тебе его покажем, – она схватила его за руку и потянула к дверям, а глаза её вдруг загорелись детским восторгом, как будто удалась какая-то невинная шалость.
Áртур едва успел закрыть хрустальной пробкой штоф, так и не успев никому пополнить стаканы и поставить его на место.
– А пойдем, – искорка детской радости Марты передалась и ему, и внутри вдруг возникло чувство предвкушения чего-то интересного, аж между лопаток зачесалось.
Всю дорогу до комнаты, где расположился Салон предсказательницы, Марта не умолкала, она говорила и говорила. Áртур, немного отвык от этой привычки Марты так излагать события, и теперь понял, как сильно он по ней соскучился, как сильно ему хочется держать её за руку и бежать неважно куда, лишь бы с ней, особенно сейчас, когда сердце не сковывал ледяной рукой кошмарный ужас, а наоборот, его через край переполняло давно забытое чувство настоящей детской радости. Из всего сказанного Áртур уяснил, что Мадлена Рихторовна – это квартирная хозяйка Марты в Москве, пока она училась, и картина с драгоценным Драконом, собственно, причина их с Мартой знакомства, это её подарок. И как раз, глядя именно на эту картину, Марте и пришла в голову такая потрясающая мысль с «Салоном предсказаний» в отеле, имеющем «устойчивую репутацию». И что сразу же позвонила Мадлене Рихторовне и предложила ей перестать киснуть в этой Москве и приехать сюда, хотя бы для того, чтобы разок взглянуть на потрясающий закат, и что в душе Марта была уверена, что Мадлена Рихторовна сразу же согласится, как только пробудет в этом замечательном Замке хоть чуть-чуть. И что так и получилось: как только Мадлена Рихторовна вошла в Замок, сразу же решила попроситься у Марты остаться здесь, хоть горничной, хоть консьержкой, а тут такое шикарное предложение – предсказательница! Как раз она, исключительно от скуки, уже лет двадцать «вникает в эту тему», как выразилась Марта.
Салон расположился в верхней комнате противоположной башни, аналогично кабинету Марты, и выглядел потрясающе. Áртуру очень понравилось, как всё тут обустроено: и расцветка тканевой обивки стен, и двойные шторы (помимо простых гобеленовых, ещё светонепроницаемые), и старинный стол красного дерева, инкрустированный не менее драгоценными породами деревьев в виде цветочного орнамента, стоящий посередине комнаты, и низко висящая старинного вида люстра с широким тканевым абажуром с кистями, и тройной латунный подсвечник на столе, и стилизованные под подсвечники бра на стенах, словом, всё определенно нравилось. Даже не просто нравилось, а вызвало неподдельный восторг. И сама идея салона тоже показалась очень логичной, он, пожалуй, и сам бы так устроил. Он внимательно осмотрел всё. Верхняя комната этой башни была разделена на три, в одной устроен салон, а две оставшиеся определены как жилые для Мадлены Рихторовны, теперь взявшей себе загадочный псевдоним «Аида». Комнаты имели отдельный вход в каждую, но со стороны салона были ловко задрапированы шторами или стилизованы под стены так, что находясь в салоне, нельзя было предположить, что есть комнаты ещё, особенно, если окно зашторено. Надо ли упоминать, что шторы салона тоже были в цвет стен.
Изучив всё тщательнейшим образом, обследовав, кажется, каждый дюйм салона, Áртур устало повалился в одно из кресел у гадательного стола.
– Хорошо бы чего-нибудь глотнуть, – Áртур испытующе посмотрел на хозяйку этих комнат.
– Гленливет? – открывая потайную дверь в жилую часть, скорее для проформы спросила Мадлена Рихторовна и нырнула внутрь.


Глава 7

Как только Мадлена Рихторовна вошла в Замок, сразу же решила попроситься у Марты остаться здесь, хоть горничной, хоть консьержкой, и была искренне рада заполучить роль гадалки в «Прóклятом Замке».
