***

В вялом состоянии шляюсь полусонный
У перекошенных, безбашенных домов,
Поздней ночью утомлённый, вяленый, томлёный,
Под жёлтыми окнами бродить как дымоход.

Палочник костлявый на девятом этаже,
Разевает пасть и сочиться в пёстром сне,
Моё темечко бутылка для засоленной настойки,
Что неумолимо хлещет, нестерпимо бойко.

Ни капли вымолвить не может, но извилины трепещут,
Архиепископ греха лени его владыка и помещик,
Вломился на кровать и подарил остаток жизни,
Но постель – дыра небытия, ведь жертву приняли черти.

Наскоро отдался даме с косой,
Каких-то двадцать пять, а уже хромой, косой,
И он бегал от неё в нищих просторах: в замятом коридоре, полном дуралеев,
и в однушке пригодной только для старения.

Так под препаратами рисовались дебри,
Словно в этой несуразной канители
Позади гоняться волки, а он принял вид косого
белоснежного, снегом с головы до ног покрытого,

Уплетал без памятства пустой холодильник,
Взял соль у зомби снизу, гнилой понедельник,
И он волосы рвал безболезненно, аж с макушки, висков и затылка,
Мутная, грязная красноватая жидкость течёт из губы, что загрызена.

Громилы стучат в дверь выбивать деньги,
В кромешной тьме их не видно,
Будто в шапке невидимке,
На пыльной полке альбом с фото родителей,
Карамель на последних зубах, ведь пристрастился к потребительству.

Вверх по истоптанной лестнице,
Вдогонку за мыслью, что не на том свете,
На винтажной пластинке играет «Пачка сигарет»,
У дверей скорая помощь, передозированного в морг,
Не успел и вымолвить ему последних слов.