Мадлена Рихторовна уже давно планировала возвращение. Старая колода Таро подсказала ей, как поступить. Однако, садясь в поезд, она не знала наверняка, сможет ли остаться в Замке. Ей так много надо было рассказать Марте. Но что именно, если она сама мало что знала? Единственное, что она знала точно, так это то, что она безумно любит этот Замок. Замок, который всегда был её домом. Именно здесь она родилась более двухсот лет назад, что стало большой радостью, смывшей горечь безнадёжного отчаяния. Ещё недавно медленно, и, казалось совершенно неотвратимо надвигающийся крах правящей династии сейчас совсем развеялся как туман над морем.
Это старый советник, ещё служивший отцу Короля, предложил ему идею: «уйти от проклятия». Уйти туда, где злые чары будут бессильны. Несколько преданных Королю колдунов и магов целый год тайно искали место, где не будет силы у чёрных чар. И наконец, у них получилось. Они не смогли убрать проклятье совсем, но открыли проход в другой мир, дававший надежду, правда и условия оказались очень жесткими. Проход открывается на очень короткое время, примерно часов тридцать, или около того. Периодичность прохода тоже определили не точно, около ста пятидесяти, может ста семидесяти лет. Но откроется точно, чтобы обязательно можно было вернуться.
Никакого Замка, конечно, тут ещё не было. Только огромная одинокая скала с невероятно глубокой пещерой. Именно там, в глубине, открылся проход. Алый бархат королевского плаща скользнул по серым камням, и гонимые злой судьбой правители гордых земель, в сопровождении всей верной свиты, ступили на неровные плиты их будущей обители. Звук крыльев, влетевших за своей Королевой, странных серых существ, похожих на горгулий, гулким эхом прокатился по всей пещере. Люди и горгульи издревле жили вместе, по сути, они являлись единым народом, неким конгломератом стихий. Именно это единство позволяло рождаться колдунам и магам. Это место должно было приютить их на долгие годы, именно сюда решили сбежать отчаявшиеся Король и Королева, прячась от страшного проклятия. Народ Алсахрава здесь обжился быстро. Замок построили примерно за год, разбили пышный сад, изучили мир. Что-то почерпнули, что-то привнесли, заодно обогатив этот мир новыми мифами и легендами. Жили весело и со вкусом. Но лишнего внимания к себе старались не привлекать. Устраивали иногда праздники, приглашая купцов и ремесленную знать.
Срок возвращения приближался. День открытия прохода всё ближе и ближе. Отчаяние Короля уже почти достигло своего предела. Надежда на продолжение королевского рода угасала с каждым днем. Но, вопреки неверию всей свиты, примерно за шесть лет до нового открытия волшебного окна между мирами, Королевская семья всё-таки обрела долгожданное счастье. На свет появилась венценосная принцесса, свет очей величественных Короля и Королевы. Красавица и наследница всего, что есть в их мире. Девочка ни в чем не ведала отказа, горгульи опекали принцессу днём и ночью, и ей ничто не угрожало. С первых дней было ясно, что она станет настоящей королевой. Её грациозность и манеры поведения выдавали королевскую кровь, что, впрочем, не мешало ей проказничать. Её дерзость граничила с её красотой. Однако, все её опасные шалости ловко превращались заботливыми горгульями в «невинные забавы».
Дня Х все ждали. И вот, однажды, серая стена вдруг расцвела разноцветными кругами. Радужное марево размягчило серый камень. Густое пространство некогда твердой стены, с каждой минутой становилось чуточку прозрачней. К тому моменту, когда проход окончательно открылся, Королевская чета и свита были готовы. Одетую в шелковое платьице малютку королева держала на руках. Король стоял рядом. И вот! Когда открывшийся проход сформировался великолепной аркой, увитой узорами, Правители гордой Земли со всей свитой торжественно вступили в тронный зал своего дворца. Именно оттуда открывался портал. Но случилось совершенно неожиданное. Во время официального приема, когда графы и князья всех земель и владений пришли преклонить колени перед принцессой и наследницей, когда торжественная часть события великолепного триумфа переросла в нечто подобное балу, и когда волшебная мембрана начала уже смыкаться, давний друг Короля и его Доверенный, всё это время живший во дворце, выхватил малышку из ручек горгульи-няньки и, побежав к границе меж мирами, на бегу швырнул малышку в быстро затягивающуюся дыру. Конечно же, горгулья-нянька метнулась за ней, Король жестом направил полсотни горгулий следом, и туда же, ни секунды не размышляя, прыгнул старик-советник, ставший на долгие годы для малышки Регентом.
Верный королевский советник был ещё силен, но знал, что до следующего «окна» не доживет. Он очень любил свой мир, но долг для него был важнее. Попав обратно в Замок и убедившись, что Принцесса цела и невредима, он спокойно улыбался Королю сквозь быстро смыкающуюся щель волшебной мембраны, которая на глазах серела и каменела.
Регент обожал малышку, с удовольствием учил её всему, что знал сам. Каждый вечер рассказывал истории: о Королеве и Короле, о том, как должна вести себя настоящая Принцесса; о том какое красивое небо и какие высокие горы в родном мире; об их народе, и как сильно её любят. Но он не знал, как рассказать ей о страшном предательстве. Сначала она была слишком мала, потом навалилось много забот, а он не становился моложе. А ещё позже, когда Принцесса подросла и стала задавать разные вопросы «о том, как же всё так получилось», он уже многое забыл. Так бывает. Что-то рассказали горгульи, как они это помнили. А их век гораздо дольше человеческого, хотя люди Алсахрава живут оооочень долго. И когда Регент умер, она собрала стаю и покинула дом, убежала в ночь.
Благодаря невидимости горгулий и их невероятной ловкости, будущая Мадлена жила с привычным ей шиком. Во многих городах они побывали, но ни где не задерживались долго. Разве, что Париж, бесконечно прекрасный и волнующий душу. Там они прожили дольше всего. Частые переезды, казавшиеся спасительными и даже «обновляющими» (они позволяли ей на время забыться, погружаясь в хлопоты обустройства на новом месте), однажды стали утомительными. Попытки убежать от себя, всегда тщетны.
Вот и пришлось однажды «осесть» в Санкт-Петербурге, отослав всю стаю «беречь Замок». Милые и любимые, они наотрез отказавались покинуть её. Опасаясь, что однажды откроется, её тайна, Мадлена применила известный ей от Регента обряд «Отрывания». Она разорвала древние узы со своим народом. И только тогда, поникшие и отвергнутые, вынужденные подчиниться, преданные горгульи вернулись в Замок.
Она чувствовала себя очень виноватой и терзалась этой мыслью, но всегда считала, что приняла единственно верное решение.
Мадлена нутром понимала, надо во всём признаться Марте. Душа кипела, но… слова застревали в горле. она искренне полюбила Марту, полюбила как родную дочь. И стыдилась своей жесткости. Но время шло. А вдруг, там, на Алсахраве, что-то придумали? И проход откроется раньше? А вдруг её родители, величественные Король и Королева пали от рук предателей, и проход не откроется ни когда? Мадлена не знала, что и думать. Часто, ночами, стоя у окна своей комнаты, и любуясь танцем стаи в воздухе, заламывая пальцы от нерешительности, Мадлена сотню раз проигрывала в мыслях свой рассказ для Марты. И эти мысленные репетиции тайного откровения, как вода находит дырочку, тоже находили свой «выход». Время от времени, Мадлена «проговаривалась», по не многу, по чуть-чуть, так, что у Марты постепенно укладывались в понимании «пазлы» всей её истории.



Глава 8

Когда Марта вернулась в свой кабинет, за окном царила ночь, мигая яркими звездами под аккомпанемент морского прибоя и стрёкота цикад. Гюнтер сидел возле камина и, удобно устроившись, наблюдал за танцем пламени. На коленях у него лежала довольно потрёпанная тетрадь. Марта узнала в ней тетрадь для общения между Клаусом и Гюнтером.
– Привет! – Марта подошла к Гюнтеру и склонившись над ним, нежно его поцеловала. – Выглядишь уставшим. Она запустила свои тонкие пальцы ему в шевелюру, массируя голову.
– Клаус только что вернулся, вымотался в «Перламутровой раковине», – блаженно улыбаясь произнес Гюнтер. – Даже мне написать пару слов сил не нашел, тут все для тебя, – протягивая тетрадь Марте, все еще улыбаясь от удовольствия, сказал Гюнтер. Он обожал, когда Марта массировала ему голову.
Марта взяла тетрадь и уселась Гюнтеру на колени, он обнял её и, положив подбородок ей на плечо, снова улыбнулся. Теперь он был счастлив от того, что Марта рядом, что он её обнимает. Вдохнув ноздрями воздух, он насладился тем, как от нее пахнет. Он обожал Марту. И Клаус тоже.
– «Обожаемая мною Марта», – Марта прочитала первые строки послания, повернула голову к Гюнтеру, поцеловала его и, потрепав ему волосы, вернулась к тетради. – «Спешу тебе сообщить, что «Перламутровая раковина» – тот еще орешек! А Áртур – настоящий Кракатук! Но ничего, я справлюсь с обоими!»
Марта оторвалась от чтения и посмотрела на угасающее пламя в камине. Снова повернулась к любимому, нежно поцеловала его, поднялась и направилась к окну, где под подоконником была устроена дровница. Взяла пару поленьев и, повинуясь внезапному порыву, высунулась в окно. Ночь пахла цветами. К окну тут же подлетела её любимая горгулья и уселась на оконную раму. Марта протянула к ней руку, и она ловко перелетела на неё, и перебралась на плечо. Так, с горгульей на плече, Марта вернулась к камину и положила в огонь поленья. Гюнтер задремал в кресле. Горгулья потерлась мордочкой ей о щеку, поленья мерно потрескивали в камине. Марта удобно расположилась во втором кресле напротив камина, мысленно попросила горгулью пододвинуть ей пуф для ног и захватить с кушетки плед. Когда она окончательно угнездилась в кресле, укутанная пледом и, почесывая за ушком своего любимца, вернулась к запискам Клауса, дверь в кабинет открылась.
– Я на одну маленькую минуточку, – Мадлена Рихторовна вошла и прикрыла дверь за собой. – Хорошо, что вы еще не спите.
Марта посмотрела на неё и увидела, что старая Графиня в той же шали, в которой приехала в Замок. Перед глазами возник тот день:
– Ты замечательно позаботилась о нём, – Марта услышала знакомый скрипучий голос и, перегнувшись через балюстраду и внимательно посмотрев на пожилую женщину, остановившуюся посреди холла, едва узнала в ней свою любимую старую Графиню. Марта бросилась по ступеням вниз, подбежала и крепко-крепко обняла, только сейчас заметив, что держит в руках пустой кувшин из-под какао.
– Аккуратней, железная лапа, – проскрипела старушка и Марте вдруг припомнился старый детский мультик. – Ты мне сейчас все кости переломаешь, – и Мадлена Рихторовна похлопала Марту по спине.
– А о ком о нём? – отстраняясь спросила Марта.
Николай уже поставил в холле чемодан и сумку и опять вышел на улицу, очевидно, у старой Графини был большой багаж.
Взяв Марту под локоть, Мадлена Рихторовна, повела её по ступенькам вверх.
– Пойдем, покажешь мне его весь, – попросила она, как будто не расслышав вопроса Марты.
Горгульи, тем временем, и не подумав вернуться в невидимое состояние, перелетали от притолки к притолки, сопровождая поднимающихся женщин. Марта привычным жестом выставила правую руку, когда узнала пролетающего любимца, он охотно сел на предплечье и, быстро перебирая лапками, перебрался на плечо. И попал в поле зрения Графини. Она, продолжая по ходу осматривать Замок, тоже привычным жестом почесала ему за ушком, затем посмотрев на сопровождающую их стаю, обратилась к Марте:
– Мне так много надо тебе рассказать, – сказала она, посмотрев Марте прямо в глаза.
– Про них? – Марта, не отрывая глаз от глаз Графини, мотнула головой в сторону горгулий.
– И про них тоже.
Наваждение спало, сейчас Мадлена Рихторовна подошла к камину и, протянув озябшие пальцы к огню, произнесла:
– Нам надо поговорить об Áртуре.
– Мы же вроде все обговорили, – положив на колени тетрадь переписок Клауса и Гюнтера, устало произнесла Марта.
– Да, но я тут вот что подумала, – немного смущаясь, сказала Графиня. – Мне кажется, ему рано встречаться с Николаем.
– Это тебе Николай плакался, – скрестив руки на груди и нахмурив брови, парировала Марта.
– Не-е-е-т, – Графиня мотнула головой и заговорщицки сузив глаза, посмотрела на Марту.
– Ага! Это заговор! – Марта широко улыбнулась, поняв «откуда ветер дует». – Стая против?
– Да, против, – как-то поникла Графиня.
Марта ожидала чего-то подобного. Этот вопрос «давно витал в воздухе» и рано или поздно должен был «выплыть наружу». Николай уже «врос» в стаю, как бы смешно это не казалось. Он стал им как мамка и папка вместе взятые, и они приняли его и полюбили, опять же, как бы смешно или странно это не выглядело. Он оказался в другом мире и интегрировался в нем.
Разговор с Áртуром может выдернуть Николая из его нового мира, и так удачно сложившиеся благополучие может рухнуть как карточный домик. Ни Марта, ни Мадлена Рихторовна этого не хотели. Надо было срочно чего-то придумывать!
– Да что тут придумывать, – Гюнтер тяжело поднялся из кресла, он выглядел таким уставшим. – Оставьте всё как есть, пусть они и по-прежнему спокойно обходятся друг без друга. Живут, так сказать, в параллельных мирах.
– Я – спать, – Гюнтер обнял Марту за плечи и нежно поцеловал в щёку.
– В параллельных мирах… – задумчиво произнесла Мадлена Рихторовна, когда за ним закрылась дверь, и как-то растерянно уселась на кушетку у окна. – А ведь это уже возможно скоро…
– А почему меня всегда так тянуло к той двери в подвале? – Марта как будто выплюнула давно мучивший её вопрос. – И вся эта дрожь по коже у меня от чего?
Марта протянула Графине стакан с содовой.
Сделав пару жадных глотков, Графиня закатила глаза:
– Помнишь, вместе с картиной я подарила тебе еще пару вещиц? – она взяла Марту за руку и посмотрела ей в глаза, – Брошку и кулон.
Рука Марты невольно коснулась того кулона, который она почти никогда не снимала. Разве что только тогда, когда носила брошь. И это правда были те самые вещицы, которые подарила ей Графиня, они действительно очень ей нравились. Были, как бы по сердцу.
– Я не знала, что так получится, я лишь хотела избавиться от вещей, доставшихся мне от моего народа, от моей мамы, – Графиня отвернулась к окну.
Марта заметила, что она вытирает слезу.
– Я уже не чаяла попасть в этот Замок снова, я думала, что сильно обидела стаю и она прогонит меня, – продолжила Мадлена Рихторовна сдавленным голосом, – и отдала тебе последнее, что сохранилось у меня отсюда, – она не поднимала уже глаз, а утирала их углом шали, плача почти беззвучно, – Эти вещи мой народ узнал. И они пытались, как бы получше выразиться, – она помяла в руках угол шали, слёзы сразу высохли, – Поговорить с тобой, что ли, но ни как не могли..., – старая Графиня поджала пересохшие губы и сделала глоток содовой, – найти «контакт», – Мадлена Рихторовна как по слогам произнесла последнее слово, – И я очень счастлива, что снова оказалась здесь!
Она взяла Марту за подбородок и посмотрела ей в глаза, а Марте показалось, что Графиня смотрит ей в самую душу.
Марта подошла к окну. Выглянула наружу, приятный морской воздух овеял её. Марта вдруг почувствовала, что у неё тоже по щекам текут слёзы. Она поняла, что произошло. Куски, казалось, разрозненных событий, сложились в изумительный узор. Все эти совпадения уже не казались просто совпадениями. Внезапно Марта почувствовала себя частью большой, нет, даже огромной, семьи! Неотъемлемой частью. И почувствовала, как Олоф уткнулся ей в шею своим мокрым носом. Она поняла, что он её сильно любит. Марта взяла его в руки и прижала к груди. «Всё будет хорошо!» – услышала она его мысли.






Эпилог

Марта сидела на краю обрыва и смотрела как горгульи, выстроившись в фигуру большой птицы, летали над морем. Специально для неё они на доли секунды становились видимыми и опять растворялись. Но ей и не надо было их видеть, за то время, пока она жила с ними бок о бок, она научилась чувствовать их сердцем. Отхлебывая горячее какао (она часто прихватывала с собой термосок), задумалась, как она раньше жила без них. Они такие милые, и во всём ей помогают. Хотя она знала, вернее, тоже сердцем чувствовала, что они могут быть очень «острыми». Но не с ней. Особенно сейчас, когда у неё под сердцем билось еще одно сердечко. Сейчас… Сейчас она сидела на обрыве и наслаждалась великолепным зрелищем, отхлебывая горячее какао. Каждое утро она приходила сюда перед тем, как начать новый день в отеле, день полный забот и радостей. Она искренне любила заниматься всей этой хозяйственной «требухой», казалось, она умела раздваиваться или даже клонировать себя многократно, потому что создавалось впечатление, что она одновременно присутствует везде, в каждом едва возникшем вопросе в любой части этого огромного Замка. Только что она обсуждала меню с шеф-поваром на кухне, а уже входит на балюстраду второго яруса, где вновь приехавшие гости только-только обратились к портье с вопросами. Ей нравилось быть в курсе всего, что происходило в Замке и за его пределами. Она жила им, казалось, что этот Замок – часть её нервной системы, так быстро она узнавала всё, что происходит. Конечно, это благодаря её любимцам. Но беспокоило Марту сейчас совсем другое. Тот самый час «Х», о котором постоянно говорила Мадлена Рихторовна. Вдруг на самом деле скорое открытие прохода может оказаться правдой. Марту это чрезвычайно заботило. Не в первый день своего приезда, и не во второй, но… Как это принято говорить, «однажды»…
Однажды хмурым дождливым днём, Марта сидела в кабинете, окно было распахнуто настежь, Марта обожала любоваться штормом, когда свинцовые волны неистово нападают на берег, облизывая скалы, и занималась проверкой бухгалтерии за предыдущую неделю. Благодаря СПА-салону и Анатолю в отеле в любой сезон было много посетителей. А может и действительно «Салон предсказательницы Аиды» привлекал гостей, а СПА и ресторан посещали, так сказать, «в нагрузку». Так или иначе, «подбивать» бухгалтерию каждую неделю Марте доставляло истинное удовольствие. Прибыль росла, можно задумываться о расширении дела. Марта налила себе французского вина и подошла к окну. Бушующее море будило в ней какую-то первобытную, животную страсть. В такие минуты воображение особенно разыгрывалось и картины желаемого будущего особенно ярко представали перед её взором. Когда дверь кабинета открылась и вошла Мадлена Рихторовна, Марта стояла у окна и любовалась штормом.
– Нам надо поговорить, – сказала Графиня, наливая два стакана виски и ставя их на столик напротив камина.
Марта поняла, что разговор предстоит серьезный, поэтому позвонила на кухню и велела принести чего-нибудь перекусить. Она давно ждала этого разговора, ей не терпелось, наконец-то, узнать все секреты Замка, горгулий и её, старой Графини, лично.
Она закрыла окно, накинула на плечи шаль и подошла к камину. Её даже слегка чуть-чуть трясло от волнения. Так давно ей хотелось всё узнать, а с другой стороны, было боязно, аж дух захватывало.
– Мне давно надо было… – Графиня замялась. – Просто не знаю, с чего начать.
Мадлена Рихторовна вздохнула, сделала хороший глоток виски, уселась в кресло напротив камина, и начала свой рассказ, не мигая уставившись на пламя.
– Это случилось очень давно. Мои родители прибыли сюда, чтобы пережить плохое время, а я родилась уже здесь. С нами прибыла вся наша свита, – Мадлена Рихторовна подняла руку и на ней стали видимы две горгульи. – Это, – она нежно коснулась кончиком своего носа носов каждого создания на её руке, – наш народ. Мы обитаем в параллельном пространстве, наш мир называется Алсахрав, проход в который открывается здесь, в этом Замке раз, примерно, в сто шестьдесят - двести лет. У папы был доверенный, он всегда решал все щекотливые вопросы. Для отца он был ближе родственника, а он нас предал. Мадлена Рихторовна смутилась… сделала несколько глотков, глядя на море.
– Это я знаю от Арно, горгульи, который был моим нянькой. Что-то пошло не так, и я осталась здесь, а папин советник, старый Грэм, стал моим Регентом. Это произошло в тот день, когда портал между нашими мирами стал закрываться. Я росла тут как маленькая разбойница. Мы внесли в вашу культуру существенный отпечаток, – Графиня хихикнула и потупилась, потом подняла глаза на Марту, погладила горгулий на своей руке.
– Но это отдельная история, – сказала она, улыбнувшись, – потом как-нибудь расскажу.
Встала долила себе виски, взглянула на бокал Марты, и долила ей тоже.
– Суть в том, что скоро проход откроется, а я знаю тот мир лишь глазами горгулий. – Что там, помнят ли о нас, придут ли они за мной?
– А проход открывается как быстро? – Марта посильнее натянула свитер на поджатые колени и отпила глоток из стакана.
– Проход открывается примерно на тридцать часов и прямиком в тронный зал Дворца, – Графиня удивленно посмотрела на Марту, потому что ей в голову сейчас пришла, похоже, та же мысль, что и Марте.
– Можно же послать на разведку горгулий, – сказали они одновременно.
Это решение, казалось, очень успокоило Мадлену Рихторовну, но к обсуждению того мира она старалась больше не возвращаться.
Только однажды, когда они с Мартой, в многотысячный раз проходили по галерее второго яруса, Мадлена Рихторовна, как бы, между прочим, махнув рукой в сторону картины с драконом, сказала:
– А это и есть тот самый Регент.
– Он реально дракон? – удивилась Марта.
– Не-е-е, он человек, как и мы, но, художник, которому я заказывала эту картину и описала, кто и что должны быть изображены на картине, предоставил мне ЭТО, причем я не торопила его, картину он писал больше года. Сказал, что «он так видит», – хохоча, сказала Мадлена Рихторовна.
– Понятно, почему она тебе не нравится, – рассмеялась в ответ Марта.
– Не то чтобы не нравится, – Графиня вдруг стала совершенно серьёзной. – Я её боюсь. Несмотря на то, что изображен дракон, когда я смотрю на полотно, у меня складывается впечатление, что я смотрю именно на него, на своего Регента, – произнесла она очень тихо.
– Да уж! – только и сказала Марта.
Наваждение воспоминаний кружило ей голову.
Сейчас Марта сидела на краю обрыва, замотанная по уши в теплый плед, и отхлебывала горячее какао. Вспоминала об их разговорах про тот мир и про королевские обязанности Мадлены Рихторовны в том мире. Теперь она постоянно задумывалась о том, что будет дальше. Теперь, когда вся стая всюду таскалась за Мартой, и эти милые существа всегда были у неё перед глазами, Марте не давали покоя эти постоянные упоминания про так называемый час «Х». Марта боялась: а вдруг горгульи уйдут с ними? Наверное, тогда с ними уйдет Николай. Что тогда станет с отелем? Это ожидание чего-то непонятного пугало её, особенно сейчас, когда она ждала малыша. Марта так привыкла к тому, что горгульи всегда рядом, всегда ей помогают, что остаться без них – это как остаться без рук. Лишь блеск голубого моря наполнял её душу спокойствием и уверенностью. Уверенностью в том, что несмотря ни на что и вопреки всему всё будет хорошо.
О том, что приближается Графиня, ей сообщил Олоф.
– Позвонил Áртур, сказал, что у него есть для тебя что-то потрясающее, скоро приедет, – сказала Мадлена Рихторовна, протягивая Марте руку, чтобы помочь встать.
Собирая плед и отряхивая его от пожухлых травинок, Марта оглянулась на море. Голубое, а местами зелёное оно улыбалось ей искорками на небольших волнах. С трудом оторвав взгляд от этого чарующего вида, Марта направилась за Королевой серого народца. В эту минуту она поняла, что всё только начинается.
Но это уже совсем другая история.